bannerbannerbanner
В августе 1941

Александр Оришев
В августе 1941

Полная версия

В связи с планами использования Ирана во Второй мировой войне заслуживает особого внимания неоцененный историками факт продажи Германией Ирану локомотивов и железнодорожных вагонов. Несмотря на то что 23 июня 1940 г. меджлис утвердил договор о предоставлении немецким инженерам важных должностей в управлении железных дорог Ирана: пост главного инженера всего железнодорожного строительства Вильгельму Сапову, а пост главного инженера по расчетам – Густаву Бора[66], немцы в октябре этого же года отвергли просьбу Ирана о поставке ему 75 локомотивов и 1000 вагонов стоимостью 15 млн марок.

Однако в апреле 1941 г. Берлин изменил свое решение. Более того, Германия согласилась поставить локомотивов и вагонов на сумму 25 млн марок. Среди российских историков только А.В. Райков разгадал тайный ход гитлеровской дипломатии. «Германское командование намеревалось использовать этот парк локомотивов и вагонов для переброски собственных войск по указанным направлениям – к Индии и Ираку. Германия собиралась поставить этот огромный железнодорожный парк самой себе», – справедливо отметил он в одной из своих работ[67].

Говоря о ситуации на железных дорогах Ирана, нельзя не отметить того факта, что, несмотря на тяжелое экономическое и финансовое положение страны, Реза-шах не отказался от грандиозных планов железнодорожного строительства. В первую очередь им было намечено строительство магистралей Тебриз – Тегеран, Тегеран – Мешхед, Тегеран – Йезд. По-видимому, иранские правящие круги наивно полагали, что война скоро закончится и южный путь станет свободным от английской блокады. Очевидно, что желание эмансипироваться от транзитной зависимости от СССР, которое в свое время сыграло роль в выборе пути Трансиранской железной дороги, стало основным соображением в новых планах Реза-шаха по железнодорожному строительству.

В перспективе правители Ирана рассчитывали сомкнуть иранские железнодорожные магистрали с иностранными линиями. Линию Тегеран – Тебриз предполагалось соединить с турецкой железной дорогой, линию Тегеран – Йезд с индийской. Иранцы также планировали обеспечить транзитное значение линии Тегеран – Мешхед. Путем договоренности с афганским правительством они надеялись связать ее с существующей шоссейной дорогой Мешхед – Герат – Кабул, а в будущем и с железной дорогой, которую тогда проектировали афганцы[68]. Если бы план соединения иранских железных дорог с иностранными был осуществлен, то через Иран прошел бы самый короткий путь в Индию.

Индия, как известно, была конечной целью политики Германии на Востоке. Как в свое время Наполеон, вождь германского фашизма строил планы использовать территорию Ирана для нападения на «жемчужину Британской империи». Именно из этого расчета исходили в Берлине, когда принимали решение предоставить локомотивы Ирану.

С весны 1940 г. немцы стали зондировать возможность восстановления авиалинии Берлин – Кабул, прекратившую функционировать сразу после начала Второй мировой войны. На этот раз ими планировалось организовать воздушное сообщение по новой трассе через территорию СССР. Разрабатывались два основных варианта: линии Москва – Севастополь – Стамбул – Тегеран – Герат – Кабул и Москва – Ташкент – Термез – Кабул[69]. 4 марта 1940 г. германский посланник в Тегеране Э. Эттель обратился с подобной просьбой к советскому послу М.Е. Филимонову, поинтересовавшись, какие у него «есть соображения для устройства авиалинии Берлин, Москва, Баку, Тегеран»[70].

Был и третий вариант, исключавший афганскую столицу: Берлин – Киев – Харьков – Ростов-на-Дону – Баку – Тегеран. Именно его предложил 25 августа германский посол в Москве Ф. Шуленбург В.М. Молотову[71].

Осенью 1940 г. немцы поставили вопрос о восстановлении авиасообщения перед правительством Ирана. Делая подобное предложение заинтересованным правительствам, германское руководство преследовало цель не только организовать воздушный шпионаж территории Советского Союза, но и усилить зависимость Ирана от Германии и в перспективе вовлечь его в войну на стороне стран «оси».

