Пищи вокруг хватало. И большой, и маленькой. Так что голодными мы не остались. Но всё равно я и моя команда чувствовали себя неуютно. Трудно осознавать себя «венцом творения», когда вокруг пасутся бестии величиной с тяжелый танк, а между сорокаметровых «хвощей» мелькают такие головы, где каждая пасть – с ванну.
Но, как оказалось, самые большие хищники были далеко не самыми опасными.
Это случилось на следующий день. После ночи, которую мы провели, забившись в чью-то брошенную нору. Нора была сделана на совесть: с «главным залом», отнорками и двумя запасными выходами, один из которых был разрыт и завален. Судя по «входам», здешний «хомячок» немногим уступал размерами Мишке и был отнюдь не вегетарианцем: в одном из отнорков обнаружилось изрядное количество костей.
Пахло в норе скверно, зато моего сна ничто не нарушило. Если не считать жутких воплей и еще более жуткого рева, которые время от времени оглашали местную «лесостепь».
Так или иначе, но мы отдохнули, перекусили (Лакомка еще затемно сбегала наверх и приволокла какое-то (в динозаврах я не специалист) сравнительно мелкое травоядное.
Пора было двигаться в путь. И мы двинулись. Впереди, дозором, – Лакомка. Затем – я. Замыкающим – Мишка с Марфой на спине. Отправить птицу на разведку мне не удалось. Я особо и не настаивал: в небе маячили темные «трапеции» и «треугольники». Местные птички-невелички. Кстати, настоящих птиц больше не встречалось.
Мы шли по сравнительно невысокой – примерно по пояс – траве. Если, конечно, это была трава, а не какой-нибудь мох-переросток. Шли мы строго на север (надеюсь, я правильно выбрал сторону света) и созерцали мирную картину динозаврьего рая: многочисленные стада травоядных гигантов, двуногих и четвероногих, а также еще более многочисленную вегетарианскую мелочь, старающуюся держаться поближе к более крупным «сородичам».
Видимо, по случаю раннего времени никто никого не пытался съесть. От такой идиллии я несколько расслабился.
А зря.
Напали на нас, когда мы проходили мимо бамбуковой (или похожей на бамбуковую) рощи.
Собственно, даже и не на нас, а на меня. Причем настолько стремительно и грамотно, что еще чуть-чуть – и человечество недосчиталось бы одного из своих Мастеров Исхода.
Тварь вылетела из рощи. Роскошным прыжком в добрых семь метров. Я успел лишь увидеть растопыренные изогнутые когти, летящие прямо на меня, – и упасть на землю в самый последний спасительный миг. Счастье, что скорость реакции не утекла туда же, куда канули все мои «магические» способности. Тварь промахнулась на какой-то метр, коснулась земли, развернулась буквально на одном когте и… Тут тварь пришибла когтистая лапа малость потяжелее, чем у нее. Что-то отчетливо хрупнуло – и любительница человечины забилась на земле. Я вскочил…
На этот раз меня спасла Лакомка. Вторую тварь я вообще не видел. Темный промельк – и клубок тел покатился по траве. Мишка грозно взревел. Ага!
Имелась еще и третья тварь. Эта, похоже, нападать раздумала. Раскачивалась на задних лапах, грозно шипела, разевая красную пасть с очень приличными зубками и топыря передние, довольно когтистые лапы. Если не считать этих лап, тварь очень походила на птицу. Наверно, из-за длинной гибкой шеи. Но башка у твари была довольно крупная. С мою размером. Правда, и сама зверушка, на первый взгляд, тянула килограммов на сто пятьдесят и ростом – под два метра. Хотя, по здешним меркам, – мелочь.
Мишка прянул вперед – и тварь смылась.
Я оглянулся на Лакомку. Лакомка справилась. Сидела, зализывала оцарапанный бок. Ее противница валялась на земле в луже крови. Алой крови.
Мишка хлопнул лапой – и другая зверушка тоже затихла навеки. Очень интересная зверушка. Я присел и потрогал ее гладкую кожу. Именно так – кожу, а не какую-то там чешую. К тому же тварь была теплая. То есть примерно как человек в горячке. Градусов сорок. Оч-чень интересная зверушка.
Знаками показал Мишке, что тварей следует утащить в рощицу. Не то опять налетят падальщики. Мишка – тоже знаками – «объяснил» мне, что жрать такую дрянь и не собирался. И мне не советует. Вокруг полно куда лучшего мяса.
Однако я был в нашей команде пусть и самым хилым, но главным. Через полминуты обе тушки оказались под сенью зеленых «бамбуковых» венчиков.
