Александр Операй
Девора
Девушка прошла по коридору в дальний конец дома.
Мать любила угловую комнату больше всего. Там всегда было тихо. Шум океана, скрип маяка, невнятный гул города. Все оставалось где-то внизу. Далеко-далеко. На периферии. Тишина освобождала пространство для мысли. Она была чуть ли не единственным средством, которое какое-то время помогало Анат не сойти с ума. Настоящая магия для безумного человека.
Девушка приоткрыла дверь в комнату матери и увидела там чужака.
Он сидел у окна и смотрел на исписанный лист в печатной машинке. Мятые, разорванные странички валялись по всему полу. Словно снег. Целый рассказ или начало романа.
Она постояла в проеме двери.
Безумная. Злая.
Сердце стучит, словно ботинок в стиральной машине.
Потом стянула через голову ночную рубашку и осталась в чем мать родила.
Чужак не обернулся.
Не захотел ее взять.
Ее будто здесь никогда и не было.
Все смотрел на слова.
Его правую руку обвивал морской змей.
Яркие чешуйки горели синим пламенем в свете Луны.
Аспид шептал что-то на своем языке. И этот шелест превращался в слова на бумаге.
Девушка не видела текст, но понимала змею.
Девора умела ходить между мирами.
Но перемещение отнимало у нее силу. Она старела. В тридцать лет молодым осталось только лицо. Все остальное иссохло. Девора прятала под одеждой обвисшую грудь, сморщенную кожу, угри и язвы, ожиревший живот, вспухшие вены, запах тлена из почерневшего влагалища.
Иногда, в плохую погоду, она еле двигалась. Боли в мышцах и суставах приводили ее в ярость. В такие дни лучше было не попадаться ей на глаза.
Девора умела воскрешать мертвецов.
Она любила кладбища, куда больше, чем чужие миры, где все выглядит странно и нелепо.
Мертвецы куда лучше живых.
Они служат и не требуют платы. Глупые. Безмозглые твари. Девора всегда воскрешала таких. Она не могла вернуть душу, сознание или нечто такое, что делало плоть человеком. Она приводила в мир полуразложившиеся трупы, которые были живыми, но продолжали гнить дальше, превращаясь со временем в скелеты, обтянутые кожей.
Они стали ее орудием.
Ее Армией Тьмы.
Змея замолчала.
Чужак не шевелился.
Огромный, как памятник миру в центре города. Он занимал полкомнаты. И выглядел чудаковато на маленьком стуле у окна. Лунный свет падал на его волосы, и они казались бледными.
Девушка не могла понять жив он или мертв.
Она сделала неуверенный шаг вперед и тут же бросилась из комнаты прочь. Вспомнила, как чужак ударил ее по лицу в саду перед домом. Ладонью наотмашь.
Она ушла.
Лежала в своей комнате и смотрела в окно.
Там был виден маяк.
Темный. Без единого лучика света на башне.
Истукан, потерявший всякий приемлемый смысл на побережье.
______________
Утром дом снова был мертвым.
Пустота.
Комната Анат. Печатная машинка. И ничего.
Ни листов. Ни чужака.
Девушка сбросила одеяло с кровати. Но змея тоже исчезла.
Пора уходить. Бросить дом и маяк.
Здесь никого не осталось.
Она вынула оставшиеся деньги из-под кровати Анат, выпила чаю на кухне и стала собираться в город.
Но что-то мешало.
Странное чувство.
Все здесь могила.
Место смерти.
Ее усыпальница.
И она должна занять эту нишу. Должна умереть.
Здесь. Сегодня. Без сожалений.
Она направилась к океану.
Старик был шумный. Холодный и недовольный. Ветер гнал волны. Огромные с белыми гребнями пены. Словно горы сошли в океан. Зеленые. Грязные.
Всюду лежал мусор и растрёпанные водоросли.
Чужак бродил по краю прилива.
Он захватил из дома бутылку виски и время от времени делал жадный глоток прямо из горлышка. Было видно, что ему это нужно. Руки дрожали. Под глазами залегли черные круги. Словно ночью он отдал все свои силы, чтобы написать очередной глупый роман.