Германские представители потратили немало сил, чтобы доказать иранским властям целесообразность возобновления полетов немецких самолетов. Но, несмотря на их настойчивость, им было отказано в организации авиасообщения. Это решение было продиктовано тем, что в обстановке начавшейся войны восстановление авиалинии могло вызвать резкую реакцию Великобритании, которая и так пошла Ирану на ряд уступок в нефтяном вопросе. Следовавшему курсу осторожного внешнеполитического лавирования Реза-шаху идея восстановления авиалинии в этой обстановке казалась не столько актуальной, сколько вредной для его страны, так как она могла дать повод для английского вмешательства.

Готовясь к войне с Советским Союзом, Германия стала постепенно сворачивать свои экономические связи с Ираном. Правда, переговоры о транзите иранских товаров в Третий рейх велись даже в середине июня 1941 г. Но после 22 июня 1941 г. торговля Германии с Ираном фактически была сведена к нулю[72].

Итак, как мы могли убедиться, Иран по-прежнему занимал видное место в планах Гитлера по завоеванию мирового господства. Благодаря тому, что СССР предоставил свою территорию для транзита немецких товаров в Иран, германо-иранская торговля достигла наивысших показателей. Иран фактически превратился в сырьевую кладовую гитлеровской Германии, для которой получение иранских стратегических материалов значительно облегчало ведение боевых действий. Германское влияние ощущалось на всех уровнях – от шахского дворца до тегеранского базара.

Однако планы немцев восстановить авиалинию Берлин – Кабул потерпели крах. Иранский шах, следовавший курсу осторожного внешнеполитического лавирования, предпочел не обострять отношения с Великобританией, которая после начала Второй мировой войны болезненно реагировала на все инициативы немцев на Среднем Востоке.

Глава 4. Советская угроза над Ираном: ложная тревога

Нейтралитет нейтралитетом, а позицию свою обозначить необходимо. Но делать это осторожно, не вызывая резких протестов сражавшихся сторон. Именно к такому рода высказываний можно отнести заявление министра финансов Ирана и видного представителя торгового капитала М. Бадер о том, что позиция Англии и Франции аморальна и непопулярна среди нейтральных стран, а германские претензии на Данциг и коридор являются совершенно справедливыми[73].

Подобного мнения придерживались и в Москве. Действовала установка: войну развязал не фашизм, а англо-французский империализм.

Хотя СССР и не вступил в военный альянс с Германией, но само заключение договоров с Германией поставило в крайне тяжелое положение работавшую в подполье иранскую коммунистическую партию, которая была важным инструментом советского влияния. Лозунги антифашистской борьбы иранские коммунисты использовать не могли, а Коминтерн рекомендовал положить в основу коммунистической пропаганды тезис об империалистической войне, в возникновении которой виновата буржуазия всех стран, прежде всего Англии и Франции, что в определенной степени было на руку не только СССР, но и Германии. Начать освободительную войну против английской и французской плутократии призывал в то время Коминтерн – важнейший инструмент мировой революции в руках Кремля.

 

Победы вермахта в Европе произвели сильное впечатление в Иране. С каждым днем среди иранцев крепла вера в то, что Гитлер способен принести им свободу от английского господства. Антианглийский потенциал здесь накапливался столетиями, а сейчас возникла реальная возможность раз и навсегда покончить с зависимостью от грозного британского льва.

В Тегеране пришли к выводу, что пока в Европе полыхает пламя войны, Германия не представляет угрозы Среднему Востоку. По мнению иранских лидеров, угроза могла исходить либо от Москвы, либо от Лондона. В Иране считали, что подписанный 23 августа 1939 г. пакт Риббентропа – Молотова развязывает руки северному соседу, т. е. в ситуации, когда державы «оси» и страны западной демократии вступили в смертельную схватку, уже никто не помешает большевикам воплотить в жизнь свои экспансионистские планы мировой революции на Востоке. Ответные меры в отношении СССР примет Великобритания, что в конечном счете приведет к началу боевых действий между британскими войсками и Красной Армией. И, скорее всего, ареной этих боев станет территория Ирана. Именно такого варианта развития событий пытался избежать Реза-шах.

