Его путь до города проходил сквозь поля и равнины, и невольным чувством он радовался красоте этих мест. Погода в начале марта была тихой и спокойной. Не предвещая снежных бурь, она уложила снег, и на Земле появилась белая безмятежная пустыня, удивляющая своей чистотой. Шаг его был не быстрым, а скорее спокойным.
Он был одет без всякого лоска и щегольства, однако его костюм был практически новым и по моде, и в приличном обществе его могли принять за своего. Видевшие его впервые могли подумать, что это молодой человек из хорошей провинциальной семьи, который совсем недавно закончил университет.
На нём была новая, словно совсем неношеная бекеша, крытая серым сукном, длинная, как сюртук. Хорошие сапоги с ремешками с заправленными в них брюками и картуз с маленькой тульей.
Огромные пространства бесконечных заснеженных полей сменились на его пути деревянными усыпанными снегом домами. Деревня, которую проходил на сквозь путник, была довольно крупной, по правую и левую руку от дороги виднелись не менее пятидесяти домов. Тем не менее ему не повстречался ни один человек. Пройдя ещё совсем немного, по правую руку от себя он увидел купола храмов за белыми высокими стенами монастыря.
Миновав остаток деревенских домов, он оказался на небольшой тропе среди заснеженного поля, она вела вдоль реки к переправе. Постепенно, по мере приближения к ней, ему открывался замечательный вид на главные достопримечательности города: частично сохранившиеся каменные стены средневекового кремля, крыши домов городского посада, плотно прилегающие к ним, и даже часть улицы, которая вела своё начало от городских ворот. Но главным образом путника могли впечатлить величественно расположившиеся внутри стен храмы, хорошо просматриваемые с другого берега: большая белая каменная церковь с пятью золотыми куполами и колокольня близ неё, построенная словно вознёсшийся к небу гигантский белый шатёр.
На секунду он зажмурил глаза и вновь почувствовал запах ладана. Более полугода назад в похожей церкви отпевали его бабушку. Он как будто перенесся в то время. Она умерла на фоне цветущей природы, которая достигла апогея в своей красоте и в своём могуществе. Лето било фонтаном: энергично, исступлённо, растрачивая себя без остатка. И в этой жаркой, насыщенной, всемогущей своей фазе, когда без всякой причины появляется радость и улыбка на лице, природа не заметила его огромного горя и пела гимн жизни поверх тихой мелодии смерти. Он вспомнил свои слезы, голос священника и холодный лоб, который часто целовал ещё, когда он был теплым.
Вокруг было много людей, для них его горе было бытом, его рассечённая надвое кровоточащая грудь – анатомической картинкой. Люди, которых наняли для выноса гроба, скучали, ерзали на стуле и ждали, когда прощание наконец закончится, чтобы побыстрее всё исполнить. А он, боясь превратить этот сокровенный момент в пошлость, не желая, чтобы его слова любви хоть краешком коснулись их ушей, говорил тихо и вкрадчиво.
На переправе он обнаружил, что моста нет. Деревянный плашкоутный мост, был около пяти метров в ширину, двигался благодаря маленьким плоскодонным судёнышкам и сейчас был практически до основания разобран, но самое главное, что несмотря на сравнительно небольшой мороз широкая и полноводная река была полностью покрыта льдом, и на снегу среди других виднелись следы человеческих ног, где хаотично, а где и в виде протоптанной дорожки.
Теперь по сути другой возможности перебраться на другой берег для него не существовало, и местные жители по обыкновенной своей сезонной привычке не боялись ходить по замерзшей реке, она же, в свою очередь, являла собой всю ту же белую снежную пустыню, что и поля вокруг дороги, заиндевев в своём размашистом русле.
Проснувшись раньше обычного, чтобы проводить отца, отправляющегося в Москву по торговым делам, поцеловав его на прощание и немного поговорив с матерью, Дарья встретила во дворе конюха, который был одет в самый тёплый тулуп из имеющихся у него, большую меховую шапку с ушами, валенки с калошами до колен. Сообразив, что к чему, она справилась у него, не идёт ли тот на рыбалку, и, поняв желание барышни, конюх ответил утвердительно.
Дарья быстрыми летящими шагами поспешила к себе в комнату, она улыбалась, настроение у неё было игривое и безоблачное.
