Александр Пахотин
Две пьесы о любви

Сцена шестая

Квартира Сергея. Обычная обстановка. Письменный стол, стулья, два кресла, много книжных полок. Письменный стол стоит в центре комнаты специально для праздника. На столе бутылка шампанского, закуски того периода. салат «оливье», шпроты и т.п. Сергей ходит по комнате в ожидании гостей. Звонок в дверь.

Сергей. Открыто! (Идет к двери, в которую входит Владимир, друг Сергея.) Володька! У меня уже всё готово. (Показывает на портфель в руках Владимира.) Здесь у нас что?

Владимир. Не суетись, Серж! Здесь у нас бутылка коньяка и баночка икры. (Открывает портфель, достает коньяк и икру, кладет на стол. Снимает пальто и шапку.)

Сергей (смотрит на часы). Шурик обещал прийти к семи. Думаю, что сейчас появится, он же в жизни никуда не опоздал. Слушай, Володька, может, пропустим по граммульке для поднятия духа, а? У меня есть початая бутылка. Кстати тоже коньяк. Мне один герой очерка подарил. Молдавский «Белый аист». (Не дожидаясь ответа, уходит на кухню, возвращается с початой бутылкой. Берет со стола две рюмки, ставит их на маленький столик у дивана, наполняет рюмки коньяком, бутылку ставит здесь же, на столик.)

Владимир (не очень убедительно). Может, подождем Сандро?

Сергей. Не боись. Он придет, мы ещё раз пропустим.

Владимир. Ну, тогда выпьем, что ли, за твой успех. Всё ж таки не каждый день ты публикуешься в центральной прессе.

Сергей (не без удовольствия). С таким-то материалом грех было не опубликоваться. Выпьем тогда и за твоё изобретение. Глядишь и защитишься, не всю же жизнь тебе ходить в мэнээсах. (Раздается звонок в дверь, и тут же в неё входит Александр. В руках у него небольшая сумка.)

Александр. Ах, предатели! Ренегаты. Уже пьют, а времени ещё без трех минут семь. (Стучит указательным пальцем по своим наручным часам). Никогда бы не подумал, что вы такие алкаши. Позор джунглям!

Владимир и Сергей (одновременно). Шурик! Сандро! Да мы же просто предварительно… Для поднятия духа… Для согрева…

Александр. Быстро третью рюмку, а-то объявлю наш мальчишник безалкогольным.

Сергей. Йес, сэр! Джаст а секонд! Раздевайся! (Подбегает к столу, берёт третью рюмку, возвращается к маленькому столику, наполняет рюмку коньяком. В это время Александр снимает пальто и шапку, достает из сумки пакет, идет к маленькому столику, кладёт на него пакет, берёт рюмку.) Нет, Шурик, не спеши! У нас был тост, мы всё же не алкаши, как ты о нас думаешь. Мы без тоста не пьём.

Александр. Не знаю, за что вы там хотели выпить, но я предлагаю выпить за Серёгин успех!

Владимир. Браво, Сандро! Ты читаешь мои мысли. (Все трое чокаются и выпивают.)

Сергей. А, собственно говоря, что мы тут стоим, как бедные родственники? Мы больше никого не ждём. Давайте садиться за стол. Как говорится, кушать подано. (Все трое идут к накрытому письменному столу, садятся за него. Сергей берёт бутылку шампанского и начинает её открывать)

Владимир. Надеюсь, шампанское у вас охлажденное, сэр?

Александр (подхватывая игривый тон Владимира). Да. Не можем же мы пить неохлаждённое шампанское, неправда ли, сэр?

Сергей. Не сомневайтесь, товарищи сэры, шампанское всю ночь простояло в холодильнике. На стол я его поставил минут двадцать тому назад. Накладывайте себе салат. Шурик, мне тоже положи, пожалуйста.

Владимир. Серж, ты что, салат сам делал? Ни за что не поверю.