Подписание в Москве 28 сентября 1939 г. советско-германского договора о дружбе и границе вызвало в Иране новый виток обеспокоенности. Так, в телеграмме от 3 октября 1939 г. поверенного в делах США в Иране Энгерта в Госдепартамент говорилось о раздражении шаха советско-германским пактом. Его подписание требовало от иранского правительства лавирования в отношениях не только между Англией и советско-германским блоком, но и в отношениях с СССР, и с Германией. В этих условиях Реза-шах опасался открыто поддержать ту или другую сторону, так как, оценивая международную обстановку, полагал возможным вторжение СССР при поддержке Германии, если Иран примет сторону англо-французской коалиции. Не исключал он и вторжение в Иран Англии в случае присоединения Ирана к державам «оси».

Как ни мала была с точки зрения сегодняшнего дня вероятность ввода советских войск осенью 1939 г. в Иран, все же в Тегеране считались с ней вполне серьезно. На этом можно было сыграть, что и сделала германская пропаганда, инспирировав слухи о готовящемся вторжении Красной Армии в Иран. Следует сказать, что подобные слухи периодически возникали, гасли и появлялись снова. В октябре 1939 г. корреспондент ТАСС, передавая свой разговор с германским коллегой, сообщал из Тегерана: «По словам берлинского корреспондента Херста, немцы откровенно заявляют, что независимо от любого исхода войны Советский Союз окажется победителем… что по неподтвержденным сведениям СССР стремится заключить соглашение с Турцией и Ираном с целью захвата английских нефтяных источников в Мосуле и Иране. Корреспондент сообщает также о концентрации крупных советских военных сил на Кавказе»[74].

15 ноября 1939 г. сообщение на эту же тему было помещено в «Кельнише Цайтунг»: «Россия возобновила свои планы относительно Персидского залива и надеется получить выход к южным морям. Север Ирана и Тегеран находятся под русским влиянием. Известно, что бензин, потребляемый в этих районах, поступает из России. С военной точки зрения будет возобновлено положение, имевшее место в 1914 г., когда Россия содержала в Тегеране казачью бригаду»[75].

Однако с января 1940 г. германская пресса, в противовес своим прежним сообщениям, резко изменила тон своих публикаций. 4 января 1940 г. газета «Нахтаусгабе», говоря о стремлении Англии и Франции создать театр военных действий на Среднем Востоке, писала: «Чтобы оправдать военные приготовления в районе, который вообще не затрагивается европейским конфликтом, англичане и французы распространяют слухи о советской угрозе Ирану и Афганистану»[76]. На протяжении весны 1940 г. немецкие газеты воздерживались от публикации каких-либо материалов о советской угрозе Среднему Востоку.

Подобный поворот в тактике германской пропаганды объяснялся тем, что начались поставки иранского сырья в Германию через территорию СССР и в Берлине предпочли не создавать проблем в отношениях с Советским Союзом.

Внешне отношения Германии и СССР развивались вполне нормально. Более того, с весны 1940 г. усилились контакты между дипломатическими представительствами Третьего рейха и СССР в Тегеране. Сотрудники германской дипломатической миссии стали наносить регулярные визиты в советское посольство. «Благодаря гениальности товарища Сталина и Гитлера СССР и Германия взаимно понимают друг друга и в целом представляют несокрушимую силу в Европе. Английская пропаганда в Иране ставит своей целью противопоставить интересы Германии и СССР. По мнению Берлина, СССР ни в коем случае не собирается нападать на Иран. Англичане, пропагандируя идею нападения СССР на Иран, вынашивают план нападения на советский нефтеносный Баку», – убеждал М.Е. Филимонова в дружественных чувствах в ходе очередного визита Э. Эттель[77]. Однако вряд ли делал он это искренне, так как одновременно немцы продолжали вести среди иранцев пропаганду против Советского Союза, только теперь в скрытой форме.