Её светлые волосы, белая, как молоко, кожа, тонкие запястья и щиколотки, голубые, как летнее небо, глаза как будто были созданы Богом для упоения красотой. Она была сама грация, ступая ножками на землю, её шаг был легким и летящим, как перышко. Она была самой Венерой, когда её длинные волосы вились на ветру и блестели на солнце. Распустив и уложив их в пробор и выйдя так в одном сарафане в переднюю, она могла напомнить ангела, спустившегося с неба, и возвестившего мир о том, что красота есть.
Она была свежее цветка, распустившегося на заре, когда умывалась утром. Она была прелестна лицом, её тонкие славянские черты были дополнены немного курносым носиком. Её улыбка была озарением. Она была немного актрисой, игривой и чуть лукавой.
Встретившись, они вышли через большие полукруглые ворота, соединяющие две части дома, и, повернув налево, стали спускаться по замерзшей брусчатке вниз к реке. Дойдя до того места, где мог начинаться разобранный мост, преодолевая сугробы, они спустились на замерзшую, находящуюся под снегом водную гладь.
Конюх Игнат принялся искать место, где, как ему казалось, будет лучше всего клевать. В руках он нёс несколько удочек, рыболовный ящик и даже маленький деревянный табурет для барышни. По мере их приближения к заветной цели вдалеке у берега им стала видна большая мужская фигура, которая, также, как и они, только что появилась на заледеневшей реке. Наконец, место было найдено, конюх стал разбирать свои снасти, а перед этим усадил Дарью на табуретку. Большая, даже громадная фигура молодого человека приближалась к ним. Его поступь была уверенной, шаги большими, выверенными. Готовясь к рыбалке, Игнат не замечал идущего к ним человека, Дарья, напротив, не занятая делом, убрав ручки в муфту, практически не сводила глаз с него.
«Ну что, барышня, будете червяка на крючок насаживать? Они вот в этой баночке, посмотрите в ящике».
Дарья, привстав, открыла ящик, потянулась за банкой с червями, и тут же услышала сильный треск, напомнивший ей тот звук, который она часто слышала весной из своего дома, когда лёд трогался и сходил на реке.
Тут же она посмотрела в сторону: метрах в пятидесяти от них теперь не было льда, а была крупная диаметром два-три метра прорубь, и человек, шедший им навстречу, бултыхался в холодной воде, пытаясь руками ухватиться за кромку льда, которая при этом трескалась у него в руках, не давая за неё ухватиться.
Дарья от испуга вскрикнула. Игнат обернулся, быстро понял в чём дело, взял удочку и маленькими, но быстрыми шагами направился в сторону тонущего, девушка такими же осторожными шагами проследовала за ним, держа в руках свою удочку. Конюх вполне обоснованно боялся, что лёд может провалиться и под ним, а потом, об этом ему было страшно даже подумать, и под купеческой дочкой. Утопающий в образовавшейся проруби человек видел, что к нему спешат на помощь, но не издал при этом ни звука, тщетно хватаясь за кромку ломающегося у него в руках льда.
Игнат подошёл насколько можно близко к нему, обернулся и заметил, что барышня стоит позади него, после чего жестом руки показал ей, что более приближаться нельзя. Дарья повиновалась. Она успела уже рассмотреть человека в воде: крупная плечистая фигура его сочеталась с лицом открытым и взглядом, которого она никогда прежде не видела, взглядом, одновременно преисполненным нежности, терпения, спокойствия и силы. Казалось, ему было совсем нестрашно за свою участь, а страшно было ей за него, за этого незнакомого, чужого ей человека.
«Хватайтесь, ваше благородие», – не без иронии произнес конюх, подавая удочку утопающему.
Тот одним движением руки ухватился за неё, и теперь главной задачей было вытянуть его на поверхность льда и не угодить в прорубь самому.
Когда Игнат начал тянуть за удочку, стало ясно, что дело это будет не из легких: сил необходимо было приложить много: его ноги, обутые в валенки, скользили по льду, и это скольжение могло привести к тому, что сам конюх окажется в холодной воде.
Но всё же, спустя несколько минут, на протяжении которых были потрачены, кажется, все силы обеих сторон, на снежной и уже довольно утоптанной поверхности льда появился чудом спасшийся человек.