Александр (с напускной подозрительностью). Похоже, тут не обошлось без женщины. Серега явно не способен приготовить такой салат. Он за всю жизнь научился готовить только два блюда – яичницу и яичницу с луком.

Владимир. Как ты посмел нарушить нашу, почти уже сложившуюся традицию?

Александр. Шерше ля фам, как говорится. Кто она? Света?

Сергей. Не волнуйтесь. Я ничего не нарушал, только попросил Свету сделать «оливье».

Владимир и Александр (вместе). Света разве здесь? А что Света придет?

Сергей. Ну, как вы могли такое подумать? Мальчишник есть мальчишник. Женщины не имеют права здесь появляться. Кстати, о женщинах, я надеюсь, ваши дражайшие половинки не очень ворчали по поводу нашего очередного мальчишника? (Владимир и Александр бормочут в ответ что-то невразумительное и неразборчивое, вроде «Как сказать…»; «Не то чтобы не ворчали совсем».)

Сергей. Впрочем, забудем на время о женщинах, да простят они нас великодушно, и отдадим должное мужчинам. (С шумом откупоривает бутылку и наливает шампанское в фужеры. Берет свой.) Всё-таки без нас женщинам тоже было бы несладко.

Владимир и Александр (берут свои фужеры и говорят одновременно). Само собой. Ещё бы.

Сергей. Мы, конечно же, не без недостатков. А у кого их нет? Но у нас (я говорю о присутствующих здесь лучших представителях мужского пола) есть и много достоинств. Мы умные.

Владимир (согласно кивая головой). Ещё какие умные.

Александр (согласно кивая головой). Таких поискать надо.

Сергей. Мы талантливые.

Владимир (согласно кивая головой). Ещё какие талантливые.

Александр (согласно кивая головой). Тут уж трудно спорить, что есть, то есть.

Сергей. Мы симпатичные.

Владимир (согласно кивая головой). Ещё какие симпатичные.

Александр (согласно кивая головой). Я бы даже сказал, красивые.

Сергей. Мы не курим.

Владимир (согласно кивая головой). Ещё как не курим.

Александр (согласно кивая головой). Я бы даже сказал, совершенно не курим.

Сергей. И пьем мы исключительно по поводу. Так выпьем же за мужчин, которых любят и ждут женщины. (Все трое чокаются и отпивают шампанского из фужеров.) Ну, что я могу сказать? Заканчивается 1984 год. Сегодня, за несколько дней до наступления Нового года, мы, говоря казенным языком, отчитаемся о проделанной за год работе и поделимся планами на будущее. Наш мальчишник объявляю открытым.

(Александр и Владимир шутливо аплодируют.)

Сергей. Какие будут предложения и замечания? Принято единогласно. Кто выступит с первым докладом? (Владимир и Александр, которые активно закусывают салатом, оба показывают вилками на Сергея.) Ну, хорошо. Раз вы такие голодные, что не можете говорить, тогда ешьте и слушайте. Я хочу сказать, что год был, как всегда, трудным, но успешным.

Александр (жуя). Про твои успехи мы знаем. В курсе. Читаем газеты, слушаем радио. А за последний твой успех уже и выпить успели.

Владимир. Давай нам что-нибудь поинтересней.

Сергей. Ладно. Будет вам и поинтересней. Я пишу пьесу.

Александр и Владимир (перебивая друг друга). Что-то? Какую пьесу? Это что-то новенькое. Выкладывай!

Сергей (довольным голосом). Да, друзья мои. Я докатился и до драматургии. Мне становится тесно в жанре журналистики. Мне надоели эти бесконечные статьи об электростанциях, совхозах и новых школах; очерки о героях труда. Хочется что-нибудь для души. Хочется романтики и любви. Хочется страстей. Хочется… как бы это выразиться… душевного бунта, что ли. Надоело это журналистское болото.

Александр. Вот это речь не мальчика, но мужа. Я всегда знал, что мой старший брат станет не только большим журналистом, но и большим писателем или драматургом. Молодец! Не подвел младшего брата. А что за пьеса?

Владимир. Кто герои? О чем она?

Сергей. Я только начал писать. Написал первое действие, а их будет три.

Александр. Не томи уже, Шекспир наш, рассказывай, о чем пишешь.

Владимир. Да, Серж, говори. Мы же нечужие тебе.

Сергей. Ладно, ладно. Успокойтесь. Если коротко, то пьеса о непонимании того, что испытывает настоящий талант. Герой пьесы – талантливый писатель Николай Антонов. Он пишет, как ему кажется, гениальный роман. Читает отрывки жене, друзьям, но, в основном, его не очень-то понимают, даже подсмеиваются над ним. Считают его роман слишком смелым, слишком откровенным и необычным, что такая литература никому не нужна. Что такая литература развращает, а не возвышает. Одним словом, все против него, вернее, против его нового романа.

Александр. Понятно. Душат творческую личность. Загоняют в рамки соцреализма. Это понятно. А любовь? Неужели у твоего писателя совсем нет личной жизни?

Владимир (подхватывая). Да. У великого человека должна быть и великая любовь.

Сергей. Не волнуйтесь. Есть и любовь. Во-первых, его жена, Людмила. Она его любит уже много лет, правда, не очень понимает его писательского труда. Зато, женщина она преданная, и всю жизнь, как сестра Чехова, посвятила таланту своего мужа. Она простая и домовитая и у неё благоговейное чувство перед любым проявлением творчества. Она не возражает против разных гостей мужа – поэтов, художников, музыкантов – которые вечно толкутся в их доме. Наоборот, она их всех кормит и поит, стараясь поддержать творческую атмосферу для Николая. А другая женщина, Элеонора…

Владимир (перебивая). Ага! Значит, всё-таки есть и другая. Я так и знал!

Александр. Всё понятно. Великому человеку, как всегда, мало одной женщины.

Сергей. Не надо критики. Вы же не читали пьесы, а уже начинаете критиковать. Да, у него две женщины. Обе красивые, обе образованные. И что самое главное – обе любят его. Более того, и он любит обеих.

Александр. Как это?

Владимир. Не понял?

Сергей. Для тех, кто не понял, повторяю ещё раз. Обе женщины любят его, и он их тоже любит.

Владимир. Пожалуй, тут ты перегнул палку.

Александр. Да уж! Такую пьесу никто не возьмет. Ты же не Юджин О’Нил, в самом деле, и не Теннеси Уильямс.

Владимир. Не забывай, что ты – советский драматург. Где твой социалистический реализм? Это же порнография какая-то получается. Что, любовь втроем, что ли?

Сергей. Вы прямо как герои моей пьесы. Они там тоже только и делают, что осуждают Антонова и его роман.

Александр (с серьезной заинтересованностью). Погоди, погоди. Ну-ка, давай, расскажи поподробнее. А главное, скажи нам, чем там дело кончилось?

Владимир. Да. Хотелось бы услышать весь сюжет в общих чертах.

Сергей. Я же сказал, пьеса ещё не окончена. Ещё два действия впереди.

Александр. Но ты-то знаешь, чем дело кончится?

Владимир. Ты же автор. Тебе и карты в руки.

Сергей. Эх, товарищи, товарищи. Что за детский лепет?

Александр и Владимир (одновременно). Почему лепет? Не понял юмора.

Сергей. Никакого юмора нет. Если бы вы сами писали, вы бы знали, что литературные герои живут своей собственной жизнью. Они не подчиняются воле драматурга. Конечно, если это настоящее произведение, а не халтура какая-нибудь про трудовые будни.

Александр. Что ты этим хочешь сказать?

Владимир. Как это?

Сергей. Очень просто. Я сначала тоже считал, что мой герой быстро решит проблемы своих отношений с друзьями, женой и любовницей. Только у меня ничего не получается. Не выходит, как я задумал. Упирается мой герой. Не может он легко всё решить. Мучается он со своими женщинами и меня мучает. Я уже столько вариантов перепробовал, а ничего хорошего не получается.

Александр. Погоди. А что ты понимаешь под «хорошим»?

Сергей. Мне хочется, чтобы мой герой вышел из этой сложной ситуации достойно. Не хочу, чтобы из-за него страдала жена или любовница. Антонов и сам не знает, то ли ему уходить от своей Людмилы и жениться на Элеоноре, то ли продолжать встречаться с ней тайно. То ли пустить всё на самотек. Он даже толком не знает, какие чувства испытывает к Элеоноре, да и к жене тоже. Вроде бы любит обеих, но Элеонора – это нечто особенное. Короче, у него непростая ситуация.

Александр. Вижу, что у тебя в романе диалектика, о которой ты мне сам недавно рассказывал. Только диалектика не в политике, а в личной жизни. Значит, в твоей пьесе у героев жизнь тоже сложна и полна противоречий? Борьба и единство противоположностей.

Владимир. Ты что, Серж, младшему брату даешь уроки марксистско-ленинской философии?

Сергей. Приходится. Уж очень братец у меня сердобольный. Печётся о моём благополучии в личной жизни. Наверное, своей ему маловато. А, вообще-то, какая у него личная жизнь? Татьяна вечно на телевидении. Встречается с другими. На своего Шурика у неё времени не остается. Он её почти не видит. Только на экране любуется своей телезвездой. Понятно, почему он ко мне пристаёт. Своей личной жизни нет, так хоть о личной жизни брата позабочусь. Правильно?

Александр. Ты не уходи от темы. Мы не про меня говорим. Как же этот твой Антонов сможет выйти из ситуации? Ведь ему всё равно придётся выбирать, как ни крути. При любом исходе какая-то из его женщин пострадает, разве не так?

Владимир. Это точно. Не получится, чтобы и волки сыты, и овцы целы. С женщиной легко не бывает, а уж тем более, с двумя.

Сергей. Не знаю. Пока не знаю. В том-то и дело. Застрял я. Не могу двинуться дальше.

Александр. И не двинешься.

Владимир. Почему это не двинется? Серж – талантливый, что-нибудь придумает.

Сергей. Не знаю. Теперь я уже ни в чем не уверен.

Александр. А я говорю, не двинется он никуда.

Сергей. Почему?

Александр. Наливай, у меня тост созрел.

Владимир. Мне коньяку.

Александр. Мне тоже.

Сергей (наливает коньяк в рюмку себе и другим). Ну, Шурик, что там у тебя за тост?

Александр. Предлагаю выпить за выбор, за то, чтобы мой старший брат сделал правильный выбор.

Владимир. Но мы же пьесу не читали.

Александр. Мне не нужно читать пьесу. Мне и так всё ясно. Серёга не может продвинуться дальше, потому что он не может сделать выбор между двумя женщинами. Серёга, как ты, Володя сказал, преподал мне урок философии. А я сейчас тоже преподам ему небольшой урок философии. Алаверды, так сказать.

Сергей (иронично). Ну-ну, давай.

Александр. Нет, урок, конечно, слишком громко сказано. Небольшое философское наблюдение. Скажи мне, брат, что такое свобода?

Владимир. Ну, ты хватил! Давайте тогда сначала выпьем, а то, я чувствую, тут может дискуссия надолго затянуться. О свободе вы оба мастаки говорить, хлебом не корми.

Сергей. Давайте выпьем. Как ты там сказал? За выбор.

Александр. Ладно, давайте выпьем за выбор, вернее, за то, чтобы мой старший брат как можно скорее сделал свой выбор. (Все чокаются и выпивают.)

Сергей. Так что ты у меня спросил? Про свободу?

Александр. Да. Надеюсь, ты не забыл, что такое свобода?

Владимир. Да я тоже помню. Свобода…

Сергей (подхватывая и завершая фразу вместе с Владимиром). …это осознанная необходимость.

Александр. Правильно! Но у меня есть небольшое дополнение.

Владимир (нарочито удивленно). Ты хочешь дополнить классиков марксистско-ленинской философии?

Сергей. Мощно. Давай, Шурик, дополняй, если есть чем.

Александр. Мне кажется, что свобода – это не просто осознанная необходимость, но осознанная необходимость выбора. Понимаете?

Сергей и Владимир (одновременно).Пока не очень. Не совсем.

Александр. Поясняю. Можно, например, осознавать необходимость, но не делать никакого выбора. А если человек осознает, но не делает выбора, значит, он вообще ничего не делает. Значит, он не до конца свободен. Он не может двигаться, жить, развиваться. Значит, на самом деле, его раздирают сомнения и противоречия. Именно из-за них он, даже осознавая необходимость, не может сделать выбор. А как только он разрешит все свои сомнения, вот тогда и станет по-настоящему свободным, и сделает окончательный осознанный выбор и начнет свободно жить. Ну, относительно свободно, конечно. Я думаю, вы это понимаете.

Владимир. Ну, ты здорово сказал. Я и не подозревал, что Сандро у нас – скрытый философ.

Сергей. Вообще-то, в этом что-то есть. Я тут много думал о своем герое. Он у меня тоже свободолюбивый. Постоянно о свободе рассуждает, спорит со всеми, доказывает.

Александр. Человеку свойственно мечтать о свободе. Свобода – это недостижимая мечта любого человека.

Сергей. Это точно! Человек всю жизнь мечтает о свободе, ищет свободу, борется за свободу.

Владимир. Особенно за свободу любви, как я посмотрю. Не морочьте мне голову. Мне скоро, возможно, минимум придется сдавать по философии. Если такое скажу про свободу, меня завалят сразу же.

Сергей. Это всенепременнейше!

Александр. Ладно. Я что хотел сказать. Серега, ты пока не решишь со своими женщинами в жизни, не сможешь решить и в пьесе.

Сергей. Может, Шурик, ты и прав.

Александр. Не может, а точно. А вот и ещё один тост созрел. Давайте выпьем за женщин. Я лично не представляю, как бы мы все жили без женщин. Возьмите любого великого писателя, поэта или (делает многозначительную паузу, шутливо показывая на Сергея) драматурга – у них у всех были какие-то неразрешенные проблемы в личной жизни.

Владимир. А ты откуда знаешь?

Александр. Вот те раз! Книжки надо читать, а не только формулы рассчитывать, радио слушать, телевизор смотреть. Я же все-таки филолог, английский преподаю в ВУЗе. Мне же надо развиваться. Вот я и читаю, и смотрю, и радио слушаю.

Владимир. Понятно, «голоса» разные.

Александр. И их тоже. Люблю разные мнения. И на английском тоже читаю и слушаю. Кстати, и сам немного перевожу. Пока для себя. Сейчас, слава Богу, не сталинское время. Ночью не приедут на черном «воронке», не заберут. Да и в психушку, думаю, не отправят. Разве только из института погнать могут. Устроюсь куда-нибудь, не пропаду.

Владимир. Значит, ты наслушался разных «голосов», и потянуло тебя на рассуждения о свободе. Меньше надо слушать всякой болтовни и клеветы, тогда и жить будет легче. До чего же я не люблю все эти интеллигентские рассуждения. Свобода, свобода! Далась вам эта свобода? Что вы с ней делать будете? У вас ведь итак свободы полно, крепостное право уже больше ста двадцати лет назад отменили, а вам всё свободы мало.

Сергей. Володька, ты что, захмелел? Что ты несешь?

Владимир. А что, разве я не прав? И ты, Серж, хорош. Придумал мне тоже – «любит обеих». Ты своё личное распутство в искусство не неси. Искусство – вещь тонкая. Оно должно облагораживать, воспитывать, давать пример, а не растлевать всякими дурными мыслями.

Александр. Да ладно, Володя, успокойся. (Сергею) Пусть думает, что хочет. Это его мнение. Имеет право. Он же физик, а не лирик. Да и однолюб он. Наверное, со своей Ириной ещё в школе подружился.

Владимир. Да. И горжусь этим.

Александр. А женился когда? Наверняка, ещё в институте или сразу после окончания?

Владимир. На третьем курсе. И что из этого?

Александр. Ничего. Просто я хочу сказать, Володя, что у разных людей и мнения бывают разные. И они не обязательно могут совпадать с твоим или моим. И это нормально. Почему обязательно мнение должно быть единодушным. Мы же не машины какие-нибудь, а живые люди. Но нет. Почему-то у нас, в Союзе, людям всегда хочется, чтобы всё было одинаковым, правильным, политически верным. А мне хочется свободы. Я изучаю английский всю жизнь, а с носителями языка разговаривал один раз, случайно, когда ездил в Москву. Это что, нормально? Для чего я язык изучаю? Хочу ездить в Лондон, в Нью-Йорк, в Париж.

Владимир. А что, тебе Советского Союза мало? У нас самая большая страна в мире. Её за всю жизнь не объедешь. Хочешь на Камчатку езжай, хочешь – на Кавказ, хочешь – в Прибалтику.

Александр. Причем здесь это? Хочу не только по своей стране ездить, хочу по всему миру. Хочу другие страны посмотреть, хочу знать, какая там жизнь, хочу с людьми пообщаться. Скучно сидеть всё время на одном месте.

Сергей (мечтательно). Да-а. Я бы тоже не отказался съездить в командировку в Японию. Купил бы себе видеомагнитофон. Люблю кино, особенно иностранное.

Александр. Я все-таки не понимаю, почему нас не пускают за границу? Мне вот недавно отказали. Хотел в Финляндию съездить. Не пустили. Беспартийный я. При чём здесь партийность? (Задумчиво) Я только теперь понимаю свою однокурсницу Аську. Она эмигрировала в Штаты ещё в 79-м. Ведь нам даже переписываться не дают. Вот она года два назад написала мне первое письмо. Я обрадовался. Думаю, ну, теперь-то всё буду знать о жизни в Америке. Но нет. Только-только хотел ей ответ написать, как меня в Комитет вызвали, ну, в Контору Глубокого Бурения. Мол, что вы собираетесь ей ответить. Я чуть со стула не упал. Решил вообще не отвечать. Ненавижу, когда читают чужие письма.

Владимир. Что ты завелся? Что там делать, в этой Америке? Нам и здесь хорошо. На что нам их гнилой капитализм. Один разврат только и угнетение.

Сергей. Тут дело принципа. Почему кто-то за меня должен решать, куда мне можно ехать, а куда нельзя, с кем переписываться и что писать. Тебе хорошо здесь? Пожалуйста, сиди здесь, никуда не езди. А Шурику, например, хочет поехать куда-нибудь. Пусть едет. Что здесь плохого?

Александр. По-моему, Мишель Монтень сказал, что-то вроде «я, может быть, никогда и не поеду на далекий маленький островок в Тихом океане, но я должен знать, что в любую минуту я могу туда поехать».

Владимир. Ну да. Вам только разреши – все поразбежитесь. А кто работать будет? Кто страну будет защищать?

Александр. Ладно, не будем о грустном. (Сергею) Видишь, Володе хорошо, значит, и всем должно быть хорошо. Вот так у нас почти все и считают. Грустно это и скучно. Надеюсь, что хотя бы в 2000-м году мы сможем свободно ездить, куда захотим.

Владимир. Сомневаюсь. Почти семьдесят лет не ездили, обходились, а тут вдруг начнем ездить. Не понимаю я, что все так об этом 2000-м годе мечтают? Что в нем особенного? Ничего. Просто набор цифр и всё. Ничего не изменится ни в двухтысячном, ни в трёхтысячном.

Сергей. А я согласен с Шуриком. Я чувствую, какие-то перемены должны прийти. Надоело это болото. Не можем же мы всё время, как сычи, в собственном соку вариться.

Александр. Интересное блюдо «Сыч в собственном соку». Хотелось бы попробовать.

Владимир. Ладно. «Оливье» тоже неплох. Светка твоя – мастерица. А чего ты на ней не женишься? Собирался же, вроде.

Сергей. И ты туда же! Кстати, я с тобой делился не для всеобщего сведения.

Владимир. Что, что?

Сергей. Ладно, замнем для ясности. С чего вы все вдруг решили моей личной жизнью заняться? Лучше философию изучайте. Умнее будете.

Александр. Нет, нет, ты не увиливай. Почему ты не женишься на Свете?

Сергей. Не знаю… Не готов я ещё. Не созрел.

Александр (с сарказмом). Конечно! Совсем ещё лялька. Тридцать шесть лет всего. Куда нам жениться. Вот будет семьдесят, тогда и о женитьбе можно будет подумать, правильно я говорю?

Сергей. Не утрируй. Я имею в виду, не созрел ещё в моральном плане. Ты же сам сказал, что я должен освободиться от всех сомнений, стать совершенно свободным.

Александр. Правильно. И что? Ты до сих пор не можешь сделать выбор?

Сергей. Не могу. Ладно, это не застольный разговор. Давайте лучше ещё выпьем. У кого есть тост? Володька, чего молчишь? Давай тост.

Александр. Давай, Володя, говори.

Владимир (вставая с торжественным видом). Я хочу выпить за нас. Вот мы уже знаем друг друга много лет.

Александр. Это точно. Я, например, брата знаю уже 33 года.

Владимир. Я, конечно, поменьше. Мы с твоим братом познакомились, когда я в институте учился. Он окончил третий курс журфака, а я на первый в индустриальный институт поступил на нефтедобывающий факультет. Но дело не в этом. Мы знаем друг друга давно и очень хорошо. У меня, например, нет никого ближе Сержа, это я откровенно говорю. Да и ты, Сандро, отличный малый, хоть иногда и неправильно мыслишь.

Александр. Спасибо за комплимент, но с вашим последним тезисом я не согласен. Если я мыслю иначе, то это не значит неправильно. И когда мы научимся мириться с иным мнением?

Владимир. Попрошу не перебивать. Так вот. Мы наши мальчишники проводим уже несколько раз. Это, можно сказать, стало традицией. Кто-то, как у Рязанова, ходит в баню перед Новым годом, а кто-то собирается на мальчишник. Короче, давайте выпьем за нас, за мужскую дружбу, за наши настоящие и будущие успехи.

Сергей и Александр (вместе) Давайте выпьем. (Выпивают. Раздается звонок телефона.)

Владимир. Это, наверное, моя Иришка. Сейчас начнется «народный контроль в действии».

Сергей (подходя к телефону). Что ты раньше времени паникуешь? Может, это Шуркина Татьяна.

Александр. Исключено. Точно не моя Татьяна. У неё передача. Она вернется не раньше двенадцати.

Сергей (снимает трубку). Алло! Добрый вечер, Ирочка. И тебя с наступающим. Здесь, здесь, куда же ему деться… Не успели ещё даже одной бутылки одолеть… Всё разговариваем о том, о сем. (Прикрывая трубку рукой и обращаясь к Владимиру.) Твоя звонит. Уже интересуется, не много ли мы выпили.

Владимир (Александру). Говорил же, «народный контроль».

Сергей (в трубку). Да-да… Сейчас дам. (Передает трубку Владимиру.)

Владимир. Да, Иришек… Понял… Да мы почти не пьем. В основном, едим, да разговариваем, вспоминаем… И за вас успели выпить, куда ж мы без вас. Буду к двенадцати, как обещал… Возьму такси, конечно. Автобуса уже не дождешься в это время… Ладно… Целую… Пока. (Передает трубку Сергею, тот кладет её на место. Владимир смотрит на свои часы). Ого! Уже двенадцатый час. Мне пора собираться. Я обещал Иришке к двенадцати быть дома.

Сергей. Да успеешь ты. Тебе на такси пятнадцать минут ехать, не больше. Давай я закажу такси на одиннадцать пятьдесят.

Владимир. Это слишком поздно. Давай на одиннадцать сорок.

Сергей. Уговорил. На одиннадцать сорок пять. (Обращаясь к Александру) Ты-то, надеюсь, не торопишься?

Александр. Нет. Катьку Татьяна отвела к бабушке, так что я могу и переночевать.

Сергей. Вот и отлично! У нас только-только разговор завязался.

Владимир. Сожалею, ребята, но вынужден вас покинуть.

Сергей. Нет-нет. Сейчас я закажу такси, потом мы выпьем на посошок, потом ещё поговорим. Ты, Володька, расскажешь нам с Шуриком о своих успехах в институте. Ты ведь там какое-то изобретение защитил. (Звонит по телефону, заказывает такси)

Владимир. Пока не защитил, но уже заявку на патент подали.

Александр. Молодец, Володя, настоящий технарь! А я вот в технике ни бум-бум. Даже утюг и тот починить не могу.

Сергей (возвращаясь от телефона). Погоди. Как «подали»? Ты же мне рассказывал, что это была твоя идея, что ты один всё придумал?

Владимир. Говорил. Но, сам понимаешь, без директора НИИ никто не сможет ничего пробить. У него же авторитет и влияние.

Сергей. Так он что, вместе с тобой будет числиться изобретателем?

Владимир. Ну да. А без него я вообще ничего бы не смог.

Сергей. Слушай, но это же несправедливо. Это же наглость. Он же ни при чем. Какой он изобретатель? Ты же говорил, ему же уже за семьдесят.

Владимир. Семьдесят шесть.

Сергей. Тем более. Давай я к вам в институт приду и напишу про твоё изобретение. Тогда он уже не сможет присоседиться к тебе.

Владимир. Не получится. Тебя не допустят. У нас ведь всё засекречено.

Сергей. Вы что, на военных работаете?

Александр (философски) А кто на них не работает? Я таких ученых не знаю.

Владимир. Почти. Наше изобретение их заинтересовало. Они даже своего специалиста прислали. Курировать будет ход экспериментов.

Сергей. Ладно. У тебя нет выхода. (Обращаясь к Александру) А ты говоришь свобода выбора. Вот тебе и вся свобода. Без начальства – ни шагу.

Александр. Не свобода выбора, а осознанная необходимость выбора. Это разные вещи. Володя же может отказаться от соавторства. Можешь, Володя?

Владимир. Могу, но не буду. Если патент на изобретение пройдет, мне премию большую выпишут. Тогда мы с Иришкой куда-нибудь в Сочи рванем летом недели на две.

Александр. Вот она, свобода! Володя сам осознаёт, что ему надо сделать выбор, и он его делает.

Владимир. Да. В пользу Сочи.

Сергей. Ну, что давайте выпьем за Володьку, за его интеллект и за его будущий роскошный отдых в Сочи. (Хочет налить, но бутылка пуста.)

Александр (видя растерянность Сергея). Ой, я же совсем забыл, у меня в пакете тоже бутылка «столичной» и банка крабов.

Владимир. Доставай.

Сергей (разворачивает пакет и достает содержимое. Затем откупоривает бутылку с водкой и наливает в рюмки). Всё. Пьем за Володьку. Ура!

Александр. Ура! (Чокаются, выпивают)

Затемнение