Александр Накул
Башни в огне
Глава 5. Камни просятся в небо
15
Путь Каллиопы лежал через лес.
Плоская, как стол, равнина вокруг Калимены переходила в огромный лес, что тянулся на полдня пути. Он считался проклятым. Для гераклейцев из бухты он был слишком далеко, а скифы пока не придумали, как его обустроить. Пока была только расчищенная грунтовая дорога, достаточно широкая, чтобы проехала телега. С тех пор, как Палак стал царём, её каждую весну очищали от молодой поросли.
Деревья скрыли городские стены и оставили Каллиопу наедине с мыслями.
Заросли над головой становились всё гуще, а путь – всё темнее. Казалось, на неё надвигается огромная грозовая туча и Каллиопа невольно поёживалась, предчувствуя дождь.
Хоть бы разбойники напали! Их весело будет убить!
Интересно, что мы увидим, когда войдём в город? Каллиопа никогда не была внутри Калимены. Сейчас, во время визита, она успела разглядеть только стены. Но бывшая рабыня полагала, что то, что внутри стен, не сильно отличается от того, что она видела в теперь покорённой Ольвии.
Дома с фасадом из камня, плотно подогнанного и закреплённого глино. Внутренние стены глиняные, с прослойками золы.
Скорее всего, город достаточно богат, чтобы на кровлях была черепица. Агора вытянута вдоль берега и похожа на торговую улицу. Там, наверное, даже пахнет, как в Ольвии....
В первые дни после освобождения Каллиопа мечтала сменить имя и поскорее забыть язык своего рабства.
Потом это прошло. И сейчас она уже гордится тем, что видела изнутри эти гнилые прибрежные города. А имя настолько к ней подходило, что им впору было гордиться.
Каллиопа, что означает “красноречивая”, – это имя музы, которая помогала мудрецам и сказителям. Девушка не очень понимала, зачем гераклейцы называют некоторых богинь музами, и ей так и не предоставилась случая спросить. Для себя она решила, что религия гераклейцев так же противоречива и запутана, как и их торговые дела.
Но также каллипами, уже от скифского слова, называли ольвийских скифов, которые настолько привыкли к городской жизни, что даже дома говорили по-гераклейски и давали детям чужие имена.
В Ольвии скифы-каллипы составляли большинство жителей. Их избранные по кварталам вожди играли как хотели городским советом и только постоянные внутренние распри не давали им захватить в городе власть.
Каллиопа тоже считалась каллипой. Ей нравилось это созвучие, но настоящими скифами для неё были царские. Горожане сопереживали, ужасались её судьбе – но за все годы никто не удосужился её выкупить. А царь сколотов Палак уничтожил её рабство на следующий же день после падения города.
И её хозяева не рискнули перечить. Оно и не удивительно. Насаженные на копья головы тех из городского совета, кто голосовал за войну и оборону до последнего, уже украсили городскую площадь. Недавно отрубленные и ещё нетронутые разложением, они выглядели как живые и, казалось, наблюдают за тобой вытаращенными от ужаса глазами.
Чуть позже оказалось, таких, как она – мало. Очень мало.
А значит, Каллиопа может быть очень полезна своим освободителям.
Давно, ещё в детстве, она услышала эти слова. Сказаны они были под тростниковым навесом, в углу городской агоры, где люд уже вроде простой, но уже можно ходить без опаски.
Каллиопе было, кажется, лет девять или десять. Хозяйка послала её на рынок, вот и она услышала, когда проходила мимо. Начало разговора она не застала – да оно и не важно было, наверное.
Выступавший был из местных, ольвийских скифов. Один из тех, кто следует степной моде, с остриженной головой и роскошной рыжей бородой, которая только подчёркивает мужественное лицо. Тогда он показался Каллиопе очень огромным и взрослым. Потрясая кулачищами, он доказывал чернявому гераклейцу:
– Говоришь, скифы могут только по травяному морю? Что до вашего Арго никто здесь и не был? А Ээта вспомни, царя Колхидского? Он со всем флотом за вашими аргонавтами гнался. И плохо, что не догнал!
– Откуда в Колхиде скифы,– пытался уколоть его гераклеец.
– А скифы тогда там и жили, за Араксом! Это потом, когда массагеты пришли, мы сюда переселились. И, надо сказать, не худшее место.
И сейчас объединитель Палак готовит новый аргумент для давнего спора.
16
Лес закончился, Каллиопа почувствовала облегчение. Ей было не по себе после полузаросшей лесной дороги. Когда Калимена будет покорена, надо будет хорошенько его прорубить, чтобы не нависал.
Новая столица царских скифов стояла на открытом месте, в ложбине, окружённой холмами. Поросшие травой известняковые холмы были похожи на черепа, вросшие в землю и почти целиком покрытые мхом.
Стена с башнями, построенная ещё во времена отца нынешнего царя, неуловимо напоминала калименскую. Сейчас, после путешествия, она понимала, насколько похоже строили гераклейские зодчие.
Но стена огородила слишком немного. Похожая на бурый камень, крепость лежала посередине ложбины – а вокруг неё раскинулось пёстрое море шатров и кибиток. Вся степная мощь собралась сегодня к Новой Столице и очень хорошо видно, что она никак бы не поместилась за тесными стенами.
Степь почуяла добычу и забыла старые распри.
Каллиопа поняла, что Палак был уверен в ответе заранее. Калименцы не отступят, у них сердца твёрже камней, из которых собрана городская стена.
Скоро выступаем. Такая армия не может стоять долго, особенно возле столицы. Лошади съедят всё и потравят траву, вонять ещё сто лет будет. Не просто так великие цари древности, вроде Атея, даже не стоили столицы, чтобы не привязываться к одному месту, а сбор объявляли прямо на границе владений врага.
Она ехала через импровизированный лагерь, мимо пёстрых палаток. Пахло конского потом и навозом – но этот аромат веселил. Всяко лучше, чем городские помои и тухлая рыба.
Вот и ворота, они распахнуты. Царю нечего скрывать от союзников. Если будет осада, их, конечно, закроют.ы
Двухэтажные дома, как в Ольвии, но опрятней. Агора вымощена светлым камнем, а ней – конная статуя Скилура. А вот и дворец, похожий на большое загородное имение богатого гераклейца.
Скифы не гонятся за роскошью. Их и так уважают.
Царь был во внутреннем дворике. Он выслушивал донесение кого-то высокого и бородатого, в высокой шерстяной шапки. Каллиопа не знала этого посланника, но судя по виду, это был человек важный.
Здесь же были и боевые зеркала. Огромные, почти в рост человека, они были замотаны в мешковину. Зеркала поставили прямо во дворике, чтобы не утомляться насчёт охраны.
Закончив с посланником, Палак повернул к ней ещё молодое лицо, отороченное рыжей бородой.
– Отказались,– только и сказала Каллиопа.
Палак не сказал ни слова, только положил ей руку на плечо. Это означало, что она может отдохнуть.
На следующее утро войско выступило. Фыркали лошади, позвякивала упряжь, и блестело солнце на шлемах.
Здесь были все возраста. Пока безбородые или с первым пушком подростки так и сверкали восторженными глазами. Молодые выглядели спокойно и сосредоточенно, уже представляя трофейные сокровища. Пожилые степенно посматривали на соратникам. Им нравилось, что всё идёт как положено.
Каллиопа пристроилась ко второй колонне, где на специальных телегах везли зеркала. Лучи солнца пробирались сквозь дырки в мешковине и рассыпались радужными искрами.
Войско утомительно медленно двигалось по тесной дороге. На Каллиопа уже знала эти места и с удовольствием отмечала знакомые ориентиры.
Если дорогу и пытались перекрыть, первая колонна легко с этим справилась.Почти без заминок войско преодолело лес и развернулось в четыре лагеря на земле пригородных поместий.
Да, это не юные тавры из отряда Лика-оборотня. Этих скифов горожане прогонять не решились. Вокруг лагерей вообще не было ни души. Только дозорные смотрели с городских башен.
Каллопа разыскала царскую палатку. Палак сидел рядом с Гиппасом, и внимательно слушал его разъяснения.
Заморский маг, без парадных облачений совсем не впечатлял – он был низенький, с чернявой бородёнкой. Бородёнка откровенно не желала расти как положено.
– Зачем ты пришла, Каллиопа?– спросил Палак.
– Я хотела спросить, – нужно ли отвести им ультиматум?
– Не нужно. Они его не заслужили.
И снова склонился над свитком.
Каллиопа отправилась посмотреть, как устанавливают зеркала. Без мешковины они казались совсем обычными. И телеги, и верёвки, и даже скифы, которые поднимали огромные зеркальные щиты, были настолько обычными, словно со славных времён объединителя Атея прошёл всего лишь день.
Но щиты были по-прежнему накрыты мешковиной. Скифы расставляли палатки и подыскивали выпасы для бесчисленных коней, как если бы готовились к долгой осаде. Хотя на самом деле все просто дожидались пустых телег. На них, когда город падёт, будут увозить богатую добычу.
Воины в остроконечных шапках были повсюду. И в лесу, и среди шатров, и на полях, где дозревал брошеный урожай. Горожане попрятались за стены и теперь весь простор принадлежал степнякам.
Сколько же тысяч здесь собралось? Три? Пять? Пятнадцать?
Когда прошёл слух о войне с Херсонесом, вся степь пришла в движение. Херсонес – могучий город с древними стенами, у него есть несколько колоний и много союзников, даже по ту сторону моря. Достаточно одного постановления городского совета – и вся Таврия, Киммерия и прилегающие земли останутся без железной руды, оливкового масла и тысячи прочих товаров, что доставляют по солёной воде.
Объявление войны могло значить только одно – у Палака есть идея, как справиться с заносчивыми горожанами.
Новость о щедрой войне, что затмит походы Атея и Мадия, разбегались, как степной пожар. Через перешеек скакали послы от народов, которых уже давно считали легендарными. Авхаты и паралаты, борусы и меланхлены в коротких чёрных плащах – все восхищались мужеством Палака и были готовы прислать лучших воинов – при условии, что война закончится не раньше зимы и принесёт богатую добычу. Теперь у Палака было, из кого отбирать самых лучших воинов.
Тем временем телеги подходили и подходили. Каллиопу оттеснили в сторону, к полю спелой пшеницы возле брошенной загородной виллы. Несколько пожилых бородачей в пыльных после дороги шапках уже работали странными кремневыми серпами. У этих сегодня пусть небольшой, но трофей уже есть.
Трубят в рог. Медленный, тягучий, как нить, что тянется из кузнечного тигля, гул поплыл над холмами и островерхими шапками.
В лагере всё затихло. Даже собаки смотрели, не отрываясь, на городские стены. Они по-прежнему казались неприступными.
Неужели на штурм? Видимо, да. А как же телеги? Наверное, решили не ждать. Телеги пусть добираются, как смогут. А вот солнце упускать нельзя. Если ждать до вечера – оно может опуститься слишком низко и света не хватит. Конечно, холмов на западе нет, только открытое море. Но лучше не рисковать. Придётся ждать целую ночь, жечь костры, следить, чтобы горожане чего-нибудь не придумали.
Скифы начали строиться. Атаковать, если придётся, будут в конном строю. В пехоте пока нет нужды, лишь небольшая часть войска покинула лагерь
В центре – сверкают позолоченные доспехи царской гвадрии. На левом и правом флангах, выдвинутых вперёд, чтобы получился полумесяц – лучники с огромными, самыми лучшими луками.
Если горожане рискнут ударить, их ждёт тяжёлый бой. Конницы у геркалейцев нет, а лучники смогут работать только со стен. У них просто не будет времени, чтобы выйти на позицию.
Гиппас словно и не заметил этих приготовлений. Он шагал в сторону поднятых зеркал, с посохом, мрачный и сосредоточенный, словно жрец-энарей перед гаданием о здоровье вождя. Шесть учеников в белых одеждах и с кое-как постриженными рыжими бородами следовали за ним. Все шестеро были скифы.
Стало попросторней и Каллиопа отправилась обратно, на холм, где веток трепал привязанный к копью флажок, что обозначал царский шатёр. Даже ей, бывшей горожанке, было боязно подходить к зловещим зеркалам. Она успокаивала себя мыслью, что царь выбрал себе лучшее место – и безопасное, и удобное, чтобы смотреть.
Там, в городе, тоже поняли, что сейчас будет. И судорожно готовились к тому, чему невозможно быть до конца готовым.
Стены по-прежнему казались неприступными. Древние камни мрачно взирали на хрупкие шатры и палатки. Город выглядел покинутым, но все понимали – он просто затаился.
Между зубцами стены притаились лучники. И зыбкий дымок дрожал на фоне высокого полуденного неба. Это кипятили смолу и готовили жидкий огонь, не подозревая, как мало они пригодятся.
Падение Ольвии ничему не научило гордых гераклейцев. Её стены ещё выше, и такие толстые, что может проехать телега, в которую запряжены два вола. Но и это не помогло…
Солнце ещё не успеет коснуться морской глади, когда Счастливая Гавань станет скифским владением.
Сегодня боги будут на стороне скифов. Каллиопа не очень доверяла богам, потому что они так мало сделали для её освобождения, – но не следует спорить с установлениями небожителей. Палак не нарушил обычай войны. И Херсонесу, и его колониям война объявлена сразу после обидной битвы в Крабовой бухте. В ту ночь какие-то горные ликантропы вроде той вшивой шайки, с которой она беседовала на холме, хитростью разгромили отряд Мадия. А потом Херсонес объявил, что берёт их под покровительство. Такую наглость терпеть было невозможно и Палак решил, что будет проще покарать гордый город, чем отлавливать по горам одичавших волков.
Скифский царь дал городу шанс. Он посылал её, Каллиопу, и посланница в самых вежливых выражениях предложила горожанам сдаться. Но они отвергли царскую милость. А ведь именно она – их последний шанс на спасение.
Теперь у них нет шансов. Подмога из Херсонеса не успеет, даже если отправится прямо сейчас.
В глазах зарябило. Это служители стаскивали мешковину с боевых зеркал.
Одного взгляда – а больше и не выдержишь – было достаточно, чтобы дошло: это не просто полированная бронза, какую встретишь в гиникее богатых куртизанок. Гиппас сделал с зеркалами что-то странное, так, что теперь они отражали свет двумя слоями, словно горный хрусталь. Предоставленные сами себе, они разбрызгивали радужные искры.
Гиппас командовал, сверяясь с чертежом на восковой дощечке. Вот три зеркала встали под нужным углом – и радужные разводы слились в один луч, синий, как спина молодого дельфина.
Луч дёрнулся и упёрся в левую башню.
Палак взял у оруженосца рог и поднёс к губам. Он собирался подать решающий сигнал самолично.
Каллиопа напряглась. И напряглись все. Напряжёние было настолько сильным, что казалось, будто воздух трепещет.
Даже если ничего не получится с зеркалами – сегодня они победят. Просто бросятся всей толпой – и победят, не считаясь с потрерями.. Они же заготовили осадные лестницы…
Синий луч упёрся прямо в запертые ворота. Поднялся повыше, чтобы не отражаться на шляпках медных гвоздей.
Снова гул. Почти бесшумно повернулись два оставшихся зеркала – опорные оси были смазаны нефтью. Луч дёрнулся и синева вдруг пропала, словно слиняла с его белизны.
Луч по прежнему буравил камни башни. На первый взгляд ничего не происходило. Только слабый дымок поднимался от стены. И этот дымок становился всё гуще…
Башня лопнула за одно мгновение, словно спелое яблоко под конским копытом. Камни и куски глины полетели во все стороны, открывая охваченное пламенем нутро, где метались защитники, превратившись в живые факела. Одни пытались броситься в город – но двери уже заперли и подпёрли с другой стороны. Другие спрыгивали вниз, навстречу верной смерти.
От этого зрелища обомлели даже бывалые лучники. А в следующее мгновение они опомнились и стрелы запели, поражая обожжёных защитников.
Послышались крики, что-то задвигалось на стенах. Похоже, это разбегались городские лучники. Конники не обращали на них внимания.
Наконец, движение затихли. Башня продолжала тлеть, внутри обваливались перегородки. Защитники лежали на полу и на земле у подножья, всё мёртвые.
Луч снова стал синим. Дёргаясь, он полз по стене, словно выискивал новую жертву.
Каллиопа с трудом отвела взгляд и выдохнула. Потом, словно в трансе, стала карабкаться к царскому шатру.
Палак стоял на пороге, хмурый и удивительно молодой. Рог лежал на сложенных руках, похожий на худенькую молочно-белую кошку. Только сейчас Каллиопа заметила, что в походе царь таврийских скифов не отличался от своих дружинников даже одеждой – только чаша на поясе и рукоять кнута были позолоченые.
– Чего тебе, Каллиопа?– спросил он.
Царь помнил её имя! Это было так приятно…
– Я подошла спросить,– девушка сглотнула,– нет ли для меня посланий или распоряжений?
– Скажи Гиппасу, пусть уничтожит все башни,– произнёс Палак,– Мне надо получше разглядеть, как работает луч. А ещё – мне нравится, как они разрушаются. Прекрасное зрелище!
17
Все башни в городской стене Калимены чуть-чуть, но отличались друг от друга. Видимо, их достраивали по мере того, как в городской казне скапливалось достаточно денег. Соседние башни могли быть построены в разные столетия.
Но взрывались они почти одинаково. Камни взлетали в небо, раскалённые куски черепицы сыпались прямо на головы перепуганным защитникам, а уцелевших добивали лучники, даже не трогая с места. И оставалась только тлеющая развалина, похожая на гнилой зуб.
Конечно, это был не конец. Сейчас, стоя под боевыми зеркалами, Каллиопа словно открыла в себе зрение стратега и ведела, что чудесные зеркала всех проблем не решат. Даже разбитые и тлеющие башни защищают город, пусть делают это и плохо. Да, внутри больше нет гарнизона. Но всё равно пришлось бы преодолевать стены.
Обитай здесь народ безумный, вроде тавров, или закалённый в бесчисленных боях с беспощадным противником, вроде основателей города, – у Калимены остался бы шанс. Его обороняли купцы и ремесленники, которые уже забыли, когда последний раз держали в руках настоящий щит. Даже победители трактирных драк не могли выдержать луча смерти и вопили, бежали, прыгали вниз с крошащихся стен.
Кто-то пытался спасаться на эту сторону, словно и не было тут других скифов, а только смертоносные лучи и их обслуга.
Вот один такой беглец, в блещущих медью доспехах, вывалился из башни и скатился вниз прямо к насыпи. Он постоянно мотал головой и был ещё жив.
Гарцующие на боковых флангах лучники немедленно посылали в самонадеянного беглеца с десяток стрел. Четыре стрелы прошили его с разных сторон. Так деревянные шампуры протыкают кабанчинка, чтобы было проще его делить, когда зажарится. Беглец вскрикнул, повалился на колени, а потом без единого слова рухнул лицом в траву и там затих – теперь уже навсегда.
Наконец, настал черёд главных ворот.
Первый удар был пробным. Гиппас велел наклонить правое зеркало, так что вместо синего луча получился зелёный.
Залёный сработал не хуже синего. Дубовый ворота охнули и створка осела вбок, словно охмелела от медовухи.
Всё-таки магия – великая вещь. С такими зеркалами штурмовать города – не сложнее, чем забивать гвозди.
Следующие три выстрела были синим лучом. Они сработали, как положено. Ворота всхлипнули и рухнули на землю, поднимая жёлтую тучу пыли.
Проход был свободен. Из квадратного проёма доносились крики и топот ног в гераклейских сандалиях. Это разбегались те, кто должен был их защищать.
А когда пыль улеглась, рог затрубил в третий раз. Но теперь он брал выше, словно собирался забраться в самое сердце.
По рядам пронёсся радостный гул. Из каких бы далёких краёв не пришли под стены Калимены – они опознали этот сигнал, самый сладостный для слуха любого настоящего скифа. Этот сигнал означал, что город можно разграбить.
И Каллиопа понимала, почему. У Палака уже и так была Ольвия, покорный торговый город, где он не тронул ни соломинки. Его союзники пришли за добычей. И пусть они возьмут её здесь, в городе, который мало что значит.
И скифское воинство бросилось на беззащитный город. Так изголодавшаяся за зиму стая волков бросается на заблудившуюся овечку.
Часть II. Праздник в таврийских горах
Глава 6. Счастливые тавры
18
Лик, Еловрит, Маес и все остальные даже и не думали о судьбе негостеприимного города. Морское путешествие смывало все тёмные мысли.
Они шли вдоль берега на лёгком беспалубном паруснике. Такие дешёвые кораблики с небольшим грузом шныряют по двум морям и даже решаются выйти в моря дальние. Весло у судна было одно-единственное – рулевое. Гребцам нужно место, а его на тесном судне совсем не хватало – четарнадцать шагов в длину, четыре в ширину, и повсюду стоят бочки и ящики. Подвал в Херсонесе, где они жили с Маесом, казался теперь Лику на удивление просторным.
Город Херсонес уже потому удачно расположен, что из него можно плыть в понтийскую столицу напрямую через море. Так мореход избежит коварства течений востока и запада и за два дня довезёт груз до Синопа.
Если плыть осторожнее, вдоль побережья, то что восточным путём. что западным получится дольше.
Но это для обычных кораблей. Для Лика и Маеса идти напрямую из Херсонеса не получится.
Первая причина – Лик и Маес изгнаны из города постановлением народного собрания. Пусть стратег Евдокс и признал его союзником, – но указ об изгнании так и не отменили. Городской совет напомнил Евдоксу, что он, конечно, стратег – но не единственный. Поэтому Лика не пустят в главный город колонии – пусть даже на корабле.
Конечно, можно было насыпать на доски судна песка и приказать Лику лечь, чтобы он формально был не на земле Херсонеса. Но такая хитрость срабатывала только во времена героев, когда даже лесные демоны соблюдали клятвы. В наш железный век люди стали вероломны, нарушают клятвы, а тех, кто ищет убежища в храме, отрывают от алтарей, чтобы зарезать прямо на пороге. Мешок песка не остановит геркалейцев, особенно на пороге войны.
Вторая причина – образование. Еловрит хотел увидеть новое поселение в Крабовой Бухте. Палак пытался забрать удобную бухту себе, но Лик с помощью военной хитрости сумел вернуть бухту прежним хозяевам – строптивым горным скифам, которых называют таврами.
Впрочем, если сейчас Палак отберёт Калимену, то у него будет ещё более удобная бухта, превосходно обустроенная, и запас рабов, чтобы сделать её ещё лучше. А если он возьмёт ещё и Херсонес, до сможет обрушить на тавров всю свою армию, вместе с чудовищными изобретениями беглого чародея Гиппаса. Лик совсем немного сталкивался с его изобретениями – и уже мог назвать с десяток причин, почему колдуна следует немедленно убить.
Места на кораблике не было и отряду пришлось разделиться. Лик и Маес вели тавров обратно в Крабовую Бухту по суше, а Ихневмон, Еловрит и несколько слуг следовали за ними вдоль берега на кораблике. Иногда кто-нибудь из тавров забирался на корабль с сетью, чтобы порыбачить для ужина.
Это было удивительно весёлое путешествие. Сначала шли по мелководью и с корабля можно было разглядеть сквозь спокойную прозрачную воду круглые пятна подводного мха. Потом море стало глубже, а пляжи пропали. Складчатые скалы обрывались прямо в воду и изредка расступались бесприютным пляжем, засыпанном серыми валунами. На этих участках отряд, что шёл по берегу, просился на борт и даже обещал грести. Но ветер был попутный и грести не понадобилось.
Вот они прошли известняковые арки Чёрного Мыса и обогнули прибрежный заболоченный лес. На это ушло четыре дня – и все эти дни были незабываемы. Затем они проскользнули мимо стен гордого Херсонеса. А ещё через полтора дня добрались до Крабовой Бухты.
Последние часы были самыми сложными. Приходилось карабкаться по горам , залегать, пока разведчики проверят, нет ли впереди конного патруля,– и утешать себя тем, что если враг снова решит опять атаковать Бухту, ему тоже придётся преодолеть все эти подъёмы и переходы. Скалы и бедная земля защищали Бухту ещё лучше, чем высокие каменные стены вроде тех, что они видели в Херсонесе и Калимене.
Внутри, среди зарослей, уже стояли шалашики и первые хижины тавров. Всё больше горных скифов возвращались сюда, и было даже несколько переселенцев. Когда Лик увидел на горизонте дым костров, он сразу почувствовал себя как дома.
Еловриту тоже здесь нравилось. Он то любовался бухтой, то рассматривал шалаши. Когда он переводил взгляд на шалаши, его взгляд становился жёстким и взрослым.
– Посмотри на эти шалашики – и ты увидишь зародыш города,– говорил ему Ихневмон, хватая за тунику с такой яростью, что чуть не свалил мальчишку в воду,– То же самое, что в ватаге Лика – зародыш государства.
Почти все жители вышли встретить их экспедицию. За эти дни они успели соскучиться по-новостями. Командовала ими мать Агры, всё такая же сухая и с траурными маками в волосах.
– Удалось ли победить врагов?– спросила она.
– Враги не явились,– признался Лик,– А наши друзья сказали, что они нам не друзьям. Но трофеи есть.
И продемонстрировал мешок с головой Кадуита. Он собирался показать и саму голову, но одного взгляда на частично обглоданный муравьями череп оказалось достаточно. Будь голова целой, она бы смотрелась жутко. Успей муравья доесть плоть – голый черп бы выглядел достойным трофеем..
А сейчас она смотрелась просто отвратительно. Для триумфа такое не годится.
Жители всё поняли. Известие о недолгом правлении Кадуита уже до них дошло.
– Лик заберёт её себе, чтобы сделать чашу,– пояснил Дандалид.
– Он собирается и дальше путешествовать,– вступил его брат-близнец.
– В пути он может оказаться в других местах, где живут скифы,– продолжал Дандалид,– И если будут устраивать пир и пускать круговую чашу, он тоже сможет там пить и есть.
– Потому что покажет голову убитого врага!
– И он сможет рассказать им про нас, про наш посёлок, наши дела, наши подвиги!
– Про то, как мы воевали с деревней, что под оливами.
– И как падала Калимена под ударом скифского царя.
– Ихневмон!– не выдержал на этом месте Лик,– Что ты устроил? Что ты им наболтал? Из-за тебя ребята превращаются в политиков.
Но было поздно. Всех заинтересовали известия о Калимене. Лику пришлось рассказывать.
Он сразу предупредил, что не видел падения и может только предполагать. Но описание возможной осады и штурма так его увлекло, что они с ребятами даже вылепили из песка на прибрежном пляже что-то вроде калименской оборонительной стены и показали, разложив камешки, как Палак встанет рядом лагерем и куда ударит во время штурма.
– Царь Палак, конечно, хуже собаки,– сказала жрица,– Но как ловко он захватывает города! Нам со времён царя Атея и не снились такие победы. Я уж думала, нет в степи нормальных воинов, все разбрелись и служат наёмниками в чужих землях.
– Ничего хорошего в этом нет,– огрызнулся Маес,– Справится с городами – и за вас возьмётся. Думаете, он простит нам побоище, которое мы ему здесь устроили?
– А вот царь Танай дошёл до южной страны Кеми…– заметили в задних рядах.
– Дошёл,– вместо Лика ответил Маес,– А ещё до этого Везосис из той самой страны Кеми дошёл до наших берегов. Древние люди были крепче и выносливей. чем мы, они легко переносили такие походы, и могли за одну ночь оплодотворить шестьдесят девиц. Но ты сам посмотри – и Танай, и Везосис вели войны с отдаленными народами, а не с соседями. И победы им было достаточно. Потому что искали они не власти себе, а славы своим народам! А теперь сравни с тем, что царь Палак делает. Одних порабощает, других огнём жжёт.
– Но Каллиопу он освободил,– напомнил Савлий, и на его глаза словно опустилась дымка.
– А ты женщинам верь побольше!– оборвал его Лик.
