Александр Махнев
Иван Затевахин и другие…
ОТЧИЙ ДОМ
/рассказ/
Прошла неделя после смерти отца. За суетой навалившихся на Ивана проблем, времени поразмыслить над будущей жизнью не было. А думать надо было, и хорошенько думать. Три месяца назад мама ушла, не оправившись от потери жены, его отец, Андрей Николаевич скончался. Дом стариков опустел. И ведь как всё складывалось хорошо. Жили Затевахины в райцентре, квартира со всеми удобствами. Работа, хоть и не очень престижная, но работа есть. Денег на жизнь вполне хватало. Маринка любит его, дом смотрит, сынок подрастает. Летом всем семейством к родителям уезжали и здесь в сезон на домашних харчах отъедались. Какие там юга, заграницы и прочее, в посёлке всё есть. Природа – пруды, речушка рядом, лес… И это при всём том что столица недалече, не успели бизнесмены окучить посёлок. Отец рыбачить любил и Ваню с собой на реку частенько брал. Встанут пораньше и к воде, а там караси, окуньки, подлещики плещутся. Добычу домой принесли – уха, отцова наливка, салаты от маминой кухни… И вот теперь всего этого нет. Впрочем, природа осталось, что ей станется, дом, согретый родительским теплом, остался, а вот родных нет, нет ни мамы, ни отца.
Стемнело, Иван включил свет и бездумно уставился в окно. Скрипнула дверь, на кухню пришла Марина и, словно чувствуя настроение мужа, присела рядом, чмокнула в щеку.
– Серёженька спит. Удивляюсь, в родительском доме, он засыпает мгновенно, наверно аура здесь особенная, а дома битый час уговариваю заснуть, ни в какую…
Иван обнял жену.
– Это хорошо… Слушай, Маринка, я вот всё думаю… Может сюда переехать, а? Такой домина… С ним всё одно что-то надо решать. Продавать? Жаль, уж больно дом хорош, родители здесь жили, всё о них напоминает… Что скажешь?
Маринка молчала. Что она сказать может? Она бы и не возражала, но привыкла к своей квартирке, хоть и не велика хатёнка, но привыкла к ней, опять же магазины рядом, подружки, соседки, школа через дорогу. Может рано ещё о школе говорить, но когда-то придётся. А работа… Где Иван работу найдёт…
Затевахин слегка качнул плечом.
– Так что скажешь, подруга?
Марина поднялась, посмотрела на часы.
– Одиннадцатый час, Ваня, пошли отдыхать, завтра поговорим, нам пока не о переезде думать надо. Поминки. Девять дней впереди…
К этому разговору Затевахины вернулись спустя неделю. Для себя Иван решил: надо переезжать, и начиная разговор с супругой, думал, придётся Марину уговаривать, какие-то аргументы приводить за и против, но всё оказалось проще. Марина сама начала разговор.
– Думаю, ты всё уже решил, и куда я денусь? Конечно, переезжаем. Только надо всё тщательно взвесить…
Иван перебил жену.
– Да взвесим всё, взвесим… Стал накрывай… За бокалом вина взвесим и обсудим…
…
Через месяц Затевахины обосновались на новом месте. Оказалось всё просто: вещи по ящикам; мебель в упаковку; бытовую технику в плёнку; Серёжку в охапку, на машину и вперёд. И с работой Ивану повезло. Через дорогу автосервис обосновался, Иван наудачу зашёл в цех, с парнями пообщался, те его к мастеру отправили. Павел Сергеевич мужчина строгих правил, жёсткий, упрямый, хотел было просителя развернуть, но оказалось в одной части с Ваней срочную трубили, правда, в разное время, Сергеич на десяток лет старше Затевахина.
Мастер усадил Ивана. И пошли воспоминания…
– А командиром кто при тебе был… А зампотехом… Так ты и Ларионова знаешь? Интересно, а когда я служил, он вроде уходить на пенсион собирался.
Затевахин оживился.
– Да нет, он и при мне служил, уже старшим прапорщиком… А куда ему уходить: квартира, дача, огород, сад, что ещё нужно…
Пал Сергеевич рассмеялся.
– Узнаю Петра Петровича! Дом для него как для моряка якорь: и сам к дому и всё в хату!
