Александр Маркин Вадимович
Большая вода
Глава 5. Справедливость
Бальтазар и Дарья возвращались домой молча. Никто из них не понимал, стоит ли продолжать этот разговор. Барышня была сильно смущена, в душе она была ещё ребенком, ни один мужчина не говорил ей такого прежде – в тот день она осознала, что ей могут восхищаться, что её красота может манить к себе и что ей самой нравится быть красивой, и самое главное, что ей нравится быть красивой для других.
Бальтазар провел первую ночь в комнате, которую ему отвели в доме для прислуги. Рано утром, практически на рассвете, он проснулся, оделся и, умывшись холодной водой, спустился на первый этаж, там он зашёл на кухню, которая была сделана специально для того, чтобы прислуга могла приготовить себе еду. На кухне он нашёл нож и поднялся вместе с ним к себе в комнату, где снял бекешу со спинки стула и положил её подкладкой вверх на кровать. Нагнувшись над кроватью, он быстрым движением руки стал щупать подкладку, нащупав что-то, достал из сапога нож, и отточенным стремительным движением сделал надрез, и извлёк конверт.
Накинув на себя бекешу и убрав конверт в карман, Бальтазар спешно покинул комнату, спустился по лестнице вниз, вышел из двора и повернул на улице в сторону торговых рядов.
Город просыпался, и за исключением нескольких дворников, подметавших рыночную площадь и территорию близ неё, Бальтазару никто не встретился. Пройдя мимо дворников, он вышел на улицу, прямиком ведущую до высокой колокольни, по соседству с которой находилась водонапорная башня. Было слышно птиц, свивших себе гнёзда на ветках рослых берёз, словно они также недавно проснулись и теперь куда-то провожали юношу.
Дойдя до колокольни и обогнув её немного слева, перед ним открылась широкая площадь, ещё совершенно пустая, где в это время можно было повстречать только городового, зевающего на посту, и дворника, неспешно работающего метлой.
Не обратив большого внимания ни на кого из них, Бальтазар взял курс по направлению к башне.
Неподалёку от неё его уже кто-то дожидался, закурив папиросу. Человек был одет, как рабочий: на нём была короткая куртка, широкие штаны, грубые ботинки и кепка. В сумерках слегка морозного мартовского утра сизый дым кольцами валил в небо, человек, задумавшись, ходил взад и вперёд, наверняка уже успевший подмёрзнуть, стоя на месте.
Он резко обернулся назад и увидел, что к башне кто-то идёт. Достал папиросу изо рта, бросил её на землю и тут же растоптал подошвой своего башмака.
«Константин?» – обратился Бальтазар к стоящему у башни человеку.
«Доброе утро, Константин. Я должен вам передать письмо, сути этого письма я не знаю, и, как вы сможете убедиться, оно запечатано», – Бальтазар достал конверт из кармана и быстрым движением руки передал его.
«Да, мне передали о том, что у вас есть для нас новости. А вы давно c нами?»
«Относительно недавно, но судя по тому, что именно я передаю вам письмо, я мыслю, что на меня можно положиться», – произнёс Бальтазар.
«Думаю, вы правы. Ну, тогда к делу. Мне нужно ознакомиться с текстом письма, прежде чем мы с вами всё обговорим. Предлагаю немного пройтись».
Парочка мерным неспешным шагом пошла по самой большой улице из тех, что Бальтазар видел за своё недолгое пребывание в этом городе.
Было уже совсем светло и отчётливо были видны фасады домов, мимо которых они шли. Улица даже в этот утренний час казалась более оживлённой, чем все остальные. Было много извозчиков, правда некоторые ещё дремали, сидя на своих санях, но большинство уже везло пассажиров по своим делам. Солнце вступало в свои права, и уже больше, чем на половину, залило светом улицу.
«В подвале следующего дома есть небольшой трактир, скорее всего сейчас там ни души. Там я спокойно смогу прочитать письмо, и мы всё обговорим».
