Александр Майский
Летние рассказы II
Максиму пришла мысль: «а интересно, до облаков добьет?» Он направил луч вертикально вверх, и, хотя небо было безоблачно-звездным, облачка на нем могли быть. И действительно, в месте, отличавшимся своей чернотой, в том пятне, где не было видно звезд, и было облако. Фонарь оставил на нем жалкое подобие пятна света, юный исследователь даже не понял, правда это или ему это кажется. До облаков, похоже, свет не доходил. Но и так неплохо, для первого испытания. Он вернулся с фонарем в бунгало.
Остаток ночи он проспал, не просыпаясь до самого утра. Завершив с отцом все дачные дела, они поспешили на станцию, чтобы в половине двенадцатого успеть на электричку.
А на перроне уже толпился народ, как с того поля, где была дача Аркадия, так и с других полей. Раздался свисток, и к платформе подкатил поезд, выплюнув из дверей очередную "партию" дачников. Потом запрыгнули туда с платформы все ожидающие, поезд так же резко сорвался с промежуточной станции, видимо, отставал от расписания.
Пассажиров было много, все говорили кто о чем. Кто-то, в основном пенсионеры, обсуждали политику, люди работающие делились друг с другом темами огородными, вопросами заготовки на зиму, те, кто помоложе, планировали рейд за шмотками в Москву. А Максим уловил через сиденье от себя треп пенсионерок-сплетниц. Одна что-то говорила другой, а другая, только что оторвавшись от журнала «НЛО», слушала.
«Точно тебе говорю – инопланетяне! Вчера на закате рокот непонятный слышался, гул странный, будто ракета взлетала. А ночью – луч какой-то странный над полем шарил. Остановится – и снова бегает, как ищет кого-то! Это пришельцы инопланетные свой прожектор включали! А вот пошла я с утра за водой на родник, так чуть не провалилась – по всему полю дыр понаделали! У, гады, вредители!» Бабка, наконец высказалась.
Максим вспомнил про трактор с отбойником и про то, как он светил ночью фонарем по округе. Он, слушая всю это галиматью, изо всех сил сдерживался, стараясь не захохотать в полный голос. Потом они с отцом перешли в другой вагон, долго смеясь по дороге. Аркадий сказал: «да, вот таких-то всякие Мавроди и дурят. Сами обманываться рады и верить в чушь всякую!»
Путь до города прошел незаметно!
Домик окнами в сад
…А за окном наплывали облака, и полуденное солнце уже готово было попрощаться на несколько часов. Эти окна видели и слышали многое: нежные июльские вечера, колючие снега, апрельские грозы, февральскую талую капель, стучащуюся в окно. Они видели многое; но это уже, похоже, никого не занимало. Слишком уж заняты были люди, находившиеся внутри.
– Петрович, а здесь штробить?
– Да-да, все делаем сегодня, монтажники уже завтра будут окна пакетить! – отозвался бригадир. И сразу в сторону другой комнаты кому-то закричал: – Да не, ты лучше пробей этот наличник (все равно гнилой), и от трехфазника там запитай сварочный аппарат. А потом, когда после обеда розетка у тебя освободится, отдашь ее Михалычу под болгарку.
И снова повернулся к двум рабочим в комнате:
– Срезаем, хлопцы, вот эти батареи вместе с трубами, здесь будет потом тепловая пушка и электрокамин.
Им еще много надо было что сделать, бригадир уже торопил. Сегодня вот штробили стены под новую проводку, перестилали пол, укрепляли пороги. А еще предстояло выбить старые оконные рамы и поставить новые «глухие» стеклопакеты. Эти окна, будто глаза дома, доживали последний день. Так как именно завтра бригадир, Николай Егорыч, постановил вмонтировать пакеты. В той стене дома, что выходила к саду, было три довольно узеньких окна, и самое левое из них уже зияло пустым проемом. Такая же участь очень скоро ждала и остальные два.
Собственно, сад за ними уже не был садом. По соседству с этим старым домом вот уже семь лет как расположился автосервис, и территория сада потихоньку захламлялась деревянными поддонами, на которых привозились автозапчасти, покрышками старых шин и прочей дребеденью. Из прежнего пышного сада уцелело лишь три яблони и несколько кустов смородины, а прежде деревьев было двенадцать.
Ну а, собственно, в этом доме, в котором проживало прежде две семьи, в левом флигеле планировали сделать почту, а в правом – билетную кассу для местной автостанции. Поселок находился в пятнадцати километрах от города, но город разрастался и постепенно населенный пункт Малиничи стал предместьем 700-тысячного областного центра Светлоярска.
– Все, баста, перерыв! – решительно объявил бригадир. – Половина второго, пора бы и подкрепиться!
– А ты Васек, – обратился он к молодому электрику, – дуй в деревню за молоком. Наберешь парного на ферме, литра три возьми!
А сами приступили к разогреву нехитрого обеда, состоящего из макарон с фаршем и луком, сосисок и салата из квашеной капусты.
Пообедав, они еще минут двадцать сидели за столом – кто-то с картами, кто–то с кроссвордами.
– А что ж наш снабженец не идет, – вспомнил Николай Егорыч, – у нас электродов для сварки мало, на сегодня точно не хватит. Диски для болгарки тоже заканчиваются.
И вот на пороге возник высокий малый лет двадцати семи, но казавшийся еще моложе из-за худобы и немного наивного взгляда простоватых глаз.
– О, Валька, легок на помине! – отозвался бригадир.
Валентин поставил сверток с оборудованием на стол, и устремил свой взгляд в сторону окна. Валентин Игоревич Никонов, между своими, просто – Валька, работал в строительной конторе «ИнПромТрест» уже шесть месяцев. И вот, его занесло сюда…
Он помнил этот дом, помнил все игры с местной ребятней, шастанье по чердакам, садам и огородам. Помнил, что у соседки Зинаиды на этой же улицы можно за символическую цену купить жирного коровьего молока, а у Ивана Терентьевича, что напротив – и гречишного меда раздобыть в обмен на рыбу.
Ведь это именно Валька в то время жил в соседнем доме, – там, где теперь автосервис! И в этот дом бегали они с ребятней поиграть с десятилетней Аленкой и шестилетним Вовкой. Аленка, помнится, очень интересно играла на бутылках, подвешенных и полузаполненных водой, а еще – на флейте… А Ванька увлекался игрой в городки, по-моему, ничего другого не пробовал даже…
А их мама Ольга Тихоновна угощала всех их, и Вальку тоже, когда он заскакивал в гости, молоком. Как недавно и как давно все это было!
И вот, на подоконнике правого окна он увидел… куклу. «Как это она здесь сохранилась… Их ведь так много было!» Она представляла из себя обычную «ляльку» – белобрысую девчонку в крестьянском сарафане и в лаптях, с волосами из сена. А еще, помнится, была шляпка, плетенная из соломы. «Н-да, куда-то она затерялась», – подумал Валька.
Когда рабочие поднялись из-за стола и стали растаскивать инструмент по своим местам, Валентин шагнул к игрушке и забрал ее. Ведя машину к производственной базе «ИнПромТреста», он углубился воспоминаниями на 18 лет назад. Рядом с ним на сиденье сидела эта кукла.
* * *
Солнечный блик падал на подоконник правого окна из тех трех окон, что выходили в густой палисадник. Потом солнце поменяет место, и солнечный зайчик уйдет из комнаты. А Марыська так любила встречать утро с этим солнечным зайчиком, он появлялся на краю подоконника, и постепенно переползал все ближе к ней. С каждым разом казалось, что они вот-вот повстречаются. Но тут солнце уходило на обеденную сторону, а вместе с ним пропадал и зайчик.
Марыська – это кукла. Та самая, которую вспомнил Валентин. Девчонка в крестьянском сарафане, лаптях, а еще в ту пору у нее были шляпка и котомка для ягод.
А иногда в кухне, да-да, той самой кухоньке с тремя окнами, с геранью на подоконниках, включали радиоточку, или, иногда – транзисторный приемник. И тогда из хриплого динамика доносились слова старой, всем нам известной песенки:
Домик окнами в сад,
Там, где ждёт меня мама,
Где качала мою
По ночам колыбель,
Домик окнами в сад…
Заметает упрямо
Золотой листопад,
Голубая метель.
Я сюда возвращусь,
Может быть, слишком поздно.
Южный ветер ночной
Запах яблонь принёс.
Домик окнами в сад,