Напряженность в советско-германских отношениях зрела изнутри, и это хорошо чувствовалось. Попытки установления более близких контактов с представителями советского посольства в Тегеране были лишь тактическим ходом нацистов. Гитлер не желал уступать ни одной позиции Сталину в Иране и по-прежнему стремился реализовать свои агрессивные планы в отношении этой страны. Сам факт того, что гитлеровцы первыми среди мирового сообщества подняли вопрос о советской угрозе Среднему Востоку, говорил об их нежелании считаться с интересами Советского Союза. Германский посланник в Тегеране Э. Эттель, полагая, что «шаху и людям из его правительства ясно, какую опасность представляет для них Советский Союз», первостепенную задачу иранской политики Третьего рейха по-прежнему видел в том, чтобы «отвести экспансионистский натиск СССР от Ирана»[78].

Ради справедливости стоит отметить, что советские руководители, встав на путь сотрудничества с нацистами, также не испытывали к ним доверия. Следуя внешнеполитическому курсу, заложенному пактом Риббентропа – Молотова, Москва ревниво следила за продолжавшимся укреплением германских позиций в Иране, осознавая опасность, исходившую от немцев советским интересам в этой стране. И. Сталин не мог не давать себе отчета в том, что торговый оборот между Ираном и СССР под влиянием германо-иранской «дружбы» сократился почти до нуля, а деятельность абвера и СД на севере Ирана объективно создавала угрозу республикам советского Закавказья.

Тем временем обстановка в Иране накалялась. Антисоветские настроения выплеснулись на улицы. Враждебные акции против советских граждан приобрели постоянный характер. Прямо на улице средь бела дня иранские полицейские избили водителя Торгпредства Козырина. Была подожжена квартира врача генконсульства Кавалерова. Полиция не приняла никаких мер по расследованию случившегося, списав все на несчастный случай.

Фанатично настроенные иранцы не брезговали ничем, нападая даже на русских женщин. Подобный случай произошел в Пехлеви, когда неизвестные лица совершили дерзкое ограбление жены вице-консула Берестова. Вопиющий случай имел место в Тегеране, когда солдаты шахиншахской армии сначала обыскали, а затем без видимых причин арестовали сотрудников советского посольства Баврина и Смирнова[79]. И это был не последний эпизод проявления «иранской дружбы».

В Иране стало преследоваться не только все советское, но и русское. Люди, которые обвинялись в связях с советскими организациями, рассматривались как агенты иностранной державы и подвергались репрессиям. Тем, кто знал русский язык, разговаривать на нем запрещалось[80]. Опубликование книги писателя из СССР рассматривалось как угроза существующему режиму; лица, читающие даже дореволюционные русские издания, считались опасными преступниками[81]. С экранов иранских кинотеатров один за одним исчезли советские киноленты.

Иностранец в Иране всегда ощущал вокруг себя внимание иранских спецслужб, а прибывший из СССР тем более. Тайная полиция («Тааминат») была любимым детищем шаха, и на содержание полицейских и огромной армии осведомителей денег не жалели. Велась неусыпная слежка как за советскими гражданами, так и за иранцами, вступавшими с ними в контакт. Перед тем как посетить Торгпредство СССР в Иране, иранцы должны были получить предварительное разрешение в полиции, указав на какое время и в какие часы необходимо зайти. Полиция стала арестовывать даже тех иранцев, которые посещали советскую больницу в Тегеране, в результате чего это лечебное учреждение потеряло клиентов и было вынуждено закрыться[82].

Внимание иранских спецслужб привлекали к себе советские граждане кавказских национальностей, прибывавшие по самым разным причинам в Иран. На каждого такого «гостя» смотрели как на коммунистического агента. Определенная доля истины в этом была, так как на Южном Кавказе, особенно в Азербайджане, среди большевиков было немало мигрантов из Ирана (азербайджанских тюрок, персов, гиляков), одержимых идеей расширения мировой революции на Иран[83].