Мишка тут же отошел на десяток метров и застыл, принюхиваясь. Больше нас врасплох не застанут. Даже с подветренной стороны. А я осмотрел Лакомку (ранка оказалась пустяковой царапиной), а затем, с ее помощью, занялся препарированием.
Сначала – внешний осмотр. Большая голова, отличные зубки. Причем среди прочих выделяются ярко выраженные клыки, прямые и острые, длиной сантиметров десять. Пожалуй, у меня есть шанс обзавестись копьем. Теперь – лапы. Передние – поменьше, но с отличным оснащением: длинные пальчики с неслабыми коготками. Но в сравнении с «саблями», выросшими на задних лапах, эти коготки – сущая ерунда. Там – когтищи в двадцать сантиметров длиной, причем заострены не только концы, но и внутренние края. Этакие разделочные ножи. Я еще раз порадовался, что их хозяйка промахнулась. Иначе вскрыла бы меня, как консервную банку. Тем более – с прыжка. Эк она сиганула – с места на двенадцать шагов. Ясно, что мускулатура у зверушки – неслабая. Или это зверек… Нет, судя по первичным признакам – самка. Или у динозавров всё не так, как у млекопитающих? Слабое место – шея. Длинновата. Хотя, при соответствующей подвижности зубастой головы, добраться до этой шеи – непросто.
По моей просьбе, Лакомка вскрыла зверушке грудную клетку и извлекла сердце. Сердце оказалось довольно крупным. Для его вскрытия я использовал коготок с задней лапки, предварительно откушенный Лакомкой. Отличное сердце. Знания анатомии мне хватило, чтобы понять – оно четырехкамерное. Неудивительно, что зверушка – теплокровная. Теперь оставалась голова. Для вскрытия черепной коробки пришлось позвать Мишку. Мозг у зверушки тоже оказался на уровне. Развитый.
Я закончил изображать патологоанатома, и Марфа тут же пристроилась жрать. А мы с Лакомкой – утилизировать добычу. Отделили когти, выбили клыки (выбивал я – камнем), извлекли пакеты сухожилий из задних лап. Что-то мне подсказывало, что они будут помощнее, чем те, которые у меня на луке. И я наконец разжился оружием ближнего боя: из стебля «бамбука» изготовил копье, засунув в полость ящеров клык и обмотав для прочности сырым ремнем из ящерьей же шкуры. А из самого длинного когтя сделал что-то вроде серпа. Тоже с бамбуковой рукояткой. И еще пару ножей на естественной (фаланги пальцев) основе. Первое время оружие будет немного пованивать, но это можно потерпеть.
Еще какое-то время я потратил, чтобы изготовить пояс с петлями для моего нового вооружения и бурдюк для воды. Было у меня такое ощущение, что с источниками могут быть проблемы. После этого мы наконец убрались из рощи. И очень вовремя. Едва мы отошли метров на двести, как со стороны «саванны» прискакала целая стая двуногих зубастиков. Не таких, какие пытались меня слопать, но тоже очень неприятных с виду. Мы их не заинтересовали. Они пришли за мертвечиной.
Вэтот день мы нашли реку. Большую, шириной почти с километр. Нам повезло: река текла в нужном направлении: на условный север. Вода в ней была мутновата, но для питья годилась. Идеально было бы построить плот, но от этой мысли пришлось отказаться. Время от времени из воды всплывали такие твари… Так что передвигались мы по-прежнему по суше. Очень осторожно, стараясь держаться поближе к реке, где нас полностью скрывали заросли и высокие травы. На ночлег устраивались в рощах, где заросли еще гуще. Если рядом оказывалось стадо рогачей или других травоядных внушительных размеров, мы это приветствовали. Хищники покрупнее при таком соседстве не обращали на нас внимания, а те, что помельче, нас и так не трогали. Я, кстати, заметил, что эти, средних размеров, как травоядные, так и хищники, довольно сообразительны. В отличие, скажем, от тех же рогачей.
И это было понятно: есть самому и не дать съесть себя в этом мире двухметровых рогов и полуметровых клыков – непростая задача. Притом что зубастые гиганты вовсе не были медлительными увальнями, а гоняли по равнине с очень хорошей скоростью. Ну еще бы! Когда каждый шаг – как двадцать моих. Нам вообще пришлось бы кисло, если бы не Марфа. Летунья сверху высматривала зверюг покрупнее – и давала нам знать. Сама она уже вполне освоилась в здешнем небе. Выяснила, что ни обычные птеродактили, ни гиганты с восьмиметрового размаха крыльями не могут с ней тягаться в скорости и маневренности, – и решительно осмелела.
