Александр Кузнецов
Суннитско-шиитские противоречия в контексте геополитики региона Ближнего Востока (1979–2016)
Третьей причиной, побудившей саудовский истеблишмент к проведению активной внешней политики, стал сложившийся к началу 1980-х гг. вакуум лидерства на Ближнем Востоке. В 1950–1967 гг. господствующим трендом в регионе был светский арабский национализм, флагманом которого был насеровский Египет. Конец 1950-х – начало 1960-х гг. – время расцвета египетского «социалистического» государства. Апогеем его могущества стало объединение Египта и Сирии в 1958 г. и создание Объединенной Арабской Республики (ОАР). Однако восхождение египетского лидера продлилось недолго. В 1961 г. сирийцы вышли из состава ОАР. Причинами этого акта стали как возмущение самоуправством египетского наместника – маршала Амера, так и непродуманность самого объединения. Национальные интересы самой Сирии перевесили выгоды от совместной «дружбы против Израиля»[130]. Последующая военная помощь Египта республиканцам в Йемене в ходе гражданской войны против поддерживаемого саудовцами имама, вплоть до направления египетского военного контингента (1962–1967), показала пределы активного панарабизма. Однако самым тяжелым ударом по Насеру и его внешнеполитической доктрине стало поражение в Шестидневной войне против Израиля в 1967 г. Рассмотрение военных аспектов шестидневной кампании выходит за рамки данной работы. Необходимо отметить лишь, что поражение в войне столь тяжело сказалось на душевном состоянии египетского лидера, что он 8 июня 1967 г., считая себя виновным в происшедшем, выступил по телевидению и заявил о своей отставке. Е. М. Примаков пишет в своей чрезвычайно интересной книге воспоминаний «Ближний Восток на сцене и за кулисами», что не считает данный демарш Насера хорошо разыгранным спектаклем. По его мнению, массовая демонстрация, организованная египтянами с призывами к Насеру остаться на президентском посту и руководить страной, была выражением подлинных чувств народа, преданному своему лидеру[131]. Преемник Гамаля Абдель Насера Анвар Садат и вовсе отрекся от левого арабского национализма, заключив за спиной у своих союзников сепаратный мир с Израилем и отказавшись от социальных завоеваний насеризма. Еще меньше энтузиазма вызывали претензии на лидерство в арабском мире со стороны партии Баас (Партия арабского социалистического возрождения). Фракции этой партии, пришедшие к власти в Ираке и Сирии, начали в 1970-е гг. конфликт за влияние в регионе. В числе причин этого конфликта был и эгоизм Саддама Хусейна, не желавшего отказываться от власти в случае образования иракско-сирийской федерации. В любом случае национальные, а зачастую и клановые или личные интересы среди левонационалистических лидеров перевешивали общеарабские.
В этих условиях американскими союзниками Эр-Рияда было принято решение выдвинуть Саудовскую Аравию на роль лидера в арабском и исламском мире (по крайней мере, в суннитской его части). Такое решение состоялось, несмотря на то что КСА не была готова к этой роли по причинам военно-стратегического, интеллектуального и идеологического порядка. Неудачное саудовское лидерство стало одним из факторов социально-политической и гуманитарной катастрофы, поразившей Арабский Восток начиная с «арабских революций» 2011 г.
Перед саудовским руководством была поставлена двойная задача: противодействие влиянию левых арабских режимов и их основного союзника – СССР и сдерживание политической экспансии Ирана. Отношения КСА с Ираном с 1979 г. приобрели враждебный характер. Иранская доктрина «экспорта исламской революции» угрожала затронуть Саудовскую Аравию и союзные ей малые государства Персидского залива. Значение экспорта исламской революции в те годы особо подчеркивалось аятоллой Хомейни и другими лидерами Ирана.