 

Такая обстановка оставляла мало шансов для советской разведки в Иране. Условия ее работы были далеки от благоприятных. Надежных и компетентных агентов не хватало. Не было надежной связи, радиостанций, баз и конспиративных квартир. Невозвращение разведчика Г. Агабекова, публикация его воспоминаний на Западе, в которых тот ярко описал тайные операции НКВД в Иране, вызвали взрыв возмущения со стороны иранского правительства и на несколько лет инициировали атмосферу тотальной слежки за гражданами СССР[84].

Из сообщения советского резидента: «Стиль работы иранской разведки и ее методы сейчас таковы, что не считаться с ними абсолютно невозможно. Любое оперативное мероприятие нашей резидентуры теперь может натолкнуться на щупальца иранской разведки и привести к провалу»[85].

Советская разведка не получала должной поддержки со стороны посольства. Посол М. Филимонов по образованию инженер-железнодорожник, человек трудолюбивый, но не отличавшийся аналитическими способностями. И в силу своего образования старался держаться подальше от всего, что требовало риска и предприимчивости – без чего немыслима разведывательная деятельность.

К достижениям советских спецслужб к этому времени мы можем отнести: сбор подробных военных, политических, экономических сведений об Иранском Азербайджане, внедрение туда своих агентов, составление картотеки всех промышленных предприятий региона, установление контактов с нацменьшинствами. Так, для привлечения курдов к подрывной деятельности в регионе в г. Мехабад длительное время функционировал специальный центр, работавший с нелегальными организациями. Определенная работа велась с азербайджанской оппозицией.

В 1940 г. 5-е управление Красной Армии подготовило «Военно-географическую карту Иранского Азербайджана», при составлении которой было сделано все, чтобы не упустить ни одной существенной детали. К примеру, была указана глубина рек через каждый километр, и были такие пометки: «На участке местности между точкой слияния реки Гарасу (Карасу) с Араксом и горами Гараджадаг возможно применение всех видов войск. Горные вершины от Карадага до Астары, окруженные лесами и зарослями, считаются труднопроходимыми участками. За исключением горных участков, здесь невозможно использовать даже пехоту»[86]. К началу 1941 г. командование Закавказского военного округа располагало полными сведениями об иранской армии, о системе коммуникаций в приграничных районах и мерах Тегерана, направленных на укрепление границы и повышение боеготовности своей армии.

Ухудшению советско-иранских отношений содействовала английская пропаганда. Запугивать иранцев «большевистской угрозой» было обычным приемом британской дипломатии. А в этот раз и тема подвернулась подходящая – финский поход Красной Армии. Ставя свои домыслы в связь с советско-финским конфликтом, она пыталась представить Советский Союз как агрессивного союзника нацистской Германии, в любой момент готового двинуть войска на завоевание Среднего Востока. В английской печати помещались статьи различных корреспондентов о происходившей концентрации советских войск на советско-иранской и советско-афганской границах. Иранцев методично убеждали в том, что будто бы СССР готовится осуществить угрозу в отношении Индии через территорию Ирана и Афганистана. Британское агентство «Рейтер» усиленно распространяло слухи о нависшей над странами Востока «большевистской» угрозе.

Своих английских коллег активно поддержали жадные до сенсаций французские корреспонденты. 17 января 1940 г. агентство «Гавас» передало сообщение о концентрации частей Красной Армии на афганской и иранской границах, об активном строительстве путей сообщения в приграничной полосе, о советской пропаганде внутри курдских общин и попытках советских властей начать движение братания между курдскими элементами Кавказа и Ирана[87].

Безусловно, подобные сообщения не могли оставить равнодушными иранских лидеров, и уже 14 сентября 1939 г. иранский посол в Москве М. Саед в беседе с В. Деканозовым, сославшись на появившиеся в иностранной прессе сообщения о концентрации советских войск в Закавказье, выразил серьезную озабоченность создавшимся положением[88].