В общем, оказалось, что и в динозаврьем мире можно выживать – и даже проходить по полсотни километров в день.
Был, правда, один неприятный эпизод, когда за нами увязалась стая из дюжины сравнительно небольших, но крайне опасных тварей.
Эти ящеры заметно отличались от других хищников. Они могли одинаково проворно передвигаться и на четырех, и на двух ногах. Но предпочитали двуногое хождение, что тоже понятно: так их головы оказывались над травой. Оснащены твари были совсем неплохо: внушительные зубы, серповидные когти. В придачу – редкая сообразительность. Я сразу заподозрил, что в этих крупных головах содержится изрядное количество мозгов. То есть видел я здешних хищников, у которых головы намного крупнее, но большую часть этих голов занимала пасть.
Впрочем, дело было не только в размере голов, но и в том, как они себя вели. Вели же они себя, вернее, вели нас – очень грамотно. Первый день я их и разглядеть-то толком не смог. Даже просто заметить их на фоне зелени было проблематично. Несколько раз я видел торчащие над травой круглые, зеленые с черными крапинами, головы. Не ближе ста шагов, зато сразу с трех сторон. Целый день зеленоголовые неотступно сопровождали нас, держась на том же почтительном удалении. Возникало ощущение, что ящеры пытались определить, что мы такое. Ночью они ушли, но на следующее утро объявились опять и сократили дистанцию метров до пятидесяти. Никакой враждебности не проявляли, но мы, я и Лакомка, чувствовали исходящую от них опасность. Как жаль, что мои способности еще не восстановились (вообще, уж не знаю почему, после этого Исхода мой Дар прорастал крайне медленно), я улавливал лишь смутные ощущения.
На третье утро преследователи исчезли. Я подумал – ушли. Решили, что мы – не их добыча. Но я поспешил с выводами. Зеленоголовые не ушли. Они устроили засаду. По всем правилам охотничьего искусства. Сделали вид, что мы их больше не интересуем, а сами «просчитали» наш маршрут, обогнали нас на десяток километров, выбрали местечко, где у реки топкий берег, а тропа делает петлю, – и затаились в траве. Причем не кучей, а рассредоточившись полукольцом. Идеальная позиция, чтобы напасть внезапно и скопом. Вот только они не учли, что у нашей Марфы глаза получше, чем у птеродактиля. А может, они просто не взяли ее в расчет.
Мы обошли их по большой дуге, но, поскольку у меня было предчувствие, что эти зверюги нас так просто в покое не оставят, я тоже решил применить хитрость: воспользоваться моей любимой «тактикой тигра», то есть, сделав петлю, выйти на собственный след и, в свою очередь, устроить засаду на преследователя. Я решил так: если стая сумеет нас выследить и продолжит охоту, значит, всё равно придется драться. И лучше это сделать в условиях, выгодных для нас, а не для них.
Мы двинулись ускоренным маршем, и километров через пять я нашел подходящее место. В небольшой, сравнительно светлой роще – два почти сросшихся ствола с общей, довольно густой кроной. Пройдя в первый раз метрах в пятидесяти от этого дерева, мы шли еще километра три, а потом вернулись обратно. Мы с Лакомкой взобрались наверх и укрылись в листве. Мишка притаился в папоротниках позади сросшихся стволов.
Зеленоголовые нашли наш след. Прошло часа полтора – и мы их увидели. Они бежали цепочкой, причем первый – на четырех лапах, уткнувшись мордой в землю: вынюхивал. Двадцать шесть голов.
Мы дали им миновать нас, а затем я всадил стрелу в шею последнего. Да так удачно, что он сразу свалился. Остальные тотчас остановились и сгрудились вокруг подбитого. Они видели стрелу, но не понимали, откуда она взялась. Эти зеленоголовые вели себя почти по-человечески. Я больше не стрелял. И даже забыл, что на нас охотятся. Мне стало по-настоящему интересно. Раненый попытался вытащить стрелу лапой, но только обломал древко. Тогда один из его сородичей наклонился, ухватил зубами черенок и, упершись задней лапой в плечо подбитого, вырвал стрелу. Из раны фонтаном брызнула кровь… И тут другой зеленоголовый, самый крупный, отпихнув сородича, присосался к ране. Подбитый не сопротивлялся, лежал, не шевелясь. Прочие застыли кружком, наблюдая. Я аккуратно прицелился и всадил стрелу точно в основание черепа зеленоголового «вампира». Выбрал я это место интуитивно – и не ошибся. Зеленоголовый опрокинулся на бок и больше не встал. Остальные сообразили, что дело нечисто, и завертели головами. Я выстрелил еще раз, не так удачно: стрела только оцарапала хищника. Но меня обнаружили. По щелчку тетивы. Острые оскаленные морды повернулись ко мне… И я свалил третьего: вогнал ему стрелу в горло, под самую челюсть.
Тут зеленоголовые снова меня удивили: двое бросились к дереву, на котором я сидел, а остальные почему-то не сдвинулись с места. Я спокойно наложил новую стрелу, уверенный в собственной недосягаемости: моя ветка была почти в пяти метрах от земли.
Оба прыгнули почти одновременно: они еще не оторвались от земли, а я уже понял, что пять метров – совсем не так высоко, как мне казалось. Я поспешно выстрелил, бросил лук, правой рукой перехватил копье, левой вцепился в верхнюю ветку, уже понимая, что сейчас мне придется туго…
Моя стрела попала ящеру в глаз. Она не остановила бы зеленоголового, но сверху на него прыгнула Лакомка. Оба они грохнулись на землю, но Лакомка оказалась сверху и успела выдрать зеленоголовому второй глаз. Второго рептилоида, уже в полете, успел перехватить Мишка: зацепил, швырнул на землю и ударом лапы проломил ящеру череп. Я тоже сиганул вниз: тело пронзила боль (пять метров все-таки), но я даже устоял на ногах – и приготовился к бою…
Боя не было. Два десятка зеленоголовых вполне могли бы задать нам жару… Но они дружно развернулись и бросились наутек.
Это была нежданная, но полная победа. Нам здорово повезло: кроме моих отбитых пяток – никаких травм. А в активе – пять поверженных хищников, каждый из которых – размером побольше меня. Нет, не пять, четыре. Ослепленный ящер внезапно вскочил и тоже устремился прочь. На четырех лапах, прямо по следу своих сородичей. Гнаться за ним мы, конечно, не стали. Мишка методично добил тех, в ком еще теплилась жизнь, и спокойно принялся за еду. Лакомка и Марфа тут же присоединились к нему, а я медлил. Мое предположение насчет качественных мозгов, содержавшихся в круглых зеленых головах, оказалось верным. Так что некоторое время я колебался: не употребить бы в пищу разумное существо…
Но потом решил – ну и хрен с ним! Можно не сомневаться, что меня это существо кушало бы, не особо терзаясь муками совести.
На этот раз нам никто не мешал: крылатым «осведомителям» было невдомек, что творится под сенью крон.
После ужина, прибегнув к помощи Лакомки, я произвел «вскрытие» одного из зеленоголовых. Результаты были довольно любопытными. Помимо вполне развитого мозга у наших противников обнаружилось (как я и ожидал) четырехкамерное сердце, приличествующее исключительно теплокровным существам.
Я дал себе зарок: при благополучном исходе моей миссии или (если я все-таки угодил не на ту Землю) после того, как восстановятся мои способности, непременно вернуться и разобраться, что это за зверушки. Неприятностей я не опасался. Когда я «войду в форму», они не будут представлять для меня опасности. Нет, чтобы вот так, походя, найти негуманоидную разумную расу… Только ради этого планету стоило колонизировать. То, что зеленоголовые «братья по разуму» склонны пить кровь сородичей… Ну так что ж – и наши собственные предки были не прочь перекусить себе подобными. Обычное дело на низких стадиях развития. Зато каким эти зеленоголовые обладают проворством! Пожалуй, они даже мне, Мастеру, не уступят.
Спустя несколько дней после схватки с зеленоголовыми, в нашей дружной команде образовалась очень серьезная проблема. Причем не снаружи, а внутри. У Лакомки началась течка.
Будь мы в цивилизованном обществе, одной инъекции было бы достаточно, чтобы прекратить безобразие. Но до цивилизованного общества было, по самым оптимистичным прикидкам, с десяток парсеков.
Кому-то ситуация может показаться забавной…
Но только тому, кто никогда не подвергался сексуальным домогательствам четвертьтонной наполовину сбрендившей хищной кошки.
Не то чтобы те, кто разрабатывал программу «смешанных» команд, не учли подобную ситуацию. Они ее как раз учли. И приняли меры к тому, чтобы мой славный гризли мог оказать дружескую помощь кошечке в трудный период. Мишка мог. Вполне. И даже был не прочь. Проблема состояла в том, что, во-первых, в нашем прайде я был главным самцом, а во-вторых… Гормоны гормонами, но личная привязанность моей черной киски играла ничуть не меньшую роль. Те, кто «развивал» ее ум и чувственность, чтобы добиться максимального «человекоподобия»… Словом, они своего добились. Сотворили из животного-самки существо с почти человеческой психикой. Я и сам принял в этом участие, когда воспитывал и обучал обаятельного детеныша. Теперь дитя превратилось во взрослую… Почти в женщину. И эта «женщина» выбрала меня.
Как говаривал один мой приятель с Земли-Исходной: «Любовь зла. И козлы этим пользуются».
В данном случае я совершенно не был настроен «пользоваться».
Но если я отчетливо понимал, что Лакомка – существо другого вида, то для самой Лакомки я был «своим».
В общем, как только этот кошмар начался, всем нам сразу стало не до ящеров. Большие и маленькие пресмыкающиеся стали восприниматься как нечто неприятное, но незначительное. Если бы зеленоголовые решили поохотиться на нас неделей позже, вполне вероятно, что их охота оказалась бы удачнее.
Лакомка полностью отдалась во власть инстинктов. Она перестала есть, она не могла (и не хотела) охотиться или даже просто охранять нас по ночам. Всё, что она могла (и хотела), – это постоянно отираться около меня, всячески побуждая к определенным действиям. Она почти так же разумна, как человек. Но она – кошка. И ее инстинкты посильнее человеческих. Вдобавок от страсти ее эмпатические свойства значительно усилились – и ее желание стало напрямую передаваться мне. Вот когда я порадовался, что мой Дар восстанавливается значительно медленнее, чем обычно. Нет, разумеется, никакого желания удовлетворить потребности Лакомки я не испытывал. Я человек. Кошка, даже такая замечательная, как моя пантера, не является для меня объектом влечения. Но эмоциональный напор действовал на мой собственный гормональный фон, который после Исхода и так был, мягко говоря, повышен. Само собой, меня учили (и научили) управлять желаниями. И всё же обуздывание инстинктов – малоприятное занятие.
Единственное, в чем мне действительно повезло: у кошек свои правила сексуальной игры, подразумевающие исключительное доминирование самца. Не будь этого, будь Лакомка не кошкой, а особой женского пола с человеческими приоритетами, – я был бы попросту изнасилован, поскольку ни за что не смог бы противостоять натиску «подруги», которая в два с половиной раза крупнее меня и в шесть раз сильнее.
Не хочу углубляться в подробности. Довольно того, что за трое суток мы прошли меньше сорока километров и никто из нас (кроме Марфы) ни на минуту не сомкнул глаз.
Наконец Мишка нашел выход. Мишка вообще-то довольно ленив, но, если речь идет о еде (а в данном случае дело обстояло именно так: охотник на некрупную дичь из него никакой), мой гризли становится очень решительным и инициативным. И довольно жестоким.
Утром четвертого дня он решительно взял Лакомку за шкирку, отнес ее подальше (щадя наши с ней, так сказать, чувства) – и сделал что требовалось. Лакомка, естественно, визжала, рычала и отбивалась изо всех сил, но силы были неравны.
Да, это было жестоко и унизительно. Лакомка смертельно обиделась… Позже. Зато сразу после «процедуры» ей существенно полегчало. И в дальнейшем, как только инстинкты снова начинали брать верх…
Короче, мы это пережили. Как и многое другое. И преодолели больше тысячи километров за каких-то двадцать дней.
Мы подошли к подножию гор, поднявшись к истокам нашей спутницы-реки.
Перевалили через хребет (к счастью, не слишком высокий), затем снова спустились в долину.
Мы научились избегать опасностей и становиться незаметными, когда это требовалось. Даже громадный Мишка. Мы прошли свой путь и остались живы.
К тому моменту, когда я снова увидел океан, я уже совершенно точно знал, что могу выжить на этих просторных равнинах. С помощью моей замечательной команды.
Я, Мастер Исхода, – могу.
Но обычных колонистов местная фауна переловит и слопает дня за два. Самые ловкие, может, протянут недели полторы.
Вывод: раз колония сумела просуществовать некоторое время, значит, там, где она обосновалась, – другие условия. Более благоприятные… Вероятно. Потому что среди колонистов был один человек, который, в принципе, мог бы выжить и здесь, среди динозавров. И не выжил там, где… не выжил. Мастер Исхода Пророк Шу Дам. Вопрос: почему? И – где?
Ответа у меня не было. Зато я снова увидел океан. Мы пересекли континент. Что дальше?