Чужак кашлял. Нюхал рукав плаща.
Девушка встала перед ним, охватив себя за плечи.
Безумец Борей играл с ее волосами. Бросал их в разные стороны, искал новый стиль. Модник. Тщеславный нарцисс.
– Ты писатель?
– Нет. Когда-то давно я был полицейским. Составлял протоколы. Привычка осталась.
– Я слышала, как змея говорила.
Чужак пожал плечами и ничего не ответил.
Взял в руки камень и швырнул в океан.
– Любишь животных?
– Они лучше людей.
– Тогда взорви все зоопарки. Сбей с клеток замки. Иначе все твои чувства полная лажа.
– А ты?
– Я никого не люблю.
– Это не делает тебя лучше. Не дает право меня осуждать.
– Кто-то же должен.
– Мне хватило Анат.
Чужак кивнул.
– Та еще сука.
– Ты ударил меня по лицу. Она поступала так часто. Странно, что Анат вышла замуж за твоего отца, а тебя бросила.
В его глазах на секунду зажегся огонь.
– Мой Отец не мог быть педофилом или насильником.
– Куча говна. Вот его имя.
Она скривила губы.
Приблизилась к нему. Дала ему шанс снова ударить ее по лицу.
Но он уже остыл. Что-то в нем изменилось.
– Есть два способа избавиться от боли, сестра. Уехать в другую страну и все позабыть. Ты ведь этого хочешь? А можно, как я… убить их всех. Всех до последнего. Сжечь тела. Прах посыпать солью. Чтобы наверняка. Чтобы никто из них уже никогда не вернулся. Ты знаешь о чем я говорю. Это ведь ты убила Анат?
– Не мели ерунды.
– Я застрелил человека, сестра. А потом еще одного. Потом десять. Может пятнадцать. Мужчин, женщин, детей. Всех, кто виновен в смерти отца.
Она отвернулась. Смотрела за горизонт. Там, сквозь тучи, пробивались лучи восходящего Солнца.
– Я не верю, что где-то, – он кивнул в сторону океана, – есть что-то другое. Ты поймешь, когда повзрослеешь.
Он приложился к бутылке.
Волны разбились о скалы.
Грянул гром.
– Меня тоже убьешь?
Чужак прищурился.
– В этом нет смысла.
Он поднял руку с бутылкой и обвел фигуру девушки указательным пальцем, будто рисовал человечка на пыльном окне.
– Здесь только тело. Внутри у тебя пустота.
– Так у все женщин, тупица.
Она развела ноги пошире.
– Хочешь проверить?
Чужак рассмеялся.
Без радости. Сухо. И выглядел при этом совсем другим человеком. Он на миг превратился из Железного дровосека в Страшилу. Теперь ему не хватало и сердца, и ума, чтобы быть человеком.
Девушка отвернулась.
Думала он другой.
Думала мир его не погубит.
Он понял.
– Я уйду ближе к ночи.
– Веришь, что так поступают убийцы? Прячутся в темноте? Ждут там свою жертву.
Он не ответил.
– Ты наказываешь себя за смерть отца, потому что считаешь, что он погиб из-за тебя. Если бы слушал Анат внимательно, этого никогда бы не случилось. Но есть проблема. Да. Ты не можешь наказать себя. Это должно продолжаться целую вечность. Потому что главного виновника поймать невозможно. Эти убийства никогда не закончатся. Иначе наказание, которое ты сам себе назначил, перестанет работать.
– Много ты во мне понимаешь.
– Все мужчины одинаковые. Или я ошибаюсь? Член вперед, и я за ним? И так во всем, чем бы ни занимались, чтобы ни говорили.
– Очень жаль.
– Ты принес сюда свое горе, но я не мать. Вылови труп Анат и ляг с ней в постель. Положи ее на спину, и сможешь забраться обратно. В утробу.
Он допил остатки виски и спрятал бутылку в карман пальто.
Потом подошел к ней, схватил за талию и прижал к себе.
Целовал ее.
Океан бился о берег.
Шумел.
