Александр Конторович
Ведьма
Глава 2
– Так ты, значит, обрядница?
– Да, матушка.
Игуменья Марфа, настоятельница монастыря, задумчиво покачала головой.
– А ведь сказали, что всю семью Семеновых волки зарезали неделю тому как, – обернулась игуменья к сестре Анне. – Ведь был слух?
– Так и есть, говорили, что всю семью. Говорили, что скит у них сгорел, они шли на другое место. Заночевали в тайге, а волки их и порезали, – подтвердила монахиня. – Упокой их души, Господи, Как же ты выжила, милая?
– Я… сначала успела запрыгнуть на дерево… Там и сидела, пока волки не ушли.
Лес вокруг монастыря был очень старый и густой. С удобными деревьями. И придумать было просто.
– И ты…?! – Марфа осеклась, и договорила не то, что хотела… – целую неделю потом одна в лесу жила? Ой, бедная деточка… У тебя ведь, поди, и паспорта нет?
Дана на миг застыла в ужасе, потом натужно-неопределённо мотнула головой. Мысли её панически метались.
«Проходка порта… они что, видят, что я… да нет… тогда – причём тут таможенные бумаги?»
– Откуда же у нее паспорт, когда они из леса никогда не выходили? Покойный Игнат, люди говорят, был очень крут нравом. Нам тут в монастыре жить тяжело, а уж как вы там выживали – только подумать страшно. Ты людей-то других, кроме родителей, еще когда в жизни видела, деточка?
– Видела… немного, – растерянно выдавила Дана.
«Похоже, приняли за отшельницу, которая всю жизнь провела с семьей в лесу. Хорошо пришлось… А паспортом тут, видать, вообще любые подорожные называют. Интересно, сколько у них таможен?»
– И что же ты теперь будешь делать, Дашенька? Нельзя тебе одной жить. Не сможешь ты – это же тайга. Да что я тебе говорю – ты же сама все хорошо знаешь!
– А у вас мне нельзя?
В задумчивой тишине было слышно, как на улице Край знакомиться с местными.
«Как он кого не того… Он ведь боевой. Хотя, судя по скулежу, с собаками он и подраться может по-дружески».
– Так как же ты у нас останешься, деточка! – всплеснула матушка Марфа руками. – У нас же монастырь, а ты – не верующая, да еще, хуже того – язычница. Ты прости нас, милая, мы не от злого сердца так говорим – но нам вера не позволяет с тобой под одной крышей жить.
«Что это у них… за вера такая, что жить рядом – нельзя? Спасать, значит, можно. А ночь под одной крышей – то с верой случится что-то?»
– Что же это у вас вера такая… что боится одной слабой женщины? – Дана решительно встала. – Раз такая страшная, пойду отсель!
Она повернулась и шагнула к двери.
– Погоди, девочка! – Анна вскочила и схватила ей за руку. – Ты нас неправильно поняла! Ты многого о нашем мире не знаешь, оно и не удивительно – ты же всю жизнь в лесу прожила. Я не обижаюсь на тебя, это мне, старой, надо было понять, что ты неправильно растолкуешь мои слова. Ты пойми, ты ведь своим богам тут станешь молиться, а у нас это запрещено. Здесь место нашего бога, в которого мы верим. Понимаешь? Вера наша – не слабая, просто… традиции такие, понимаешь? А традиции нарушать нельзя! Ну, как мне тебе объяснить! – всплеснула она в отчаянии руками. – Матушка?
– Я понимаю, – сказала Дана. – А если я пообещаю, что я не буду тут молиться никому? И жить я могу отдельно. Может, есть у вас тут какой-то маленький домик? Поблизости?
Монахини переглянулись.
