Александр Насибов
Авария Джорджа Гарриса (сборник)
5
В эту минуту дежуривший на скале капрал Барт заметил серо-зеленые фигурки людей, перебегавшие по полю. Это был немецкий отряд, спешивший к месту посадки самолета. Между ним и машиной находилась скала, и солдаты уже приближались к ней.
– Немцы! – крикнул Барт, скатываясь со скалы.
Тотчас же раздалось несколько автоматных очередей. Члены экипажа Пономаренко – сержанты Мельников и Волк – кинулись к скале и открыли ответный огонь. Командир советского самолета и Кент выхватили пистолеты. Барт присоединился к русским сержантам. Только Гаррис и Патти стояли на месте, будто окаменев.
– Скорее в машину! – крикнул им Пономаренко.
Прибежал четвертый член экипажа советского бомбардировщика, стрелок-радист Джавадов. Он доложил командиру, что дорога к самолету еще свободна. Если задержать немцев, можно взлететь!
Капитан Пономаренко приказал Джавадову отнести в машину раненого лейтенанта Билдинга. Здоровяк Джавадов легко поднял американца и побежал к самолету. Гаррис, словно придя в себя, вдруг засуетился, оглянулся по сторонам, схватил за руку Патти и засеменил за Джавадовым.
С каждой секундой перестрелка разгоралась, напряжение боя нарастало. Вот несколько фашистов, скрытно пробравшись по неглубокой канаве в сторону, кинулись к обороняющимся с фланга. На их пути оказался сержант Мельников. Двух врагов он скосил очередью из автомата, с третьим схватился врукопашную. Они катались по земле, сцепившись в тесный клубок. Гитлеровец оказался серьезным противником. Его словно сделанные из железа пальцы сдавливали шею сержанта Мельникова. Тот хрипел в отчаянных попытках освободиться. Рука Мельникова нащупала камень, и в следующее мгновенье советский сержант обрушил на голову врага страшный удар. Пальцы фашиста разжались. Мельников вскочил на ноги, оглянулся. В стороне капитан Пономаренко отбивался от двух наседавших на него солдат. Мельников поспешил на помощь командиру, застрелил одного. Но другой солдат изловчился и взмахнул штыком. Вперед метнулся капитан Кент, и удар пришелся в его левую руку. Американский летчик упал.
– В машину его! – приказал Пономаренко.
Сержант Волк поднял Кента и побежал к самолету.
Бой продолжался. Примчался Джавадов. Он принес несколько гранат и с ходу швырнул одну из них далеко вперед. Грохот разрыва смешался с нарастающим ревом моторов. Над скалой пронесся взлетевший бомбардировщик. Капитан Пономаренко на секунду приподнялся, провожая глазами свою машину…
Немцы, их было до взвода, замкнули кольцо. Положение обороняющихся стало критическим. Прекратил стрельбу раненный в шею сержант Мельников. В следующую минуту был подбит капитан Пономаренко. И только сержант Джавадов продолжал вести бой. Он действовал автоматом, расстреливая последний диск. Рядом с ним шлепнулась граната на длинной деревянной ручке. Секунду она вертелась, а потом взорвалась. Джавадов встал, тяжело шагнул вперед и рухнул на тело своего командира.
6
Капитан Пономаренко открыл глаза. Он сидел, прислоненный к скале, против пожилого худощавого гауптмана. Немец курил и внимательно наблюдал за его лицом, словно изучая его.
Пришел в себя Джавадов. Он был невредим, но оглушен. Секунду кавказец соображал, а потом оскалил зубы и, крича что-то по-азербайджански, кинулся на гауптмана. Стоявший рядом с офицером солдат ударил Джавадова, и тот снова упал.
Гауптман сделал знак низкорослому мрачному лейтенанту с изрытым оспой лицом. Тот скомандовал. Солдаты поволокли Джавадова и Мельникова куда-то в сторону. У скалы остались только офицеры, включая пленного Пономаренко.
Гауптман приказал пилоту встать. Тот исполнил требуемое.
– Кто вы такой? – спросил немец. – Какая часть, сколько машин, где базируетесь, почему потерпели аварию?
