Александр Нефёдкин
Животные в войнах древнего мира

3. Башни на вооружении древних боевых слонов^[33]

В научной литературе в последние 45 лет утвердилось мнение о том, что башни в качестве снаряжения для боевых слонов ввел царь Пирр, который уже в древности считался непревзойденным полководцем, вторым после Александра Македонского (Liv., XXXV, 14, 5-12; Plut. Tit., 21, 4; ср.: Dion. Hall. Ant. Rom., XIX, 11, 1; Plut. Pyrrh., 8, 5). Предположение об авторстве башни сначала было высказано французским антиковедом П. Гуковским, а затем активно поддержано специально разработавшим тему Г. Скаллардом и другими авторами^[34]. Однако выводы, сделанные П. Гуковским, не кажутся столь убедительными и, как представляется, нуждаются в дальнейшей корректировке и пересмотре.

Да, действительно, первые свидетельства об использовании башен, не вызывающие у исследователей сомнений в их достоверности, относятся к эпохе войны Пирра в Италии – это и упоминание в литературных источниках (Zonara, VIII, 3), и наличие иконографического материала, в частности, изображения слонихи со слоненком на блюде из некрополя Капены^[35]. Однако первые свидетельства – это не значит появление, это – просто первый зарегистрированный несомненный факт использования – terminus ante quem. Само имя изобретателя античная традиция, приписывавшая различные изобретения различным легендарным персонажам (Plin. Hist, nat., VII, 200–202), не сохранила – слишком недавнее было это нововведение.

Рис. 16. Расписное блюдо из Капены (III в. до н. э.), представляющее, как считается, слониху со слоненком из армии Пирра. Воспроизведено по: Ducrey Р. Warfare in Ancient Greece ⁄ Translated by J. Lloyd. New York, 1986. P. 105, fig. 76.

Если мы обратимся к истории боевых слонов и их снаряжения, то увидим, что Ригведа (X, 106, 6) упоминает, что два слона направились против врагов. Слонов на войне индийцы широко использовали в первой половине I тыс. до н. э. ^[36] Автор книги о боевых слонах американец Дж. Кистлер, не приводя доказательств, видимо, на основании рассматриваемого им рассказа Диодора о походе Семирамиды в Индию, высказывает мнение об изобретении башни для слона в Древней Индии, после чего с животными раджи Пора она попала в античные армии^[37]. Действительно, Диодор Сицилийский (II, 17, 8) упоминает башни на слонах индийского царя Стабробата, воевавшего с ассирийской царицей Семирамидой. Данное упоминание, видимо, возникло на основании источников древнего историка. Хотя основным первоисточником Диодора в рассказе о данном мифическом походе легендарной царицы была «Ассирийская история» Ктесия Книдского, но сицилийский историк использовал в своем описании и другие работы более позднего, эллинистического, времени, к которым относится и данная информация^[38]. К военным реалиям эллинистической эпохи в описании похода Семирамиды можно, например, отнести изготовление чучел слонов, что, как замечает сам Диодор (II, 17, 3), соответствует приготовлениям македонского царя Персия к войне с Римом (Polyaen., IV, 21; Ampel., 16, 4; Zonara, IX, 22), или вооружение мегаристов мечом в четыре локтя длиной, который по эллинистической военной терминологии именуется pâxaipa (Diod., II, 17, 2; ср.: Liv., XXXVII, 40, 12; Арр. Syr., 32). Похоже даже, Ктесий сам представлял слонов без башен, ведь Суда, по материалам того же книдского автора, рассказывает о приготовлении Семирамидой чучел слонов, которых несли верблюды: «она приказала наездниками на каждом верблюде быть двум эфиопам, чтобы стрелять из лука и метать дротики» (Suid. s.v. Xepipaptg; ср.: Diod., II, 16, 8, 17, 2–3) ^[39]. Вероятно, речь шла о псевдопогонщике и воине, которые должны были сидеть сверху на чучеле и сражаться.