Юношу в конце концов совсем покинули силы и насквозь промокшего его на санях отвезли домой, для этого на подмогу Игнату пришёл его младший помощник по конюшне. Дарья отправилась домой первой, предупредить о том, что случилось и что у них будут незваные гости.
Дома с него сняли насквозь промокшую одежду, переодели в сухое и уложили в постель. К вечеру начался жар, организм реагировал на длительное нахождение в ледяной воде и в промокшей холодной одежде. Горничная побежала за доктором и вернулась вместе с ним. Тот осмотрел юношу, отметил, что у того здоровый и сильный организм, воспалительного процесса нет и что, сохраняя постельный режим и принимая назначенный им порошок, он в течение нескольких дней встанет на ноги.
После ухода доктора и приёма назначенного лекарства его оставили одного в комнате, и он через какое-то время погрузился в сон.
Сначала на всём протяжении ночи ему снилось что-то, что он не смог запомнить, и в памяти не осталось решительно ничего. Однако, под утро ему приснилось, как будто он, лежа в своей постели, чувствует неприятное прикосновение с чем-то холодным, ползающим по его телу. Во сне ему удалось определить, что это существо размером с большую крысу было похоже на гигантскую мокрицу. Оно бегало по нему то и дело, забираясь ему на лицо. Он, оторопев, лежал в полной недвижимости, ему казалось, что вскоре всё закончится.
Существо двигалось всё быстрее и быстрее, настойчиво пытаясь залезть ему в рот. Эти попытки повторялись вновь и вновь. Происходящее становилось невыносимым. Он решил избавиться от этой мерзости, но, сделав движение, понял… Сжимая рот, он дышал носом, задыхаясь от нехватки воздуха. Ему становилось всё тяжелее, и, когда дышать стало совершенно невозможно и пришло осознание неминуемой собственной гибели, он вышел из состояния сна.
Открыв глаза и ещё не до конца отойдя от приснившегося ему кошмара, он увидел стоящую над ним Дарью, она глядела на него и улыбалась. По всей видимости, за окном был белый день, так как свет пробивался сквозь плотно занавешенные окна. Но главным источником света была улыбка этой незнакомой девушки.
«Вы ангел?» – произнёс чуть тихо он.
Дарья при этих словах резко отстранилась от лежащего в постели юноши, и на её прекрасном юном лице взыграл очаровательный румянец.
«Нет, что вы… я Дарья, вы вчера провалились под лёд, и мы вытащили вас из воды»
«Да, я всё помню, как провалился и как вытаскивали меня».
«А как вас зовут?» – поспешила узнать девушка
«Бальтазар»
«Бальтазар, хм… странное имя», – очаровательно улыбнулась та.
«Надо полагать, я у вас дома», – чуть осматриваясь сказал молодой человек.
«Да, вы у нас дома, а моя мама с тех пор, как мы принесли вас сюда, хочет с вами поговорить», – милым движением головы и плечей Дарья смущенно отодвинулась чуть назад.
«Знаете, мне кажется, я уже вполне здоров и готов это сделать».
«Хорошо, я сейчас предупрежу её об этом. А вы пока оденьтесь, ваши просушенные вещи лежат на стуле рядом с кроватью», – немного подумав о чём-то барышня поспешила удалиться из комнаты.
Бальтазар, встав с постели, начал неторопливо одеваться, в его голове пронеслись события вчерашнего дня, а также причина, по которой он попал в этот дом. Вчера он был на волоске от смерти, и если бы не его спасители, то она была бы неминуемой. Теперь он обязан жизнью этим людям.
Надев штаны и рубаху, он поторопился осмотреть бекешу, которая также лежала на стуле. Вывернув её наизнанку, он стал трогать подкладку и вскоре почувствовал рукой предмет, похожий на сложенное в несколько раз письмо. Нащупав этот предмет, юноша отложил пальто, обул сапоги и вышел из комнаты, где ему повстречалась Дарья вместе с горничной.
«Вы готовы?» – спросила она.
«Да, как зовут вашу матушку?»
«Ольга Николаевна».
«Вы меня проводите?»
Они прошли большой коридор и встали перед полуоткрытой дверью. Дарья вошла первой, за ней с улыбкой на лице вошёл Бальтазар. В просторной столовой, одна за широким столом, сидела купчиха 2-й гильдии Ольга Николаевна Карасёва.