Обрядники жили в этих местах, почитай, лет уже сорок. Были они страх, как нелюдимы, выходили на глаза раз, может, в году – обменять шкуры на соль, ткани, да еще кое-чего по мелочам. В остальном обходились натуральным хозяйством. О вере их мало чего было известно – молились многим богам. В семье были дети, но старший Семенов их никому не показывал. Поэтому ничего о детях известно не было – ни сколько их, ни какого они пола, ни возраста. А неделю назад охотники принесли слух, что всю семью вырезали волки, дескать, нашли несколько обглоданных трупов на реке, по одежде и обуви определили, что это и были те самые обрядники.
– Эту ночь ты проведешь с нами в гостевой келье. Ты больная еще, куда тебе одной жить, – решительно сказала игуменья Марфа, – а дальше – жизнь покажет.
Дане отвели небольшой домик в монастырском саду. Сестры совместными усилиями приволокли в него топчан, повесили рукомойник, а из соседнего села выпросили каменщика, который за день сварганил из кирпичей и листа железа небольшую печку. На дворе стояло позднее лето, еще немного – и пойдут первые заморозки. Дверь утеплили старым одеялом, закрыв щели проема. Стол и стул дополнили скромный интерьер нового жилья.
– Мы еще циновки на пол свяжем, чтобы снизу не поддувало, а окно будешь на ночь завешивать – так теплее будет, – довольным голосом объясняла матушка Марфа. – И вот что, трапезничать будешь пока с нами, негоже тебе одной здесь все время. Вот так вот.
Игуменья поджала губы и погладила Дану по плечу. На лице доброй старушки девушка увидела сочувствие и понимание, та искренне жалела иноверку, потерявшую всю свою семью.
«В принципе, это не ложь. Я, действительно, иноверка и только что потеряла абсолютно всех».
Сзади тихо подкрался пес и ухватил девушку за руку, слегка придавив ее зубами.
– Край!
Собака радостно завиляла хвостом при виде хозяйки.
– Как твоя лапа, парень? Давай-ка, посмотрим? – и Дана склонилась над животным, проверяя повязку на передней ноге.
– И как вас только угораздило в момент аварии идти вдоль дороги, – вздохнула матушка Марфа, – ведь чуть не убились оба. Ох, бедоси вы мои…
– Матушка, – подняла Дана глаза на игуменью, – моей собаке надо мясо. Она так привыкла – всю жизнь она мясо ест. Как мне его достать?
Дана уже узнала распорядок жизни в монастыре и познакомилась со скромной пищей, которую тут ели каждый день. А ведь еще существовали посты, как ей объяснили, и в это время в монастыре даже не всегда давали растительное масло.
– В деревне всегда можно купить, – в растерянности проговорила матушка, – только это недешево, даже если и курицу только. У сестер-то денег совсем никаких нет, а касса монастырская у нас почти пустая, живем на мирские подаяния, девочка моя. Не знаю, чем тебе в этом помочь. Есть у нас небольшой запас консервов мясных – на случай, если кто занеможет, чтобы мясной бульон сварить, подкормиться…
– Не надо, матушка, – остановила ее Дана, – я все поняла. Значит, в деревне? Сколько туда идти?
– Часа два, если распутья нет, как раз вдоль дороги часть пройдешь, а потом через поле, напрямки… но только пешком мы не ходим – сестры старенькие уже в основном у нас, мы телегу запрягаем. На лошади быстрее в два раза.
– У вас лошадь есть? – удивилась девушка. – Можно посмотреть?
– А ты разве знаешь, как с ней обходиться? Откуда?
– У нас в хозяйстве лошадь была, – не моргнув глазом, соврала Дана, – только потом ее волк… задрал. Но я хорошо умею за ними смотреть!
– Ну, и славно! – обрадовалась матушка Марфа. – Можешь запрягать, когда в деревню соберешься. Только одна не отправляйся – ты тут ничего не знаешь, не приведи, Господи, обидят тебя, незамутненную душу!
«Это я-то незамутнённая душа? Ни разу меня так еще не называли».
– Хорошо, матушка. А сейчас мы с Краем прогуляемся немного, до дороги.
– Не утомляйся только, деточка, пока сильно – не ровен час, заболеешь опять. Иди с Богом!
Игуменья перекрестила Дану и направилась к монастырю. А девушка с собакой отправились в лес, в сторону той самой дороги, с которой у них началось знакомство с новым миром.
Меч она нашла практически сразу – помог Край. Он ближе к месту аварии припустился бежать и громко залаял у куста недалеко от обочины, подзывая свою хозяйку.
– Нашел! Нашел! – сообщал на своем собачьем он радостную новость. – Сюда!
Дана как могла быстро доковыляла до Края и склонилась к земле. В траве валялся разорванный кожаный пояс и меч Хлуда Косы, добытый ею в поединке с магом. Она, задыхаясь от волнения, бросилась к находке и схватила меч обеими руками. Наконец она почувствует себя в безопасности!
На разорванном поясе, пострадавшем еще от взрывов, учиненных Могилой, Дана, к своей радости, обнаружила и верный нож, а также кожаный кошель с несколькими монетами. Открыв кошель, она высыпала монетки на ладонь – немного медяков и пара серебряных монет. Несколько золотых. В ее мире это был весьма неплохой капитал.
«А, тут, возможно, на такие деньги особо не разгуляешься. А может, и вовсе ничего не купить. И вообще, как узнать, какие тут деньги в ходу? И сколько что стоит?»
По пути обратно Дана приглядывалась к растениям, и к своему удивлению, начала узнавать некоторые. Вон, трясучник пышным кустом растет, а там – жабий глаз, и много кукушкиного семени, и даже заметила редкие и сильнодействующие девичьи слезы – из них готовили настойки от многих болезней, но лучше всего они помогали от проблем с пищеварением. Дана начала набирать по паре штучек каждого, чтобы показать спросить в монастыре местные названия.
В свое время, проходя обучение в школе магии, Дана подробно изучала травничество. Конечно, практики было маловато – она специализировалась на поисковой магии. Но травничество ей нравилось, преподаватели хвалили ее и даже советовали уходить в лечебную магию. Знания, полученные в школе, никуда не делись – она до сих пор хорошо помнила рецепты отваров и способы изготовления целебных – а иногда и не очень – настоев, технологию извлечения полезных веществ из коры, листьев, кореньев растений, превращение их в порошки и жидкости.
«Только бы мои познания в этой области не оказались столь же бесполезны, как и магия, которой я столько лет училась»
Вопрос был не острым. Дане предстояло здесь выживать, а это значит – надо было найти свое место. Не будут же ее сестры кормить вечно? Да еще с собакой.
Кстати, вопрос с мясом надо решать быстро. Пес не может сидеть на одной каше. Решено, завтра – в деревню, искать мясо. Какие-то монетки есть, может, этого и хватит. А дальше – видно будет. В конце концов, вокруг растет лес с волками, а значит, должна быть охота.
Зайдя в свой сарайчик, Дана тут же замотала ножны с мечом в половичок, заботливо расстеленный сестрами перед дверью, и спрятала свое сокровище в самый дальний угол сарая. Была бы она дома – наложила бы заклятие невидимости, а тут – без магии как без рук. Приходится прятать самое дорогое таким примитивным способом, словно белка – свои орехи.
«Хотя, что это я! – одернула себя Дана. – Была бы я дома, разве надо было бы мне прятать свой меч?!»
Она присела на жесткий топчан и приуныла. Хорошо, что ее никто сейчас не видит, подумалось девушке. А то потом было бы неловко перед знакомыми за свою слабость. Да и знакомых-то у нее особо и нет, только сестра Анна и матушка Марфа – вот и все ее «окружающие». Ах, да! Еще есть Колдун – властный дядька с замашками вождя, для Даны – вполне знакомый типаж, она на таких начальников еще в своем мире насмотрелась. Колдун пообещал ее найти. Зачем?
Дана встала и походила туда – сюда перед топчаном. А фиг его поймет, зачем. Может, отблагодарить хочет, а может – спросит, зачем это она его от смерти спасла. По своему опыту она знала, что от подобных людей лучше держаться подальше – их благодарности дорого обходятся тем, на кого они обращены. Вроде, и благодарит тебя такой человек, а на деле ты ему сам еще потом будешь должен.
«Может, это он в беспамятстве или от волнения сказал, – подумала девушка, – а потом выздоровеет, да и забудет обо мне».
Ладно, с этим она как-нибудь разберется, придет это Колдун или нет – пока рано об этом волноваться. А вот вопрос – куда она попала? – занимал девушку весьма сильно. Почему Лекс велел ей шагнуть в туман? Он знал, что это выведет ее в другой мир? Но если знал… может… он и сам тут бывал? А что, если…
Дана подскочила с топчана, на который в задумчивости присела, так быстро, что Край от неожиданности подпрыгнул на своем половичке вертикально вверх на всех четырех лапах и тонко залаял – от испуга. Машинально опустив собаке на голову свою руку, чтобы успокоить ее, Дана продолжала лихорадочно додумывать мысль, промелькнувшую только что в ее голове.
А что, если Лекс – сам из этого мира? А ведь это может быть! Магии тут нет – по крайней мере, той, которой владеет Дана. Ножи, вон, какие у них тут! Она видела на кухне в монастыре – одно загляденье, и это – у простых монахинь. И Лекс похожие делал, только не для приготовления пищи, а для военных надобностей, но металл очень похож – Дана в таких вещах толк знает. Так что же, выходит – она в его мир попала или просто вывалилась в неизвестное место и время, и будет тут жить теперь до скончания своих дней?
«Может, поискать этот самый туман и попробовать вернуться к себе, домой?» – мелькнула в голове шальная мысль.
Да где его найдешь, туман этот? Будет он постоянно в одном месте клубиться! Кабы так было, Лекс туда – обратно так бы и шастал, стал бы он в ее мире столько лишений терпеть, если бы была у него такая возможность! Нет, бегать за туманом – глупость, она не будет этим заниматься. И потом…
«Я тебя найду».
Он сказал это Дане в момент их расставания в королевском замке в Этерне. А это значит, что ей надо оставаться на одном месте и верить, что Лекс ее разыщет. Потому что он всегда держит слово.
Глава 3
– Впервые вижу такие деньги, откуда они у тебя? – игуменья Марфа подняла глаза на Дану.
– У моего отца были. Не знаю, где он их нашел, – очередной раз пришлось соврать девушке.
А что еще она могла сказать матушке? Что эти деньги чеканили в монетном дворе короля Дайна Геора Первого? И что подумает о ней монахиня? Хорошо, если спишет все на удар головой, а то и вовсе – решит, что Дана свихнулась. В ее ситуации только и остается, что выкручиваться, обрастая ложью.
– Ты вот что, – немного подумав, посоветовала игуменья, – не говори про отца в деревне. С тобой сестра Анна поедет, она скажет, что эти монеты – из монастыря, прихожане какие-то оставили.
– Так это же… грех? – удивилась Дана.
Про грех она уже знала лучше всего в этом мире. Потому что, с точки зрения сестер, все вокруг, что их окружало, практически, было грехом. Включая и мысли, чувства и даже многие самые безобидные желания. Дана внимательно слушала добрых монашенок, и только удивленно покачивала головой – она поражалась их силе веры.
– Грех будет, если в тайгу народ побежит – искать на месте погоревшего скита оставшееся золото. Тут такие страсти закипят, упаси, Господи. Сразу видно – старые монеты очень, может, царские или иноземные какие-то. Ясно же, что ни ты, ни твоя семья не путешествовали, привезти вы их ниоткуда не могли – не из-за какой угодно границы. Значит – хранили у себя все это время. Странно, что никаких знакомых надписей нет, ни года, ни происхождения. Но, похоже, золото. И две других, – монахиня сильно потерла в руках металлические кружочки, – серебряные. А медяшки – они совсем ничего не стоят, увы, девочка. Об этих красных монетках вообще можешь забыть.
«И на том спасибо! – обрадовалась Дана. – Куплю Краю курицу, ему на какое-то время хватит. А там и до леса, наконец, доберусь!»
– Народ в деревне небогатый, ты золотые монетки припрячь пока, – посоветовала матушка Марфа, – на две серебряных вполне можно пару-тройку кур обменять. Твоей собачке пока хватит. А дальше – Бог подаст.
«Ага, особенно мне. Так прям и отвалит мне на собачку по курице в день. Кушайте, не обляпайтесь».
Нет уж, вопрос кормежки Края она возьмет в свои руки. Вот только нога заживет еще немного, и Дана сразу же отправится в лес.
У нее, к сожалению, не было лука или самострела, и без него охота выглядела малоперспективно. К самострелу, который тогда привез им Лекс, она привыкла очень быстро и даже научилась неплохо с ним обращаться. Так что охота могла бы оказаться весьма перспективным занятием! Увы… ничего такого не имелось…
Но зато весьма обнадеживали слова сестер о лечебных травах. Монастырь весь год занимался изготовлением лекарственных сборов, а когда получалось – настоек. Их охотно покупали в деревнях в округе, кое-что даже удавалось сдать в окрестные города. Паломники, которых было не так много, как хотелось бы, тоже с удовольствием приобретали монастырские травы. Места тут были дикими, природа стояла нетронутая, чистые реки, большое растительное разнообразие – все это благоприятно влияло на интерес покупателей к продукции монастыря.
– Сестер молодых, к сожалению, уже у нас немного, – сетовала матушка Марфа, – совсем чуток изготовить травяных сборов только и можем, да и собрать-то – разве это же получится много? У нас столько работе в огороде, в саду, на кухне… Одних склянок надо сколько! Да и травы сушить негде – котла у нас нет, а с печным отоплением далеко не уедешь, морозы-то у нас – лютые, сама знаешь. Зимой только и выживаем, не до того нам, деточка.
Дана слушала и кивала головой. До дождей еще месяц – полтора, сказала матушка. А это значит, время у нее еще есть. Если поднапрячься, то можно еще успеть травы насушить. Авось, получится продать какие-то ее снадобья. Ведь ей просто необходимо научиться чем-то зарабатывать! Не идти же ей в телохранители? Кстати, а какое у них жалованье?
* * *
Деревенские даже не обратили внимания на телегу, в которой ехали три монахини из близлежащего монастыря. Телега докатилась до сельпо, и лошадь привычно встала на знакомой площади около высоких зарослей крапивы. Монахини слезли с телеги и направились к магазину – надо было закупить соли, муки и всяких мелочей для кухни. Последней с телеги слезла молодая послушница в платке, надвинутом на самые глаза. Она проследовала за сестрами в магазин и остановилась позади них, прислушиваясь к разговору.
– А кто это у вас – новенькая сестра, что ли? – приметила Дану крупная румяная торговка за прилавком. – Откуда же взялась такая? Недавно приехала, что ли?
– Это дочь Игната Семенова, из обрядников, – понизив голос, ответила сестра Анна. – Не всех их, оказывается, волки зарезали. Ее, видать, Господь спас, бедную душу. Сейчас у нас пока живет, а как дальше будет – Господь подскажет.
Сестры перекрестились, следом за ними – продавщица, и все посмотрели на Дану. Но она стояла, не шелохнувшись. С какой стати она будет повторять за ними непонятные движения? Если для нее они не имеют никакого смысла, то и времени тратить на это не стоит. А что они там себе по этому поводу думают – это их дело.
– У вас есть курица? – вдруг спросила та самая девушка, о которой только что шла речь.
– Ну, есть, – усмехнулась румяная тетка. – Тебе какую?
На прилавке под прозрачным колпаком лежали подозрительного вида тушки – куры не куры, и не цыплята, какие-то полупрозрачные с синим оттенком трупики.
– Вот эту, – ткнула рукой Дана в самую большую, – сколько стоит?
– А деньги-то у тебя есть, деточка?
– Н-нет, – немного запнувшись, ответила послушница.
– Ну вот, а спрашиваешь! Как же ты покупать-то будешь, коли денег у тебя нет?
– Наташенька, а вот у нас тут есть немного серебра, от паломников, – замявшись, вдруг произнесла сестра Анна, – курочка нам очень нужна. Не знаешь, кто в деревне нам это серебро на рубли обменял бы?
– Коли так, покажите, сестра, свое богачество! – заинтересовалась продавщица.
Сестра Анна протянула той тяжеленький серебряный кружочек. Та с любопытством посмотрела на металл, потерла его, затем бросила на весы.
– Десять грамм! Однако! Это монетка или что?
– Не знаем, Наташенька, паломники подали, сказали – на богоугодные дела. У нас их всего-то две и есть. Матушка Марфа йодом на нее капала – сказала, точно серебро. Без обмана.
– А ну, погодите, сестры, я мигом! – бросила из-за прилавка тетка, поправила свой передник и скрылась за занавесками.
– Вот что, – быстро вернувшись, сказала Наташа, – зайдите к Волосюку, в третьей избе от магазина он живет. Он мужик зажиточный, наверняка поменяет вам серебро. А мне оно ни к чему – стоит оно немного, но у меня и того нет. А получите деньги – приходите за курочкой, я вам самую лучшую свешаю.
Волосюк смерил сестру Анну и Дану хмурым взглядом. Дверь в дом приоткрыл ровно настолько, чтобы самому выйти, но что там внутри – ничего не разобрать.
– Что надо?
– Нам бы серебро обменять, продукты хотим купить для монастыря, – пояснила монахиня. – У нас немного, двадцать грамм всего, но деньги очень нужны.
– Серебро? Зачем мне? – мужик сделал движение захлопнуть дверь.
– Нам очень нужны деньги, это на богоугодные дела! – вдруг звонким голосом произнесла Дана. – Вам воздастся!
Так всегда говорили священники в ее мире, когда просили денег у прихожан. Вряд ли схема воздействия на верующих как-то принципиально здесь отличается.
Краем глаза она увидела удивленное лицо сестры Анны – та, видимо, впервые услышала так много слов за один раз от молчаливой до сего момента обрядницы.
– Ладно, – буркнул мужик, – заходите в светелку. Да потише, у меня внук болеет.
В комнате гостьи выложили на стол два кружочка серебра.
– Здесь двадцать грамм. А нам очень нужно кое-чего купить.
– Идет, – кивнул головой Волосюк. – Сейчас деньги принесу.
Он вышел из комнаты, оставив гостий в одиночестве. В наступившей тишине Дана услышала тяжелое дыхание ребенка за стеной. Она развернулась и шагнула к двери, ведущей в спальню. Слегка толкнув ее, девушка увидела кровать, на которой сидела молодая женщина и обнимала малыша лет четырех-пяти, мечущегося в жару.
– Что с ним?
– Не знает никто, врач говорит, инфекция, – жалобным голосом зашептала женщина, – никакие лекарства не помогают! Уже и в больнице были, а жар так шпарит, горит мой ребеночек… Ой, горе, мне, горе! – заплакала молоденькая мамаша, уткнувшись в горячее тельце сына.
Ребенок закапризничал и начал вырываться из рук матери.
– Можно?
– Конечно, благословите его, матушка! – с надеждой обратилась к Дане мать.
– Я не монахиня, – покачала та головой, беря ребенка за руку. – Я только травы ведаю…
Маленькая лапка вся горела огнем. В груди ребенка бушевал огненный вулкан – вихрь раскручивался так сильно, что еще немного – сердечко, казалось, сгорит в его жаре.
Дана нахмурилась – болезнь сидела глубоко внутри, там, где воздух соединялся с кровью и окрашивал ее в алый цвет. Чернота от заразы уже начинала расползаться шире, грозя перекрыть ребенку доступ к воздуху.
«Почему же здешние целители ничего не видят? – удивилась про себя Дана, отпуская руку мальчика. – Ведь ясно же, что они многое умеют!»
– Все в руках Божьих, – произнесла Дана фразу, которую часто слышала от сестер.
Она выскользнула обратно в горницу, как раз в тот момент, когда туда же зашел хозяин дома. Он молча протянул сестре Анне какие-то бумажки, при этом, пристально глядя в сторону Даны.
– Вот, хватит вам на несколько кур.
– Благослови тебя Господь, – кивнула в знак благодарности сестра Анна. – Пойдем, Дашенька…
– Постойте, – неожиданно сказал мужик. – Если вам так нужны деньги, я бы купил у вас вот этот нож.
Он кивнул головой на пояс Даны – у обрядницы на зачиненном в монастыре широком кожаном поясе висел солидный нож в удобных ножнах.
– Я хорошо заплачу – такой нож немало стоит, – добавил Волосюк. – Ну, что?
– Нож не продается, – спокойно ответила Дана. – Спасибо за деньги, нам этого хватит.
– Как хотите, – пожал плечами мужик, теряя интерес к посетительницам, – я хотел как лучше.
– Хочешь как лучше – приходи вечером в монастырь.
На эти слова с удивлением обернулись двое – хозяин дома и спутница Даны, сестра Анна.
– Это зачем?
– Попробую вылечить твоего внука. Если успею травы собрать и сделать лекарство – вечером сможете уже его напоить.
– А поможет? – с надеждой на лице метнулся к ней мужик.
– Обещать не могу, но хуже не станет, это точно. Только…
– Что надо, говори? Я все сделаю, один у меня внук, не могу видеть, как он болеет!
– Вино крепкое надо, самое крепкое, какое найдешь.
– Это что за вино такое? – не понял Волосюк, оглядываясь на монахиню. – Самогон, что ль?
Та с удивлением пожала плечами.
– Гореть должно, – пояснила Дана, – достанешь?
– Это она про спирт, – догадалась сестра Анна.
– Господи, да у меня этого добра – залейся! Я тебе хоть бочку принесу!
– Вот бочку и принеси, – подловила его на слове Дана.
У нее столько планов на осень, что бочка крепкого вина или, как он там сказал – спирта? – не помешает.
Мужик яростно закивал головой.
– Еще что?
– Сахару чистого, без примесей чтобы…
Монахиня с хозяином дома удивленно переглядывались, с трудом разбирая, что говорит Дана – какие еще такие примеси?
– … Склянки чистые разного размера, с пробками, чтобы закупоривались хорошо, пергаменту или бумаги плотной, чистой тоже… Да! Меду, если есть! И процеживать чтобы – ткань чистую мне надо, плотную. Сестра Анна, – обратилась Дана к монахине, – ступка в монастыре есть? А весы? А выпаривать получится?
– Получится, деточка, получится! – покосилась сестра Анна на Волосюка, – у вас ведь найдется самогонный аппарат? У нас телега тут стоит, у магазина…
– Да я… да я прям щас побегу все собирать! – засуетился мужик. – Я потом сразу к вам, в монастырь…
– Сразу – рано, мне еще трав надо успеть набрать и приготовить их. Приедешь раньше – будешь потом под стенами сидеть, ждать. Вечером, сказала же.
– Ага, понял. Ты, это… если хоть даже просто попробуешь ему помочь – я тебе по гроб жизни буду благодарен, ты это… звать-то тебя как? – вдруг вспомнил дядька.
– Даной, – коротко ответила девушка и вышла на улицу.
* * *
Край облизнулся и счастливо повилял хвостом. Кусок куриной грудки пес не съел – всосал в себя, практически не жуя.
– Хорошего понемногу, – покачала головой Дана, вытирая пучком травы свой нож, – еды у нас мало, а кушать хочется постоянно. Придется тебе потерпеть, пока мы не разбогатеем. А теперь – в путь!
Сестры уже забрались в телегу, надо возвращаться. По дороге она сойдет и поищет нужные растения – кое-что она уже видела, когда ходила искать свой меч. Повезет – наберет полный список, и тогда к вечеру сделает первую настойку.
«Времени, конечно, маловато, – озабоченно думала девушка, трясясь на каждой кочке по дороге в монастырь, – приличную вытяжку надо как минимум дня три делать, а то и месяц. Но ребенок очень плох, надо рискнуть».
Не доезжая до монастыря, Дана рассталась с сестрами, предварительно договорившись, что они подготовят ей место для работы на кухне к тому моменту, когда она вернется.
Слово свое она сдержала не сполна – первую вытяжку удалось сделать только ближе к ночи. Да и то только потому, что в монастыре был очень эффективный очаг – можно было регулировать огонь по своему желанию. Сестры сказали, что таким огнем они пользуются редко – потому что дорого, а чаще готовят в печи, но ради лекарства разрешили Дане потратить драгоценное топливо. Игуменья Марфа и еще другие сестры периодически заглядывали к Дане справиться – не надо ли помощи? Та молча мотала головой и опять занималась подсчетами, что-то толкла в ступке, мелко резала ножом корешки, отмеряла спирт, отсыпала сахар.
А затем пришло время позвать на помощь монахинь. Самогонный аппарат водружали молча, быстро и торжественно – сестры в этом деле разбирались неплохо, хоть и никогда самогоноварением не занимались, но для выпаривания сей агрегат использовали в былые времена нередко. Дана молча наблюдала за тем, как создается диковинная конструкция и запоминала подробности. В принципе, у них в аптекарском деле существовало примерно то же самое.
«Значит, не так уж далеко они от нас и ушли», – сделала вывод девушка.
Уже на небе зажглись звезды, когда она, еле живая от усталости, вынесла банку с лекарством в монастырский двор. Мужик немедля подлетел к Дане:
– Готово?
– Вот, этим поить на ночь, а потом утром. Полстакана, не меньше – вливайте, как хотите. Мальчик заснет почти сразу, – предупредила она, – ночью жар спадет, меняйте ему постель, держите в сухости. Понял?
– Понял.
– А этим сейчас разотрите грудь, спину и ножки, – протянула она вторую баночку с какой-то густой жижей. – И ночью можно повторить для верности. Не перепутай банки-то, понял?
– А… а утром что?
– А утром я приду, – коротко ответила Дана. – Ну, иди, времени нет, – она развернулась, чтобы уйти.
– Спасибо тебе… Меня, это… Иваном зовут, – зачем-то представился он, – внука в честь меня назвали, стало быть…
Обрядница даже не обернулась на слова благодарности – молча закрыла за собой тяжелую, старую дверь, оставив растерянного мужчину одного на улице.
«Вот ведьма!» – растерянно пробормотал Иван, потом спохватился и побежал со двора к мотоциклу, на котором прикатил еще часа три назад, почти не надеясь, что эта странная девица, действительно, сделает лекарство для его внука.
Дана стояла за дверью и слышала, как он ее обозвал. Слабая улыбка скользнула по губам уставшей девушки. Когда-то в прошлой жизни, ее называли «госпожа маг», а теперь она поменяла «профессию» – стала ведьмой. Ее карьера развивается или идет вниз?