Новоиспечённый знакомый Бальтазара показал рукой на дом и тут же юркнул в круглую арку фасада, которая вела во двор. Там, зайдя в открытую дверь, они быстро спустились по лестнице и увидели перед собой чистое небольшое помещение, в углу которого находилась деревянная стойка, а на ней стоял самовар с надетым на него ожерельем из баранок. За стойкой обслуживал уже не молодой трактирщик: в красной рубахе с косым воротом и жилетом поверх неё. Столы стояли посередине помещения, в которое сквозь маленькие окна, больше похожие на бойницы, попадал солнечный свет. На столах было прибрано, и всё говорило о том, что этим утром они были первыми посетителями.
Молодые люди сели за ближайший от входа стол, и пока они размещались поудобнее на деревянных лавках, и двигались сидя на них ближе к столу, к ним успел подойти трактирщик.
«Что изволите?» – трактирщик, задавая этот вопрос, немного нагнулся, как бы внимая словам сидящих.
«Иван, нам бы чаю», – протянул неспешно спутник Бальтазара.
Трактирщик учтиво внял этой просьбе и поспешил за чаем, и как только он отошёл, на столе появился конверт, упакованный в плотный вощеный холст и перевязанный тонкой верёвкой.
Оценив обстоятельства дела, Константин достал нож и разрезал верёвку, охраняющую конверт. Развернув холстину, он нашёл под ней абсолютно чистый конверт и также для быстроты открыл его ножом.
Достав письмо, он развернул его на столе, посмотрел на Бальтазара, обернулся по сторонам и стал читать.
Быстро прочитав, он убрал письмо обратно в конверт и положил во внутренний карман куртки. Немного поёрзав на лавке и отхлебнув из чашки чай, который был подан трактирщиком незаметно для читающего, он еще раз пристально посмотрел в глаза Бальтазару. Молодой человек почувствовал пристальность взгляда, на его лице хотели что-то прочесть.
«Вы знаете, очень любопытное письмо, и тут сказано, что вам можно доверять».
«Думается, что вам виднее на этот счёт».
«Хорошо, Бальтазар. Ведь вас так зовут, я ничего не путаю?!»
«Да, вы не ошиблись».
«Ну, тогда ближе к делу. Вы готовы ещё немного прогуляться, чтобы я рассказал вам о его сути?»
«Да, пожалуй, у меня есть ещё немного времени».
«Прекрасно».
«Иван, благодарю тебя, нам пора идти», – громко прозвучал голос Константина, вынимающего несколько монет из кармана брюк.
«Всегда рады, cударь», – мгновенно отозвался тот.
Поднявшись по лестнице, они вышли во двор и остановились.
Константин достал из кармана куртки конверт, чиркнул спичкой об коробок, но она не зажглась, чиркнул спичкой вновь и поджог конверт.
«Вы же понимаете, мы не можем обсуждать такие вещи внутри даже самого безопасного места. Пройдёмся немного».
Спутники вновь вышли на большую улицу уже совершенно полную людьми, сновавшими по торговым делам приказчиками, посыльными, а также покупателями, рассматривающими товар. Извозчиков тоже как будто стало больше.
«Итак, в письме говорится, что мне и моим людям доверено важное дело и что я могу на вас положиться. Вот в чём суть этого предприятия: нашей организации нужна крупная сумма для осуществления еще одного дела, гораздо более рискованного. Эти деньги пойдут на закупку оружия и создание бомб. План довольно дерзкий. По нашим данным такая сумма денег могла скопиться только в одних руках. Этих людей в городе все знают, они купцы…»
«Вы задумали ограбить их?» – спросил Бальтазар не дав договорить собеседнику.
«Да, вы всё верно поняли, – подтвердил Константин, – но я бы выбирал на вашем месте более осторожные выражения, здесь столько прохожих».
«Спрошу вас сразу, на что вы готовы пойти ради этого?»
«Ради успеха дела мы готовы пойти на многое».
«Убийство?»
«Если потребуется, то да, но я надеюсь, что до этого не дойдёт…» – мягко и тихо ответил Константин.