В мае 1983 г. иранское руководство организовало и провело в Тегеране международный конгресс, в работе которого участвовали более 500 религиозных деятелей из различных стран. Концепции политического шиизма пропагандировали до 150 тысяч иранцев, ежегодно совершавших паломничество в Мекку. По приглашению иранского руководства страну посещали руководители таких дружественных организаций, как Партия исламского призыва Ирака («Да’ава»), Высший совет исламской революции в Ираке, Исламское революционное движение Аравийского полуострова, Исламское освободительное движение Бахрейна[132].
Данная угроза побудила правящие круги Саудовской Аравии оказать всемерную поддержку Ираку, развязавшему агрессию против Ирана, несмотря на то что у власти в Багдаде находился светский, атеистический баасистский режим Саддама Хусейна. В попытке сплотить монархические режимы стран Персидского залива перед лицом гипотетической «иранской угрозы» в 1981 г. по инициативе саудовского руководства был создан Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). В то же время падение шахского режима в Иране придало новый импульс саудовско-американским отношениям. КСА постепенно становится главным стратегическим партнером Соединенных Штатов в мусульманском мире. На территории Саудовской Аравии были размещены три крупные американские военные базы, являвшиеся опорными пунктами присутствия США в Персидском заливе. Поставки наиболее современного американского оружия для вооруженных сил королевства приняли регулярный характер. Например, в ходе операции «Буря в пустыне» 1990–1991 гг. был подписан контракт о покупке Саудовской Аравией значительного количества американского вооружения. По инициативе принца Халеда бен Султана, командующего объединенными силами антииракской коалиции, была заключена сделка на покупку КСА американского оружия на 26 миллиардов долларов, из которых 3 миллиарда, по слухам, составили комиссионные саудовского принца[133]. Осенью 2011 г. была заключена новая сделка на астрономическую сумму 90 миллиардов долларов (покупка КСА 87 бомбардировщиков F-15, 70 боевых вертолетов Apache, 72 вертолетов Black Hawk, 36 вертолетов Little Bird, а также систем ПВО и управляемых ракет)[134].
Стратегическое партнерство между Вашингтоном и Эр-Риядом выразилось также в том, что КСА постепенно становится одним из основных операторов американской политики в исламском мире. Это особенно отчетливо проявилось в американском содействии антисоветскому сопротивлению моджахедов в Афганистане в 1979–1989 гг. Моджахеды, которые вели войну против советского контингента, руководились и обучались американскими инструкторами на пакистанской территории на саудовские деньги. Основными агитаторами, рекрутировавшими арабских добровольцев для участия в афганском джихаде, были саудовские граждане Абдалла Аззам и Усама бен Ладен. Следует отметить, что использование исламских фундаменталистов против левых режимов в описываемый период вполне соответствовало американским геополитическим интересам. В 1979 г. авторитетный американский востоковед Бернард Льюис впервые представил влиятельной мировой структуре – Бильдерберг-скому клубу – свой план политического переформатирования Ближнего Востока. Целью плана было противодействие режиму Хомейни, пришедшему к власти в Иране в результате исламской революции 1979 г., и Советскому Союзу, осуществившему в этом году ввод войск в Афганистан. Противодействие Хомейни предполагалось по линии разжигания шиитско-суннитских противоречий и поддержки суннитского движения «Братья-мусульмане». Противостояние Советскому Союзу мыслилось через создание «дуги кризиса», подходящей непосредственно к советским границам. Так как в Советском Союзе господствовал светский и атеистический режим, подавлявший религию, поддержка фундаменталистских режимов и движений мыслилась как лучшее средство от советского проникновения на Ближний и Средний Восток. При этом американцы и англичане позиционировали себя как меньшее зло по сравнению с СССР[135]. Участие в антисоветском джихаде отвлекало пассионарных арабских исламских радикалов от сопротивления Израилю в Палестине, что объективно играло на руку израильским союзникам США.