Минут через пятнадцать товарищеский разговор перешёл в служебные рамки.
– Так ты, Иван Андреич, говоришь, слесарил? И легковой транспорт знаешь?
Затевахин кивнул.
– Слесарил, в автомастерской трудился, правда, всё больше по ЗИЛам пришлось работать, но легковички тоже знаю. После армии водителем в автоколонне работал, а затем начальника возил. На Волге, на 29-й ездил. Пока сюда вот не перебрались. Пока без работы… Может, к себе возьмёте?
Мастер нахмурился. Встал, прошёлся вдоль верстака, скомкал лежащую на верстаке промасленную ветошь, бросил в мусорную корзину.
– Взять то я тебя могу, не вопрос, нам люди нужны. Но сам понимаешь, на самостоятельную работу, а значит, твёрдый оклад, взять не смогу. Давай так, месяц в учениках потрудишься, а сладится всё, и на постоянку возьму. Годится?
Это было то, что Ваня и ожидал. Работы не боялся, знал, всё будет нормально и, конечно, согласился.
Павел Сергеевич встал, протянул руку Затевахину.
– Вот и отлично, завтра к восьми утра жду, а пока пошли с парнями познакомлю.
Из автомастерской вернулся Иван поздно. Не удалось в цеху просто познакомиться, парни, как водиться, угостили нового коллегу и угостили на славу. В дом Затевахин принёс не только весть о трудоустройстве, но и густой сивушный аромат. А на пороге любимого зятя встретила тёща, Евдокия Макаровна.
Принесла, нелёгкая…
Тёща Ивана не была вредной дамой, заботливая, хозяйственная, настоящий подарок зятю, пожалуй, единственный недостаток, который раздражал Затевахина, была ворчливость. И этой своей ворчливостью она могла свести с ума любого. Вот и сейчас почувствовав запах спиртного, Евдокия Макаровна завела пластику.
– И где мы так нагостились… А домашние заждались… А сынок без отца целый день…
И прочее, прочее…
В другое время Ваня махнул бы рукой, дескать, да какое вам до всего этого дело. Но здесь и тесть стоит, скривил лицо, мол, нехорошо зятёк, пьяным родню встречать. Маринка за отца спряталась, слёзы в глазах.
И его понесло.
– Что же вы на трудящегося человека наехали, он усталый с работы пришёл, с ног валиться. Заметьте, с работы, не с гулянки! Нет. Именно с работы! Эх вы, вам бы только упрекнуть человека. Воды хотя бы кто дал!
Маринка выскочила из-за спины Егора Кузьмича.
– Сейчас, Ванечка, ты бы умылся, я стол накрою…
Всё. Конфликт исчерпан. Ключевые слова Затевахин сказал: с работы пришёл! Маринка как раз перед его приходом с матерью шепталась, мол, денег нет, Ваня всё устроиться на работу не может.
А он устроился и теперь из него после тёщиной «психической» атаки клещами надо вытаскивать: куда устроился, где то место находится, сколько платить будут и прочее.
Тёща стушевалась, повернулась и тихонько прошла в комнату, за ней и тесть засеменил.
Парадного ужина с шампанским и тортом, о чём мечтал Затевахин по пути из мастерской, не получилось, тем более что ни торта, ни шампусика дома не было.
Через десять минут в доме наступила тишина. Иван заснул сразу и спал без сновидений, Марина крутилась рядышком, всё еще не веря, что Ванечка устроился на работу, принюхивалась к мужу, а вдруг ароматом чужих духов пахнёт… Но нет, кроме водочного-чесночного запаха от Затевахина ничего не исходило. Тесть с тёщей тоже отдыхали, пришлось у дочери ночевать, допоздна засиделись. Но отдыхали, не значит спали. Не спал Кузьмич, бессонница навалилась, не удалось за рюмочкой с зятьком посидеть, а как было бы хорошо, да по-семейному… Ну, а Евдокия Макаровна, устроившая зятю у порога допрос с пристрастием, глаз не сомкнула, поскольку чувствовала свою вину в семейном конфликте и думала что же такое завтра вкусненькое приготовить, чтобы Ванюшка не серчал не неё.
Что же, в жизни всё бывает.
Проехали.
Поутру Иван на работу умчался. Тесть с тёщей домой собрались, а Марина хозяйством занялась.
…
Пробежали ещё тридцать дней.
За этот месяц все бумажные дела Затевахины сделали: прописка состоялась; на учёт в военкомат Ваня встал; в поликлинику записались; дорожку к магазинам, сбербанку и почте протоптали; квартирку свою в аренду отдали, небольшой, но всё же доход для семьи; Марина с садиком договорилась, Серёженьку на очередь поставили. На работе у Затевахина ладится, дома порядок.
Появилось свободное время, и решил Иван домом заняться. Сначала участок обошёл. Шесть соток немного, тем более что на этих сотках и дом, и гараж и отцова банька стоят. Но если всё разумно устроить, то и этой земли вполне на семью хватит.
Начал с гаража. И тут первая закавыка – в гараже стоит пыльный, грязный жигулёнок. Вот тебе раз, он и не знал, что у отца машина есть. Только ворота распахнул, из-за забора послышался женский голос:
– Не тронь чужую собственность!
Осмотрелся. Никого не видно.
– Кто это?
И уже от калитки раздалось:
– Иван Андреевич, это я, Полина Тимофеевна!
Соседка быстрым шагом прошла к гаражу.
– Это зятя машина, в прошлом году батюшка ваш, Андрей Николаевич разрешил машину держать, у нас ставить негде.
Соседка выжидающе смотрела на Затевахина. Тот был в недоумении, отец ничего не говорил о машине в гараже.
Надо что-то решать.
– Интересно! А я что же свою машину на проезжей части держать буду?
– Так у тебя, Ванечка машины нет.
– А вы откуда знаете?
– Знаю, я всё знаю…
Иван, видя напористость соседки, стушевался. Но решать что-то надо, тем более что он присмотрел подержанную четверку, готов был её подшаманить и пригнать в гараж.
– Ладно, недельку потерплю, но через неделю выгоняйте…
На том разговор и закончился. Пока, закончился. Иван чувствовал, нервы эта старушка ему потреплет. Глядя как соседка семенит к калике, подумал, надо бы замок на калитку поставить, а то видишь, разбегалась по чужой земле.
Непорядок!
После гаража Затевахин заглянул за дом, здесь ковры выбивали перед зимой, после стирки мама бельё сушила. И вновь непорядок – куча белья висит, явно не их бельё.
А из-за забора знакомый голос:
– Иван Андреич, это наше бельё, пусть до вечера повисит.
Что тут скажешь…
Дальше баня, потом чердак… Везде побывал Затевахин. Следов соседки, к счастью, больше не увидел. Однако объём работ по дому примерно вырисовался: из чердака сделать жилую мансарду, колодец почистить; сараюшку отремонтировать; в гараже порядок навести, и так далее, и тому подобное…
Взгрустнулось Ивану.
Как в городе, в квартирке хорошо было, тесно, но уютно, комфортно и спокойно, а здесь одни заботы. Однако, как старая пословица говорит: «Глаза боятся, руки делают». С любой проблемой можно справиться, если её осмыслить, взяться и терпеливо добиваться цели.
…
Так они и шли, помаленьку, по шажочку, каждый день по шажку. Обжились, обустроились, а спустя полгода и не представляли себе жизнь без этого дома, родного отцова жилища, ставшего для их семьи уютным, тёплым и любимым.
КАК ИВАН ПИТЬ БРОСАЛ И ЧТО ИЗ ЭТОГО ПОЛУЧИЛОСЬ
/рассказ/
Не лезет Ваньке больше водка в горло, хоть убей, не лезет. Первые сто грамм еще, куда ни шло, упадут в желудок, а что с них, этих ста граммов? И ни то, и ни се. Надо бы ещё накатить, ан нет, чуть не рвёт его от одного вида второй стопки. Думал, было, Иван перехитрить организм. Вместо привычной стопки пробовал стакан осушить. Полстакана идёт, а больше, ни-ни. Поначалу он удивлялся, что, мол, делается, что происходит? Может погода не та, а может, кто настроение испортил, что организм бастует. Ещё неделю назад пил её, родимую, без сомнений и, не морщась, как воду и в дождь, и в жару, утром и вечером, одним словом проблем не было, а нынче не лезет, родная.
Ваня запаниковал.
Оно что… Оно вроде как бы и ничего, не пьёшь и, слава Богу, здоровье бережешь. Но как-то не по-людски. Все могут выпивать, а он нет. А как же коллектив, что люди подумают? Нет, он не пьяница, до бесчувствия не напивался. Ну, было пару раз, приносили его домой, было. А с кем не бывало такое по молодости? Да, частенько на грудь брал, порой, чуть ли не ежедневно. Так он что, один пьёт? Конечно, нет. В праздник само собой, да и в будни, на календарь глянешь, одни праздники. Да ещё сваты, кумовья, соседи, товарищи по работе… А тут…
Что делать?
Ванькины переживания и паника видны стали окружающим. Жена первой внимание на то обратила: «Вань, что с тобой? Заболел никак».
– Да ничего, всё в порядке, ты-то что шумишь, греми своими кастрюлями, не мешай человеку отдыхать.
Через пару дней тесть заметил Иваново настроение: «Что-то ты, Иван приуныл. Смотрю, какой день вроде как не свой ходишь. Что случилось?»
Тестя не проведёшь, он всё видит. Да, наверное, и знает всё и обо всём. Ваня решил открыть ему свою тайну. Старика он уважал, очень уж знающим и мудрым человеком тот был.
Выслушав Ванину исповедь, тесть ни минуты не сомневаясь, ставит диагноз: «Ты, Иван, свою бочку выпил, так и знай. И не пробуй больше. Ни врачи, ни бабкины травы, ни заговоры – ничто не поможет. А ещё Господу молись, и благодари, что так с тобой поступил. Эх! Удачливый ты человек. Просто ещё не понимаешь этого».
О разговоре с тестем узнала и жена, Марина. Естественно, она поддержала отца, дескать, правильно сказал: «Радуйся жизни, дурень…»
Думал Ваня, думал и решил. Раз организм дает команду, больше экспериментировать нельзя. Завязывать надо с этим делом напрочь. Всё, бросаю пить! Но червячок сомнений всё же грыз Ивана: «Не по-людски всё это, ох, не по-людски…»
Тема имела продолжение и на работе. Точнее после работы.
Иван трудился слесарем в автомастерской. Коллеги были хорошими парнями. Все семейные, почти одногодки Ваньке. Мастер Сергеич только старше, под пятьдесят ему. Мужик авторитетный, спокойный, трудяга, каких поискать.
В половине пятого Сергеевич командует: «Всё, шабаш ребята, всех дел не переделаешь. Эту тачку завтра добьём. Вчёра внучка окрестили, нынче проставляюсь».
Хотел Иван под шумок улизнуть, но не тут-то было.
– Иван, а ты куда?
И Ваня решил рассказать мастеру о своём решении. Всё одно, народ истину узнает, а значит пойдут догадки, сплетни и прочее.
– Пал Сергеевич, в завязке я, не могу выпивать больше.
Трудяги, весело суетившиеся у рукомойника, разом притихли.
– Я не понял. Я приглашаю. Денег не надо, ты что! Я приглашаю!
– Да не пью я, Пал Сергеич, не пью. Всё, завязал! Ни капли в рот больше!
Тимоха, крупный цеховой специалист по пословицам и прибауткам, тут же отреагировал.
– Ваня, у нас по этому поводу говорят: «…а кто с нами не пьёт: «Або хворы, або падлюка».
Расшумевшихся, было, мужиков, успокоил Сергеич: «Ладно, завтра поговорим. Ваня, вот что, мы пойдём, а ты правую дверцу вон той «семерки» подрегулируй, масло проверь, цех закроешь и охране ключи передашь. Думаю, пару часиков тебе хватит. А то к шести придешь домой, а наши жинки закудахчут: «А мой где, почему не идёт домой, ну и так далее. А так всё будет честно. Верно, я говорю?»
Народ дружно закивал, и уже через пять минут на рабочих местах никого не было.
Через день новость о том, что Затевахин Ваня бросил пить, облетела все дворы. Посёлок их был небольшим, все друг друга знали. Знали, чем и как живут соседи, кто, сколько зарабатывает, чем болеет, где работает и так далее. И, конечно, новость такого масштаба не могла не попасть в поле зрения, прежде всего, «местного БиБиСи». К исходу дня «сарафанное радио» заявило, что Ваня тяжело болен, пить бросил, держится из последних сил и вот-вот помрёт. Пришедшая в семью Затевахиных посочувствовать будущей вдове Маринке бабка Савелиха была с шумом и криками изгнана хозяйкой.
– И чтоб ты, карга старая, на глаза не попадалась. Ишь ты, сплетница, живого, здорового человека хоронить вздумала.
Этим тема была и исчерпана. Соседи и друзья поняли, Ваня жив, здоров, но по какой-то, только ему ведомой причине, совсем отказался от спиртного. В завязке человек.
Казалось бы, отстать нужно от мужика. Однако не тут-то было. Ваня ведь не пьёт вовсе, а это главное в поселковой ситуации, где что ни день у мужиков возлияния и по поводу, и порой без повода.
Наутро следующего дня, то была пятница, раненько, часа в четыре утра, в окошко спальни Затевахиных постучались. Маринка глянула на часы: «Какого сумасшедшего в такую рань несёт?»
У окна стояла соседка тётка Полина.
– Тебе чего, Полина Тимофеевна.
– Мариночка, попроси Ванечку, пусть на базар подбросит, мои-то мужики пьяны со вчерашнего, всё кума проздравляли с днём рождения. А у меня мясо куриное, яички, зеленушка, пропадёт всё, и место на базаре не достанется. Попроси его, а я уж не обижу, заплачу. Чай соседи, а соседи помогать должны. Ванечка твой не пьёт ведь. Что ему сделается? Через час вернётся и на работу успеет.
Чертыхаясь, проклиная тётку с её яйцами, переживая свою вынужденную трезвость – ведь и он мог на том дне рождения быть, приглашали – спал бы сейчас без задних ног, Иван вышел во двор.
Заплатить тетка Полина, конечно, не заплатила, пообещала курочку потрошёную вечером принести.
– Ванечка, ты уж к шести вечера подъезжай, не обидь старуху, мои вряд ли до вечера отойдут. Да ещё и похмеляться примутся, меня-то дома нет, остановить некому.
В восемь вечера с тощей курицей в пакете Иван был дома.
– Ты где был? Где шляешься? Все люди как люди, а ты где-то ездишь.
– Ну, ты даешь, сама послала с тёткой Полей на рынок и ещё что-то спрашиваешь. Ты бы лучше мужу поесть дала, голодный целый день, а ты только рычишь. Что ты за человек…
Хлопнув дверью, Ваня выскочил на улицу. Нервно потоптавшись по двору, присел покурить па лавочке у баньки.
– Сосед, Ваня!
Иван покрутил головой. Кто бы это мог его звать?
Из-за забора на него смотрела невестка тётки Полины, Светлана.
– Ваня, ты не помог бы кадушку в подполе передвинуть?
– Вы что, договорились на мне сегодня ездить? Какая кадушка, ночь на дворе скоро будет.
– Ладно. Ваня, не обижайся, дел всего-то на пару минут. Тимофевна с моим к родне в область подалась, утром приедут, а я вот по хозяйству маюсь.
Иван встал с лавчонки, потянулся до хруста в плечах и побрёл к калитке. Делов, как оказалось, действительно было на пару минут. Светка могла и сама подвинуть бочки. Но, видать, не затем Ивана зазывала соседка. В подполе было тесно и прохладно, лампочка едва светила.
– Вы бы лампу поменяли, совсем…
Фразу Иван не завершил. Могучий бюст Светланы так придавил Затсвахина, что тот захрипел и притих.
– Ты чё, Светка?
Светлана, жарко обняв Ивана, зашептала на ухо: «А ты подумай милок, подумай, хороший мой».
Иван шевельнулся было, но почувствовав всем телом обвивающие его ноги женщины, её жаркое дыхание и острый запах женского пота, притих.
Вдруг откуда-то сверху, от люка подпола послышалось: «Иван! Светка! Вы где? Иван! Я же видела ты к ней пошёл!»
Маринка…
Без тени смущения Светлана выпорхнула их подпола.
– Что ты раскричалась. Вон твоё непьющее богатство, получай, живой, здоровый. Вот он.