– Это не моя машина, – пожал плечами Пономаренко, поглядев в сторону разбитого американского бомбардировщика.
– Бросьте врать! – прикрикнул на него гауптман.
– Я говорю правду. Там опознавательные знаки. Вы же офицер – разберитесь.
Гауптман обменялся взглядом с рябым лейтенантом. Тот отправился к машине и, вернувшись, что-то сказал начальнику.
– А где люди с американского самолета? – спросил гауптман у Пономаренко.
– Улетели.
– На чем?
– На моем самолете. Мы спасли их.
– А сами… остались здесь?
Офицер вытащил пистолет, приставил его к груди пленного и вновь задал вопрос об экипаже американской машины. Пономаренко молчал и прямо глядел в глаза гауптмана. Тот понял, что русский говорит правду. Но предоставить машину другим, а самому оказаться в таком положении!.. Фашистский офицер никак не мог понять, чем, собственно, можно объяснить такой поступок? По его требованию Пономаренко рассказал о происшествиях последнего часа. Офицер слушал, не перебивая, изредка бросая на русского испытующие взгляды. Потом он приказал своему помощнику удалиться, закурил сигарету и дал закурить Пономаренко.
– Поговорим немного, – сказал гауптман, присаживаясь на камень. – Поговорим и будем откровенны. Прежде всего: убивать вас я не собираюсь… Но раньше, чем начать наш главный разговор, я хотел бы спросить…
Капитан Пономаренко тревожно посмотрел на немца.
– Что вам от меня надо?
– Вопросы задаю я. Ваше дело отвечать. Вы… хорошо знаете американцев?
Пономаренко пожал плечами.
– Они в союзе с нами. Помогают нам… правда, не очень хорошо…
Гауптман усмехнулся.
– И это все?.. Мало. Я знаю о них гораздо больше. Мой отчим – владелец одного химического концерна. Не будем называть имен, но очень крупного концерна. Три десятилетия назад концерн установил деловой контакт с одной американской фирмой. Тоже крупной и тоже химической. О, мы стали друзьями. И я могу с удовлетворением сообщить, что наши деловые связи не ослабли даже во время этой войны. Нужны факты?.. Извольте! Последние партии наших фау, взрывающиеся сейчас где-нибудь в Лондоне, и наши торпеды, которые так славно расправляются с судами союзников, начинены новой чудовищно сильной взрывчаткой, изобретенной американскими химиками. Ее передали нам американские дельцы. Ну?..
Гауптман ждал, что русский пленный будет возмущаться, негодовать, но Пономаренко остался равнодушен. Помедлив, он спросил:
– А сколько таких же ценных патентов переправили через океан германские промышленники? Или я ошибаюсь, и американцы помогали вам бескорыстно!
Гауптман молчал. Этот русский пилот словно прочитал его мысли. Американцы, будь они прокляты! Сколько ценностей выкачали они из бедной Германии! Скольких немецких промышленников обобрали и пустили по миру без нитки! Патенты… Разве можно подсчитать и оценить все то, что уплыло к янки по всевозможным картельным и иным соглашениям, которыми хитрые и коварные заокеанские дельцы опутали простодушных и доверчивых германских фабрикантов и заводчиков!..
Немецкий офицер гневно стиснул челюсти и скрипнул зубами.
– Мы ненавидим их!.. Немногим меньше, чем вас, русских. Американцы!.. Они хотят положить в карман весь мир и ничего не оставить другим… А вы – глупец. Разве кто-нибудь из так называемых союзников русских сделал бы для вас то, что сегодня совершили ради них вы?!
Неподалеку раздались выстрелы, крики «хальт!». Пономаренко и гитлеровский офицер видели, как солдаты метнулись куда-то в сторону, стреляя и крича, окружили кустарники и выволокли оттуда человека. Ему скрутили за спиной руки и пинками заставили идти к скале.
– Ведите сюда! – приказал гауптман.
Вскоре задержанный был доставлен. Пономаренко вскочил на ноги в глубоком волнении. Перед ним, истерзанный, избитый, с залитым кровью лицом, стоял капитан Кент! Он встретился взглядом со своим русским товарищем и раздвинул в горькой улыбке разбитые вспухшие губы.
– Я не мог улететь без вас, дружище… Хотел помочь. Чертовски не повезло. Можете вы простить меня?..
– Кто это такой? – спросил гауптман.
Кент молчал. Он, не отрываясь, глядел в лицо Пономаренко.
– Кто вы? – заорал гитлеровец.
Кент шевельнул плечом, но снова не удостоил ответом немецкого офицера.
– Американец, – объяснил один из солдат. – Подкрался и пытался стрелять.
Пономаренко подошел к Кенту, обнял его, заботливо вытер с лица кровь. Потом он обернулся к гауптману.
– Как видите, разные бывают американцы… Не так ли?
Кента увели. Гауптман продолжал прерванный разговор.
– Вы, – сказал он, вновь усаживаясь на камень, – будете слушать меня внимательно, если, конечно… хотите жить. Вы мне нужны, капитан, как, впрочем, и я вам. Налицо обоюдная заинтересованность, то есть то, что требуется для сделки. Я и предлагаю вам сделку. Вы получаете свободу и можете убираться к своим. Больше того, я даже помогу вам перейти линию фронта. Ну, согласны?..
Пономаренко не ответил, и гауптман по-своему истолковал его молчание.
– Я думаю, что согласны. Какой дурак захочет умереть, вместо того чтобы жить! Но и вы должны оказать мне услугу. Я ничего не делаю даром… Так вот, будем откровенны. Немцы проиграли войну. Скоро все кончится, я понимаю это. Несомненно, русские займут всю Германию. А я хочу жить, и жить хорошо. Вы должны помочь мне в этом. Вы явитесь к своему командованию и подробно расскажете об обстоятельствах вашего чудесного спасения. Вы не пожалеете для своего рассказа красок. Моя фамилия – Векслер, Гюнтер Векслер. Запомните хорошенько. И – не беспокойтесь: никто из тех, что попали вместе с вами в плен, не смогут вам повредить. Эти люди будут уничтожены здесь же, при вас. Давайте руку!
Пономаренко несколько секунд сидел неподвижно. Потом он встал, стиснул кулаки и, наклонившись вперед, двинулся на Векслера. Гауптман попятился, расстегивая кобуру.
Сделав несколько шагов, пилот остановился. Силы оставили его. Он зашатался и опустился на землю.
7
21 апреля 1945 года советские войска начали бои за Берлин. В эти дни в своем бетонном логове под зданием новой имперской канцелярии принял яд Адольф Шикльгрубер – Гитлер.
30 апреля в 14 часов 25 минут над зданием берлинского рейхстага взвилось алое Знамя Победы.
2 мая пала столица фашистской Германии, в боях за овладение которой Советская Армия взяла в плен свыше 300 тысяч немецких солдат и офицеров.
8 мая в одном из пригородов Берлина представители немецкого главнокомандования подписали акт о безоговорочной капитуляции. А на следующий день в столице братской Чехословакии – Праге, освобожденной советскими войсками, прогремел последний выстрел Второй мировой войны.
Наш народ, которым руководит Коммунистическая партия, одержал величайшую в истории человечества победу. Закончилась Великая Отечественная война.
В этот день по улицам одного небольшого городка, расположенного на западе Германии, в сверкавшем лаком автомобиле ехал полковник Джордж Гаррис. Его лицо, осанка, блеск глаз, парадная форма, многочисленные орденские ленточки на груди – все это свидетельствовало о преуспевании и благополучии, об отличном настроении. Еще бы! Только несколько дней назад он получил это новое чудесное назначение, став военным комендантом не очень крупного, но весьма важного промышленного района Германии. Да, черт возьми, его звезда разгорелась ярко и все выше поднимается на этом небосводе бизнеса и славы! Гаррис довольно ухмыльнулся и, расправив плечи, огляделся вокруг.
Машина шла по центральной улице, сплошь застроенной высокими, в дымчато-черной штукатурке зданиями. Нижние этажи домов, занятые конторами и магазинами, были зашторены гофрированным металлом – деловая жизнь города еще не была восстановлена.
Автомобиль обгонял группы немцев. Они несли какие-то кошелки, свертки; иные катили груженые детские колясочки. Военный комендант выехал к центральной площади города и тут понял, куда направлялись жители. На площади стояла толпа. Здесь была организована барахолка и шел оживленный торг. Американцы обменивали пачки сигарет, консервы и желтые коробки со стандартными продовольственными пайками на различные вещи, отдавая предпочтение часам, фотографическим аппаратам и золотым безделушкам. Голодные немцы были сговорчивы, и коммерсанты делали неплохие дела.
К площади подкатывали виллисы и доджи, из которых выпрыгивали все новые группы предприимчивых спекулянтов.
Гаррис усмехнулся. Каждый заботится о своем бизнесе, как может. Такова природа янки: при любых обстоятельствах они остаются деловыми людьми. И этим только можно гордиться.
На следующей улице два изрядно подвыпивших солдата тащили в дом какую-то девушку, визжавшую и отбивавшуюся. Парни в лихо сдвинутых набок пилотках хохотали и шаг за шагом преодолевали сопротивление молодой немки.
Гаррис кашлянул и отвернулся. В радостные дни, подобные тем, какие переживает сейчас каждый американец, не следовало вмешиваться в такие дела. К тому же ничего с этой девчонкой не стрясется. А солдаты заслужили это маленькое развлечение.
Машина въехала в широкие позолоченные ворота, прошуршала шинами по аллее и затормозила возле большого красивого дома. Полковник выбрался из автомобиля и взошел по ступеням крыльца в просторный холл. Здесь, перед массивной темной дверью, сидел капрал с глазами навыкате – будто он был чем-то испуган. Капрал вскочил, с грохотом свалив стул.
– Что нового, Динкер? – спросил Гаррис.
Капрал Динкер доложил, что все в порядке, если не считать небольшого происшествия: возле колонны боевых машин задержан немец.
– Немец? – переспросил Гаррис. – Давайте его сюда.
И он прошел в кабинет. Это была большая, отлично меблированная комната. Дальний ее угол занимал массивный письменный стол с таким же креслом. Возле одного из окон стоял столик с радиостанцией, за которым работала Патти Джонсон.
Гаррис круто обогнул стол и с размаху опустился в кресло. Патти подала ему расшифрованную телеграмму. Она начиналась словами: «Военному коменданту», и Гаррис дважды перечитал их, крякнув от удовольствия. В самом деле, это не шутка – быть военным комендантом района, в котором сосредоточено столько заводов, рудников и прочих приятных вещей! Повозиться здесь годик, другой, не потратить времени зря, и потом… Предвкушая это «потом», Гаррис зажмурился от удовольствия и что-то замурлыкал, отчего сделался похож на огромного рыжего кота. Затем он открыл глаза и оглядел стоящую перед ним радистку.
– Ого! – сказал Гаррис. – Вы принарядились сегодня, девочка! Счастлив тот, кто подцепит такую жену. Вы не думаете еще о подобных вещах? Война окончена, и теперь каждый может позаботиться и о себе.
Патти печально опустила голову.
– Вы все еще не можете забыть того капитана, все еще верны ему? – воскликнул Гаррис. – Конечно, жаль Кента, но – что делать? Его давно нет в живых. Господь принял душу этого храброго пилота.
Полковник вздохнул и возвел очи горе. Патти стояла, готовая расплакаться. В эти дни все празднуют победу. Такая радость у каждого. А она!.. Кент, Кент, как любила его Патти! Какой это был преданный друг… Ей очень жаль и того русского – Пономаренко с его экипажем, мужественных русских воинов, настоящих рыцарей…
Девушка не выдержала, поднесла платок к глазам и, сгорбясь, отошла к окну.
Стало не по себе и полковнику. Он тяжело завозился в кресле, зажег трубку, кашлянул. Все-таки много горя причинили людям эти нацисты. Но мертвых не воскресишь, а живые должны жить.
– Да, должны жить, – проговорил Гаррис вслух. – Патти, советую вам жить. Идите и постарайтесь развеселиться. Я не терплю печальных лиц.
Патти вышла из кабинета. Солдат ввел задержанного. Гаррис с веселым презрением посмотрел на немца. Это был молодой человек в поношенной пиджачной паре, с невыразительными, словно оловянными, глазами и стертым лицом.
– Кто вы такой? – спросил Гаррис.
Немец молчал.
– Выкладывай! – заорал полковник. – Или ты думаешь, что у меня есть время возиться с каждым паршивым немцем!
– Я хотел бы предложить свои услуги, – робко проговорил арестованный.
– Что он сказал? – озадаченно спросил Гаррис.
Солдат вытянулся.
– Я так понял: он хочет служить нам, сэр.
– Так… – Гаррис помедлил. – А ну, обшарьте его карманы!
Солдат ощупал задержанного.
– Ровным счетом ничего, – сказал он.
– Это и подозрительно. Искать лучше!
– Герр полковник, – торопливо заговорил немец, – я имею предложение… Я честный немец и хотел бы… мне сказали, мы можем рассчитывать на хороший прием. Я окажу услугу…
– К черту твои услуги! – оборвал его комендант.
Солдат вдруг стащил с арестованного пиджак.
– В подкладке что-то хрустит… Ага, вот!
И, вспоров шов пиджака, он вытащил бумагу.
Гаррис внимательно ее прочитал.
– Так, – сказал он зловеще, – значит, честный немец?
Вошел капрал Динкер.
– Вы суетесь не вовремя, капрал, – недовольно сказал Гаррис.
– Но вас спрашивают двое, сэр… Кажется, их зовут мистер Стэнхоп и мистер Кей.
Гаррис вскочил на ноги.
– Стэнхоп и Кей! – вскричал он в сильнейшем волнении.
– Да, сэр.
– Где же они?
– Возле часового. Прикажете пропустить?
Полковник схватился за голову.
– Вы заставили ждать этих джентльменов? О, какой же вы идиот, Динкер! Зовите!.. Пригласите их!
Капрал метнулся из комнаты. Гаррис поправил перед трюмо мундир и пригладил волосы. Отворилась дверь, и он, протянув вперед руки, поспешил навстречу двум посетителям в светлых пальто и шляпах.
– Здравствуйте, Гаррис, – густым басом проговорил высокий и очень полный американец, румяный и седоволосый.
– Бог мой, мистер Стэнхоп! Это вы? Как я рад, какую вы оказали мне честь!
– Здравствуйте, дружище, – сказал другой гость.
Гаррис на секунду оставил Стэнхопа.
– И вы, Кей!.. Нет, провалиться мне на месте, если это не сон!
Гаррис был в восторге от встречи. Он суетился вокруг гостей, собственноручно принял их пальто и шляпы.
Через минуту все трое сидели в креслах, расставленных вокруг низкого полированного столика. Гаррис раскрыл ящик с сигарами, предложил Стэнхопу и Кею.
– Нет, – сказал он, зажигая спичку, – не верится, что вы – и вдруг здесь, в этой дыре!
– Давненько мы не виделись, – задумчиво проговорил Стэнхоп.
– Два года! И я скажу: это срок!
– Срок, но вы – словно законсервированы, – заметил Кей.
– Еще бы, – усмехнулся Стэнхоп, оглядывая кабинет, – здесь совсем недурно.
– И даже очень недурно, – подтвердил Кей. Он бросил взгляд на молчаливо стоящих в своем углу немца и солдата. – Ладно, кончайте скорее с вашим делом. У нас не очень много свободного времени.
– Только секунду, – воскликнул Гаррис. Он взял со стола найденную у немца бумагу и подошел к арестованному.
– Так, значит, честный немец? – с угрозой проговорил он. – И даже после того, как я обнаружил эту бумажку? Получай, каналья!
И Гаррис сильно ударил немца, потом еще и еще.
– Ловко, – сказал Стэнхоп.
Гаррис оглянулся на гостей, оценивая произведенное впечатление. Гости были довольны.
– Ловко, – повторил Стэнхвп. – Коммунист?
Гаррис заглянул в бумажку.
– Обершарфюрер СС Макс Штиммель! А прикидывался овечкой!
– Я хотел сказать, – начал было немец.
– Молчать, – заорал Гаррис. – В тюрьму его! И смотреть получше!
Солдат вытолкал задержанного из кабинета.
Вошла Патти. Кивнув сидящим, она обратилась к Гаррису:
– Я могу работать, сэр?
– Да… то есть… – Гаррис вопросительно посмотрел на гостей. – Это радистка Джонсон. Она не помешает, если немного постучит там, в углу?
Стэнхоп кивнул. Патти прошла к аппарату. Гаррис подсел к гостям.
– Ну вот, – улыбнулся он. – Теперь я к вашим услугам. Расскажите же, как там в Штатах?
– В Штатах отлично, – сказал Стэнхоп. – Там не может быть плохо.
– Еще бы! – воскликнул Гаррис. – Война победно завершена. В Европе нет больше нацизма. И все видят, что это заслуга янки! Почему в Штатах должно быть плохо!
– А как здесь? – спросил Стэнхоп.
Гаррис выпрямился в кресле и выпятил грудь.
– Здесь мы уже сделали свое дело, джентльмены. Три дня, как не слышно ни одного выстрела. Признаться, мы даже отвыкли от этого. Тишина, как в Капитолии в полдень, когда почтенные конгрессмены заняты перевариванием своих бифштексов.
Кей, худощавый человек лет пятидесяти, с темными колючими глазами и горбатым хищным носом, иронически усмехнулся.
– Насколько нам известно, – сказал он, – здесь вообще не очень стреляли… последнее время.
Гаррис развел руками: не его вина в том, что напуганные мощью американского оружия немцы удирали поспешно и не смогли организовать сколько-нибудь серьезного сопротивления.
– Бросьте, – сказал Стэнхоп. – Вы говорите не с репортерами. И давайте выпьем. Неужели здесь придется погибнуть от жажды?
– Вы плохо думаете обо мне. Виски, вермут или джин?
Гости попросили виски, и Патти принесла бутылки, бокалы со льдом и сифон с содовой.
– Славная девушка, – сказал Стэнхоп, провожая Патти взглядом.
Гаррис усмехнулся.
– Я знаю толк в людях и умею подбирать их для себя. Исполнительна и надежна, как арифмометр. Но последние полгода сильно отразились на ней. Бедняга никак не может прийти в себя… Патти, – сказал комендант громко. – Вы можете отдыхать.
– А как же рация, сэр?
– К черту рацию. Война окончилась, и теперь рация может подождать. Ничего с ней не стрясется.
Патти вышла.
– Что же случилось с ней? – спросил Кей.
– Это длинная история, – Гаррис нахмурился, отгоняя мрачные воспоминания.
Скрипнула дверь. В кабинет просунулась голова капрала Динкера. Он робко доложил, что к коменданту пришел еще один немец.
– Где его взяли? – спросил Гаррис.
– Он пришел сам, – объяснил Динкер. – Это какой-то странный немец, сэр.
– Гоните его!
– Я пытался это сделать, но он не уходит. Он утверждает, что знает этих джентльменов. Право, я…
– Стоп, капрал, – прервал его Стэнхоп. – Он сказал, что знает нас?
– Да… И что вы назначили ему встречу здесь.
– Зовите его!
Динкер исчез и через минуту ввел посетителя. Это был Гюнтер Векслер, гауптман. Но сейчас одежду его составляли не мундир офицера, как полгода назад, а отлично сшитый серый костюм, пыльник и шляпа.
– Ба, да это Векслер! – воскликнул Стэнхоп.
– Могу поклясться, что это он! – подтвердил Кей.
Векслер, сияя улыбкой, подошел к американцам и горячо пожал им руки.
– Да, – сказал он, – это я, господа. Рад приветствовать вас в моей стране. Чтобы пожать вам руки, я сделал за три часа почти триста километров.
– Знакомьтесь, – сказал Кей и представил Гаррису Векслера. Последний отрекомендовался представителем фирмы «Хофт унд Векслер, химические заводы».
Кей наполнил бокалы и торжественно заявил, что сегодняшняя их встреча – это знамение судьбы. Война окончена, и они больше не враги.
– Именно так, – подтвердил Векслер. – Впрочем, деловые люди не были врагами даже тогда, когда гремели пушки и рвались бомбы.
Все выпили. Завязалась оживленная беседа.