Проамериканская ориентация Эр-Рияда не могла не вызывать конфронтацию Саудовской Аравии с Ираном, учитывая глубокую политическую вражду между Тегераном и Вашингтоном и непрекращающиеся попытки американцев свергнуть исламский режим в ИРИ. Отношения между двумя крупнейшими странами Ближнего Востока стали постепенно меняться в 1990 г., после иракской агрессии в Кувейте и начала операции «Буря в пустыне», молчаливо поддержанной иранским руководством. В данном случае на коротком отрезке совпали геополитические цели Тегерана и Эр-Рияда по ослаблению саддамовского Ирака, рассматривавшегося обеими странами в начале 90-х гг. прошлого века в качестве основной угрозы.
В 1990 г. официальный Тегеран резко осудил иракскую агрессию против Кувейта и при голосовании в ООН поддержал введение международных санкций против Ирака. В апреле 1991 г. министр иностранных дел ИРИ Али Акбар Велаяти посетил с визитом Саудовскую Аравию и в ходе переговоров с королем Фахдом бин Абдель Азизом предложил сформировать всеобъемлющую систему безопасности в зоне Персидского залива на основе альянса между Ираном и странами ССАГПЗ. Он осудил ССАГПЗ за пассивность и «беззубость», по причине которых произошла иракская агрессия, и предложил включить Иран в состав этой международной организации[136].
Несмотря на то что саудовское руководство не дало прямого ответа на иранское предложение, отношения между двумя странами постепенно нормализовались. Были восстановлены дипломатические отношения и решен вопрос хаджа. Причем если до инцидента 1987 г. квота для иранских паломников составляла 45 тысяч человек в год, то в 1991 г. она была повышена до 115 тысяч человек. Было разрешено посещение КСА пяти тысячам друзей и родственников «шахидов» 1987 г. В свою очередь, Иран обязался принимать все меры для обеспечения безопасности хаджа в части, касающейся своих паломников[137].
В 1996 г. американцами была сделана попытка испортить улучшающиеся ирано-саудовские отношения. 23 июня 1996 г. произошел взрыв около военной базы США в Дахране (Саудовская Аравия). В результате теракта погибли 19 американских военнослужащих. Госдепартамент США обвинил власти Ирана в подготовке теракта. Однако обвинения остались недоказанными, и данное происшествие не повлияло кардинальным образом на развитие двухсторонних отношений[138].
Очередной вехой на пути развития ирано-саудовских отношений стала сессия Организации Исламская конференция в Тегеране, прошедшая в 1997 г. Несмотря на продолжающуюся критику в адрес КСА со стороны Ирана за приверженность Эр-Рияда стратегическому партнерству с США, ни Саудовская Аравия, ни ее союзники по ССАГПЗ не бойкотировали конференцию. Более того, делегацию КСА возглавлял один из ведущих представителей саудовской элиты, министр иностранных дел принц Сауд аль-Фейсал. В ходе его пребывания в Тегеране прошли переговоры с руководством ИРИ, посвященные укреплению мер доверия между двумя странами. Их результатом стал официальный визит в Эр-Рияд в феврале 1998 г. президента ИРИ Мохаммеда Хатами[139].
Это был первый визит высшего должностного лица Ирана в КСА после победы исламской революции 1979 г. Визит президента ИРИ был обусловлен как экономическими, так и политическими соображениями. Иран стремился повысить свои квоты экспорта нефти в рамках ОПЕК. Президент М. Хатами также попытался убедить короля Саудовской Аравии Фахда использовать иранскую инфраструктуру для экспорта саудовской нефти в страны Центральной Азии и далее, в Китай. В политической сфере во время переговоров вновь обсуждались вопросы создания совместной системы безопасности в регионе Персидского залива[140]. Впрочем, иранские предложения не получили достаточного отклика у саудовской элиты. Это объяснялось двумя причинами. Во-первых, высокий уровень саудовско-американских отношений не позволял Эр-Рияду идти навстречу стратегическому сотрудничеству с ИРИ без согласования с американскими партнерами. В то же время США никогда не допустили бы союзнических отношений между Тегераном и Эр-Риядом. Во-вторых, саудиты подозревали Иран в намерении установить гегемонию в регионе залива и не испытывали достаточного доверия к иранским предложениям.
В мае 1998 г. между КСА и ИРИ было подписано всеобъемлющее соглашение о сотрудничестве, согласно которому намечались программы кооперации между двумя странами в области экономики, культуры и спорта. В мае 1999 г. М. Хатами вновь посетил Саудовскую Аравию в ходе своего турне по арабским странам. В ходе его переговоров с руководством КСА обсуждались вопросы возможного повышения цен на нефть в рамках ОПЕК, ситуация вокруг Ирака, вопросы региональной безопасности в Персидском заливе. Относительная разрядка напряженности в ирано-американских отношениях,
происходившая в то время, побудила саудовскую элиту пойти на дальнейшее сближение с Тегераном. В 2001 г. между двумя государствами был заключен Договор о безопасности, существенно улучшивший ситуацию в регионе залива[141]. О степени произошедшей разрядки напряженности в отношениях между ИРИ и КСА свидетельствуют слова регента королевства Абдаллы бен Абдель Азиза, приводимые иранским дипломатом Сайедом Хоссейном Мусавияном о том, что будущий король хотел бы жениться на иранской девушке и построить виллу на берегу Каспийского моря[142].
В июле 1999 г. король Саудовской Аравии Фахд, выступая на сессии аль-Меджлис аль-Шура (саудовского парламента с совещательными функциями), призвал другие арабские монархии Персидского залива последовать примеру КСА и улучшить свои отношения с Ираном. Подобное предложение вызвало негативную реакцию в Объединенных Арабских Эмиратах, руководство которых заявило, что Эр-Рияду не стоило начинать «медовый месяц» с Тегераном до урегулирования арабскими соседями Ирана территориальных споров с этой державой[143]. Представляется, что на рубеже столетий политические элиты обеих стран занимали все более взвешенные и прагматичные позиции по отношению друг к другу. Иран при президенте М. Хатами стремился выйти из международной изоляции на основе концепции «диалога цивилизаций». Исходя из этого, был принят курс на нормализацию отношений с ближайшими соседями. Кроме того, Тегеран не терял надежды занять место Вашингтона в стратегическом партнерстве с Саудовской Аравией. В свою очередь, саудовский истеблишмент продолжал рассматривать Тегеран в качестве конкурента за влияние в регионе, но при этом старался приглушить соперничество и не доводить дело до открытой конфронтации. В то время руководство КСА считало американские гарантии безопасности достаточными и предпочитало разрядить напряженность в отношениях с Ираном, обладающим более значительным экономическим, военным и политическим потенциалом. В интересах Эр-Рияда была даже некоторая нормализация в отношениях между Ираном и США и выход ИРИ из международной изоляции.
Процесс нормализации ирано-саудовских отношений был прерван в 2004–2005 гг. Основной причиной послужили американская оккупация Ирака и свержение режима Саддама Хусейна, после чего начался рост иранского влияния в Ираке с перспективой переформатирования региональной политической карты. К 2005 г. наметилась перспектива создания так называемого шиитского полумесяца в составе Ирана, Ирака, Сирии и Ливана. Первый раз термин «шиитский полумесяц» был использован королем Иордании Абдаллой в интервью газете «Вашингтон пост». Абдалла при этом заявил, что складывающаяся геополитическая конфигурация дестабилизирует страны Персидского залива. «Даже Саудовская Аравия не имеет от этого иммунитета», – отметил король[144]. Представляется неслучайным, что тезис о шиитской угрозе был использован главой государства, являющимся одним из наиболее последовательных союзников Вашингтона. Кроме того, король Абдалла является потомком рода Хашимитов, претендуя, таким образом, на генетическое преемство лидера суннитской ортодоксии.
С этих пор основой саудовского внешнеполитического мышления в выстраивании отношений с Ираном стало опасение перед «иранской угрозой». При этом в Эр-Рияде стали серьезно опасаться враждебного иранского окружения и «превращения Персидского залива в иранское нефтяное озеро»[145]. С 2005 г. основными площадками ирано-саудовского соперничества стали Ирак, Сирия и Ливан. В 2015 г. к ним прибавился Йемен. Американская оккупация Ирака в 2003 г. вызвала рост влияния проиранских шиитских партий, закончившийся победой их коалиции на парламентских выборах 2005 г. Одновременно в 2005–2007 гг. в стране проходила настоящая гражданская война между шиитскими и суннитскими группировками. В Эр-Рияде данную ситуацию восприняли как угрозу двоякого рода. Во-первых, Ирак постепенно превращался в рассадник джихадизма и терроризма. Огромное количество боевиков-исламистов пересекало иракско-саудовскую границу в обе стороны. Активное участие радикальных исламистов из КСА в иракской гражданской войне стало беспокоить Эр-Рияд. По данным американских экспертов, 75 % террористов-смертников в Ираке составляли саудовские граждане[146]. В июле 2005 г. министр внутренних дел КСА принц Мухаммед бен Найеф заявил о том, что «ждет худшего от соотечественников, возвращающихся из Ирака»[147].
Вторым крупным опасением Эр-Рияда стала угроза превращения Ирака в иранский доминион и, как следствие, усиление военно-политических позиций ИРИ в зоне Персидского залива. При этом саудовская элита недоумевала, почему Вашингтон не замечает этой угрозы. Например, министр иностранных дел КСА Сауд аль-Фейсал, выступая в Совете по международным отношениям (Council for foreign relations, CFR) в сентябре 2005 г., отмечал: «Иранцы сейчас активно вторгаются на иракские территории, замиренные американцами, они заходят в правительство Ирака, платят деньги, везде внедряют своих людей. Они даже создают собственные полицейские силы и вооруженные милиции для защиты своих интересов. И что самое странное, они делают это под защитой американских и британских сил. Мы совместно (с американцами. – Прим. авт.) вели войну, чтобы предотвратить иранскую оккупацию Ирака, затем выгоняли армию Саддама из Кувейта. Сейчас мы без всякой причины отдаем целую страну в руки Ирана»[148]. В качестве одного из путей противодействия иранской экспансии Эр-Рияд, не питавший иллюзий по поводу возвращения суннитов к власти, проводил поддержку в Ираке умеренных и даже светских сил, в частности Партии национального согласия («Вифак»), а затем коалиции «аль-Иракийя» во главе с Айядом Аллауи. Айяд Аллауи, светский шиит, в прошлом активный член партии Баас, возглавлявший в 1970-е гг. европейскую резидентуру мухабарата, в 1978 г. стал невозвращенцем, получив политическое убежище в Великобритании. С 1992 г. он стал принимать активное участие в деятельности иракской эмигрантской оппозиции, вступив в активные контакты с ЦРУ США и МИ-6 Великобритании. В 1995 г. он был организатором неудачного покушения на Саддама Хусейна[149]. В 2004–2005 гг. А. Аллауи занимал пост премьер-министра во временном правительстве Ирака.
Другими полями ирано-саудовского противостояния стали Сирия и Ливан. Вопросы суннитско-шиитских взаимоотношений в этих странах будут подробно рассмотрены в других главах данной работы. Необходимо особо отметить, что особое негодование в Эр-Рияде вызвало убийство в феврале 2005 г. лидера ливанских суннитов Рафика Харири, которого представители правящего рода аль-Саудов считали членом своей семьи. Это убийство было приписано саудитами сирийским спецслужбам и «Хизбалле»[150].