Ваня медленно, всё ещё тяжело дыша, поднимался по лесенке.
– Что случилось, ты что кричишь?
– Ну-ка домой! Домой, я сказала! А ты что скалишься? Своих мужиков нет, бочки двигать, да банки таскать? Вы что на Ванечке воду возить собрались? Утром сноха твоя, вечером ты! Совсем совесть потеряли.
Под Светкино хихиканье семейка Затевахипых двинулась домой.
В десять вечера Иван лег в постель. Через полчаса под бочок к нему приткнулась и Маринка. Легла, вздохнула и закрыла глаза. Всё. Спать, спать…
Но не тут-то было. Светкино баловство в подвале настолько взбудоражило Ивана, что, почуяв запах волос жены, её тело, он зверем набросился па супругу…
Заснуть в ту ночь им не удалось. Ваня был ненасытен, он вновь и вновь обнимал и ласкал жену. И Маринка, давно уж не получая ласки и мужниного внимания, как в их первую брачную ночь была любвеобильна и ласкова.
Семейную идиллию опять нарушил стук в окно. Было пять утра. Всё та же тётка Поля, будь она неладна, а с ней ещё две старушенции, с кошёлками и сумками попросили, чтобы Ваня срочно отвёз их на рынок, дескать, он, то есть Иван, единственная их надёжа и опора, все остальные мужики в посёлке с вечера пьяны тем и счастливы.
Маринка, недолго думая, им и отвечает.
– Мой Ваня с вечера тоже пьян, только под утро пить перестал. Это всё ты тётка Полина виновата. Как только тебя привёз, так и запил. Уж, чем ты там ему нагадала и что такое наговорила, не знаю. Так что такси вызывай.
После ночи любовных утех, Иван с женой спали до полудня. Встав с постели, Маринка быстренько накрыла стол, по-праздничному его убрала. На стол поставила бутылку шампанского и цветы.
Ваня был несказанно удивлён.
– Мать, что за праздник?
А Маринка зардевшись и говорит:
– Ванечка, спасибо тебе за любовь и верность, ты так меня сегодня порадовал, ты такой у меня добрый, сильный, хороший…
Ваня был просто сражён словами супруги. Он уж лет пяток такого не слышал от неё. Правда и сам столько же времени по-доброму не разговаривал с Маринкой. Затевахины чокнулись и выпили по фужеру шипучего напитка. Закусили. И тут Ваня с удивлением почувствовал легкий пьянящий туман в голове от «шампусика»: «Ты смотри, пара глотков всего и на тебе… Красота!»
В понедельник утром на работе, мастер цеха Пал Сергеевич отвёл Ивана в сторонку.
– Вань, ты что, нас презираешь? И за что? Почему, а?
– Сергеич, я не понял, это ты о чём?
– Как это о чём? С нами не пьёт, видите ли, он в завязке, а дома напивается до посинения, аж к людям поутру выйти не может. Это как понимать?
– Да я…
– Ты вот что, дорогой, не нравится наш коллектив – не держим, скатертью дорога. Я всё сказал.
Затевахин насупился и весь день молчал. Его коллеги тоже молчали, только косились порой на Ваньку. Тимоха не выдержал, шепнул другу на ухо: «Вань, если опохмелиться, или рассолу, гак ты скажи, это я мигом устрою, а?»
В ответ Иван только ухмыльнулся.
Пришёл привет и от соседей.
По наущению тётки Полины поселковые старушки неделю укоризненно глядя на Ивана, качали головами и причитали: «Ай-я-яй, такой хлопец был, и надо же опять запил». От Светки Иван некоторое время прятался, а если видел её, всё взгляд в сторону отводил, а потом понял: «А что такого я совершил? Ну, притиснул бабу в темном углу, так не сам же, Светка так захотела, а я мужественно сопротивлялся».
Прошел месяц. За суетой и заботами сплетни и разговоры о Затевахине забылись. Иван по-прежнему трудится в автомастерской. От компаний не отказывается, но судьбу не испытывает, больше рюмки ни-ни: выпьет, крякнет, извинится перед коллегами, и домой, к жене: «Маринка заждалась, ей переживать нельзя, матерью скоро будет».