Атташе советского посольства по вопросам прессы Тимофеев, оценивая настроения иранских правителей, докладывал в Москву: «Иранцы в разговорах между собой гадают, что же будет дальше, после разгрома Польши? Если Советский Союз окажет Германии военную помощь, то каким образом эта помощь будет оказана? Не пойдет ли эта помощь в виде советских войск через Иран в Индию для того, чтобы поднять ее против Англии и тем самым ослабить Англию? В связи с этим, что делать Ирану? Если Иран встанет на сторону союзников, то через два часа будет то же, что и было с Польшей, т. е. Иран будет захвачен Красной Армией, так как Англия далеко и помощь ждать от нее нельзя, а если она и будет оказана, то будет поздно.

Если Иран встанет на сторону Советского Союза, то будет больше пользы для Ирана, так как в этом случае Иран будет надеяться на то, что можно будет освободиться от англичан и, прогнав их с помощью Советского Союза, получить свою нефть, которая в настоящее время находится у англичан»[89].

И все же опасения в отношении советской угрозы среди иранцев сохранялись. Эти страхи усилились после того, как СССР занял принципиальную позицию на переговорах о заключении нового торгового советско-иранского договора. Некоторые злые языки в Тегеране говорили, что такое возможно только в преддверии войны.

Исходя из подобных умозаключений, и отчасти под воздействием немецкой и английской пропаганды иранские правители смотрели на СССР как на своего вероятного противника.

В ожидании худшего Тегеран стал принимать необходимые меры. С целью создания продовольственного резерва иранское правительство организовало заготовку больших партий скота, стало скупать зерно у крестьян, одновременно запретив частную торговлю хлебом. Для обеспечения населения товарами первой необходимости были созданы комиссии из представителей городских властей, военного ведомства, купечества и банков.

Серьезные меры применялись к укреплению боеготовности воинских частей. По приказу шаха начались мероприятия по созданию широкой сети пунктов переподготовки резервистов и частичной мобилизации последних в армию, в первую очередь из районов, прилегавших к границе СССР. Всем кому за 40 были обязаны явиться в мобилизационные пункты.

В одном Мешхеде только за два месяца было призвано из запаса 12 000 человек самых разных призывных возрастов. В Нишапуре все ранее служившие до 35-летнего возраста были взяты на учет и предупреждены о запрете выезда из города. С 6–8 человек до 30 были усилены посты пограничной охраны, проведены мероприятия по организации иррегулярных и скрытых вооруженных формирований из состава шахсеванских племен, расположенных главным образом напротив участков советских пограничных отрядов. Все это сопровождалось усилением войскового наблюдения за территорией СССР со стороны различных топографических и рекогносцировочных групп[90].

«Иранская погранохрана убыстренным темпом совершенствует методы и способы охраны границ, разворачивает работу с базой содействия в приграничной полосе и, нужно признать, имеет неплохие результаты… За последнее время в иранских пограничных частях на Атреке в деле охраны государственной границы замечается интенсивная перестройка и улучшение качества службы охраны границы на соответствующих постах и развертывание соответствующей работы среди населения аулов пограничной полосы и тыла», – сообщалось в разведсводках советских пограничников[91].

Пытаясь ослабить советское влияние на севере страны, иранские власти с начала Второй мировой войны стали демонстративно выселять с побережья Каспийского моря, в особенности из провинции Гилян, лиц всех национальностей. Особое внимание уделялось иранцам, которые выехали из СССР в течение десяти предвоенных лет. Из Пехлеви были выселены портовые рабочие, которых местная полиция подозревала в связях с СССР[92]. Под подозрение были взяты оставшиеся в живых дженгелийцы (лесные братья, «дженгели» по-персидски – «лесной человек») – бывшие участники кучекхановского движения 1920-х гг. Началась настоящая охота на «агентов Коминтерна».

Иранцы полагали, что информация о приближающемся советском вторжении не просто назойливая пропаганда иностранных держав. На тегеранском базаре – главном экономическом центре страны – они говорили о том, что СССР будто бы уже предъявил иранскому правительству требование о предоставлении в его распоряжение аэродромов и казарм на иранской территории. Усиленно циркулировали слухи, что Советский Союз в самое ближайшее время захватит северную часть Ирана. Разговоры шли в том плане, что шаху вскоре придется «попрощаться» с Иранским Азербайджаном.