С каждой минутой знакомства для Бальтазара открывались новые черты этого человека. Присмотревшись, он обратил внимание на его большие рабочие мозолистые руки, они были не до конца отмыты от машинного масла, которым обычно покрывают детали. Его лицо трудно было назвать интеллигентным, наверное, оно было даже грубым, с некрасивыми чертами, более того – со следами вырождения. Это резко контрастировало с его голосом, тихим, местами вкрадчивым и с его манерой говорить, напоминающей скорее манеру образованного человека, а не человека из рабочей среды. Ко всему у него была твердая походка и весьма уверенный вид, шаги он словно чеканил.
«То есть вы собираетесь ограбить, а если будет нужно, и убить ни в чём не повинных людей? Справедливо ли это?»
«Тише, прошу вас, тише, убавьте немного тон, а если можно – то и пафос речей. Вы печётесь о справедливости? А есть ли она вообще в этом мире эта справедливость. Вы взрослый человек, и вижу, что не глупый. Вы её где-то эту справедливость видели?»
«Даже если я её не видел, то это не означает, что её нет. В чём виноваты эти люди перед вами?»
«Отвечу вам так: вы нашу главную цель знаете, эта цель и есть восстановление справедливости, в рамках всего земного шара, конечно. Так как в этом старом мире её нет, то надо строить новый – там, где она будет. Чтобы он появился, надо избавиться от всего, что этому новому миру мешает.
На это нам нужны деньги, и мы собираемся взять их не у нищего, просящего милостыню у городских ворот, не у бедного крестьянина батрака, которому нечем кормить свою семью и не у пролетария, стонущего под гнётом заводского начальства. Мы собираемся их взять у толстосумов, из поколения в поколение использовавших труд вот таких людей как мы, плативших им крохи, копейки, когда сами они, жируя и шикуя, покупали для своих дочурок дорогие наряды, возили их по заграницам, кутили в дорогих столичных ресторанах и строили усадьбы, на порог которых нас бы с вами пустили только в качестве лакея. Думаете, они уважают таких людей как мы?! Да, мы для них и не люди вовсе».
«Если разобраться в том, что вы говорите, то можно подумать о том, что, ограбив этих людей и сделав их тем самым нищими, вы совершите благо для человечества. Знаете, по сути вы хотите сделать людей счастливыми, с помощью несчастья других людей, которое желаете воплотить в жизнь».
«Возможно, вы правы, так оно и есть: нам нужна сакральная жертва для успеха нашего предприятия и рождения нового мира. Без таких жертв в мире не произошла бы ни одна существенная, хотя бы малозначительная перемена к лучшему».
«Ну, сами посудите, даже, если пролетарий возьмёт верх над гнетущей его буржуазией и аристократией и получит власть, то верхушка пролетариата получит себе в руки те материальные блага, которые были отобраны у свергнутого ими класса, и перестанет быть пролетариатом, начав жить аристократично. Это замкнутый круг, и в целом, роковой момент всемирной истории, – на этих словах Бальтазар остановился, – а теперь, прошу меня извинить, мне необходимо вернуться обратно».
«Кстати, а где вы остановились в городе?»
«Я нашёл временную работу у одних купцов, у них же и живу в доме».
«Вы понимаете, что я доверил вам тайну, которая, если станет известной кому-то ещё, нас всех погубит».
«Я умею хранить тайны, особенно чужие. Не беспокойтесь я всё понимаю, в том числе я понимаю, что может произойти, если я вас выдам».
«Это хорошо, что вы всё понимаете. Повторюсь, дело о котором я вам поведал, имеет весьма важный характер, и мы не думаем от него отступать. Вы хотите принять в нём участие?»
«Я крайне признателен вам за доверие, но я бы пожелал отказаться от вашего предложения. Мне было поручено передать вам письмо, думаю, на этом моя миссия может считаться законченной», – Бальтазар протянул руку своему собеседнику, чтобы попрощаться, в ответ Константин протянул свою.
«Хорошо, я вас понял… А как зовут тех людей, к которым вы нанялись на работу?» – как бы на прощание спросил Константин.
