РУКОВОДСТВО ПО ЭКСПЛУАТАЦИИ
Читать эту книгу не очень легко, но можно. Нужно только соблюдать правила игры. Их немного.
Самое главное при знакомстве с разделом «Энциклопедия» – не пугаться ее языка, доверчивых стилистических оборотов. Соль авторского замысла состоит в том, что, как говорится, «язык описания должен соответствовать предмету описания». Qualis grex, talis rex. Статьи, вошедшие в раздел «Антология», – «высший пилотаж» рок-самиздата, не дающий представления о среднем, расхожем уровне его журналистики. Напротив, язык большинства статей «Энциклопедии» вполне адекватен рок-самиздатовскому мейнстриму – поэтому при подготовке книги к печати они почти не редактировались. В результате эти материалы сохранили свою «первозданную свежесть» – совмещая канцеляризмы, жаргонизмы, внезапные стилистические приколы, псевдоинтеллектуальные навороты, детскую восторженность и т. д.
При составлении «Энциклопедии» за основу был взят алфавитный порядок городов – «портов приписки» рок-самиздата. Названия их даны в соответствии с общеупотребительными «в народе» на данном участке истории: Ленинград, Свердловск, но: Вятка, Кёнигсберг и т. д.
В разделе «Антология» полностью сохранена авторская орфография всех статей – в силу ее непреходящего, на наш взгляд, историкосоциокультурного значения.
АЛМА-АТА
ЗГГА
Три номера: № 0 – дек. 83 г., № 2 – февр. 84 г.; 8 стр., тираж до 30 экз., рукопись + графика / ксерокс.
Ред.: Рашид «Кразин» Нугманов, Е. Бычков, М. Джумагазиев, А. «Моррисон» Хиль (художник)
Не лишенный разнообразных достоинств первый и очень стильный рок-н-ролльный самиздат Средней Азии, выпускавшийся в виде сложенного ввосьмеро плакатного листа с двумя графическими постерами.
Название «згга» было позаимствовано редакцией из боевого сленга русских ямщиков XVIII–XIX вв. Этим нестрого-научным термином называлось кольцо в вершине дуги конской сбруи, к которому привязывались колокольчики или поводки коренника, являвшееся необходимым элементом в убранстве знаменитых русских троек. Фраза «не видно ни згги», вынесенная на обложку пилотного номера, означала в контексте российского бездорожья настолько плохую видимость, что ямщик даже не мог рассмотреть находившуюся у него перед носом пресловутую згу.
В начале 80-х не менее тяжко было узреть витающий над местными барханами мираж казахского рока. Робкими носителями рок-цивилизации в ту пору являлись пригородная меломанская толкучка, невинные тусовки в одном из кафе на «Броде» (центральная улица Алма-Аты) и обласканная вниманием властей фри-джазовая группа «Бумеранг».
…Не смирившись с выстраданной в народе теорией о том, что «на безрыбье и джаз – рок-н-ролл», создатели «ЗГГА» сориентировали курс издания исключительно на западный рок. Появившийся в декабре 83 года т. н. нулевой выпуск был посвящен двум его легендам – Джону Леннону и Джиму Моррисону. Под гигантским графическим изображением Моррисона, помещенным на центральном развороте номера, находилось написанное от руки посвящение: «…Чувство одиночества, обреченности и безысходности в голосе и жизни „лучшего поэта рока“ в свое время попадет в резонанс с BAD VIBRATIONS души каждого человека… Американские ребята, не успевшие смыться от призыва и оказавшиеся в гиблых джунглях Вьетнама, слушали не „Битлз“ или „Роллинг Стоунз“, они вслушивались в звучание „Дорз“.
Рей Манзарек на юбилейной сходке фанов в третий день июля 81 года на парижском кладбище Пер-Лашез сказал:
„Он не умер! Он в Мексике!"
И все закричали: „Да, он там!"
Он был им нужен».
Второй постер – Джона Леннона – сопровождался не менее трогательным текстом, разительно контрастирующим с официозным стилем вырезанной из «Правды» заметки о гибели певца.
По многовековой традиции вся последняя полоса была отдана на «легкое чтиво» – раздел стебных новостей «узун-кулак» (перев. «длинное ухо»), стилизованные комиксы и краткие ломовые рецензии на свежие западные диски. Оперативность получения алма-атинскими меломанами аудиоинформации «оттуда» была такой, что цветной типографский «Ровесник» мог лишь нервно курить бамбук.
«ЗГГА» писала об альбомах, появившихся на Западе всего несколько месяцев назад и, рецензируя их, как правило, не давала спуску никому. Особенно доставалось на страницах газеты нудноватым немецким электронщикам (от Вольфганга Бока и Рейнарда Лакоми до Клауса Шульца и «Тэнджерин Дрим») и находившемуся тогда в топе Боуи с его последним опусом «Let’s Dance». Несмотря на прочное первое место в английских национальных чартах и наличие на диске с полдесятка проверенных «боевиков» («China Girls», «Cat People», «Let’s Dance», «Modern Love» etc.), «ЗГГА» не оставила от знаменитого «хамелеона рок-н-ролла» и камня на камне:
«Выйди этот альбом под именем Дэвида Спинера (бэк-вокал у Боуи), он не попал бы и в 200-местный „Биллборд“. Эх, паблисити, паблисити…»
По словам одного из редакторов «ЗГГА» Евгения Бычкова, «хотя это был всего лишь стеб, но стеб, сделанный на полном серьезе».
…С будущими соредакторами издания Рашидом Нугмановым и Маратом Джумагазиевым Бычков познакомился в довольно экзотическом месте. Вышеупомянутая алма-атинская рок-толкучка проходила, строго говоря, не в самом городе, а на территории близлежащего совхоза «Дружба». Аккурат посреди зарослей кукурузно-конопляных полей, внедренных в казахские степи неугомонными последователями хрущевской аграрной политики.
Теперь тут вовсю менялись привезенным из Питера и Москвы винилом, а также ветхими «Melody Maker» 5–7-летней давности. Именно здесь и пересеклись пути-дороги редакторов «ЗГГА».
«Ребята не ищут легкой жизни. Они ищут тяжелый рок», – шутил впоследствии на эту тему Рашид Нугманов.
Рашид с детства принадлежал к тому типу людей, у которых «каждый день проходит под знаком „Битлз“». Под влиянием своего старшего брата Мурата (купившего чуть ли не первый в Алма-Ате ламповый магнитофон), Нугманов заразился рок-н-роллом еще в школе. За пять лет до создания «ЗГГА» он окончил архитектурный институт и теперь, в тридцатилетием возрасте, был с головой поглощен рок-культурой. Помимо неплохих познаний о героях питерско-московского андеграунда, Рашид на досуге свободно переводил тексты «The Doors», P. Gabriel’a и «Talking Heads», керуаковскую «On the Road», собирал материалы об алма-атинских битниках. Одним словом, Нугманов-младший рвался в атаку: «Лишь бы идти и делать».
Следующий, второй номер «ЗГГА»[5] стал его настоящим бенефисом. Помимо напичканного меломанскими анекдотами репортажа с местной рок-толкучки, Рашид (под псевдонимом Кразин) развил начатую еще в предыдущем выпуске идею с комиксами. Сам сюжетный ход был прост: два типичных раздолбая, эдакие «разл-дазл», сходят с ума от прослушивания LP «НЛО» фирмы «Мелодия». Сейчас в это сложно поверить, но найденный Нугмановым в 83 году имидж «чувака-пофигиста» с характерной внешностью и неизменной bubblegum во рту спустя десять лет начал вовсю использоваться в модных MTV-мультфильмах о Бивисе и Батхеде…
Еще одной дизайнерской находкой Нугманова стал изображенный на развороте якобы реальный диск собственной группы «ЗГГА» – с круглым отверстием, сделанным вручную в самом центре пластинки.
«Взгляни в эту дырку. Может быть, увидишь Люси», – непритязательно гласила надпись на «яблоке». Поверьте на слово, выглядело это крайне эффектно. Еще более эффектным смотрелся центральный материал номера – телефонный блиц-опрос двух десятков популярных музыкантов и журналистов страны на тему перспектив советского рока и их места в оном. (На фоне невразумительных бормотаний не избалованных вниманием прессы рокеров выделялся лишь ответ Троицкого, не без иронии назвавшего себя «паразитом номер один».)
Венчал номер феноменальный по степени эрудированности составителей рок-кроссворд, напичканный вопросами типа «резофоническая гитара, которой пользовался Джонни Винтер на альбоме «№ thin’ But Blues». По воспоминаниям редакции, кроссворд готовился коллективно – напомним читателю, что Бычков и Джумагазиев тоже были шиты отнюдь не шиитским шилом.
Евгений Бычков, большой поклонник групп «Pink Floyd» и «Beatles», также достаточно свободно владел английским. Купив однажды с рук целую подшивку западных рок-журналов («по червонцу штука»), он легко ориентировался в запутанных лабиринтах мирового рок-н-ролла. В принципе, именно Бычков был основным добытчиком информации об отечественной рок-музыке, так как довольно часто мотался в Москву «за впечатлениями и новостями» к знакомым журналистам – Шавырину, Сигалову, Троицкому[6].
В свою очередь, Марат Джумагазиев являлся главным специалистом непосредственно по Западу. Как-то в читальном зале библиотеки он наткнулся на югославский журнал «Арена», в котором были опубликованы адреса коллекционеров разнообразной рок-продукции. Специально подучив югославский язык (!), Марат начал вести регулярную переписку с братской страной и вскоре чуть ли не ежемесячно начал получать по почте свежие номера журнала «Джубокс».
Но самым значительным достижением Марата оказалась созданная им уникальная система независимого распространения разнообразной рок-информации внутри страны. Во все времена в самых разных городах находились десятки, сотни людей, ищущих себе подобных единомышленников. То же самое происходило и внутри рока. Джумагазиев был одним из первых, кто путем прозаичной почтовой переписки начал создавать зачатки межрегиональной инфраструктуры еще толком не зародившегося отечественного рок-движения. Первоначально он «вычислил» по следам тбилисского фестиваля 80 года Сергея Мозгового, издававшего в столице Грузии журнал «Диско-старт». Затем по каким-то старым каналам нашел ребят из харьковского «Бит-Эха», Алексея Волкова из Казани[7] и многих других.
Процесс обмена информацией носил двухсторонний характер. К примеру, Александр Побелов из Донецка регулярно присылал в Алма-Ату свежие западные рок-материалы и, получив обратно их ксерокопии, распространял дальше по стране[8].
Долгое время с южанами достаточно тесно переписывался свердловчанин Леонид Баксанов, один из основателей городского фан-клуба «Битлз» (см. ж-л «Эплоко»).
Полученные с Урала статьи рассказывали о самозабвенном выступлении в общежитии Свердловского архитектурного института уфимского изгнанника Юры Шевчука, о визите в город легендарного Майка («с каким-то неведомым Цоем») и т. д.
Возникает вопрос: каким образом в 83–84 годах именно позабытая Аллахом Алма-Ата стала центром подобных рок-коммуникаций? Ларчик открывался просто: общительные и обаятельные ребята из «ЗГГА» чуть ли не единственные во всесоюзной рок-тусовке имели сравнительно доступный выход на ксерокопировальный аппарат. В скобках заметим, что ксерокс появился в России значительно позднее, чем на Западе, и первоначально использовался исключительно на предприятиях закрытого типа. Любой агрегат подобного рода тщательно контролировался, и возможность его использования «в личных целях» представлялась тогда крайне редко.
Восток – дело тонкое, а советский Восток – тонкое вдвойне. У «ЗГГА» такая возможность была. После того как макет очередного номера ксерился в количестве трех десятков реальных экземпляров, почти весь тираж экспортировался «в Европу» – вышеперечисленные города плюс Москва, Питер и Прибалтика. Подобная полулегальная дистрибьюция была, конечно, делом достаточно рискованным. По словам одного из иногородних корреспондентов газеты, «это был почти криминал – в восемьдесят четвертом я разворачивал принесенную с почты бандероль не без опасения».
Опасения оказались не напрасными. После выхода третьего номера «ЗГГА», содержание которого навечно утонуло в памяти редакции, в дело все-таки вмещался местный КГБ. Весной 84 года была устроена целая облава на немногочисленные алма-атинские ксероксы в надежде запеленговать источник вирусной инфекции.
…«ЗГГА» ксерилась на одном из госпредприятий города, на котором работали родственники художника по кличке Моррисон – собственно, автора всех графических постеров газеты. На самом ксероксе в тот черный день ничего не нашли, но народ тем не менее испугался не на шутку. После этого случая Моррисон, по его словам, «решил выйти из игры».
Это означало конец – больше «ЗГГА» уже не выпускалась.
…Спустя годы в одном из интервью Нугманов как-то обронил фразу о том, что «…рок… особенно в его ранние годы был колоссальным прорывом к взаимопониманию людей».
«Мы – это поколение, которому повезло, – писала сама редакция в одном из номеров. – Мы успели к рок-застолью».
Дальше судьбы членов «ЗГГА» сложились по-разному и совершенно непредсказуемо. Джумагазиев с головой ушел в химию, защитив несколько лет назад кандидатскую диссертацию. Бычков, будучи старшим преподавателем консерватории, выпустил прекрасную монографию о «Pink Floyd» и параллельно продюсирует музыкальные программы местного «Радио Мак».
Рашид Нугманов поступил во ВГИК на курс Сергея Соловьева и затем начал снимать фильмы с участием рок-музыкантов: «Йя-хха» (86 г., ленинградский рок), «Дикий Восток» (92 г., «Объект насмешек») и, естественно, «Игла» (88 г.) с Цоем и Мамоновым. В 93 году Нугманов женится на француженке и переезжает жить вначале во Францию, а затем – в Голливуд. Похоже, что он оказался единственным человеком, у которого сохранился последний выпуск «ЗГГА», который он увез с собой, словно горсть родной земли.
ТЕЗАУРУС
17 номеров: № 1 – неизв. № 16–17 – дек. 90 г., в средн. – 35 стр., тираж – 50–200 экз., маш./ксер.
Окололитературное издание филолого-юридической тусовки Казахского университета, содержащее блок статей на музыкальную тематику. Непосредственно сам «Тезаурус» любопытен эпизодическим участием Игоря Полуяхтова – переводчика и составителя серии брошюр «Классика рок-поэзии», в которую вошли сборники текстов «ранних» и «поздних» «Beatles», «Rolling Stones», «Pink Floyd».
Под продюсерством И. Полуяхтова алма-атинская коммерческая фирма «ИСКЕР» в 1991 году выпустила типографским способом 30 000 экземпляров последнего в истории выпуска легендарного московского журнала «Урлайт».
Р. S. Также отметим, что в начале восьмидесятых годов в стенах вышеупомянутого университета несколько раз появлялись номера настенной рок-газеты, в основном состоящей из переводов югославского «Джубокса» и болгарского «Лика». Газету выпускал человек по имени Вадим Ганжа, в ту пору студент университета, а впоследствии – один из первых алма-атинских хоум-тейперов и электронщиков.
АРХАНГЕЛЬСК
СЕВЕРОК
I этап – 6 номеров: № 1 – март 1987 г., № 6 – осень 1988 г., от 20 до 60 стр., тир. – 5 экз. (№ 6 – 80 экз.), маш. + графич. обложка (№ 6 – ксер.) (№ 1–4 – «ИБ АКФФ», № 5–6 – «Северок»).
II этап – 6 номеров: № 1 – осень 1988 г., тир. – 500 экз., № 6 – зима 1990 г., тир. – 5000 экз., 50–60 стр., ротапринт. Ред.: А. Бредлев, Г. Валов (до № 6), А. Мезенцев, А. Турусинов (до № 6), А. Афанасьев, Е. Джериев, О. Смирнов и др.
История первого в городе рок-издания ведет свой отсчет с осени 1986 года. В это время местные филофонисты с горем пополам легализовали свою деятельность, перебравшись с воскресной барахолки (т. н. «тучи») под крышу ДК завода «Красная кузница». До этого из года в год основная масса любителей винила пассивно обменивалась попиленными дисками и баловалась добычей технического спирта с территории ближайшего гидролизного завода. С обретением клубом официального статуса архангельских меломанов вдруг резко потянуло в дебри житейской философии. В принципе они и раньше были не против порассуждать о значимости собственного увлечения; теперь же у них появилась реальная возможность придать своему хобби подспудный характер некоего культурного андеграунда.
Идея создания музыкального журнала возникла в этих кругах на волне слухов о каких-то самопальных изданиях, уже несколько лет существующих в Питере и Москве. Постепенно информация стала обрастать «достоверными» подробностями и невероятными историями о закрытии одних рок-изданий и открытии других, антисамиздатовских репрессиях и т. д. В общем, в Архангельске решили рискнуть.
Первый номер журнала появился на свет в марте 1987 года и содержал 22 страницы, напечатанные на изумительной бумаге болотно-глиняного цвета. Как гласило вступление, издание было призвано «восполнить отсутствие специализированного журнала для любителей рок-музыки» и в основном предназначалось для активистов клуба.
Инициатором всего проекта стал Александр Бределев, предложивший в пылу бурных споров о названии (всплывали варианты типа «Диск-плэй», «Рок-вестник» и масса иных модификаций слова «рок») нейтральное «Информ-Бюллетень Архангельского Клуба Филофонистов».
Первые номера «ИБ АКФФ» состояли из бойко написанных Бределевым обзоров британской инди-музыки, а также переводов Александра Афанасьева и Григория Валова из польского «На пшелай» и немецкого «Мелоди унд ритмус» о бунтовщиках типа Элтона Джона и рок-звездочках стран «социалистического лагеря». Примерно на этапе третьего номера в бюллетене начинают появляться материалы об отечественном роке. Андрей Турусинов специализировался на лавине региональных фестивалей, Андрей Коломыйцев (см. «Рот», «ВО!») писал о калининградской рок-сцене и «Литуанике-87», Александр Мезенцев – о концертах в Питере. К слову, именно Мезенцев накануне выхода пятого номера придумывает бюллетеню новое название «Северок», а затем предпринимает отчаянные попытки увеличить его тираж.
Договорившись с директором местного МДСТ Тамарой Ильиничной Гузей, «северковцы» планировали выпустить журнал в формате футбольной программки, выдавая его за совместное пособие Дома самодеятельного творчества и клуба филофонистов. Но… непосредственно в обллите проект зарезали, на чем поиски каких-либо полиграфических вариантов временно прекратились.
Осенью 1988 года на одну из редколлегий «Северка» неожиданно забрел комсомольский лидер среднего звена Владимир Станулевич, предложивший техническую помощь Соломбальского райкома ВЛКСМ в вопросе размножения журнала. Тогда мало кто верил, что из этого альянса что-либо получится. Однако, вопреки прогнозам, шестой номер все-таки вывалился из чрева комсомольского ксерокса умопомрачительным тиражом чуть ли не в 100 экземпляров. На обложке красовалось название «Северок», а над стилизованной под русскую вязь надписью «INDIE» был изображен угрюмый северный медведь, мирно писающий на сугроб. Так «ИБ АКФФ» навсегда превратился в «Северок».
После того как местное телевидение посвятило изданию несколько коротких сюжетов (в контексте достижений комсомола в деле приручения диких неформалов), журнал оказался на пороге кардинальных преобразований. Продолжая модные политические игры, Станулевич предложил создать в рамках райкома комсомола молодежный центр на хозрасчетной основе, который будет заниматься выпуском «Северка», звукозаписью, организацией рок-концертов и всевозможной издательской деятельностью. Подобное сотрудничество автоматически предполагало целый ряд компромиссов, и в частности обмен независимого статуса издания на жесткую редактуру, цензуру и стыдливую шапку «Методические материалы по современной музыке» (в помощь диск-жокеям, клубным и комсомольским работникам). Недолго раздумывая над извечным в ту пору вопросом «продаваться ли комсомольцам или размахивать флагом „Индепенденса“», Бределев покидает свою прежнюю работу и становится директором „Молодежного центра досуга „Северок“».
Ряд членов редакции, почувствовав, что первоначальные идеи журнала «хиреют и тают на глазах», не согласились с подобными авторитарными нововведениями и организовали собственные проекты: Г. Валов и А. Турусинов – «Тиф», А. Афанасьев – «Фрипс» и «Железные будни» (см. ниже).
Дальнейшая история «Северка» была довольно странной и в чем-то даже поучительной. С одной стороны, в ней имели место позитивные моменты – в частности, организация редакцией ряда концертов («Калинов Мост», «Телевизор», «ЧайФ», «Band of Holy Joy»), демонстрация в стенах областной библиотеки уникальной экспозиции рок-самиздата и, конечно же, беспрецедентная для 1989 года подписная кампания на «Северок». По воспоминаниям Мезенцева, в этой акции была задействована вся местная пресса, все личные связи, все случайные и неслучайные поездки и встречи. Первую масштабную рекламу (3×4 см.) дала рижская «Советская молодежь»; резонанс был мощнейший, т. к. подписчиков из Прибалтики на первых порах было чуть ли не 60–70 %. Потом информация о «Северке» проскользнула в «Собеседник» (февраль 1989 г.), «Комсомольскую правду» (7.05.89), киевскую «Молодую гвардию» и даже журнал «Библиотекарь».
Любопытно, что в числе подписчиков оказались библиотеки Театрального института в Питере, литературы по искусству им. Маяковского (одна из крупнейших в стране в данном направлении), Архангельская областная библиотека им. Добролюбова, а также вышеупомянутая «Комсомольская правда», «Аврора» и десятки региональных рок-изданий.
Не менее мощно «Северок» экспортировался на Запад – во Францию, Англию, США, Канаду и т. д. Во многом это обстоятельство объяснялось тем, что Мезенцев работал электромехаником Северного морского пароходства и стабильно совершал кругосветные вояжи «по странам и континентам», устанавливая столь необходимые для журнала транснациональные контакты. В частности, в 1989 году в Хельсинки он представлял «Северок» в беседе с главным редактором «Румбы» Рами Куусиненом, а затем – на страницах хьюстонской газеты «Public News».
В это же время Бределевым, Евгением Бачиным и Мезенцевым была проделана гигантская работа по учету лицензионных и пиратских пластинок в СССР, результат которой впоследствии был направлен в Великобританию Терри Хоунсому для его ежегодного издания «New Rock Record». В свою очередь, небезызвестный «Sounds» в течение нескольких лет исправно высылал все номера еженедельника в Архангельск.
Итак, машина под названием «Северок», запущенная усилиями нескольких энтузиастов, постепенно набирала обороты. Но одновременно с увеличением тиража (от 500 до 5000 экз.) журнал начал пробуксовывать в вопросах творческого развития. Уход лучших авторов и масса времени, затраченного на решение организационных проблем, не прошли для издания бесследно. Несмотря на многочисленные контакты «Северка» с рядом иногородних журналов («Рот», «Тыл», «РИО», «ПНЧУ»), количество так и не перешло в качество. Номера по большей части оставались серыми и безликими, как назойливое мелькание МТУ, а подбор информации в них в основном был направлен на ликвидацию рок-безграмотности усредненного читателя.
Светлые идеи «внебрачного периода» были задушены под тяжестью «Инспекции международного металла»; «за покровом облаков» скрылся «Облачный край» – чуть ли не главная изюминка тех степей и полей. К числу редких удач можно отнести «Горячий репортаж» Бределева с Таллинского фестиваля 1989 года (на котором он не был), ретрообзор Николая Харитонова (см. «Норд») гастролей питерских групп в Архангельске, а также два обстоятельных интервью – с Троицким и Шахриным, подготовленных изначально для публикации в официальной прессе.
Достаточно профессионально освещая многочисленные нюансы развития западной авангардной музыки, «Северок» откровенно поверхностно воспринимал отечественный рок – с его традиционной ставкой на слово и общее духовное воздействие. «Редакция до сих пор считала и продолжает считать, что основная масса того, что называется „советский рок“, – явление вторичное, если не сказать большего», – писал «Северок» в своем последнем выпуске (№ 6, зима 90 года). Практически сразу же после выхода этого номера деятельность журнала принимает откровенно конъюнктурный характер. Увлекшись финансово-беспроигрышными проектами (издание массовым тиражом рекламно-информационных брошюр о популярных западных рок-группах), редакция во главе с Бределевым так и не выпускает обещанный подписчикам «Северок» № 7. Затем, во многом из-за пассивности и нерешительности главного редактора, журнал упускает уникальную возможность первым в стране издать отдельной книгой рекшановский «Кайф» (с раритетными фотоснимками из авторского архива). Отчаянные попытки того же Мезенцева хоть как-то спасти положение, изменив политику «Северка» и объединив в единый печатный орган раздробленный архангельский самиздат, ни к чему конкретному не привели. В свою очередь, создатели хозрасчетного молодежного центра вполне органично слились с банками, коммерческими структурами и прогрессивными местными депутатами. Как видите, в общем-то, ничего принципиально нового.
ТИФ
(Текущая Информация Филофониста)
16 номеров: № 1 – апр. 1988 г., 10 стр., № 16 – дек. 1992 г., 40 стр., тир. – до 50 экз., маш./ксер., б/илл., № 15, 16 – комп.
Ред.: Г. Валов («Б. Кляссер», «П. Короленко», «Г. Хазанович» и др.), А. Турусинов («П. Дюков», «Г. Внюков», «О. Уелов», «Т. И. Фоззи» и др.)
Этот яркий журнал появился на свет в недрах вышеупомянутого клуба филофонистов в апреле 1988 года как отдельный проект Григория Валова и, чуть позднее, Андрея Турусинова.
Дебютный номер состоял из введения (в котором «ТИФ» клятвенно божился не составлять конкуренцию «Северку»), отменно ругательной редакторской статьи, рубрики новостей «Собака лает – ветер носит» и двух рецензий Турусинова – на «Группу крови» и на свежую демо-запись альбома «Зубы» еще не известного стране «Комитета Охраны Тепла».
По аналогичной схеме были сделаны и несколько последующих номеров. Валов писал вступительные статьи (в традиционной для рок-самиздата того времени манере охаивания окружающей музыкальной среды) и подбирал новости для «Собаки»; Турусинов рецензировал новые пластинки или записи, после чего номер считался готовым. Напечатанные на солидном «Роботроне» очередные пять экземпляров подписывались не всегда пристойными псевдонимами и отличались свежестью восприятия бытия, свободной манерой изложения и бескомпромиссностью общего тона статей. «Критический взгляд и бойкий язык», – охарактеризовал позднее стиль журнала местный «Северный комсомолец».
Сами редакторы относились к своему детищу куда более сдержанно и трезво: «„ТИФ“ всегда будет изданием для своих, что подчеркивается принципом размножения, изданием типа домашней стенгазеты, которую рисует по ночам муж для того, чтобы ее прочитала утром жена, спавшая в одиночестве».
Фрагменты подобных семейных радостей содержал, в частности, «ТИФ» № 4, в котором публиковалось интервью, якобы взятое Валовым у главного редактора «Северка» Бределева. В реальности все интервью от первого до последнего слова было придумано Валовым, а для полноты сюрреалистического пейзажа сам текст печатался на машинке Бределевым.
Как выяснилось несколько позднее, смысл этой акции во многом напоминал пакт о ненападении между Германией и Советским Союзом. В роли Риббентропа выступил Валов, который, по его признанию, «постепенно стал принимать меры к подрыву и подавлению своего основного конкурента».
Формальным поводом для разрыва отношений послужило некорректное поведение Молодежного центра «Северок», отказавшегося оплатить заранее оговоренные расходы на спродюсированные «ТИФом» концерты «Комитета Охраны Тепла». Реальные причины ухода «ТИФа» в оппозицию были значительно глубже и во многом объяснялись новой политической линией уже ставшего ротапринтным «Северка».
Этим событиям почти полностью посвящался «ТИФ» № 7, представлявший собой крик души Турусинова (ст. «Эх, комсомольцы!»). Также заметим, что впервые в истории «ТИФа» выпуск сопровождался фотоиллюстрациями все-таки состоявшегося концерта «Комитета» – в рамках «джазовой ночи» на старый Новый год, по традиции проводимой легендарным джазменом В. П. Резицким. Ни до, ни после «ТИФ» не содержал никаких намеков на дизайн: по замыслу редакции оформление журнала изначально должно было стать крайне рациональным и аскетичным; все выпуски сопровождались черно-белой обложкой, технология изготовления которой состояла из наляпывания названия тушью через специально сделанный трафарет. В итоге принципиальное отсутствие иллюстраций стало возводиться редакцией в культ авангардного примитивизма: «„ТИФ“ не разменивается на картинки. „ТИФ“ – это голая информация»».
…После окончательного разрыва с «Северком» помощь и новые импульсы были получены «ТИФом» со стороны все того же Резицкого. После тура джаз-группы «Архангельск» по Америке он привез домой один из последних выпусков журнала «Sound Choice». Американское издание содержало подборку материалов о советском джазе, интервью с Лео Фейгиным (затем переведенное в «ТИФе») и массу контактных адресов западного индепендента. Знакомство с его представителями резко изменило стиль и содержание архангельского журнала – на смену Хендриксу и «King Crimson» пришли Крис Катлер, Джон Зорн и Зина Паркинз.
В истории «ТИФа» наступал новый этап.
Период 1989–1990 годов оказался поистине золотой эпохой: как-то незаметно журнал разросся до 40–50 страниц, а его тираж увеличился в несколько раз за счет партизанских вылазок редакции на бесхозные ксероксы различных государственных структур.
Одновременно явный прогресс произошел и внутри самого издания. Начиная с шестого номера вслед за редакторской статьей следовала одна из основных рубрик «Читализм», в которой острые на язык кудесники современной критики безжалостно рецензировали отечественную рок-прессу. Небезызвестный принцип «лучшая защита – нападение» методично воплощался ими в жизнь с нетипичной для самиздата последовательностью:
«Пока ни одно издание… не способно удовлетворить потребности серьезных меломанов. Одни ударяются в стеб, другие, не будучи в состоянии написать хоть сколько-нибудь серьезную статью, перемалывают всякую чушь, третьи – вообще некомпетентны в вопросах современной музыки».
Теперь несложно догадаться, какой резонанс вызывали эпизодические публикации «тифовских» материалов на страницах «Северного комсомольца». Планомерно разрушая устоявшиеся вокруг того или иного рок-кумира стереотипы, «тифовцы» тем самым осуществляли настоящий «взрыв в кастрюле» массовых обывательских настроений. Вершиной вкусовых конфронтаций стала рецензия Турусинова на альбом «Radio Silence», послужившая поводом к написанию массы разгневанных писем, поступивших от оскорбленных аквариумистов в редакцию молодежной газеты. «Эта заметка получилась единым духом, – вспоминал впоследствии Турусинов, – она была опубликована где-то в январе 90 года, что было вроде бы как-то поздно после выхода пластинки предыдущей осенью. Но к этому времени накопилось достаточно информации о поведении БГ в процессе ее презентации, раздачи направо и налево различных интервью и улеглась вся рекламная шумиха, связанная с этим проектом. Появилась возможность трезво все осмыслить. Название „Нечестность" совершенно точно отражает мое мнение о поведении БГ как таковом вообще. Причем мнение это не изменилось, даже по прошествии нескольких лет, и лишь утвердилось после просмотра по ТВ фильма „Long Way Home“… Сам же альбом, собственно, вовсе и не ругается – пластинка как пластинка – на уровне тех же „Eurythmics“. Но я думаю, что основная мысль о нечестном поведении БГ была тогда и остается сейчас актуальной». После выхода «ТИФа» № 11, содержащего, помимо данной статьи, еще ряд нашумевших материалов, журнал становится известным за пределами своего обычного референтного круга. Часть тиража начинает целенаправленно распространяться в метрополиях и Прибалтике, а состав редакции публикуется с эксклюзивными материалами в журналах «Контр Культ Ур’а» и «Спидъ». После посещения Архангельска социологом Николаем Мейнертом (с семинарами по неформальной прессе) один из номеров «ТИФа» был продемонстрирован в «Программе А».