В этих условиях Эр-Рияд стал переходить к активной антииранской политике. Об этом свидетельствует ряд высказываний глав государств Персидского залива, обнародованных в результате расследования сайта WikiLeaks. В декабре 2005 г. заместитель главнокомандующего вооруженными силами ОАЭ шейх Мухаммед бин Зайед аль-Нахайян выступил за то, чтобы американцы нанесли удар по ядерным объектам Ирана[151]. В апреле 2008 г. на встрече с директором ЦРУ и бывшим командующим американскими войсками в Ираке Дэвидом Петреусом король Саудовской Аравии Абдалла бин Абдель Азиз побуждал американцев к атаке на Иран, призывая «отрезать голову змее»[152]. 1 ноября 2009 г. король Бахрейна Хамад бин Иса аль-Халифа сказал генералу Петреусу: «Иранская ядерная программа должна быть остановлена. Опасность ее продолжения выше, чем опасность ее насильственной остановки»[153].
В то же время иранское руководство старалось не доводить отношения с КСА до конфронтации. В интервью иранскому агентству PressTV 29 ноября 2010 г. президент ИРИ М. Ахмадинеджад отметил, что «откровения WikiLeaks не имеют никакой силы, ничего прочного на них не построишь». Он назвал отношения Ирана с арабскими государствами Персидского залива «братскими» и отметил, что все попытки внести недоверие в эти отношения приходят извне[154].
В 2006–2008 гг. обе стороны предпринимали определенные попытки для смягчения напряженности в ирано-саудовских отношениях. В марте 2007 г. президент Ирана Махмуд Ахмадинеджад посетил Саудовскую Аравию с официальным визитом по приглашению короля Абдаллы. Внешне визит проходил в сердечной обстановке. Саудовский король, невзирая на проблемы со здоровьем, лично встречал иранского президента в аэропорту. По дороге в резиденцию они ехали в одном автомобиле, причем Абдалла держал руку М. Ахмадинеджада в своей руке[155]. Визиту предшествовала поездка советника по национальной безопасности королевства принца Бандара бен Султана в Тегеран, в ходе которой обсуждались перспективы повышения мер доверия в саудовско-иранских отношениях[156]. В ходе переговоров в саудовской столице М. Ахмадинеджад обсуждал с Абдаллой вопросы создания системы безопасности в Персидском заливе, настаивая на «необходимости противодействия иностранным заговорам»[157]. Президент ИРИ впервые присутствовал на заседании глав государств ССАГПЗ, организации, созданной в свое время для сдерживания иранского влияния в арабском мире.
В то же время саудиты не переставали давать сигналы Ирану о недопустимости слишком активного вмешательства в дела арабских стран, прежде всего Ирака, Ливана и Палестины. В марте 2009 г. во время визита министра иностранных дел ИРИ Манучехра Моттаки в Эр-Рияд король Абдалла, касаясь иранской помощи движению ХАМАС, отметил: «Не ваше персидское дело вмешиваться в наши арабские расклады». Затронув вопрос об иранской экспансии в сфере национальных интересов КСА, Абдалла ультимативно призвал иранцев в течение года ответить на саудовские предложения и улучшить отношения между двумя странами[158].
Процесс «арабских революций», коренной перестройки политических систем в странах Ближнего Востока, привел к очередному обострению в ирано-саудовских отношениях и поставил их на грань холодной войны. При этом основными полями конфликта между Эр-Риядом и Тегераном стали Сирия и Йемен. Однако проявления регионального конфликта были отмечены также в Ливане, Ираке и на Бахрейне. Разумеется, две основные региональные державы ведут «холодную», а в Йемене и в Сирии и «горячую» войну не непосредственно, а руками своих шиитских (Иран) и суннитских (КСА) союзников.
Напряженность между двумя государствами выросла настолько, что в феврале 2016 г. произошел разрыв двусторонних дипломатических отношений. Ему предшествовала казнь 2 февраля 2016 г. популярного шиитского религиозного лидера шейха Нимра аль-Нимра. В ответ на эту экзекуцию радикально настроенные шиитские исламисты в Тегеране не без поддержки со стороны некоторых представителей высшего духовенства разгромили саудовское посольство. Казнь шиитского харизматического лидера была устроена для того, чтобы спровоцировать Тегеран. Обращает на себя внимание, что шейх Нимр аль-Нимр был не сторонником исламской республики, а борцом за права шиитов в Саудовской Аравии, где в условиях жесткой ваххабитской парадигмы сторонники шиитского вероучения были объявлены «рафидита-ми» (отступниками). Шиитская община Саудовской Аравии составляет, по разным данным, от 10 до 15 % населения страны. Шииты населяют оазисы Катиф и Эль-Хаса в Восточной провинции королевства, на территории которой сосредоточена большая часть саудовских нефтяных месторождений. Примечательно, что шииты подвергаются на территории королевства явной дискриминации. Среди министров саудовского правительства нет ни одного шиита. Последователи этой конфессии не представлены на командных должностях в вооруженных силах и саудовских спецслужбах. В городах Восточной провинции нет ни одного шиита на посту мэра или начальника районной полиции. Из 150 депутатов саудовского меджлиса (не являющегося полноправным парламентом, но выполняющего лишь консультативные функции при короле) только четыре шиита[159]. В настоящее время в результате религиозной либерализации, проводимой принцем Мухаммедом бен Сальманом, положение шиитов в КСА меняется к лучшему.
Конечно, последовавший затем погром саудовского посольства в ИРИ является вопиющим нарушением как норм международного права, так и морально-этических правил, но разрыв дипотношений, произведенный по инициативе Эр-Рияда, также является крайней мерой, равносильной объявлению войны.
Процесс принятия внешнеполитических решений в Саудовской Аравии
Королевство Саудовская Аравия было и остается абсолютной монархией. Впрочем, даже в КСА существует, а вернее, существовала до недавнего времени своеобразная система сдержек и противовесов, объясняющаяся разделением функций в большой (до 10 тысяч принцев) королевской семье. По мнению саудовской исследовательницы Мадауи аль-Рашид, проживающей в Лондоне, королевство со времен смерти его основателя, патриарха семьи аль-Саудов Абдель Азиза, было не самодержавной монархией, а скорее олигархией, где различные ветви и кланы правящей семьи имели свои «домены»[160]. Основатель королевства оставил после себя 11 сыновей от разных жен. Это явилось результатом не любвеобилия монарха, а необходимости установления альянсов с различными влиятельными племенными и клановыми группами. Наиболее влиятельным кланом правящей семьи является клан Судайри, дети Абдель Азиза от принцессы Хассы бинт Ахмед аль-Судайри: Фахд, Султан, Найеф и Сальман. Фахд бен Абдель Азиз занимал королевский трон в 19822005 гг. Сальман бен Абдель Азиз является королем с 2015 г. по настоящее время, до этого в течение долгого времени занимал пост губернатора Эр-Рияда. Принц Найеф бен Абдель Азиз занимал должность министра внутренних дел КСА в 1975–2011 гг., «железной рукой» обеспечивая безопасность королевства. На этом посту ему наследовал сын, принц Мухаммед бен Найеф, руководитель саудовских спецслужб, тесно связанный с ЦРУ и ФБР США. С мая 2011-го до своей смерти в июне 2012 г. принц Найеф был наследником престола. Принц Султан бен Абдель Азиз (ум. в 2011) в 1962–2011 гг. занимал пост министра обороны КСА, одновременно являясь в 2005–2011 гг. первым вице-премьером и наследником престола.
Наиболее колоритным представителем королевской семьи является сын принца Султана, принц Бандар бен Султан. Бандар был рожден не законной супругой принца Султана, а эфиопской рабыней[161]. В течение 23 лет (с 1982 по 2005 г.) принц Бандар занимал ключевой в системе саудовской дипломатии пост посла королевства в Вашингтоне. В эти годы он был фактическим координатором совместных политических действий Вашингтона и Эр-Рияда на Ближнем и Среднем Востоке, включая совместные политические проекты в Афганистане и Ираке. За время своего многолетнего пребывания в Вашингтоне принц Бандар стал полноправным членом американского истеблишмента. Он является руководителем правления престижного аналитического института Aspen и членом клуба американской элиты Bohemian Grove. Особенно тесные отношения у принца Бандара установились с Джорджем Бушем-старшим, директором ЦРУ, а затем президентом (1988–1992) Соединенных Штатов. Позднее дружеские отношения с Бушем-отцом распространились и на его сына, Джорджа Буша-младшего. Отношения Бандара бен Султана с кланом Бушей стали настолько тесными, что в кулуарах его стали называть «мистер Бандар Буш»[162].
В начале 2010 г. саудовские спецслужбы разоблачили заговор, целью которого было низложение короля Абдаллы и его замена принцем Султаном. Руководителем заговора был не кто иной, как Бандар бен Султан. После этого основной американский лоббист в Эр-Рияде был отправлен в опалу, которая, однако, продолжалась недолго[163]. В июне 2012 г. Бандар, находившийся на лечении в Италии, вернулся на родину и вновь вошел в высший эшелон саудовского руководства. В КСА он занял пост начальника Управления общей разведки (УОР). Принц Бандар являлся координатором просаудовских салафитских подрывных организаций и связующим звеном между саудовским истеблишментом и радикальными джихадистами в Сирии, Ираке, Ливане и Пакистане. В частности, в 2012–2014 гг. он был главным координатором саудовской подрывной политики в отношении Сирии. При этом принц Бандар ставил перед собой задачу свержения режима Башара Асада в Сирии любыми средствами. В августе 2013 г. он посетил Россию, где обещал президенту Российской Федерации В. В. Путину льготный кредит в объеме 15 миллиардов долларов и отсутствие конкуренции со стороны государств ССАГПЗ на европейском рынке газа за прекращение поддержки правительства Башара Асада в Сирии. Одновременно он позволил себе угрожать России, заявив, что саудиты контролируют основные группировки джихадистов и могут помешать проведению зимней Олимпиады 2014 г. в Сочи[164]. В июне 2014 г. Бандар бен Султан был смещен со своего поста королем Абдаллой бен Абдель Азизом как за провалы на сирийском направлении, так и в попытке удалить от власти клан Судайри.
Сам Абдалла был сыном Абдель Азиза от дочери эмира племени шаммар (эмират Хаиль). Он был наиболее мудрым и осторожным из всех монархов, занимавших саудовский престол. С 1962 г. Абдалла бен Абдель Азиз командовал Национальной гвардией КСА, вторыми вооруженными силами страны, созданными на основе племенных ополчений. Причиной создания Нацгвардии стало нежелание правящей семьи чрезмерно усиливать вооруженные силы. При этом власти КСА, опираясь на негативный опыт соседних Сирии и Египта, опасались военных переворотов[165]. В 2005–2015 гг. Абдалла бен Абдель Азиз был королем Саудовской Аравии, но еще до этого, начиная с 1996 г., он являлся премьер-министром и фактическим руководителем страны при больном короле Фахде. В сфере внутренней политики Абдалла бен Абдель Азиз отметился умеренными реформами: некоторым расширением прав женщин, созданием совещательного меджлиса, образованием сети университетов и отправкой саудовской молодежи на учебу за рубеж[166]. В сфере внешней политики король Абдалла был сторонником панарабизма. Он уделял большое внимание общеарабскому единству и защите интересов арабских государств. В 2002 г. Абдалла бен Абдель Азиз выдвинул Арабскую мирную инициативу по урегулированию палестино-израильского конфликта, а в 2009 г. попытался восстановить нормальные отношения КСА с Сирией[167]. Показательно, что пост командующего Национальной гвардией после вступления на престол он передал своему сыну принцу Митебу, пытаясь застолбить эту важную позицию за своим кланом.