Ещё в конце 18-го столетия эта купеческая фамилия получила право заниматься делом государственной важности – куплей и продажей соли. Деятельность имела стратегическое значение для государства, так как соль из мест её добычи должна была попасть на внутренний рынок, разойтись по региональным центрам, остальное уйти на экспорт в другие страны, в значительной степени через порты Санкт-Петербурга. Суммы сделок достигали десятков тысяч рублей, обороты были значительнейшими. Для перепродажи соль покупалась целыми баржами и доставлялась водным путём в город, где в дальнейшем разгружалась в порту. Для этого нанимались люди, живущие в посаде, или крестьяне, приходившие в город на заработок. Соль разгружалась прямо на берег и в дальнейшем свозилась и укладывалась в амбары.
Со строительством железной дороги, проходившей сквозь город, транзитная торговля по водным артериям угасла, и купеческая семья Карасевых перешла из первой гильдии во вторую.
Однако, семейное благосостояние получилось сохранить и даже в некоторой степени приумножить. Отцом Дарьи был куплен свечной завод, в селе близ города, который приносил до тридцати тысяч рублей в год. Также были открыты сразу несколько лавок: колониальной и хлебной торговли.
Но главным образом свой статус Карасёвы поддерживали новым для себя видом деятельности: покупая в южных губерниях земельные участки, они содержали на них большие пастбища скота, а потом перепродавали его крупным оптом, перевозя его по железной дороге в Москву и Санкт-Петербург.
Ольга Николаевна была не похожа на купчиху, как их принято себе представлять. Худенькая, может быть даже немного суховатая, высокая блондинка, в молодости, безусловно, красавица, с русыми чертами лица, белокожая, с большими серыми глазами, которые, несмотря на иссякшую миловидность, были по-прежнему очаровательны, но теперь смотрели на людей более властно, нежели понимающе.
Одета она была довольно просто, в тоже время простолюдинкой назвать её было трудно. На шее блестел своей белизной жемчуг, собранный в ожерелье, на руках виднелись несколько золотых колец, а в ушах серьги с играющим на солнце рубином. Платье на ней скорее столичное нежели провинциальное. Такое можно было увидеть в Гостином Дворе в Санкт-Петербурге на какой-нибудь зажиточной мещанке, приехавшей сделать покупки.
На белой кружевной скатерти стоял большой самовар, несколько чашек и блюдец, на тарелке возле неё лежали баранки и печенье.
«Добрый день, Ольга Николаевна» – улыбнувшись, начал он.
«Здравствуйте, молодой человек, а вы, стало быть, Бальтазар?»
«Да, вы не ошиблись».
«Необычное у вас имя. Ну, чем обязаны, рассказывайте?!»
«Напротив, это я обязан, ваша дочь спасла мне жизнь, она была вместе с ещё каким-то человеком»
«Я всё это знаю. Вы лучше о себе расскажите, чем занимаетесь, откуда идёте?».
«Я шел по Владимирской дороге, потом увидел перед собой город на другом берегу реки, мне пришла в голову идея перейти её по льду, но чем это закончилось, вы и сами знаете»
«Хорошо, – перебила она его, – а откуда вы идёте? Куда путь держите?»
На её лице показалось явное недовольство тем, как этот молодой человек отвечает. Ей никогда не нравилось, когда уходили от её вопросов.
«Я из Костромской губернии, сын священника, отец мой в недавнем прошлом был настоятелем храма. Что касается меня, то я предоставлен самому себе, так как пошёл против воли отца, и сейчас ищу лучшего места, но пока не нахожу. Здесь оказался, потому что ищу работу – любую. Много что могу, за многое готов взяться и физически силён»
«Понятно», – задумчиво произнесла купчиха. «Ищете себе приключений в жизни. Кто ищет, тот всегда найдет. А что касается работы, то у нас её хватает. В особенности нужны люди для разгрузки и погрузки товара, который мы покупаем, а потом, знаете ли продаём. Хотя вы, молодой человек, на подёнщика не похожи, я вижу, вы грамотный, может учились где-то. Но другую работу мы вряд ли сможем вам предложить. Вы согласны?».