«Их фамилия Карасёвы», – обернувшись, произнёс юноша, переходя на другую сторону улицы.
Константин задумчиво посмотрел ему в след, потом взглянул на голубое морозное небо, что-то тихо про себя сказал, обернулся, и пошёл своей дорогой.
Глава 6. Свобода
Вернувшись в усадьбу Карасёвых, во дворе дома Бальтазар встретил Дарью, и по её виду казалось, что она искала его.
«Где вы были?» – спросила сияющая своей красотой барышня.
«Я решил утром немного прогуляться для того, чтобы лучше познакомиться с городом».
«Вас искала моя мама, она хочет поговорить с вами».
«Да, непременно, пойдёмте к ней сейчас».
Они повернулись лицом к барскому дому, зашли в него, затем поднялись по лестнице на второй этаж, прошли по коридору и остановились у закрытой двери. Дарья постучалась.
«Я зайду первой, скажу, что вы пришли, а потом зайдёте вы, хорошо?»
«Да, конечно. Я буду ждать вас здесь».
Дарья зашла в комнату и через некоторое время вернулась к Бальтазару.
«Кажется, маменька не в духе. Я вас прошу, вы особо с ней не спорьте. Видимо, дело касается ваших новых обязанностей, так как вы работаете теперь у нас».
Дарья выглядела кроткой и даже немного грустной при этих словах. Бальтазар своим видом дал понять, что не боится гнева купчихи и уверенно вошёл в её покои. Ольга Николаевна располагалась на небольшом кожаном диване, сделанном в аристократическом вкусе, под спиной у неё были подушки, а перед диваном стоял небольшой и изящный кофейный столик, на котором лежала большая амбарная книга, занимавшая чуть ли не всю поверхность стола. Ольга Николаевна выглядела строгой и что-то внимательно записывала в книгу. Заметив приближающуюся фигуру молодого человека, она приподняла голову, сняла очки и с прищуром, словно считывая что-то, посмотрела на Бальтазара.
«Я вас всё утро ищу, молодой человек. И хочу вам напомнить, если вы поступили к нам на службу и живёте у нас, то у вас перед нами есть некоторые обязательства. Вы же собираетесь у нас работать?»
«Непременно, Ольга Николаевна».
«Хорошо, в таком случае, вы поступаете на работу в одну из наших лавок. Мы расширяем дело и нашему приказчику нужен помощник. Мы платим сравнительно неплохое жалование и хотели бы, чтобы вы себя также показали с самой лучшей стороны. Назначаю вам жалование в 80 копеек за один рабочий день. Работу вы начнёте сегодня. Если нет возражений, и вас всё устраивает, то Дарья проводит вас до места».
Стоявший напротив купчихи Бальтазар, поклонился и вышел. За дверью его ждала Дарья, которая вопросительно посмотрела на него, но не произнесла ни слова.
«Ваша матушка сообщила мне, что для меня есть работа в одной из ваших лавок, и сказала, что вы меня туда проводите и введёте в курс дела».
Дарья, быстро смекнув, что имеется под этим в виду, повела юношу на улицу. Лавка, о которой шла речь ранее, оказалась бакалеей и находилась совсем неподалёку от того места, где жили купцы. И стоило им только выйти на улицу и немного пройтись по ней, как они оказались возле неё. Она находилась в двухэтажном здании, в котором первый этаж отводился под торговый зал и пекарню, а вот второй был жилым помещением, где проживал сам приказчик. Увидев приближающуюся купеческую дочку с неизвестным ему субъектом, приказчик вышел на улицу для того, чтобы встретить их.
«Здравствуйте, Дарья! Вижу вы мне работника привели?»
«Степан, вы всё правильно поняли, этот человек будет вам помогать».
«Ну, хорошо. А что ты умеешь, хочется спросить?» – с плохо скрываемым недоверием посмотрел на Бальтазара приказчик.
«Я – всё, что прикажите».
«Господ обслуживать я тебя, конечно, пока не поставлю. Будешь помогать на складе, грузить, разносить. Читать и писать умеешь?»
«Ну, более чем».
«Что это значит, более чем?! До свидания, Дарья Петровна, передавайте от меня сердечный привет Ольге Николаевне и вашему батюшке, когда он вернётся», – сказал приказчик, повернувшись в пол оборота в след уходящей барышне, которая не пожелала быть лишней при их разговоре.
«А вы, молодой человек, – продолжил Степан уже другим тоном, видимо, настоящим своим тоном, – пойдёмте со мной. Покажу то, что должно быть сегодня сделано».
Бакалейная лавка была сравнительно небольшой по размеру, она представляла из себя прямоугольное помещение, в котором по периметру был протянут деревянный прилавок с выставленными на нём различными товарами. По правую и левую руку от входящего в бакалею покупателя стояли высокие, до самого потолка, деревянные шкафы без дверей со множеством открытых полок, на которых были также расставлены товары.
В углу помещения, там, где стояли большие счёты, обслуживали покупателей, здесь же принимались деньги, и выдавалась сдача. Прямо за этим местом находилась дверь, ведущая в такое же по размеру пространство, служившее складом для магазина, там же была лестница, по которой поднимались на второй жилой этаж. В складском помещении полки возвышались до потолка и были забиты товарами, упакованными в мешки и коробки.
Ассортимент был следующим: мыло, чай, кофе, конфеты, крупы, мука, восточные пряности.
На входе висела вывеска: «Бакалея и колониальная торговля Карасёвых».
Открыв запертую до этого дверь, они зашли на склад.
«Человек, который мне помогал в этой бакалее, был уволен недавно за пьянство, и ко всему прочему он не справлялся со своими обязанностями. Вам нужно сегодня расставить весь товар по порядку. А главное – не лениться и заняться этим прямо сейчас».
«Простите, как я могу обращаться к вам? Степан..? Степан Матвеевич? – быстро и с невероятно серьёзным видом ответил Бальтазар, – так вот, Степан Матвеевич, почему вы решили, что я именно буду лениться?»
«Вам, молодой человек… Нужно немедленно приниматься за работу и прекращать эту ненужную болтовню».
«Как скажите, Степан Матвеевич».
На этих словах приказчик вернулся к прилавку и оставил Бальтазара одного. Теперь ему нужно было навести порядок на складе, где повсюду был разбросан товар. Всё необходимо устроить так, чтобы товары одной категории стояли вместе на полке. Бальтазар даже любил однообразную и простую работу, именно потому, что он мог мыслить, над чем ему заблагорассудится, искать причинно-следственные связи, делать выводы, мечтать.
Через несколько часов порядок на полках был наведён полный, просыпанные мука, чай и сахар были убраны с пола метлой. Бальтазар, подумав о том, чтобы доложить Степану Матвеевичу о проделанной работе, зашёл в магазин, но за прилавком никого не оказалось, магазин был совершенно пуст, а за витриной, в некотором отдалении от лавки, приказчик о чём-то болтал с мужчиной, с первого взгляда поразительно похожим на того человека, с которым Бальтазар имел общение сегодня утром. Изо рта у него также дымила папироса, пролетарская кепка была на голове, не красивое и умное лицо было чем-то встревожено.
Бальтазар всячески делал вид, что за витриной никого не замечает, и пробовал найти себе временное занятие: сначала он разглядывал товары на полках, затем его заинтересовал кассовый аппарат со множеством разных рычажков.
Наконец, он увидел самого Степана Матвеевича, открывающего дверь магазина со стороны улицы.
«Аа, вот ты где?» – процедил сквозь зубы Степан Матвеевич.
«Ты закончил работу на складе?»
«Да, всё сделано, я как раз хотел вас позвать».
Они прошли из магазина на склад, где царила идиллия полного порядка. Степан Матвеевич имел вид самый решительный.
«Ну, что же, – произнёс он, скрестив руки на груди, – вижу, работа проделана, но это всё медленно, очень медленно. В твои годы я делал это вдвое быстрее», – с важным видом добавил приказчик.
