Александр Николаевич Галкин
Сельдерей. Сборник юморесок

Сельдерей

– Гриш! Что-то винегрету захотелось! – громко обратилась Людмила Георгиевна к своему 80-летнему мужу, который сидел в кресле у окна и слушал последние новости о коронавирусе по маленькому приемнику.

– Чего? – сняв наушники, переспросил Григорий Васильевич.

– Винегрету, говорю, захотелось!

– Не откажусь, – отрапортовал Григорий Васильевич.

– Так свеклы нет! – намекнула она.

– Так я добегу, куплю!

– Ну и купи!

Григорий Васильевич, дожив до столь преклонного возраста, был весьма легок на подъем, по сравнению с женой, которая была моложе его на 10 лет, и совершенно не любила ходить за продуктами в магазин, хотя любила готовить. За все годы совместной жизни Григорий Васильевич стал профессиональным подкаблучником, и угождать жене ему нравилось.

– Взяв авоську, он пошмыгал на ближайший стихийный рынок у магазина Пятерочка, где пенсионеры и дачники, превращали выращенный урожай в небольшую сумму денег.

– Почем свеколка? – поинтересовался Григорий Васильевич у деревенского мужика, на вид лет пятидесяти, с картофельным носом, толстыми губами, сидевшим в фуфайке на ведре, перед деревянным ящиком, на котором была сложена пирамидой крупная свекла.

– Это не свеколка! – усмехнулся продавец.

– А что ж это? По мне, вроде, как свеколка!

– Это? – улыбнулся деревенский мужик, сняв с верхушки фигуристый плод, – сельдерей!

Григорий Васильевич взял плод в руки:

– Тяжелый, – рассмотрел со всех сторон, – вроде как свекла и не свекла, брюква не брюква, редька и не редька.

Понюхал:

– Пахнет хорошо! А с чем его едят?

– Да тебе, дед, уже он ни к чему. Тебе только свекла.

– Это почему ж? – заинтриговался дед.

– Да это плод для молодых, чтобы это…! – мужик, согнув руку в локте и сжав кулак, потряс, – вот зачем!

– Дед заулыбался, – действительно, зачем он ему, последний раз с бабкой лет пять назад было, да и морковку свою вялую он уже из-за пуза тоже давно не видел, знал о ее существовании только на ощупь, или иногда в зеркале.

– И почем такая штука? – вроде, как для приличия спросил он.

– 100 рублей за кило!

– Сто рублей за кило? – Григорий Васильевич почесал затылок, – это че! дороже свеклы выходит!?

– Выходит! – бережно ставя плод на верхушку пирамиды, подтвердил мужик.

– А свеколки – то нет?

– Нет! Хотя, подожди! Сколько надо?

– Да килограмма три возьму!

Мужик встал, посмотрел по сторонам, потом пошел вдоль рядка продавцов, исчез из виду и спустя не большое время, пришел с отборной красной свеклой.

– Ровно три. На пятьдесят рублей!

Григорий Васильевич был довольный обслуживанием, благодарно раскланиваясь, уже было собрался уходить, замялся и вдруг решился:

– А продай-ка мне, сынок, эту штуковину, попробую, что это хоть такое.

Людмила Георгиевна, выкладывая свеклу, на дне обнаружила странный плод, ну уж очень похожий на свеклу, но по цвету явно не свекла, спросила:

– Это что за хреновина?

– Сельдерей! – гордо ответил Григорий Васильевич, – полезная штука, говорят.

– Сельдерей! – усмехнулась Людмила Георгиевна, тоже первый раз услышав чудное название, – заморский продукт, что – ли?

– Да хрен его знает, может и заморский, но мужик что свеклу продает, в огороде выращивает.

– Разрезав его и понюхав, Людмила Георгиевна в винегрет к себе добавлять не решилась, а Григорий согласился с удовольствием. Он в отличие от нее, все новое всегда первым пробует, а потом уж и она, если с ним ничего плохого не случится.

Ужинали винегретом. Григорию Васильевичу за работу достался наперсток водочки. После ужина, как всегда, в выходной, у них был банный день. Вместо бани служила ванная комната, куда они ходили по очереди. Один моется, другой дежурит, мало ли чего в их возрасте может приключиться. А дежурство организовали после случая с подругой, которая сварилась в ванной. Поскользнулась, падая головой, зацепилась за ручку крана, потеряла сознание, полилась горячая вода. Сын, смотрел футбол в это время на всю громкость, грохота не слышал. Так и сварилась.

Первым ванную всегда принимал Григорий Васильевич. Принимал он ее быстро, просто поливаясь душем. Потому что не мог смотреть как под тучным животом, увядал еще пять лет назад здоровый орган.

Сегодня, с трудом отыскав его, он начал намыливать и вдруг испуганно отдернул руку. Морковка набирала твердость и впервые выглянула из-под живота. Не поверив глазам, Григорий Васильевич повернулся к зеркалу. Там уже была не вялая морковка.

В настроении Григорий Васильевич выскочил из ванны.

Ожидающая своей очереди Людмила Георгиевна была удивлена, его

быстрым подмывом и бодрым выходом, обычно он нежился целый час и выходил разморенный, квелый и голый, не прикрывая свою срамоту, а тут прикрыл полотенцем и сразу юркнул в постель, заняв свое место у стенки.

Спал Григорий Васильевич уже лет пять как, голый, как он объяснял – одежда ему мешает заснуть. Людмила Георгиевна не возражала, потому что за пять лет ни её киска, ни противоположное место не подвергались опасности, а сама спала в ночной рубашке, на всякий случай, а вдруг.... Лишаться девственности второй раз не хотелось.

Ванну Людмила Георгиевна принимала долго, увесистые формы требовали довольно большого времени, да и коса, свисающая по спине до колен, тоже требовала времени.

Сушить волосы она любила не в тесной ванной, а в комнате перед большим зеркалом. Вот и сегодня, она сушила их феном не спеша, повернувшись спиной к кровати. Ее ночная рубашка, защемленная между двумя выпуклыми половинками, оголяла аппетитные бедра.

Григорий Васильевич лежал и не мог оторвать взгляд. Его недавно ожившая морковка, превращалась все больше в твердую морковь, он чувствовал себя молодым.

Наконец-то легла и Людмила Георгиевна, ее распаренное тело излучало тепло и притягивало Григория Васильевича к ней все ближе и ближе.

Это не смогла не заметить и Людмила Георгиевна, которая, предчувствуя что-то нехорошее, по чуть – чуть отползала к краю.

Но в какой-то момент Григорий Васильевич, успев ее обнять и прижаться к ней своей возбужденной морковью, прошептал дрожащим голосом на ухо:

– Может… это…! Разочек, А? – и положил руку на пушистый треугольник.

– С ума сошел! – приняв за шутку, рассмеялась Людмила Георгиевна, и пропела:

– Заросло травой, заросло травой, место наших встреч! – и вежливо откинув руку, повернулась к нему спиной.

– А, может, туда? – Григорий, громко дыша, прижался морковью к запасному месту.

– Охренел! – уже почти без шуток, отрезала Людмила Георгиевна. – Чтобы я опять неделю сидеть не могла? – и отгородила место покушения одеялом.

– А мож …? – продолжая все также громко дышать, заикнулся было снова Григорий Васильевич и потянулся морковкой в вверх.

– Нет! – уже грубо отрезала Людмила Георгиевна, раскусив его очередной план. Лишиться последних четырех зубов, на которых протез держится, ей не хотелось.

– Нет! – Фыркнув, плюнула она.

Получив отказ, Григорий Васильевич молча, отвернулся к стене. Было стыдно и обидно. Луна освещала стену, и какие-то тени прыгали по ней.

Время шло, не спалось. Морковь продолжала стоять и не давала заснуть, проблему нужно было решать.

Спустя час, за спиной послышалось похрапывание и спонтанное дыхание Людмилы Георгиевны.

Василий Григорьевич развернулся к ней лицом. Жена лежала на боку спиной к нему, но уже от жары поверх одеяла. Ночная рубашка была задрана выше пояса.

Непроизвольно смотрел он на голые бедра, освещаемые луной, и еще больше возникло желание.

– Вот взять бы сейчас и пристроиться сбоку! Нет, вдруг напугается, а там инфаркт или парализует, – трезво поразмышлял он и отказался от этой задумки.

Повернулся на спину, уставился в потолок.

Людмила Георгиевна продолжала храпеть, сопеть и тяжело дышать, изредка стонать, как, бывало, раньше вовремя оргазма. Ворочаясь с боку набок, она вдруг легла на спину широко раздвинула ноги и застыла в этой позе.

И тут Григорий Васильевич не выдержал. Он помахал рукой перед ее глазами.

– Спит.

Левую свою ладонь, по-партизански осторожно положил на ее пушистый треугольник между ног. Было горячо. Людмила Георгиевна после бани продолжала спать крепко.

Выждав на всякий случай минуту, не отрывая свою левую руку от треугольника, он крепко вцепился в свою морковку правой рукой и как в глубокой юности сначала медленно, потом все быстрее и быстрее начал ее теребить. Энергия от пушистого треугольника жены стремительно перетекала в кулак. В руке была уже не морковка, а крупная морковь, которая ежесекундно росла, не помещалась в кулак, и готова была взорваться от вздутия. Было приятно.

Увлекшись процессом, Григорий Васильевич потерял незаметно бдительность и контроль, развил космическую скорость, тяжело и часто задышал.

От странных звуков Людмила Георгиевна, вынуждена была проснуться и через силу на миг, чтобы не нарушить сон приоткрыла глаза. – Не сердечный ли приступ у Григория?! Но увидев прыгающую на стене тень кулака с зажатой морковкой, отлегло. Не приступ. И про себя пробормотала – «Седина в бороду, бес в ребро», все никак не угомонится.

Сон для Людмилы Георгиевны на восьмом десятке, был главнее всего на свете, и ей поскорее хотелось вернуться туда, в сериал «Рабыня Изаура».

Продолжая смирно лежать, не убирая влажную руку Григория Васильевича, которая была занята путешествием между ее ног и не давала снова уйти в сладкий сон, она свою левую руку незаметно спустила вниз и нащупала тапочек.

Выждав момент, когда Григорий готов был разрядиться, ловким движением что есть силы шлепнула в источник звука, ниже пояса. Звук затих.

***

– А дальше что? – толкая в бок, умирая от смеха, тормошила подруга, замолчавшую на миг Людмилу Георгиевну.

– Дальше? Сменила белье, проветривала помещение! – пока этот хрен без сознания лежал.

– Но, а это? Это как? – намекнула подруга про штуковину, которая ее интересовала больше всего.

– Как, как?! Приходиться по-маленькому в туалет теперь сопровождать.

– Да ну! – соболезнуя, протянула подруга. – Сам не может что ли?

– Может, – успокоила Людмила Георгиевна. – Залил весь потолок!

– Это как?!

– Стояк у него с того раза! Вот такой! – и показала руками. – Помогаю сгибать морковину в унитаз. – и тут же рассмеялась.

В это время мимо окна, рядом с которым сидели подруги, и изредка поглядывали в него, возвращался с рынка Григорий Васильевич с полной авоськой чего-то.

– Опять сельдерей несет, – печально вздохнула Людмила Георгиевна. – Подсел!

– А что с ногой-то? – обратила внимания на хромающую походку подруга, – одна нога выше другой почему-то поднимается?

– Так, к ноге бинтую морковь! Чтобы не вылезла из ширинки и людей не пугала! – и обе заржали.

– Своему не хочешь фрукт такой?

– Хочу! – захлопала по столу, захлебывалась от смеха подруга.

В рубашке

Стоял октябрь. Тринадцатое. Среда. Закончился рабочий день. Народ спешил домой.

– Уже неделю как пошли опята! – услышал Алексей в конце смены в заводской проходной.

Алексей, пятидесяти лет от роду, с пивным животиком, был заядлый грибник, ему нравились маринованные опята, не переросшие лопухи, а маленькие как макарончики. Они очень хорошо шли под картошечку с рюмочкой водочки, особенно после баньки. А баньку он любил.

Позвонил жене: – Я после работы за опятами, в свой лес!

Та заворчала: – Куда!? Скоро ночь на дворе, пока доедешь, будет темно. Давай вместе в выходной.

– В выходной уже лопухи будут. А я быстро, одна нога здесь другая там!

– Не забудь от клеща побрызгаться! – напутствовала жена.

– Побрызгаюсь!

– А ты знаешь, какое сегодня число? – на всякий случай спросила жена, в надежде что передумает.

– Знаю! – неохотно ответил Алексей, – было тринадцатое, – и на всякий случай перекрестился и плюнул через левое плечо.

– Поеду!

Смешанный, изрезанный оврагами вдоль и поперек лес, растянулся вдоль дороги на восемь километров, а в ширину на три. Свернув с проселочной дороги, он припарковался вначале опушки, от которой собиралась отъезжать машина Ока.

– Есть грибы? – поинтересовался он.

– Есть, – доложил пожилой водитель, показывая на полные корзины. – Смотри не заблудись, тут одни овраги.

Алексей был частым гостем в этом лесу, ориентировался, как рыба в воде.

– Не заблужусь! – уверенно ответил он, – я здесь каждый кустик знаю!

– Ну, ну! – хитро усмехнулся водитель в возрасте, – и на старуху бывает проруха, и показал на небо.

Солнце пряталось за горизонт, небо заволакивали свинцовые тучи. Переоделся. Из кармана дверцы достал аэрозоль и, направив на голову, нажал. Баллончик тихо пукнул, и как не старался Алексей выдавить из него еще порцию, не получилось.

– А, ладно! Авось, пронесет!

До оврага, где должны были быть опята, если идти по тропинке – минут двадцать, а если срезать угол – десять.

Чтобы успеть до темноты и дождя, Алексей решил срезать угол.

Дышалось после городского воздуха легко, он спешил, не замечая ни густого валежника, ни бурьяна, не своего пивного животика, легко перепрыгивая через поваленные деревья.

А вот и первый овраг, знакомый ему пенек, весь усыпанный мелкими, как муравьи опятами, у молодой березки, стоящей на вершине оврага.

– Резать такие жалко! – Алексей поспешил дальше. Незаметно пересекал один овраг за другим и, наконец, долгожданные опята нужного размера.

Как невозможно оторваться от семечек, так и невозможно было оторваться от сбора грибов, которыми были усыпаны пеньки. Алексей спешно наполнял хозяйственные сумки и рюкзак, и, в конце концов, победив жадность, сказал – Все! Пора возвращаться.

Огляделся по сторонам. Видимость была в пределах двадцати метров. Место ему показалось не знакомым.

Редкие звуки машин, еще недавно доносящиеся с проселочной дороги, уже не доносились. Шипел о листву дождь, тыкался в лицо, скатывался за шиворот.

– Куда же я забрел? – снова оглянулся по сторонам Алексей, в надежде найти хоть какую-то примету. Овраги и деревья в темнеющем лесу были одинаковы.

– Сглазил! – вспомнил грибника Алексей.

Впервые неуверенно, возвращался он по едва узнаваемым в полутьме своим следам. В сапогах хлюпала вода. И каково было его удивление, когда он уперся в то место, откуда ушел. Вторая попытка выбраться из леса тоже была неудачна.

– Леший водит по кругу! Неужели заблудился! – не решался признаться он самому себе.

Время было девять, и уже час, как он должен был быть дома. Вспомнил о жене.

– Наверняка места не находит.

Позвонил. Но не успел открыть рот, жена его опередила: – До тебя не дозвониться! Ты зачем телефон выключил! Ты вообще где?!

– На обочине, с колесом вожусь, проколол! – скрыл правду Алексей, чтобы сопли не распускала, узнав, что заблудился. Ведь тут же, всех на уши поставит, еще не дай бог МЧС вызовет. Позору не оберешься.

– Скоро буду!

Отговорка Алексея вызвала сомнения.

– Адрес! – бесцеремонно сказала жена, – чувствуя, что тот юлит и скрывает правду.

Алексей замолчал, поняв, что жена не верит, и назревает скандал. Не верит, потому что однажды уже прокололся, сказал, что в лесу, а сам с мужиками в бане время провел, хотя и алиби было, грибы, которые у бабок на улице купил.

Внезапно жалобно пикнул умирающий телефон.

– Некогда мне с тобой болтать! У меня телефон садиться! – грубо оборвал разговор Алексей и выключил телефон, чтобы тот окончательно не разрядился, и чтобы жена напрасно не звонила, а в прочем, теперь и не позвонит, будет дуться неделю, другую за его грубость, ведь она у него учительница.

Нагрубив жене, с осадком на душе, брел Алексей по темнеющему лесу по наитию, куда кривая выведет. Долго шел. Но лес не кончался.

Рюкзак за спиной и две сумки, набираясь влаги, становились все тяжелее и тяжелее. И, в какой-тот момент, споткнувшись о корягу, угадил головой в валежник. Выбираясь из него, едва не свернул шею. Идти дальше не имело смысла.

Выбрав небольшой пятачок среди сосен, на котором не было травы, стал устраиваться на ночлег.

Под мелким дождем на ощупь собирал хворост и лапник.

Закончив собирать, сунулся в карман за зажигалкой. Зажигалки не оказалось, сунулся в другой-пусто! Вспомнил – забыл в машине.

Риск простудиться в мокрой одежде был большой. Попытался добыть огонь первобытным способом, но как не тер палку о палку, кроме мозолей ничего не натер.

Вспомнил про рюкзак. Пошарил по карманам, и только в третьем кармане нашлась спичечная коробка с остатками соли, и среди хлебных крошек несколько облезлых спичек. Появился шанс разжечь костер.

На часах было двенадцать, когда утих дождь и разгорелся костер. Разложив вокруг костра мокрую одежду, сапоги, сидя в одних трусах, оглядывая и ощупывая себя от клещей, он в ужасе вскрикнул: – Черт, все-таки присосался!

Гад был с горошину, и пристроился на шее сбоку. До обнаружения клеща Алексей никакого зуда и жжения не чувствовал, а тут сразу почувствовал. Заволновался.

Клещ мог быть заразным, и вытащить его надо было немедленно. А как? зеркала нет! И нехорошие мысли стали заселять голову. Быть парализованным в пятьдесят лет от энцефалита, как его сосед по даче, ему не очень хотелось. Набрал номер службы спасения – 112.

Послышался голос:

– Разговор записывается. Не кладите трубку. Ждите ответа оператора.

Медленно тянулись минуты, казалось, прошел час, за эти пять минут ожидания, когда, наконец-то, прозвучал женский заботливый голос:

– Слушаю вас!

– У меня клещ! – торопился доложить Алексей. И в туже секунду экран телефона погас.

С детства любил Алексей смотреть на костер, и вот сейчас выдалась такая возможность. Но было не до костра.

Дрова потрескивали, тепло ласкало лицо, жутко хотелось спать, но не спалось, ссора с женой ушла на второй план, и в голове был только клещ.

Временами, когда раздавались внезапно странные звуки, в которых он узнавал хрюканье и вой, он переставал думать о клеще, думал о самообороне. Даже постарался на этот случай вооружиться палками.

Подсохнув, Алексей еще раз осмотрел себя с ног до головы, вытряс тщательно одежду, оделся, разжег второй костер, и стал укладываться между кострами на ночлег.

Немного полежав, подумал: – А вдруг во сне скачусь в костер?

Нашел решение: подвинул костры ближе к дереву, привязался ремнем к стволу. Теперь было не страшно – и в костер не попадет, и зверь не подойдет, единственное, если только клещ заползет, но тут же эту мысль отбросил. Не полезет же этот гад в задымленную одежду.

Время от времени он просыпался, поправлял костры, проверял на месте ли клещ, не присосался ли новый и снова дремал. Под утро сон взял свое.

Проснулся Алексей внезапно от того, что на лицо ему шлепнулось что-то влажное и теплое. Светало. На ветке над ним сидела ворона и шевелила хвостом. От второго плевка вороны, Алексей успел увернуться.

– К деньгам, – мелькнуло в голове! – и тут же вспомнил, – ну да, сегодня же получка. Работает примета.

Костры уже не горели, а тлели.

В сумках хозяйничали вороны, безжалостно разбрасывая в разные стороны урожай. Алексей закричал и запулил в них палкой.

Вороны, удивленно посмотрели, на ожившее чучело у дерева, и дружно взлетели, следуя за вороной, которая сидела над ним и, пролетев метров двадцать – двадцать пять, с криками облепили небольшой пригорок, который был хорошо виден Алексею.

Алексей присмотрелся, очертания бугорка напоминали что-то очень знакомое, родное.

– Еж твою мать, в двух метрах заночевать! – пробормотал он вдруг, от удивления. На солнце сверкали его Жигули.

Вспомнив о клеще, спешно схватив сумки с остатками урожая, не собирая разбросанный, он поспешил к машине.

На часах было половина восьмого. Разгоняя сигналом не торопливо идущий народ на работу, Алексей едва не снес двери заводской поликлиники, которая была рядом с проходной.

Разрезая очередь, пулей влетел в кабинет хирурга.

– У меня клещ! – запыхавшись, доложил он и показал на шею.

Иван Иванович – хирург со стажем, узнал Алексея – начальника 8 цеха. Внимательно осмотрел место трагедии, покачал головой:

– И давно сидит?

– С двух часов ночи! – доложил Алексей и с надеждой посмотрел на спасителя, ожидая, что он скажет по этому поводу.

Доктор посмотрел на часы, вроде что-то прикидывая, загибая пальцы и снова покачав головой, обратился к медсестре:

– Срочно три укола, и готовь операционную.

Такого поворота Алексей не ожидал.

Иван Иванович ковырялся, кряхтел, сопел, чертыхался – и спустя час, как показалось Алексею, произнес: – Ну, все! – И протянул результат труда, добавив – В рубашке родился!

В пинцете доктора, который он вертел перед глазами в сгустке крови было то, что беспокоило Алексея всю ночь. Брезгливо рассматривая, Алексей вдруг расхохотался:

– Так это же заноза! Знал бы, сам вытащил!

– Ну, тогда бы ты не сидел передо мной, голубчик! Заноза в вене была! – дружелюбно похлопав по плечу, пояснил Иван Иванович. – Завтра, в это же время жду на перевязку!