«Безусловно»
«Прекрасно. Жалование обсудим позже. Жить сможете у нас, у нас есть отдельный дом для дворни, там вы можете расположиться уже сегодня. Позже мы вас определим в какое-то конкретное место. Ну, а пока, будете выполнять наши поручения, и в целом помогать по хозяйству.
«Я согласен и очень благодарен вашей семье».
«Это хорошо, если благодарны. Я попрошу Дарью проводить вас. Все распоряжения на ваш счёт также пока через неё».
На этом Бальтазар чуть поклонился хозяйке, попрощался с ней, и вышел в коридор, и немного погодя за ним вышла и Дарья.
Дом для дворни представлял из себя добротное кирпичное здание этажа в три высотой, находился он напротив хозяйского дома и выглядел гораздо скромнее. Внутри: в подъезде, в коридорах и комнатах было чисто и недавно убрано. Вместе они поднялись на третий этаж, прошли по длинному коридору до конца и открыли ключом дверь комнаты. Распахнув её, они зашли в помещение немного большее, чем монастырская келья, в котором были выбелены стены, на единственном окне висели старые занавески, и в углу у стены стояла железная кровать, с небольшими следами ржавчины. Матрац лежал сложенным поверх кровати, на нём покоилось чистое, выглаженное постельное бельё и полотенце.
Осмотрев комнату, Бальтазар попросил Дарью прогуляться с ним сегодня по городу и рассказать немного о нём, конечно, если маменька даст разрешение на это.
Дарья с радостью согласилась, сказав, что никакого разрешения от родителей ей получать не нужно и что через половину часа она будет готова выйти со двора.
Прошло время, и они встретились у ворот, вышли из них и повернули вдоль улицы, поднимающейся вверх от реки. Людей было много, они шли мимо открытых лавок, расположившихся на первых этажах домов. Здания пестрели вывесками. Что только не продавалось в этом городе: они проходили мимо мыловаренной, пастильной, кожевенной, калачной, винной. В витринах красовался товар, разложенный с особым старанием. Взад и вперед сновали разные помощники и посыльные, управляющие и продавцы. Всё было поглощено торговлей, покупкой и продажей, подсчётами и расчётами.
Парочка шла молча, некоторые, приметив барышню, спешили снять шапки и приветствовать её кивком головы. Бальтазара пристально никто не разглядывал, но люди не без любопытства смотрели ему вслед, потому что видели незнакомого человека рядом с дочкой купцов Карасёвых.
Таким образом, они прошли мимо городских ворот и продолжили свой путь прямо, медленно приближаясь к рынку, расположившемуся на Житной площади, куда свозились товары не только из близлежащих районов, но и из разных губерний страны, в том числе из южных.
Рынок ограждал небольшой кованый забор и, подходя к нему с тыльной стороны, они натолкнулись на скопление голубей, которые быстро перелетали с места на место и что-то клевали с земли. Эти голуби окружали человека, который сам не стоял на месте, громко что-то декламировал, жестикулировал и привлекал к себе внимание. Голуби сидели на голове, плечах, руках человека, таким образом практически скрывая его от очевидцев этого зрелища. Подойдя поближе, можно было заключить, что этот человек – женщина. Когда Бальтазар и Дарья подошли к рынку вплотную, их взору предстала следующая картина: старушка, на закате лет, тем не менее бойкая, энергичная и здоровая – пела песни, плясала, шутила, делая всё это довольно искромётно. Несмотря на годы она находила в себе силы делать немыслимые вещи: например, сидя на заборе, сделанном из длинной продолговатой трубы, она любила крутиться солнышком, запрокинув голову назад, при этом постоянно издавая какие-то нечеловеческие звуки. Птицы её страшно любили, до конца неизвестно, в чём был её секрет, но вместе с тем, она их постоянно подкармливала и разговаривала с ними.
В тот самый момент, когда они увидели её, она громко и театрально говорила, словно делая это на сцене: «Вот посмотрите, что они натворили, что они сделали со мной, как так можно было поступить… Люди, знайте, кто я, я ваша сестра во Христе, а они мне руки заламывают, и как не стыдно! Ну люди, ну, бороды грешные, я вас всех насквозь вижу, кто-то лев с виду, а внутри агнец настоящий, а кто-то с виду агнец, а внутри лев, или змея чего хуже», – сказав это, она потанцевала немного на месте, сделав пару быстрых па ногами.