Исследователи не сомневаются в том, что у индийцев ко времени их встречи с армией Александра (327 г. до н. э.) никаких башен слон не носил, а корнак и воин сидели прямо на спине животного. Об этом свидетельствуют письменные источники, описывающие снаряжение слона, в частности «Артхашастра» (II, 32, 11–15) Каутильи, придворного Чандрагупты Маурья, и Махабхарата (VII, 115; VIII, 14; 85), которые не упоминают данный предмет снаряжения^[40]. В героическом эпосе упоминается лишь высокое седло (vimäna), которое, впрочем, рассматривается как поздний элемент текста^[41]. Более того, не видим мы башен и на иконографическом материале, в частности, на медальонах-декадрахмах Александра Великого, показывающих бой со слоном раджи Пора, и на тетрадрахмах, представляющих различные рода индийской армии, в том числе и слона^[42].

Грекам слоны стали хорошо известны на рубеже V–IV вв. до н. э., когда их описал тот же Ктесий, лейб-медик Артаксеркса II, который лично наблюдал этих животных в Вавилоне (Ael. Nat. anim., XVII, 29). Однако близко греки и македоняне познакомились с боевыми слонами лишь во время битвы при Гавгамелах (331 г. до н. э.), когда индийцы привели в войско Дария III 15 боевых слонов (Arr. Anab., III, 8, 6). Хотя слоны и числились в письменной персидской диспозиции перед царской илой, рядом с серпоносными колесницами (Air. Anab., Ill, 11, 6), реально в бою они не участвовали, ведь после боя их захватили в персидском лагере (Arr. Anab., Ill, 15, 4) ^[43]. Возможно, персы все же не стали выставлять животных, которых боятся кони, перед своим строем, чтобы не нарушить свои собственные боевые порядки. Если бы слоны приняли реальное участие в сражении, то вряд ли такой живописный эпизод пропустили бы в своих описаниях Диодор и Курций Руф. Куда потом исчезли эти животные – не ясно, может быть их Александр оставил в Вавилоне. Позднее сузийский сатрап послал Александру 12 слонов (Curt., V, 2, 10), которых, возможно, Дарий опять же намеревался использовать в военных целях, но не успел^[44].

Вместе с тем упоминание о башнях на вооружении слонов мы находим в описании грозных военных приготовлений Дария III к битве при Гавгамелах с Александром. В частности, деревянные башни на слонах из Индии упоминает фрагмент анонимной истории, найденный в монастыре Св. Саввы и поэтому названный fragmentum Sabbaiticum, текст которого восходит ко второй половине II в. н. э. (FGrH. 151. F 1, § 12), а также анонимный латинский Itinerarium Alexandri (§ 54), которые передают версию Вульгаты о походе Александра – в других источниках похода Македонянина данная деталь отсутствует^[45]. Первый источник дает детальное описание вооружения армии Дария и начала боя. Для понимания исторической ценности его описания стоит привести контекстную цитату: «Дарий, потерпев поражения в двух битвах, к третьей готовился, собрал и все подчиненные ему массы, так что скопился миллион человек. Было же большинство воинов всадниками и лучниками, поскольку у варваров не использовалось эллинское снаряжение. Были же у него и слоны, приведенные из Индии, которые имели снаряжение следующего вида: оборудованные деревянные башни, с которых мужи сражались оружием, были установлены на их спинах; таким образом оказывалось, что противники уничтожатся и сражающимися мужами уничтоженные, и слонами потоптанные. Были же у Дария и серпоносные квадриги, снаряженные следующим образом: на колесах у них по кругу были выкованные серпы; так что оказывались при их наезде и строи разрушенными, и попавшие под серпы люди убитыми самым жестоким способом, ибо, когда серпы двигались, одних они захватывали за руки, других – за ноги, третьих – еще и за оружие, долго волочили и затем убивали. Поэтому, когда завязалось сражение, Александр придумал против слонов следующее: приготовив острые бронзовые трибулы, он разбросал их по тому месту, где были животные, и таким образом слоны, пронзаемые остриями, вперед не продвинулись, а пронзаемые трибулами, падали» (FGrH. 151. F 1, 12–13).

Как видим, особое внимание анонимный автор уделяет описанию типично восточных варварских родов войск – колесницам и слонам, которые были плохо известны современным автору читателям во II в. н. э., ведь вооруженные квадриги ушли в небытие вместе с падением Понтийского царства, а Сасаниды, возобновившие использование боевых слонов, еще не появились на исторической арене. В данном фрагменте имеются определенные отличия в описании военных приготовлений Дария накануне Гавгамел от приводимых у Курция и Диодора. Если стандартная версия Вульгаты обращает внимание на вооружение воинов персидского царя оружием ближнего боя и тяжелым снаряжением (Diod., XVII, 53,1; Curt., IV, 9, 3), то фрагмент, наоборот, подчеркивает традиционные рода войск империи: конницу и пеших лучников. Вульгата описывает значительно более сложное устройство вооружения серпоносных квадриг (Diod., XVII, 53, 2; Curt., IV, 9, 5), тогда как фрагмент обращает внимание лишь на серпы, вмонтированные в обод колеса, которые упоминает лишь Курций, но не Диодор. Присутствует противоречие во фрагменте со «стандартной клитарховой версией» и в описании хода боевых действий: триболы были рассыпаны персами, специально подготовившими поле боя, против конницы Александра (Curt., IV, 13, 36; Polyaen., IV, 3, 17), а не самим Александром против слонов, хотя и такое их применение известно в античности (Jul. Afr. Cest., I, 18). Как видим, в данном небольшом фрагменте весьма много информации, частично анахроничной и реинтерпретированной, которая противоречит «стандартной» версии описания кампании, и верифицировать сведения о башнях на слонах достаточно сложно. С одной стороны, можно было бы представить, что Дарий, готовясь к решительной битве и проводя военные реформы, снарядил животных этими новыми инженерными сооружениями, с которых должны были сражаться его воины, но с другой – слоны все же покинули поле боя, то есть Дарий в них не был уверен. Видимо, в данном случае стоит присоединиться к общему мнению исследователей, не доверяющих сведениям фрагмента^[46].

К этой же популярной версии похода Александра следует отнести и свидетельство Itinerarium Alexandri, составленного между 340 и 345 г., главным образом по материалам «Анабасиса» Арриана, но с включением информации из романа Псевдо-Каллифена^[47], к которому явно относится информация о башнях на слонах.

Во время индийской кампании македонская армия уже реально столкнулась на поле боя при Гидаспе (326 г. до н. э.) со значительным количеством боевых слонов Пора, а затем из Индии в Вавилон было приведено Кратером около двух сотен голов (Arr. Anab., VI, 2, 2). Курций Руф (IX, 2, 21) заявляет о том, что Александр понимал неэффективность использования слонов в сражении, не намеревался их использовать в битвах. Возможно, это действительно так, но более вероятно, данная сентенция является поздней интерпретацией намерений царя. Факты говорят о другом: в имперской армии Александра мы обнаруживаем отборный отряд слонов, который стал по македонской традиции именоваться агемой (Polyaen., IV, 3, 24; Athen., XII, 539f). Наличие агемы слонов, использование животных сразу же после смерти Александра во время противостояния фаланги и всадников (Curt., X, 9), а также картины, изображающие четыре рода войск на катафалке Александра – флот, пехота, кавалерия и элефантерия (Diod., XVIII, 27, 1), – все говорит о том, что Александр собирался использовать животных в военных целях^[48]. При этом опять же можно утверждать, что и при Александре башен на слонах не было, а на животном по индийскому образцу сидел корнак-инд и воин-македонянин, как это было нарисовано на картине катафалка: «слоны, снаряженные по-военному, имеющие ездоков: спереди индов, а позади – македонян, вооруженных обычным снаряжением» (Diod., XVIII, 27,1)^[49]. Как видим, слон носил на себе погонщика-индийца, который умел им управлять, и македонского гоплита в обычном вооружении, очевидно, со щитом и сариссой. Следовательно, количество членов экипажа оставалось, как и у индийцев, судя по монетам Александра, двое, но вместо дротиков воин должен был сражаться пикой. Сарисса действительно будет позднее использоваться воинами на слонах, но уже для боя из башни (Polyb., V, 84, 2).

После смерти Александра слоны остались в Вавилоне в имперской армии, руководимой Пердиккой. Возможно, они, как составная часть армии, сопровождали регента в его кампании в Каппадокии и Исаврии, а позднее, в 321 г. до н. э. (по традиционной хронологии), участвовали в роковом для Пердикки походе на Египет. Во время штурма укрепления, именуемого Верблюжий вал, слоны должны были разрушать стены (Diod., XVIII, 34, 2). Описывая данный штурм, Диодор упоминает oi ô ' èjti töv ЁХсфаУтсоу, то есть неких ездоков на слонах, которыми, естественно, в первую очередь были корнаки, ведущие слонов. Это подтверждается и последующим описанием: Птолемей «сам, взяв сариссу и встав на краю парапета, ослепил ведущего слона и, находясь на возвышенном месте, нанес ранение сидящему тут инду… И друзья Птолемея, последовав за ним, сражались с подходящими животными, поразив управляющих ими индов, они делали слонов совершенно бесполезными» (Diod., XVIII, 34, 2–3). Таким образом, слоны продолжали по индийской традиции использоваться для разрушения вражеских укреплений (ср.: Артхашастра, 10, 4). Против чего Птолемей применил достаточно простую тактику – уничтожение корнаков, которые управляли слонами, после чего животные были предоставлены сами себя, ведь неиндийцы не умели управляться с ними. Поскольку у Птолемея не было искусных стрелков из лука, он использовал для данной цели обычное македонское оружие – сариссу. Ни о каком противостоянии с сидящими на слонах воинами, которые могли бы своей сариссой нанести ответный удар, речи нет. Конечно, если Птолемей и его соратники использовали некие особо длинные сариссы (ср.: Theoph. Hist, plant., Ill, 12, 2), то воины на слонах просто не могли бы им помешать, если они бы существовали. Впрочем, более вероятным представляется предположение, что ни башен, а может быть, и воинов на слонах не было^[50]. Возможно, Пердикка специально для данного случая спешил ездоков, ведь слоны должны были лишь разрушать укрепления, и чтобы избежать лишних потерь, воины были отозваны.

После египетской кампании и совещания в Трипарадизе руководство армией перешло к Антипатру, который в конце 321 г. до н. э., возвращаясь в Европу, оставил Антигону для борьбы с оставшимися сторонниками Пердикки не только македонскую пехоту и конницу, но и еще половину от всех имевшихся в наличии слонов (Arr. Hist, suce, frg., 1, 43). Весной 320 г. до н. э. 30 слонов были в армии Антигона при Оркиниях (Diod., XVIII, 40, 7), но какова была их роль в битве против Эвмена, источники не сообщают. Возможно, не столь большая, поскольку само сражение было выиграно с помощью предательства^[51]. Победив Эвмена и осадив его в Норе, Антигон в 319 г. до н. э. двинулся против другой группировки войск сторонников Пердикки Аттала и Алкета, стоявших в Писидии. У Критополиса он неожиданно атаковал врагов, которые были наголову разгромлены^[52]. Слоны в этой битве нападают или угрожают нападением врагу по фронту (Diod., XVIII, 45, 2), то есть действуют таким образом, как они позднее будут сражаться во времена диадохов и эпигонов. В 318 г. до н. э. против вышедшего из осады Эвмена Антигон двинулся с мобильной армией, к которой на зимних квартирах в Междуречье присоединились и слоны^[53]. Всего накануне битвы при Паретакене (317 г. до н. э.) «стратега царского войска» Антигон располагал 65 слонами (Diod., XIX, 27, 1).

Рис. 17. Тетрадрахма (конец IV в. до н. э.). Слон и индийский лучник. Воспроизведено по: Holt F. L. Alexander the Great and the Mystery of the Elephant Medallions. Berkeley; Los Angeles; London, 2003. Pl. 8.

Как раз перед этой битвой в армии Антигона мы обнаруживаем слонов в вооружении, ставшем затем традиционным. Плутарх так описывает появление и спуск на равнину армии Антигона: «Так что теперь с вершин заблистало сияющее на солнце золотое оружие идущей в строю агемы и виделись сверху животных башни и порфиры, которые являлись снаряжением слонам, ведущимся в битву» (Plut. Eum., 14, 8). П. Гуковский и следующий за ним Г. Скалларт придерживаются мнения, что данное описание, вследствие красочного стиля, было взято Плутархом из утерянного ныне сочинения самосского историка Дуриса^[54], однако, судя по стилю самого фрагмента и его контексту, пассаж был написан очевидцем событий, который сам наблюдал появление армии Антигона на равнине со стороны войска Эвмена. Таковым справедливо считается Иероним из Кардии, надежность сведений которого не вызывает особых сомнений^[55]. Отказывать в доверии данному пассажу Плутарха никаких оснований нет. Причем источник обратил внимание именно на те детали вооружения армии противника, которые казались ему наиболее примечательными: снаряженная золочеными щитами агема Антигона, видимо, гипасписты (Polyaen., IV, 6, 8), и слоны, снабженные башнями и пурпурными покрывалами^[56]. Причем наличие самой элефантерии не было для автора диковинкой – в той же битве при Паретакене Эвмен располагал 125 слонами, которых стратег Северной Индии Эвдам забрал из войск убитого им Пора (Diod., XIX, 14, 8) и привел в армию Эвмена в Сузиану. Видимо, на вновь приведенных слонах Эвдама еще не было башен и воины по индийскому обычаю просто сидели на спине. Если принять предположение П. Бернара о том, что две тетрадрахмы, одна с изображением индийского лучника и слона, а другая – квадриги и боевого слона с двумя ездоками, были отчеканены Эвдамом на монетном дворе в Сузах в 317 – начале 316 г. до н. э. и представляли основные типы войск подчиненной ему страны^[57], то это будет дополнительным аргументом в пользу предположения о том, что на слонах Эвмена еще не было башен. Тогда можно даже полагать, что причиной гибели при Габиене (316 г. до н. э.) ведущего слона Эвмена в поединке со слоном Антигона (Diod., XIX, 42, 6) было отсутствие башни, которая надежно прикрывала находящихся в ней воинов. Впрочем, о времени и месте чеканки данных монет существуют различные предположения. В частности, американский антиковед Ф. Холт полагает, что монеты производились не в Сузах, где качество чекана было бы несомненно выше и где контрольные марки АВ и S никогда вместе не встречаются, а были отчеканены самим Александром в Индии для выдачи воинам после битвы при Гидаспе. Причем изображения слона, колесницы и лучника просто должны были напоминать об этой славной победе^[58].

Таким образом, можно полагать, что башни как элемент снаряжения слонов появились в армии Антигона в период между 320 и 317 гг. до н. э. Ведь во время Александра и, скорее всего, Пердикки элефантерия еще не обладала этим видом снаряжения. Также и окружение Ан-типатра, который принял армию в Трипарадизе, а затем сразу увел ее в Европу, вряд ли было изобретателями башни – для этого у него и его командиров не было ни стимула, ни времени, ни опыта. Другое дело – Антигон. Он, получив от Антипатра половину имперской элефантерии, должен был сражаться с сильными армейскими группировками сторонников Пердикки, и он первым из диадохов стал применять слонов в полевых сражениях: при Оркиниях, Критополисе, Паретакене и Габиене. Причем лишь в двух последних битвах его противник Эвмен располагал слонами, которые своим количеством почти в два раза превосходили Антигоновых. Именно Антигон, находившийся в этот период в состоянии постоянных военных действий, обладал стимулом к усовершенствованию вооружения своей армии. Кто был автором изобретения, мы, конечно, не знаем, но, может быть, командир подразделения слонов. Сама же идея прикрепления башни к спине животного, очевидно, пришла от обычных фортификационных сооружений^[59], у которых зубцы защищали стреляющих со стен от метательного оружия противника. Башня, с одной стороны, предоставляла платформу для боя находившимся в ней воинам и придавала им большую устойчивость, необходимую для стрельбы, а с другой – она защищала экипаж от вражеского метательного оружия и избавляла от обязательного ношения щита и прочего тяжелого защитного вооружения, мешающего стрельбе. Сама башня получила специальное название θωράκιον (Diod., II, 17, 8; Ael. Nat. anim., XIII, 9; Suid. s.v. θωράκιον) – уменьшительное наименование от слова «панцирь» – θώραξ ^[60], показывая тем самым важнейшую функцию башни – защиту находящегося тут экипажа; причем обычно же она так и называлась «башней» (πύργος)^[61]. П. Арманди предлагает разделить эти два термина, считая, что θωράκιον обозначал лишь невысокий парапет, а πύργος – реальную башню^[62]. Такое различие возможно и существовало, учитывая изображение на сардониковой гемме из Парижа (см. далее), но всех данных об этом у нас нет, тем более что «Суда» (s.v. θωράκιον) просто обобщенно говорит о башне θωράκιον, как бы подразумевая тем самым, что таковая была у всех слонов. Башня делалась из дерева и обычно покрывалась для дополнительной защиты кожей и круглыми щитами снаружи, по одной-две штуки с каждой стороны^[63].

Сами бойцы, вероятно, не имели какого-то специфического названия, а именовались просто πυργομαχούντες – «сражающимися с башни» (Polyb., V, 84, 2). Количество воинов экипажа башни эллинистического слона могло варьироваться. На изображениях мы обычно видим двух бойцов, что, впрочем, можно объяснить самой композицией рисунка и отсутствием площади для изображения других воинов ^[64], тогда как источники говорят о трех-четырех бойцах: Ливий (XXXVII, 40, 4), согласно несохранившейся части сочинения Полибия, упоминает четырех бойцов в башнях селевкидских боевых слонов при Магнезии, тогда как у слонов, участвовавших в гладиаторских играх во время празднования триумфа Цезаря в 46 г. до н. э., в башнях было по три воина (Plin. Nat. hist., VIII, 22). Впрочем, в последнем случае речь шла не об индийских, а о более мелких африканских слонах.

Можно полагать, что когда на изображениях башни мы видим с боковой стороны лишь пару зубцов, то в этом случае на эту сторону мог сражаться лишь один воин, а когда зубцов три, то при необходимости два. Соответственно и величина башни в первом случае была меньше и в ней находилось меньшее количество воинов, вероятно три. Опять же возможно соотнести большую башню с индийским, а меньшую с африканским слоном. Если воинов было четверо, то можно полагать, что каждый из них в принципе должен был производить метание на одну из четырех сторон башни. Если свидетельство Элиана (Nat. anim., XIII, 9) относить не к индийскому слону без башни, где позади всех, ближе к хвосту, обычно сидел еще один ездок, то можно полагать, что три воина стреляли на две стороны и назад.

Рис. 18. Двойной шекель Баркидов весом 14,61 г, отчеканенный в Испании в 237–218 гг. до н. э. Аверс: Мелькарт с палицей, реверс: слон. Воспроизведено по: Jenkins G. К., Küthmann Н. Münzen der Griechen. München, 1972. Abb. 610–611.

Судя по изображениям, основным оружием эллинистических воинов в башнях были дротики, для метания которых не требовалось столько мастерства, как для стрельбы из лука. Впрочем, Иосиф Флавий (Ant. Jud., XII, 373) упоминает слонов Селевкидов, носивших на себе башни с лучниками, что, очевидно, соответствует восточной традиции. Полибий (V, 84, 2) же рассматривает сариссу как типичное оружие селевкидских и египетских воинов, сражавшихся в башнях. Данная длинная пика, естественно, представляла собой эллинистическое оружие для боя элефантеристов, об эффективности которого напоминает аналогичная индийская пика, использовавшаяся в Средние века с такими же целями^[65]. Из защитного вооружения воинам были необходимы шлемы, беотийский тип которых представлен на изображениях, и, возможно, панцири. Щиты могли носить лишь метатели дротиков в том случае, когда башня была невысока, как это мы видим на гемме из Парижа.

По предположению ряда исследователей, карфагеняне не использовали башни на своих боевых слонах. Данное мнение базируется на том основании, что наиболее авторитетные историки – Полибий, Тит Ливий и Аппиан в своих описаниях военных действий не упоминают башни, а только корнаков-индийцев (Polyb., I, 40, 15; III, 46, 7; 11; XI, 1, 12; Арр. Hannib., 176), а также на анализе изображения на монете Баркидов из Испании (237–218 гг. до н. э.), на которой показан слон лишь с одним корнаком без башни, которую, как к тому же полагают, было трудно водрузить на спину небольшого африканского слона лесной породы (Loxodonta Africana cyclotis) ^[66].

Рис. 19. Серебряная монета из Кампании, без легенды (конец III в. до н. э.). Возможно, представлен африканский слон, поскольку голова животного ниже спины и два «пальца» в кон це бивней. Воспроизведено по: Bar-Kochva В. Judas Maccabaeus: The Jewish Struggle against the Seleucids. Cambridge, 1989. P. 588 pl. XIVc.

Впервые карфагеняне познакомились с боевыми слонами во время кампании Пирра в Сицилии в 278 г. до н. э. (Diod., XXII, 8,2; 10,2; App. Samn., 11, б)^[67], и уже в 262 г. до н. э. они вывели против римлян 60 животных (Polyb., 1,18, 8; 19, 2; Diod., XXIII, 8, 1), однако сражались с ними весьма неумело, не обладая опытом, и лишь спартанец Ксантипп обучил карфагенян эффективно их использовать^[68]. Как представляется, именно от Пирра пуны заимствовали использование боевых слонов, начав приручать североафриканскую породу, возможно, по египетскому образцу. Можно заметить, что в военном деле обычно заимствуется само снаряжение как оно есть, а уже затем в него вносятся технические усовершенствования.

Более того, в письменных источниках имеются и прямые свидетельства об использовании карфагенянами башен. В своей эпической поэме Силий Италик упоминает башни на слонах Ганнибала при Требии и при Каннах, в последнем случае, впрочем, этих животных уже не было в карфагенской армии (Sil. Ital., IV, 598–599; IX, 39-240; 577–578)^[69]. Т. Лукреций Кар в своем рассказе об эволюции военного дела в общем упоминает об использовании пунами слонов с башнями (Lucret., V, 1302–1304). Однако, конечно, данные поэтические относительно поздние упоминания не являются надежными историческими свидетельствами, но Суда сохранил одно интересное свидетельство (Suid. s.v. θωράκιον): «„Торакион” – это у слона. Ганнибал, военачальник карфагенян, притом что слоны несли торакионы, приготовил безопасный и легкий путь, отрубив ветви, как можно выше, из кузовов животных». Хотя источник данного рассказа точно не известен, но И. Казобон считал, что фрагмент взят из несохранившейся части «Истории» Полибия^[70]. Таким образом, argumentum ex silentio источников в нашем случае не является еще одним доказательством отсутствия башен. Кроме того, наряду с литературными имеются и иконографические свидетельства, представляющие, как считается, слонов Ганнибала: это – серия серебряных монет из Кампании времен Второй пунической войны, где на слоне установлена башня, насколько можно разобрать, с тремя зубцами (а не с тремя головами воинов), фиала из Калеса в Кампании, показывающая африканского слона с одним ездоком в башне, и терракотовая статуэтка африканского слона с негром-корнаком из Помпей^[71].

Рис. 20. Терракотовая статуэтка слона высотой 35 см из Помпей. Napoli, Museo Nazionale, Inv. 124. Воспроизведено no: Bienkowski P. Les Celtes dans les arts mineurs gréco-romains. Cracovie, 1928. P. 144, fig. 215.

Наличие одного погонщика на спине слона, показанного на монете Баркидов, также не может служить доказательством отсутствия башни у боевых животных, ведь изображения на монетах всегда символичны и несут на себе определенную идеологическую нагрузку, влияющую на выбор сюжета и композицию. Так, например, на монетах Селевкидов, которые, без всякого сомнения, использовали слонов, вооруженных башнями, мы обычно видим неснаряженных символичных слонов и лишь изредка слонов с одним корнаком – полный аналог карфагенской монеты^[72].

Рис. 21. Бронзовая монета царя Антиоха III времен Пятой сирийской войны (начиная с 202 г. до н. э.). Аверс: македонский щит с горгонейоном в центре, реверс: слон. Воспроизведено по: Houghton A., Lorber С. Seleucid Coins: A Comprehensive Catalogue. Vol. II. New York; London, 2002. Pl. 90, № 1089.3a.

Также и аргумент о том, что на небольшой спине африканского слона сложно установить башню, не является сколько-нибудь убедительным, ведь Птолемеи устанавливали их на своих низких африканских слонах (Polyb., V, 84, 2), а позднее нумидийцы, следуя примеру своих предшественников карфагенян, выводили в бой слонов, снабженных башнями (Bel. Afr., 30, 2; 41, 2; 86, 1 – turriti) ^[73]. Таким образом, можно утверждать, что карфагенские слоны все же были снаряжены башнями по эллинистическому образцу.

Рис. 22. Золотая монета императора Филиппа Араба римской чеканки (247–249 гг.). Аверс: бюст императора, реверс: слон, символизирующий, вероятно, персидский триумф. Воспроизведено по: The Roman Imperial Coinage. Vol. IV. Pt III. London, 1949. Pl. 6, 5.

Иногда в литературе также можно встретить мнение, что боевые слоны Сасанидов не были снабжены башнями^[74]. В самом деле, наши основные источники по истории войн с персами, Аммиан Марцеллин, Прокопий и Агафий не упоминают башен, но лишь воинов, едущих на слонах^[75], и можно было бы подумать, что Сасаниды использовали слонов по индийскому образцу просто с сидящими на спине воинами. Тем более что на изображении слонов в сцене царской охоты на рельефе из Так-и Бустана времени правления шахиншаха Пероза (457–484 гг.) или Хосрова II (590–628 гг.) на слонах едут только трое человек: корнак, знатный господин и слуга, сидящий сзади, а на одном из рельефов триумфальной арки Галерия в Фессалониках, изображающем дары шахиншаха Нарзеса, вообще на слоне восседает один погонщик-перс (298 г.), как и на наскальном рельефе Шапура I (243–273 гг.) в Бишапуре в честь его победы над императором Валерианом, где показана сцена подношения дани^[76]. Однако последний памятник представляет мирную сцену привода животных в качестве дара, естественно, не снаряженных при этом боевым оснащением, первый же рельеф изображает сцену охоты, а не реального боя, а охотничье снаряжение слонов обычно отличалось от боевого. Хотя можно заметить, что действительно военачальники и цари персов, следуя индийской военной традиции, использовали слонов в качестве своей «боевой машины», но это был только один случай их военного использования ^[77].

Рис. 23. Персидские посланники предподносят дары императору Галлерию: двух львов и слонов с наездниками. Справа в арке – начальники персов. Арка Галлерия в Фессалониках (298 г.). Воспроизведено по: Μακαρόνα X. Ρ. Ή Καμάρα τό θριαμβικά τόξ τοϋ Γαλερίου στή Θεσσαλονίκη. Θεσσαλονίκη, 1969. Σέλ. 47. Πίν. 44.

Согласно биографии Александра Севера, уже первый сасанидский правитель Ирана выступил против Александра Севера в 231 г. с 700 слонами, снабженными башнями, а также 1800 серпоносными колесницами и 120000 катафрактариями (SHA. Alex. Sev., 55, 2; 56, 2–5). Данная информация справедливо подвергается сомнению исследователями, видящими в ней параллель к походу Александра Македонского^[78], хотя уже сама презентация родов войск, аналогичных ахеменидским эпохи Дария III, показательна. Поскольку слоны получались персами из Индии (Amm. Marc., XIX, 2, 3), то можно было бы предположить, что они по индийской традиции башен не носили. Однако тот же Прокопий в трактате «О постройках» (II, 1,11) рассказывает, что при осадах персидские «слоны будут носить на плечах деревянные башни» для удобства борьбы с защитниками византийских городов. Эту же деталь снаряжения животных упоминают, кроме Элия Лампридия, биографа Александра Севера, император Юлиан при описании осады Шапуром II Нисибиса в 350 г., замечая, что слон носил «лучников и дротикометателей, и железные башни», а также арабский историк Табари (839–923 гг.), рассказывающий о битве арабов с персами при аль-Кадисийи, вероятно, в 637 г. (SHA. Alex. Sev., 56.3; Jul. Orat., II.65B; Tabari, 2301 (p. 95), 2306 (p. 98), 2320 (p. 109))^[79]. Следовательно, персидские слоны все же носили по эллинистической традиции башни, которые были, согласно Прокопию, сделаны из дерева, а по Юлиану – из железа. Последнее свидетельство, вероятно, нужно понимать в том смысле, что башни покрывались железными листами, как об этом рассказывает Афанасий Никитин (см. далее), что давало воинам дополнительную защиту и в то же время предохраняло ее от зажигательных снарядов. В этом конструктивное отличие башни Сасанидской эпохи от эллинистической, к которой прикреплялись лишь круглые щиты. С одной стороны, такая конструкция утяжеляла башню, а с другой – давала дополнительную защиту, столь необходимую при осадах. В самой башне находились лучники (SHA. Alex. Sev., 56, 3; Agath. Hist., Ill, 26, 8) или же стрелки и метатели дротиков (Julian. Orat., II, 65В; Theophyl. Sim. Hist., V, 11, 2), что, в общем, соответствует как индийской, так и эллинистической модели.