Бальтазар промолчал, улыбнувшись.
«Я сказал что-то смешное, молодой человек?» – строго спросил Степан Матвеевич.
«Отнюдь, вы были крайне серьёзны, Степан Матвеевич», – с той же широкой улыбкой произнёс Бальтазар.
«Так что же, ты надо мной насмехаешься?!»
Обстановка стала накаляться, но только не со стороны Бальтазара, он уверенно и спокойно смотрел своему начальнику в глаза и даже хотел его успокоить какой-нибудь фразой.
«Я ни в коем случае над вами не насмехаюсь, Степан Матвеевич, и мысли такой у меня не было».
В воздухе повисла пауза, приказчик зло смотрел на Бальтазара.
«Ну, что же, юноша, если так, то вам стоит продолжить работу, у нас её предостаточно не только на складе».
Они вновь оказались у прилавка, и Бальтазар почувствовал, что Степан Матвеевич вроде бы совсем уж подобрел: со всей даже неизвестно откуда взявшейся живостью речи он стал рассказывать о лавке, о том, как после долгих лет выбился в приказчики и о том, какие важные горожане из самых богатейших семей к ним ходят. При всей строгости лица, слов и собственного вида, приказчик оказался человеком, любящем бахвальство и желающем порисоваться даже при такой мелкой сошке, как я его новоиспечённый работник.
«Работа в этом магазине должна быть честью для тебя, и, конечно, тебе, голытьбе, надо в ноги кланяться Ольге Николаевне за то, что дала шанс здесь. Если претензий к тебе не будет, то ты останешься. Если работа мне твоя не понравится, то отправишься на все четыре стороны. Приходить надо будет к 8 утра, а уходить после 6 вечера, после того как мы обслужим покупателей, посчитаем выручку и закроемся».
Бальтазар слушал всё это с внимательным видом и за всё время пока не вставил ни одного своего слова, видя боевой и менторский настрой Степана Матвеевича.
«Меня ты должен слушаться беспрекословно, не рассуждать, не перечить, не умничать, а слушать и выполнять, что тебе велено. Обслуживать ты должен со всей учтивостью и вежливостью. Смотри, если на тебя кто-то пожалуется и скажет, что ты был не вежлив! К нам ходят господа, с доходами такими, что тебе и не снились, с деньгами такими, какие тебе и в жизнь то не заработать. С такими людьми нельзя фамильярничать, они тебе не ровня, запомни раз и навсегда, и тогда из тебя может быть выйдет что-то путное. На дам на красивых пристально не смотреть, не любоваться и тем самым не смущать, запомни это! А то знаю я вашего брата, любите разглядывать и слюни пускать на дочек богатеньких. Всё ясно, о чём я сейчас говорю?»
«Да, безусловно, Степан Матвеевич, всё будет как вы говорите. Но об этом и не стоило говорить, с людьми я исключительно вежлив и учтив, а смущать чьих-то дочек и в мыслях не было», – с удивительным самообладанием произнес Бальтазар.
Это возражение подействовало на приказчика, как красная тряпка на быка, и видимо вновь взбесило его.
«Моё дело предупредить тебя, а не думать над тем, что было у тебя в мыслях, а чего не было, много я вас тут повидал работничков и много чего видел в жизни. Повторяю тебе, что мои указания надо выполнять беспрекословно, а иначе вылетишь отсюда. Ты хоть знаешь, кто бывает в этой лавке?! Да, ты им в пояс должен кланяться только за то, что имеешь возможность говорить с ними. Купцы, промышленники, дворяне, у которых одна лошадь в упряжке стоит больше, чем вся твоя жизнь!»
«А вам не кажется, Степан Матвеевич, что то, о чём вы сейчас говорите, похоже на рабство?!»
Последняя фраза прозвучала так метко и резко, что заткнула рот приказчику на полуслове, который жаждал что-то сказать, но быстро не получалось подобрать нужных слов, и он как будто цеплялся за них и не мог поймать.