Бальтазар и Дарья были сторонними наблюдателями за этим действом и, проходя мимо, хотели бы ими и остаться, но незамеченными им пройти не удалось, она обратила на них свой взгляд, особенно пристально она посмотрела на Дарью.
«Купчиха какая выросла, прямо солнышко вышло на Землю посветить».
«А это кто с тобой? Жених что ли твой?!»
«Нет…»
«Вижу, что жених, любит он тебя, точно знаю, меня не проведёшь. Только он не тот, за кого себя выдаёт».
Голуби по-прежнему взлетали и садились на старушку, клевали со снега хлебные крошки, и когда она делала резкое движение ногой или рукой, разлетались прочь.
Она ещё раз внимательно посмотрела на Бальтазара и Дарью.
Дарья была сильно смущена этими словами, и на её очаровательном лице появился румянец. Ей стало неудобно перед своим новым знакомым, как бывает неудобно человеку, который хотя сам и не говорит глупостей, но присутствует при том, когда их говорят. Ей хотелось побыстрее покинуть это место. И она решительно взяла Бальтазара за локоть, тем самым задав общее направление движения для себя и него. Они перешли улицу и, не заходя на рынок, неспешно пошли вдоль него.
«Вы меня извините за то, что вам пришлось слушать это. Вы, наверное, поняли, что она сумасшедшая. Люди говорят, что она юродивая, и её никто не обижает… купцы, торгующие на рынке, верят, что если она подойдет именно к его прилавку или, быть может, даже возьмёт себе что-нибудь с него, то торговля в этот день будет удачной. Ещё говорят, что она лет 30 назад потеряла своих детей, и после этого у неё помутился разум. Но я, знаете ли, не верю во всё это юродство, на мой взгляд, она просто сумасшедшая, которая мало чего в жизни стесняется и может вести себя так, как захочет»
«Позвольте спросить, а что это за башня перед нами?» – Бальтазар, решив перевести тему разговора, показал пальцем в сторону высокого и причудливого строения, которое состояло из ажурной, витиеватой, круглой опоры, состоящей из множества скрещенных ромбом металлических балок и большого, сделанного в форме параллелепипеда бака наверху.
«Это водонапорная башня, её построили, когда я была еще маленькой. Одна богатая горожанка дала деньги на её строительство. В городе был праздник в день её открытия. Был чудесный майский день, я хорошо это помню».
«Позвольте вам предложить прогуляться до неё?!»
«Да, хорошо, только туда и обратно, мне надо будет скоро домой».
«Разумеется», – мило улыбнулся юноша.
Они продолжили свою прогулку, обогнув торговые ряды: продолговатую одноэтажную каменную постройку со множеством арок, выбеленную штукатуркой и состоящую из своеобразных ячеек, в каждой из которых была купеческая лавка. Их шаг был неспешным, какое-то время они шли молча.
«Мне интересно было бы узнать, чем занимаются ваши родители»
«Ну, как вам уже стало ясно – они купцы, и нашу фамилию знают многие в городе, – не без удовольствия, улыбаясь, произнесла Дарья, – у нас есть магазины, свечное производство…»
«Кстати, – и тут Дарья внимательно посмотрела на своего спутника, – вы не похожи на тех людей, которые обычно нанимаются к нам на работу, зачем вы согласились?»
«Я хочу сказать вам вот что. Судьба привела меня в этот город, и вы, Дарья, не дали мне вчера утонуть, вы спасли мою жизнь, которой я до сих пор так и не смог правильно распорядиться. Возможно, я смогу сделать это сейчас. Меня ничто не держит на этом белом свете, и мне также не на кого рассчитывать кроме себя.
C иконописным выражением доброты на лице Дарья остановила свой шаг.
«И вот, что я вам скажу, но скорее всего вы меня не поймете: быть батраком или быть купцом, таким как ваш отец,c точки зрения вечности нет никакой разницы. Конечная жизнь абсурдна, смешна и безумна и для того, кто подчиняется и для того, кто подчиняет. Но более всего, она безумна, конечно, для того, кто этот абсурд каждый день за пеленой быта видит. Этот каждодневный фарс может оправдать только красота – такая, как ваша, Дарья».