66Оришев А.Б. Указ. соч. С. 97.
67Райков А.В. Опаснейший час Индии. Липецк: Липецкое издательство Госкомпечати, 1999. С. 52.
68АВП РФ. Ф. 094. 1939. В. Деканозов М.Е. Филимонову. 16 октября 1939 г. Оп. 23. П. 324а. Д. 3. Л. 17–20.
69АВП РФ. Ф. 071. 1941. Политико-экономический доклад Средневосточного отдела МИД по Афганистану за 1940 г. Оп. 23. П. 195. Д. 2. Л. 108.
70Документы внешней политики. 1940 – 22 июня 1941 г. Т. 23. Кн. 1. С. 127.
71Документы внешней политики. 1940 – 22 июня 1941 г. Т. 23. Кн. 1. С. 50.
72Оришев А.Б. Указ. соч. С. 98.
73ADAP. Ser. D. Bd. 8. S. 12.
74АВП РФ. Ф. 094. 1940. Черурко В. Деканозову. 24 сентября 1940 г. Оп. 24. П. 327. Д. 12. Л. 44.
75Цит. по: АВП РФ. Ф. 094. 1940. М.Е. Филимонов. Доклад: «Вопрос о ложной пропаганде». Оп. 24. П. 327. Д. 12. Л. 1.
76Цит. по: АВП РФ. Ф. 094. 1940. Черурко В. Деканозову. 24 сентября 1940 г. Оп. 24. П. 327. Д. 12. Л. 49.
77Документы внешней политики. 1940 – 22 июня 1941 г. Т. 23. Кн. 1. С. 126.
78ADAP. Ser. D. Bd. 9. S. 313.
79АВП РФ. Ф. 06. 1941. Оп. 3. П. 14. Д. 175. Л. 19.
80Орлов Е.А. Внешняя политика Ирана после второй мировой войны. М.: Наука, 1975. С. 197.
81Валиева Д.В. Советско-иранские культурные связи (1921–1960). Ташкент: Наука, 1965. С. 38.
82АВП РФ. Ф. 094. 1940. Материалы к вопросу о советской больнице в Иране. Оп. 24. П. 328а. Д. 46. Л. 74.
83Алиев С.М. Указ. соч. С. 128.
84Агабеков Г.С. в 1920-е гг. был резидентом ОГПУ в Иране. В 1930 г. бежал во Францию, объяснив свой побег несогласием с методами работы советских спецслужб и политикой Кремля. За контакт с иностранными разведками был ликвидирован в 1937 г. в Париже агентом НКВД А.М. Коротковым.
85Цит. по: Кузнец Ю.Л. Тегеран-43… С. 243.
86Гасанлы Дж. П. СССР – Иран: Азербайджанский кризис и начало холодной войны (1941–1946). М.: Герои Отечества, 2006. С. 17.
87АВП РФ. Ф. 094. 1940. Садчиков. Дополнение к справке «Саадабадский пакт». Оп. 24. П. 327. Д. 13. Л. 8–9.
88АВП РФ. Ф. 094. 1939. В. Деканозов М.Е. Филимонову. 16 октября 1939 г. Оп. 23. П. 324а. Д. 3. Л. 24.
89Оришев А.Б. Указ. соч. С. 104.
90Пограничные войска СССР. 1939 июнь 1941. Сборник документов и материалов / гл. ред. П.И. Зырянов. М.: Наука, 1970. С. 511.
91РГВА. Ф. 25895. 1939. Разведсводка. 22 октября 1939 г.; Справка: Усиление пограничного режима и охраны государственной границы на Атреке. Оп. 1. Д. 945. Л. 181, 184.
92РГВА. Ф. 25895. 1939. Докладная записка. 8 марта 1939 г. Оп. 1. Д. 945. Л. 141.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru