bannerbannerbanner
Радуга

Александр Михайлович Бруссуев
Радуга

Полная версия

– Да Вы не беспокойтесь, Александра Александровна. Я также далек от всяких секретных служб нового правительства, как и от некогда громких ее подразделений, ныне почти упраздненных. Ко всякой шушаре, ну и ментам, Вы тоже можете меня не причислять. Я, точнее – мы, сами по себе.

– Так не бывает, – тоже улыбнулась, отрицательно мотнув головой, Саша. – В государстве все роли определены: бомжы, работяги, барыги, менты, депутаты и олигархи. Уж простите меня за жаргон – нахваталась, знаете ли из телевизора. По утрам показывают сплошной позитив.

– Ну да, Вы совершенно правы, – кивнул головой дядечка. – Менты, связисты и таксисты. Кстати, а церковь куда подевалась в этой классификации? Но Вы совсем упускаете из виду, что какое бы ни было государство, оно имеет начало – рождение, и конец – упадок. Рождение возможно только при какой-то упорядоченности, что, как известно, требует определенных сил, приложенных извне. Далее идет развитие, что тоже требует затрат, временами колоссальных. Вдруг, бац – и плюнули все, плывут по течению, считая, что всего достигли. Вот тут-то и возникает хаос, к созданию которого, как известно, не нужно прикладывать никаких сил. Правящая клика проворовалась, народ проворовался, все проворовались. Государство померло. Но на его руинах снова возникает другое, или другие, чему нас учит история. Естественный исторический оборот. Но позвольте Вам предложить мыслить шире. Пес с ними, с государствами. В конечном счете они – всего лишь аппарат насильственного поддержания господства одного класса над другим. Так еще Вова Ленин сказал. Я имею в виду другие рамки: человечество, например. Избежать хаоса в глобальных масштабах, Вы меня понимаете?

Саша почти доела свой салат, время обеда тоже было не резиновое, еще хотелось неспешно прогуляться по улицам до работы.

– Вы имеете в виду какое-то общество Вольных каменщиков? – спросила она. – Зачем вообще эти разговоры?

Дядечка тоже между делом доел пирожки и допил свой кофе.

– Если Вам показалось, что я представляю масонов, то – да, – проговорил он. – Точнее – нет. Вот Вам, уважаемая Александра Александровна, мой номер телефона. Если пожелаете сменить род деятельности – я к Вашим услугам. Работа с записью в трудовой книжке, весь соцпакет, зарплата – не меньше чем Ваша нынешняя, правда, не всегда нормированный график дня, командировки, часто – заграничные. И главное – свобода в достижении результата.

– Вы шутник? Или волшебник? – поднимаясь, спросила Саша. Она хотела добавить еще что-нибудь, ввернуть какую-нибудь ядовитую фразу, но передумала.

– Нет, – ответил Аполлинарий очень серьезно, тоже поднимаясь. – Я руководитель одного из департаментов «Дуги». До свидания, Александра Александровна.

Двигаясь на работу, Саша почему-то нисколько не думала о поступившем предложении. Никто не преследует, ну и ладно. «Дуга», Аполлинарий – все это интересно, но не вписывается в стереотипы поведения нынешних работодателей. Значит, подозрительно это, и держаться нужно подальше.

На улице была весна. Хмурые тучи проносились над серыми питерскими домами, пугая внезапным снегом редкую травку, пробившуюся сквозь обесцвеченные временем и былым снегом этикетки от пивных бутылок и собачьи экскременты. Солнце метко стреляло лучами сквозь прорехи в небесах в окна домов, рождая грустные и блеклые солнечные зайчики на потресканном асфальте. Но на берегу у Петропавловки уже зашевелился народ, проверяя места былых редутов в битве за ультрафиолет. Придет девушка в солнечных очках с плеером в ушах и песцовой шубой на плечах, встанет, прислонившись к гранитному парапету, и замрет, словно в ожидании. Вдруг, кончается туча и на невский простор вываливается солнце. А девушка, не тратя ни секунды долгожданного момента, распахивает шубу на всю ширь и принимает соблазнительную позу, чуть согнув одну изящную ножку и выставив вперед другую. С соседнего моста зеваки с биноклями и просто «зоркие соколы» аплодируют и переговариваются: «Чего – топлесс, или полный нэйк?» Конечно, чаще всего присутствует весьма условный купальник, но не так уж и редко без верхней своей составляющей, а иногда и без нижней. Девчонки ловят первый загар, зрители ловят кайф и приобщаются к прекрасному. Во всяком случае для некоторых такое зрелище гораздо интереснее фотографий теннисной примы Курниковой в разрезе на белой квадратной кровати в неизвестной американской гостинице.

А Саша с дочкой укатили под Выборг и, отогревая руки у небольшого костра, собирали граблями прошлогоднюю траву и листья. У дальнего края камышей шевелился последний лед, как бы напоминая о былой зиме, но жизнь оживала. Настроение стремительно поднималось от отметки «депрессия» к отметке «а не выпить ли нам коньяку». Маша по юности лет к алкоголю была весьма равнодушна, поэтому довольствовалась лимонадом, а Саша с удовольствием тянула пятьдесят грамм, опять же – трофейного, Old Barrel целую вечность, почти шестьдесят секунд. Она пошарила по карманам и, выудив визитную карточку с телефоном Аполлинария, бросила ее в костер.

– Ах! – сказала она, подобно героине «Титаника», роняющей в бездну Атлантического океана огромный бриллиант. Но думать о последствиях, о хаосе, о человечестве, о ненормированном рабочем дне и заграничных командировках Саша не стала. На даче хорошо тем, кто умеет отрешиться от суеты и проблем обычной жизни.

В понедельник, отпросившись после планерки с рабочего места, Александра Александровна Матросова толкнула тяжелую дверь на улице Большой Морской, у которой висела вывеска «Северо-Западное Речное Пароходство». Где-то в этом подъезде и располагалась загадочная «Дуга».

7. Саша Матросова. Первое посещение «Дуги»

Каким образом рассудительная и здравомыслящая женщина, кем Саша втайне себя считала, решилась на такой шаг в сторону изменения своей жизни, она не знала. Ни на даче, ни по возвращению домой, ни перед сном, ни после пробуждения – никогда она не думала, что пойдет на Большую Морскую. Даже отпросившись за сорок минут до обеда, Саша не отдавала себе отчета: зачем? Просто вышла на улицу, шла-пошла и открыла высокую трехметровую массивную дверь, соседствующую с монументальной табличкой «СЗРП». Никаких других букв, складывающихся в слово «Дуга» не было. Тем не менее эта странная организация располагалась именно здесь, в этом она не сомневалась.

В большом и просторном фойе царил полумрак, одетый в форму, одобренного Уставом неведомой организации цвета, охранник хмуро уставился на Сашу. Одежда у стража доступа к широкой парадной лестнице была землистого окраса, ремень, дубинка и на груди какое-то переговорное устройство – тоже. Лицо же было красным и каким-то мятым, словно он только что спал где-то на ровной твердой поверхности без всяких удобств, и вскочил лишь только сейчас, да и то по служебной надобности. Однако, глаза, нахальные и бессмысленные, свидетельствовали об обратном: охранник бодр, бдителен и полон решимости.

– Куда? – поздоровался он и приподнялся со своего места.

– Здравствуйте, – ответила Саша. – К начальнику отдела кадров.

Страж переписал ее фамилию из паспорта и включил разрешающий для прохождения через вертушку знак: зеленую стрелку.

Поднимаясь по этажам и читая названия отделов, на них размещающихся, она засомневалась, туда ли попала. Все сомнения вскоре развеяла взрослая женщина, вышедшая из двери с почти революционной пролетарской надписью: «Управление Волго – Балт». «Не туда», – сказала та. – «Не совсем уверена, но вроде бы где-то до вахты, ближе к полуподвалу, размещается какая-то контора. Вполне возможно, это и есть Ваша «Дуга». Вроде бы так».

Но сразу разрешить вопрос с местонахождением искомой организации Саше не удалось. Казалось бы, чего проще – спустилась, подошла к двери, спросила – и ключик в кармане, можно спокойно действовать дальше.

Однако так не считал вахтер, он же охранник, он же страж, он же работник неведомой Вневедомственной или частной организации.

– Ты куда? – спросил он.

Саша засомневалась в правильности вопроса. Очевидность того, что она собирается не в «СЗРП» и даже не в «Управление Волго – Балт», была явной. Отвечать, что намерена выйти – не поворачивался язык. Может быть, у местных охранников был такой специфический жаргон: «куда» – значило приветствие, а «ты куда» – прощание. Наверно, надо было решительно бросить: «на кудыкину гору» и грозно дернуть турникет, но Саша ограничилась простой, почти никулинской фразой:

– Туда.

Страж не стал уточнять: «откуда?», не сомневаясь в ответе («оттуда»), однако открывать свободный выход не стал.

– А в руках у тебя что? – спросил он и зачем-то погладил рукой дубинку.

– Плащ, – пожала плечами Саша. По причине хождения по лестницам туда-сюда ей стало несколько жарко, поэтому, чтоб лишний раз не потеть, она сняла легкий бежевый изящный плащик и перекинула его через руку.

Охранник вышел из своего загона и медленно обошел вокруг Саши. Других посетителей не было, поэтому он не торопился. Дубинка в руке была исключительно символом радушия и доброты.

– А, – сказал он и внезапно злобно сощурился. – Ну и откуда ты взяла этот плащ?

Саше стало даже смешно, но не очень. Глупые и беспочвенные подозрения зажгли свечу гнева, грозящую перерасти в пожар революции, сметающий здравый смысл.

– Чего ж так плохо следишь за посетителями, раз не в состоянии запомнить, кто в чем проходит. Всего-то несколько минут прошло, – она старалась говорить спокойно, но дыхание предательски сбивалось. Хамство она очень плохо терпела, тем более от подобных типов, изначально вызывающих отвращение и брезгливость.

– Ты ли мне будешь указывать, как я работаю, – фыркнул охранник и дубинку свою положил на плечо, как хлопушку для мух в ожидании очередной жертвы.

«Вот ведь какая незадача!» – подумалось Саше. – «Этот может и ударить. Да и ударит, наверно, сволочь такая. Как же потом на работу возвращаться в избитом виде? Крикнуть помощи, что ли? Так неудобно как-то. Зарядить ему по роже? Не совсем уверена, что попаду, да и пачкаться что-то не хочется».

 

– Так, вызывай свое начальство, некогда мне тут заниматься объяснениями, – резко, насколько могла, произнесла она и неожиданно для себя добавила. – Понял, быдло?

– Ах, так! – обрадовался охранник. – Оскорбление при исполнении!

И резко выбросил руку со своей дубинкой. Не в сторону куда-нибудь, а прицельно в голову, намереваясь достичь сразу двух целей: причинить боль и унизить. Как ни удивительно было Саше впервые со школьной скамьи оказаться вовлеченной в драку, к тому же с совсем незнакомым человеком, да еще и мужчиной, да еще и без повода, организм ее оказался готов: она сделала полшага назад и в сторону. Дубинка просвистела совсем рядом, но не коснулась ни лица, ни одежды – ничего, кроме воздуха.

Они очень удивились: и Саша, и охранник. Первая – что уклонилась, второй – что промазал. Каким должно было быть дальнейшее развитие событий, скорее всего – плачевное для девушки, можно было только гадать.

Саша в растерянности закрыла глаза, и в ту же секунду агрессивный вахтер заговорил. Но речь его была почему-то маловразумительной и больше напоминала попытку больного хроническим насморком произнести скороговорку, насыщенную звуками «б» и «м».

Она ожидала очередного, на сей раз более меткого удара, по своему самолюбию и здоровью, но ничего не произошло, только охранник что-то продолжал бубнить. Саша открыла глаза и увидела Аполлинария.

– Здравствуйте, уважаемая Александра Александровна, – сказал он. – А я уже заждался Вас. Хотя, честно говоря, думал, что Вы сначала позвоните нам, или попытаетесь навести какие-то справки. Но Вы замечательно непредсказуемы.

Аполлинарий держал правой рукой охранника за нос, и полностью игнорировал попытки того что-то сказать, брыкаться, танцевать или петь песни. Чем активнее крутил глазами человек в униформе, чем быстрее он греб перед собой руками, изображая пловца, тем сильнее сдавливали пальцы Аполлинария его нос.

– Я и говорю, как просто отдаться на волю хаоса, – меж тем произнес сотрудник «Дуги». – Вы сами теперь видите, до чего бывают обозлены люди. Можете ли Вы себе представить, чтоб еще пару-тройку лет назад какая-нибудь тетенька на вахте, ну, или почтенный старичок-вохровец, полез драться с незнакомым человеком. Этот же – без тени сомнения. Новенький, следует сказать, но откуда же он такой взялся? И, главное, зачем? С какой целью? Вот ведь, какая загвоздка. Ладно, этого мы, положим, сейчас уберем. Но где гарантия, что на его месте не возникнет такой же, но хитрее. Подождите минутку, любезная Александра Александровна, сейчас мы с Вами побеседуем обстоятельнее, но в другой, более располагающей для этого обстановке.

Он подошел к вертушке, ведя за собой удрученного и уже притихшего охранника, нажал на кнопку и вышел с ним по направлению к входной двери. «Каким же образом он здесь оказался?» – подумала Саша. – «Перепрыгнул через барьер, что ли? Энергичный дяденька!» У вахтера из носа потекла кровь, оставляя на мраморном полу вестибюля круглые кляксы.

Аполлинарий вернулся совсем скоро, выложил на конторку дубинку, ремень, переговорное устройство и бумажник, охранник не вернулся совсем.

– Еще одну минутку, Александра Александровна, – сказал он и вытащил из вахтерского загона телефон, наверно, местной связи, набрал три цифирьки и ласково проговорил. – Петенька, голубчик. Тут один из твоих, новенький, бузу устроил, царем себя объявил. Вынеси ему трудовую книжку, он сидит перед входом и совсем не против уволиться. Пусть уж идет на все четыре стороны с Богом.

Потом послушал немного ответ, временами вставляя «ах, по договору?», «сутки через трое?», «53 отделение?» и подвел итог:

– Ладно, не переживай. Всю процессуальную процедуру я тебе обеспечу, с возмущенными коллегами этого, как ты говоришь, Вышдока, мы разберемся, буде они гореть праведным пролетарским гневом, в чем я лично сомневаюсь. Вот и договорились. К себе не приглашаю, сам понимаешь – секретность, безопасность и прочее. Увидимся.

– А что делать? – повернулся он к Саше. – Приходится вяло сопротивляться. Нам это по силам. Надеюсь, Вы тоже вольетесь в наши стройные ряды, будем вместе отстаивать свои темные интересы.

Аполлинарий жестом пригласил свою гостью следовать за ним, завернув за монументальную, словно обернутую пружинами с сотен старых кроватей, шахту лифта. Там заманчивым голубоватым светом светилась полупрозрачная стеклянная дверь. Толщина ее оказалась внушительной, во всяком случае, Саша еще не встречала таких мощных стекольных изделий, приспособленных под вход куда бы то ни было.

– Пуленепробиваемое? – спросила она просто так, чтобы сказать хоть что-нибудь. До сего момента она как-то не обмолвилась ни одной репликой, ни одной цитатой и даже ни одним словом.

– Да больше – бронебойное. Выстрел танка с управляемой атомной боеголовкой, снабженной кумулятивным наконечником выдерживает, – ответил Аполлинарий, сделав страшные глаза.

Вероятно, это была шутка, но Саша, не очень уверенно разбиравшаяся в вооружении, чуть приподняла вверх уголки губ. Это можно было трактовать, как вежливое понимание не самой удачной остроты, либо всепонимающая ухмылка специалиста по гонке вооружений. Состроив гримасу, Аполлинарий вдруг сделался очень похожим на покойного актера Олега Борисова, что почему-то располагало к себе. Еще более успокоила вывеска, располагавшаяся за «бронебойной» дверью, более подходящая для какого-нибудь детского сада или диснейленда: в маленьком коридорчике под высоким потолком переливалась всеми известными цветами слово «Дуга», написанное как-то не очень серьезно – все в завитушках и хвостиках.

В этом коридоре не было ни диванов, ни кресел, зато на стене висел ящик с маленьким, в ладонь пигмея, плоским экраном, а в углу валялся на спине, задрав к потолку все четыре конечности рыжий неопрятный пес. Черные губы его растянулись в собачьей улыбке, он тянулся лапами вверх и жмурился.

– Это Дуремар, – сказал Аполлинарий. – Он тоже как бы наш сотрудник. Старый и блохастый. Так что Вы его не трогайте.

– Вот уж не хватало мне всяких облезлых собак трогать, – ответила Саша и брезгливо помотала головой.

– Меж тем, когда его нет на месте: по ближайшим помойкам он вздумает пробежаться, нужду свою справить, или просто по-стариковски воздухом подышать – мы посетителей не принимаем, будь они хоть трижды мэры Санкт-Петербурга и, извините, Москвы вместе взятые.

– Это еще почему? – спросила девушка, впрочем, тоже просто так, безинициативно, не особо интересуясь весело скалящимся хвостатым сотрудником.

– А он, подлец этакий, настоящий сканер, хоть и блохастый. Если чувствует в человеке подвох, то, поверьте мне, не валяется перед ним в бесстыдной и беззащитной позе. Ну, а если человек вовсе уж и не человек – то Дуремар такую сущность вмиг раскусит, только успевай вовремя оттащить, – говорил Аполлинарий, прикладывая к экрану завернутую в пластик картонку, напоминающую визитку. Она у него, оказывается висела на шее, как медальон.

Сбоку, напротив пса, уехала в стену дверь, и «Олег Борисов» приветственно махнул рукой:

– Добро пожаловать в «Дугу».

8. Организация повышенной ответственности

Внутри оказалось не так уж и просторно, светло и ультрамодно. Обыкновенный подвал, освещенный люминисцентом, стеллажи, как в поликлиниках, с аккуратными рядами серых папок, несколько столов с лампами и компьютерами – и никого народу.

Саша ожидала чего-то другого, она бы не смогла объяснить своих надежд, но, во всяком случае, не такое убожество. Даже в самых захудалых директорских кабинетах периферийных магазинов имелись диваны от «Икеи» и шкафы от «Командора».

– А я думала, что у вас тут все, как у «людей в черном» – техника на грани воображения, внеземные технологии и народ в белых халатах, – сказала она, отвечая на невысказанный вопрос в глазах Аполлинария.

– Это вы кино, голубушка, насмотрелись. У нас все по простому, даже Дуремар – не какой-нибудь замаскированный пришелец, помрет скоро от старости, собака, даже не имею понятия, кого бы на его место пристроить? Может, как в Эрмитаже – кота, у них там смотрящих кошек – как собак нерезаных. Глазеют откуда-нибудь из-за углов, спят на подоконниках, но службу несут, мигом встревожатся, появись кто со злобным умыслом. Лишь бы персонал не прозевал, как однажды случилось. Технологии же на нашей службе самые продвинутые, во всяком случае, нигде в государствах подобных не найти, даже в стране Лесото.

– Вы имеете в виду эти папки? – не очень вежливо осведомилась Саша, у которой уже закрался червь сомнения в правильности и целесообразности ее визита.

– Ну, это всего лишь архивы. Не всегда же существовали электронные носители информации, сто, двести, тысячу двести лет назад и раньше – были просто листы чего-то, на чем можно было ставить автографы. Конечно, мы уже давным давно все отсканировали, но не передавать же, право слово, все это богатство в музеи. Им это без надобности, – Аполлинарий присел на краешек стола, жестом указывая своей гостье расположиться на старинном витом венском стуле, неудобном, наверно, для долгих сидений.

– Вы позволите посмотреть? – спросила Саша. – Просто любопытства ради.

Аполлинарий развел руки в стороны: пожалуйста, камрад, без проблем.

Она достала из середины полки обычную канцелярскую папку с заглавием «Дело №», открыла наугад и прочла верхнюю строчку на странице: «Июнь 1856 – имеет место, Олонецкая губерния». Далее на строчках менялись только даты и названия губерний, где подразумевалось загадочное «имеет место» стоял штрихпунктир. Саша аккуратно поместила папку обратно, достала другую: иной стиль, почерк, но сущность прежняя – время царя Гороха, имеется что-то, и баста.

Она повернулась к Аполлинарию: тот уже самым волшебным образом сервировал стол. Коньяк, вино, дымящийся кофе, молоко, шоколад, гроздь винограда, холодная говядина со специями, нарезанная тонкими ломтиками.

– Как это Вы успели? – удивилась Саша.

– Я Вам говорил: все достижения прогресса на нашей службе. Прошу Вас, присаживайтесь и давайте поговорим по существу дела, ради которого я Вас пригласил, а Вы, собственно говоря, здесь и оказались.

Кофе был замечательным, одной крошечной чашечкой ограничиться было невозможно, но это не вызывало сложностей: он доливался неизменно горячим и таким же ароматным.

– Итак, Александра Александровна, могу ответить лишь на один Ваш вопрос, далее я буду уже блюсти профессиональный интерес, но право выбора поведения – за Вами. Или Вы решитесь работать у нас, либо не решитесь работать у нас.

Коньяк, кофе, пустота вокруг – не очень располагающая атмосфера для бесед про работу, Саша ощутила некоторое беспокойство.

– Что имело место? – спросила она, хотя, наверно, надо было задать какой-нибудь хитрый вопрос, эдакий, с подковыркой, чтобы можно было как-нибудь прояснить для себя ситуацию, настроиться на поиск выхода с минимальными неприятностями.

– Радуга, – ответил Аполлинарий. – Да, именно, Радуга, Александра Александровна. А теперь Вы можете спокойно, попивая кофе с коньяком, послушать меня. Вам необходимо будет сделать выбор прямо сегодня, точнее, в течение этого часа, пока у Вас не закончился обеденный перерыв. У меня попросту нет времени ждать дольше. Самое ценное – это время, никак нельзя его упускать.

Тут где-то за стеллажами послышался звук открываемой двери, который можно спутать только, разве что, с шумом, издаваемым закрываемой дверью. Сейчас же прямо к ним вышел невысокий светловолосый очкастый парень неопределенного возраста. Ему могло быть и двадцать лет с таким же успехом, как и тридцать, джинсы, кроссовки и белая рубашка с красной жилеткой были демократичны в любых возрастных пристрастиях. Он не был ни толстым, ни худым, лицо, расплывшееся в дружелюбной улыбке, вызывало ассоциации, почему-то, с кроликом.

– Простите, – сказал он. – Я иду на обед, если не возражаете.

– Вот, один из наших сотрудников, – указал ладонью Аполлинарий. – Саша Степченков из Петрозаводска. В этом месяце ему выпало караулить здесь наши сокровища.

– Вы имеете в виду Дуремара, конечно, – парень протянул Саше руку. – Можно просто Шурик, очень рад.

Представляясь и пожимая протянутую руку, Саша испытала какое-то облегчение, все-таки здесь люди работают, а не только странные Аполлинарии с облезлыми собаками.

– На нас лежит огромная ответственность, – начал Аполлинарий, когда Шурик умчался на свой обед. – Мы работаем уже так давно, что система наша отлажена и безотказна. Мы не работаем ни с одним из правительств, ни с какими коммерческими структурами.

Далее он поведал, что никаких особых требований к кандидатам на работу у них нет. Нет надобности в выдающихся физических возможностях, в случае необходимости полезные навыки разовьют в кратчайшие сроки специальными упражнениями, вот только умственные способности должны быть несколько выше, чем у обычных выпускников вузов. Имеется в виду – способность анализа в любых, порой – экстремальных, ситуациях. Голова должна работать всегда, плюс еще возможность найти подход к любому человеку, но этому тоже учат, так что все в порядке. Жалованье – весьма достойное, листок с цифровым обозначением оклада моментально возник из ящика стола, причем уже со всеми реквизитами Саши, требовалось только подпись.

 

– Так что нужно делать-то? – пожала плечами Саша, внимательно прослушав многоминутный монолог Аполлинария.

– А вот об этом я Вам скажу только в том случае, если Вы все-таки решитесь. Не сомневайтесь, против Вашей совести Вы ничего делать не будете. Надеюсь, Вы со мной согласны, что только совесть диктует нам моральные нормы, через которые преступить мы не в праве. Итак, любезная Александра Александровна, жду Вашего ответа.

Саша взяла со стола бокал с коньяком, носящим название «Белый аист», и задумчиво произнесла:

– Думаю, моя манера поведения у Вас должна быть просчитана, раз Вы, ничего по сути не сказав, предлагаете мне место. Человек с улицы к вам не попадет, объявления о приеме на работу, наверно, тоже никогда не подаются. То есть, каким-то загадочным образом Вы узнали про мое существование. Полагаю, есть и другие кандидаты. Но, значит, либо никто допрежь меня не согласился, либо я самая первая на очереди, то есть, самая лучшая. В принципе, если я подхожу под все ваши требования, то и обратное должно иметь место: ваша организация – это то, что мне нужно. Да, действительно, я не могу больше работать по-прежнему на старой работе, да и на любой другой, аналогичной нынешней. Душа не лежит. Мне глубоко отвратительно, изображая с коллегами высокую нравственность и мораль, копаться в грязи, и самой эту грязь только добавлять. Чего-то не то происходит со страной, что-то страшное и непоправимое. Я не хочу в этом участвовать.

Она сделала несколько маленьких глотков коньяку, «Олег Борисов», до сих пор очень словоохотливый, не предпринял даже попытки вставить свою реплику. Он тоже принялся за «Белый аист», всем своим видом показывая, что пока не намерен что-то добавлять.

– Если ваша организация – какая-то экстремистская, либо секта, либо спецслужба какой-нибудь финансовой пирамиды, либо вражеская разведка, хотя – о чем это я, то сотрудничать с вами я не смогу, даже если подпишу какие-нибудь бумаги. Вы поймите, если я уволюсь со своей Палаты, мало что в состоянии меня удержать на другом месте. Так что, подумайте еще раз, нужна ли я вам? Но тут вот у меня еще одна мысль имеется. Ваше имя, Аполлинарий. Редкое и символичное. Наверно, досталось Вам по наследству. Происхождение его от бога Аполлона, самого странного из всех Олимпийцев. Аполлон, он же Олень большую часть времени проводил у нас тут где-то, на северах. Можно согласиться, что организация, кою Вы представляете, действительно древняя, значит, она просто обязана быть религиозной. Всякие там масонские ложи, Орден Быка, имя Розы и Игнатий Лойола, старообрядцы и прокурор Салтыков-Щедрин. Голова кругом идет.

Саша опять пригубила свой бокал, потом согнула правую ладонь в кулак:

– Хау, я все сказала.

– Браво, браво! – проговорил Аполлинарий. – Я в Вас нисколько не ошибся. Вы образованы, склад ума аналитический, Вы не озлоблены и не тщеславны, не завистливы и достаточно самолюбивы. Вы – это то, что нам действительно нужно. Теперь несколько моих ремарок, если позволите. Чего-то не то происходит не со страной, а с целым миром. Просто у нас, никогда особой нравственностью не блистающих, наступил полный крах сразу после убийства Распутина. Далее – волнами. Некое оздоровление при Сталине, хрущевский спад, подъем при дорогом Леониде Ильиче и падение при последующих. Аполлинарий – действительно имя, которое передается в нашей семье через поколение, от деда к внуку. Так надо, мы в этом бизнесе, если сказать по-современному, уже не одну сотню лет. Мы религиозны, но отнюдь не секта, не тамплиеры и не церковники. Были близки когда-то Ливонскому ордену до его ликвидации полной и окончательной в 1919 году, точнее, они были близки нам. Так что мы – просто, так можно сказать, организация повышенной ответственности за статистику. Обратите внимание: не историки, а статистики. То есть, относительно безобидны. Собственно говоря, предлагаю завершить вводную часть и перейти к делу. Вы готовы?

Саша только махнула рукой: «а, будь, что будет».

– Александра Александровна! Вы готовы подписать контракт, означающий согласие сотрудничать с организацией, именуемой «Дугой»?

Саша глубоко вздохнула и, проклиная себя и свою глупую доверчивость, выдавила из себя несколько слов:

– Я готова подписать контракт, означающий согласие сотрудничать с организацией, именуемой «Дуга».

– Пожал-те, ознакомьтесь с условиями и подпишитесь, – жестом факира и заклинателя змей, иллюзиониста и Эмиля Кио в одном стремительном движении рук, Аполлинарий из воздуха достал листок бумаги и еще ручку Паркер с золотым пером.

Саша изначально подписала условия своего финансового вознаграждения, и они ей очень понравились, потом приступила к контракту.

Вполне стандартная формулировка про Работодателя и Работника, если не считать основания заключения контракта. Здесь Сашин взгляд споткнулся, она подняла глаза на Аполлинария. Тот только развел руками, потом, правда, ободряюще улыбнулся и кивнул головой: пиши уж, раз взялась.

«На основании 1 книги Моисеевой «Бытие», а именно (цитата):

11. Поставляю завет Мой с вами, что не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на опустошение земли.

12. И сказал Бог: вот знамение завета, который Я поставляю между Мною и между вами и между всякою душею живою, которая с вами, в роды навсегда:

13. Я полагаю Радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением завета между Мною и между землею.

14. И будет, когда Я наведу облако на землю, то явится Радуга в облаке;

15. И Я вспомню завет Мой, который между Мною и между вами и между всякою душею живою во всякой плоти; и не будет более вода потопом на истребление всякой плоти.

16. И будет Радуга в облаке, и Я увижу ее, и вспомню завет вечный между Богом и между всякою душею живою во всякой плоти, которая на земле.

17. И сказал Бог Ною: вот знамение завета, который Я поставил между Мною и между всякою плотью, которая на земле (конец цитаты).

Принять Матросову Александру Александровну на работу в организацию «Дуга» без испытательного периода и обязать выполнять требование вышеназванной организации, а именно неразглашение любой, касающейся организации информации».

Число и подпись.

– Это не шутка? – спросила Саша.

– Да какие уж тут шутки, – вздохнул Аполлинарий. – Я ж Вам говорил: мы негосударственное формирование.

«Но не настолько же!» – про себя сказала Саша и поставила размашистую подпись. Писать Паркером было приятно по причине здорового снобизма.

Добро пожаловать в нашу когорту, – торжественно сказал Аполлинарий, вздохнул, как показалось Саше, с облегчением и щедро плеснул в бокалы коньяку. – За это можно выпить. Да что там я говорю? За это нужно выпить! Поздравляю!

9. Знакомство с Хранилищем

«Так бывает, обещает утро ясный добрый день, а к обеду дождь со снегом начинают канитель» – пел Анатолий Романов. Саша лежала на диване и смотрела, как колышутся занавески под слабым ветерком, слушала «Воскресенье» под покойный фон от шелеста камыша, и каждая клеточка ее тела расслабленно томилась, насыщаясь отдыхом. Дочь Маша где-то за домом переговаривалась с телефоном, чтоб, якобы не мешать маме, вернувшейся с очередной командировки.

Несколько лет назад, расставшись с государственной службой, Саша Матросова сделала для себя открытие: как бы ни тяжела была работа, как бы ни сомнителен казался результат, но в конечном итоге ощущался кайф. Можно было кричать, прыгая от восторга: я смогла! Можно было плакать от пережитого ужаса и креститься при этом: чудом, чудом ушла! Чистота ощущений была полнейшей: радость – так радость, страх – так страх. Ничто более не отравляло искренность ее бытия. Ни зарплата с возможными премиальными и надбавками, ни перспектива дальнейшего карьерного роста, ни злобное и раздраженное поучение начальника, ни зависть или, наоборот, унизительное сочувствие коллег – ничего. Она сама ставила себе задачи, она сама их решала, она в первую очередь перед собой отчитывалась. Зарплату поначалу себе не назначала, но потом, вработавшись, получила неограниченный кредит: сколько надо – столько и бери. Это казалось уже естественным, и, что самое важное, способствовало в становлении настоящего Мастера своего дела. Она была сотрудницей «Дуги», она была смотрящей за Радугой.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru