Александр Коц
500 дней поражений и побед. Хроника СВО глазами военкора

16 марта 2022. Память Лютежского плацдарма–1943

«Село находится над поймой реки на высоте свыше 50 метров и было сильно укреплено врагом. Кровопролитные бои шли и южнее Лютежа, где противник ввел в бой танки…»

Воспоминания участников операции по форсированию Днепра и освобождению Киева сегодня читаются как современные сводки с фронтов. Бои идут там же, где в 1943 году деды и прадеды нынешних бойцов российской армии били фашиста. С той лишь разницей, что сегодня одна из группировок армии РФ идет к столице Украины с западной стороны. А населенные пункты – те же: Лютеж, Синяк, Старо-Петровцев. Именно на Лютежском плацдарме почти 80 лет назад ценой тысяч жизней советских солдат решалась судьба Киева.

В тех далеких атаках, когда батальоны форсировали Днепр и вгрызались в землю, чтобы расширять плацдарм, участвовали, конечно, и предки солдат ВСУ. Но потомки удивительно быстро забыли их подвиг, запретили Знамя Победы, «декоммунизировали» генерала

Ватутина, освобождавшего город, и развешали на улицах таблички с именами нацистских коллаборационистов.

Сегодня боевики нацбатов и армия Украины сидят на тех же позициях, что и фашисты 79 лет назад.

– Это очень мощные укрепрайоны с подземными сообщениями, с мощными бетонными стенами, – рассказывают российские десантники, участвующие в наступательной операции. – В некоторые ниши под землю могут уходить сразу по четыре единицы техники. Когда начинается обстрел, они просто прячутся, потом вылезают и бои разгораются снова. Но ничего, если в 1943-м как-то справились, то и сейчас сдюжим.

Из архивов для российских военных подняли схемы расположения фортификаций Лютежского рубежа, по которым командование, опираясь на разведданные, планирует наступательную операцию на этом участке.

Накануне десантники захватили опорный пункт националистов и иностранных наемников на подступах к Лютежу – в городке Гута-Межигорская. В качестве трофеев им достались 10 американских противотанковых ракетных комплексов «Джавелин», один из которых я и верчу в руках на пункте управления, куда доставили ПТРК. Массивный опломбированный контейнер, внутри – сама пусковая установка, которая удобно ложится в руки и доступна оператору даже с самыми средними физическими данными. Как и другое трофейное оружие, этот ПТРК будет передан подразделениям армии ЛДНР.

– На одном из участков нашим подразделениям удалось форсировать реку Ирпень, – говорят офицеры, снова называя топонимы из боевого прошлого. – Закрепились на том берегу, будем расширять там плацдарм. Сейчас артиллерия работает в их интересах.

Вместе с бойцами выезжаем на позиции. В считаные минуты десантники разворачивают батарею 122-мм гаубиц Д-30.

– У них на том берегу постоянно находится дежурное артподразделение. Под них работает американская система контрбатарейной борьбы, – поясняет сопровождающий офицер. – Очень бы-

стро и четко определяет, откуда мы стреляем. И тут уже настоящий спорт – кто кого обгонит. Пока счет в нашу пользу.

На горизонте в небо поднимаются черные клубы дыма. Кажется, они никогда не рассеиваются. По ним легко определить направление на аэропорт Гостомеля. Уже три недели десантники держат там оборону под постоянным артиллерийским обстрелом. Каждый метр аэродрома пристрелян, и парни просят лишний раз к ним без надобности не приезжать. Каждый визит провоцирует украинскую артиллерию на новые залпы.

– У противника – минометы, реактивные системы залпового огня «Град», а также западные образцы артиллерийского вооружения, например гаубицы хорватского производства, – говорит командир гаубичного взвода старший лейтенант Павел Пономаренко. – Ну и самодельные устройства на базе пикапов. Это реактивные системы и минометы. Много добровольных батальонов из числа «партизан» заходят с леса, с тыла, и ведут огонь. Приходится постоянно перемещаться. На одном месте не сидим.

Павел выучился на артиллериста в учебном центре в Тольятти, окончил его в 2014 году. Служил на Северном Кавказе, затем перевелся в ВДВ. Сейчас служит в артиллерийском полку 106-й гвардейской воздушно-десантной дивизии в Наро-Фоминске.

– Дома ждет кто?

– Жена. Аня, привет, я тебя люблю!

Расчеты готовы, звучит команда: «Беглым, огонь!»

Огонь ведется не более пяти минут и заканчивается так же резко, как начался. Бойцы быстро складывают гаубицы и цепляют их к подъехавшим грузовикам. Кажется, артиллеристы со своим железом готовы к перемещению быстрее, чем мы, журналисты.

Уезжаем вслед за колонной, не дожидаясь ответного огня. Навстречу идут колонны с танками и крупнокалиберной артиллерией – на Лютежский рубеж.

20 марта 2022. Зачистка

Украинское село производит гнетущее впечатление. Нет, я знаю, что и российская деревня не создает ощущение сытой Швейцарии, поездил, имею представление. Но когда ты входишь в очередной поселок под Киевом, сложно отделаться от ощущения, что это резервация для очень бедных, бесправных и абсолютно равнодушных к благам современной цивилизации людей. Жидкие заборы, хлипкие покосившиеся хибары, серые жители в страшном и рваном тряпье, допотопные «Жигули» с еще советскими номерами, на которых ездить – не дальше соседней улицы, скудные огородики…

– Село, хоть и под Киевом, умирает, – констатирует жительница деревни Кочалы Наталья. – Его убил дорогой газ. Если бы не корова, пошла бы по миру.

Она сидит на завалинке у своего дома с тремя немолодыми подругами и с улыбкой наблюдает за работой российского Специального отряда быстрого реагирования, который дом за домом проверяет поселок. Хоть какое-то «развлечение». Последние три недели здесь не было электричества. А значит – ни света, ни связи, ни телевидения, ни Интернета.

В это трудно поверить: люди вообще не представляют, что происходит на планете. Прежний мир рухнул в мгновение, потом появились украинские военные, вытащили все продукты из магазинов, затем волонтеры привезли польскую гуманитарку, которой забили весь актовый зал начальной школы…

Горы ношеного тряпья до сих пор валяются невостребованными – у сельчан совершенно другие нужды.

А теперь вдруг появились «космонавты» с другой планеты – в полной боевой выкладке и с георгиевскими лентами везде, где их можно наклеить: на рукавах, на каске, на груди… В наступательной операции на Киев участвуют разные ведомства. Связь связью, но элементарные опознавательные знаки «свой – чужой» никто не отменял. Не праздный символизм.

В поселок Кочалы я заезжаю с СОБРом вслед за штурмующими частями. Сначала взвод спецназа выбивает с первой улицы роту противника. Затем, для острастки, по деревне проходят три танка, не встречая сопротивления. За ними – мотострелки на шести БМП. Задача идущей следом Росгвардии – проверить каждый дом на каждой улице на предмет отставших от отступающих частей украинских солдат.

В бронированных капсулах «Уралов» въезжаем на первую улицу. Где-то под селом падает полпакета «Града», сотрясая землю, а вместе с ней и многотонный грузовик. «К машине!» – командует старший, когда шум разрывов снаружи стихает.

Бойцы высыпают из бронекапсулы, занимая круговую оборону. Мотострелки уже оформляют новую линию обороны за поселком, а СОБР должен удостовериться, что в населенном пункте не осталось противника. При этом попытаться не настроить против себя местное население, для которого этот десант такой же внезапный, как первый снегопад для коммунальщиков.

Перемещаясь в боевом порядке, прикрывая друг друга, бойцы заходят в первый двор. Отрывистые команды, одиночные выстрелы, ощущение съемок киношного боевика, в котором, впрочем, реальная опасность исходит из каждого окна – мирные дома были превращены в огневые точки. Ловлю себя на мысли, что еще совсем недавно (хотя на самом деле – более 20 лет назад) освещал подобные «спецмероприятия» в Чеченской республике. И тогда в душе не было никакого диссонанса. Все было ясно: с одной стороны – наши «федералы», с другой – террористы. Только тогда это называлось «зачисткой».

Сегодня парни из Смоленска ПРОВЕРЯЮТ, а не зачищают село на предмет укрывающихся бойцов ВСУ, националистов и добровольцев из тербатов.

В центре села стоит памятник погибшим во время Великой Отечественной войны сельчанам, здесь каким-то чудом не успели вымарать историческую память. Видно, что на фронт уходили семьями – по четыре-пять одинаковых фамилий. Отцы шли защищать свою землю вместе с сыновьями. Показательная деталь – в населенном пункте нет ни одного монумента памяти «загиблым» в АТО.

Пошла зачистка

Хотя в более крупных поселках мемориальная доска обязательно присутствует на школе или здании администрации. Восемь лет украинцев переформатировали, выставляя героями тех, кто держал в блокаде Донбасс, обстреливая его из крупнокалиберной артиллерии. Я видел такое в Косове, где в бывшей колыбели сербского православия на каждом углу вкорячивали памятники исламским боевикам – мясникам-албанцам из Армии освобождения Косова. Постепенно они стали частью привычного «пейзажа».

«Прилет!» – кричит старший группы. Все падают на землю лицом вниз. Разрыв метрах в трехстах. Противник совсем близко, на расстоянии минометного удара. Между звуком «выхода» и грохотом «прилета» – не больше пары секунд. Местные к этим звукам за пару недель успели привыкнуть и, в отличие от российских бойцов, неоправданно беспечно игнорируют разрывы. Они уже экстерном прошли стадию привыкания к боевым действиям, за которой остается нездоровый фатализм. Жители Донбасса могут многое рассказать об этом «синдроме».

– А куда мы уедем, – произносит знакомые слова женщина в очередном доме. – Дети с внуками в машину влезли, а мы уже нет.

#Они на Западную Украину уехали, а мы тут остались. Не знаете, за газ долги будут прощать?

Уходя, украинские войска используют тактику сожженных мостов, уничтожая объекты критической инфраструктуры – электро- и насосные подстанции. Все это для того, чтобы сделать жизнь в поселках непригодной для российских военных. Которые, впрочем, вполне автономны. И делятся своей автономностью с местными жителями. Где-то – сухпайками, а где-то – дизель-генераторами. Освобожденные населенные пункты нуждаются в срочной гуманитарной помощи. А пока ее нет, проблему пытаются решить военные. Местные жители постепенно перестают их бояться и налаживают контакты.

Растерянного пожилого мужчину я встретил на окраине поселка.

– Сидел в хате, вдруг на меня обвалился потолок, страшный удар, и я потерял сознание. Вылезаю из обломков – другой взрыв, снова отключился. Выполз на дорогу – третий взрыв. Очнулся, когда меня уже люди подобрали. Сейчас полуглухой, себя плохо слышу.

Владимир Бречко приехал из Бородянки к родственникам. Там его дом попал под удар украинских реактивных систем залпового огня, которые пытались накрыть российскую колонну. В Кочалах у него теперь тоже жилья нет. Как и в Бородянке.

– Теперь не знаю, куда податься. Пойду по людям проситься на ночлег…

26 марта 2022. Гостомельские богатыри

– Все делаем быстро – подъезжаем, выпрыгиваем из машины, скатываемся в бункер, – инструктирует провожатый.

За окном просвистывает указатель «Гостомель». Стремительно проносимся вдоль знакомого по Донбассу «пейзажа». Изуродованные снарядами деревья, искореженные здания аэродрома, вывернутые металлом наружу ангары, разбитый минометами асфальт…

#Машины резко тормозят у бомбоубежища, и мы быстро спускаемся вниз.

Да, умели в Советском Союзе готовиться к ядерной войне. Добротный бункер с целой системой помещений раскинулся под аэродромом центра Антонова. Чем только ни пытаются весь месяц пробить эту подземную цитадель украинские артиллеристы – бесполезно. Здесь и обитают последний месяц настоящие былинные герои Специальной военной операции – десантники, высадившиеся здесь, в глубоком тылу противника, под самой столицей, в первый день конфликта.

– 24 февраля мы загрузились в вертолеты, на подходе по нам работали ПЗРК, крупнокалиберные пулеметы, – вспоминает один из офицеров. – Но перед нами шли боевые вертолеты, поэтому высадка прошла нормально. После захвата аэродрома сразу начался артобстрел из минометов, а к ночи пошли в наступление пехотные подразделения. Плюс их авиация – вертолеты, самолеты. Обстрел не прекращался. Но у нас все нормально было спланировано, все атаки были отражены. Да, были небольшие потери, но у них их было значительно больше. Через двое суток подошли наши колонны, здесь была создана группировка, противник был отодвинут. Никакого окружения нет, нам регулярно приходят письма из дома, посылки, личный состав выезжает передохнуть в Белоруссию.

– Вы ж не первый раз «замужем», есть тут какие-то особенности у противника?

– Здесь помимо регулярных формирований по нам действуют нерегулярные. После захвата пленных и досмотра убитых мы выяснили, что здесь есть иностранные частные военные компании, хорошо замотивированные, проплаченные, подготовленные и действуют из населенных пунктов. Ставят минометы во дворах, РСЗО и работают из мирного сектора. Мы стараемся обойтись минимальным ущербом и мирному населению оказываем помощь.

Александр не говорит, но я знаю, что основные силы должны были подойти по земле через несколько часов после их высадки. Но встретили ожесточенное сопротивление со стороны нацбатов и подразделений теробороны. В итоге десантники на аэродроме провели

двое суток в настоящем огневом аду, удерживая позиции. Это была беспрецедентная операция. Таких тактических десантов мы не осуществляли, пожалуй, с 1943 года, когда отряд моряков-добровольцев из 275 человек под командованием майора Цезаря Куникова высадился на занятом фашистами укрепленном побережье Новороссийска. Выбил немца из опорника, закрепился на плацдарме и в первую ночь отразил 18 атак. А когда стал иссякать боезапас, захватил арт-батарею противника и неделю отбивал врага, пока не подошли основные силы.

…На командном пункте кипит военная работа. На большие экраны выведена картинка с нескольких беспилотников, которые в режиме реального времени выдают местоположение вражеских орудий, в этот момент бьющих по аэродрому и передовым позициям десантников, ведущих бой в городе Ирпень. Топограф тут же снимает координаты и передает приданной дальнобойной артиллерии. Через считаные секунды снаряды перепахивают сначала батарею гаубиц, затем накрывают пару самоходных артиллерийских установок. Беспилотник отправляется искать новую «добычу». Никто не празднует и не ликует – боевая рутина.

Командир одной из групп ведет нас по своему расположению: «Здесь мы умываемся, тут спим, а это у нас баня, парилку сделали, сегодня, кстати, банный день». Из-под палатки с мощной буржуйкой, установленной в одном из помещений, идет пар. Где бы я ни встречал российских десантников – баня у них есть всегда обязательно. И если положено париться сегодня, то они будут делать это с богатырским спокойствием, невзирая на планы вражеской артиллерии.

Вылезаем из «бункера» во время затишья и короткими перебежками идем на «экскурсию». «Пристрелян каждый метр» – это не метафора. Мне показывали украинскую карту, на которой аэродром разбит по пронумерованным квадратам, все координаты известны заранее, украинцев реально готовили к войне. Кругом – груды сожженной техники – и нашей, и украинской, на взлетке – вертолет Ка-52, совершивший вынужденную посадку во время высадки. В дальнем ангаре видны останки самого большого самолета в мире – Ан-225 «Мрия». Это был единственный экземпляр, способный подняться в небо.

Все, что осталось от знаменитой «Мрии»

– В первые дни здесь шел мощный артобстрел, много техники мы успели сохранить, но часть была за этим ангаром, и ВСУ ударили туда, попали в «Мрию» и склад ГСМ за ней, – пояснил офицер-десантник.

Бывшие летчики «Антонова» рассказывали, что незадолго до конфликта Германия предлагала переместить самолет к себе, но Киев отказался. Сегодня группы энтузиастов на Украине выступают за учреждение международного консорциума, который бы воссоздал проект по документации. Впрочем, если она была на этом аэродроме «Антонова», то вряд ли уцелела в ходе обстрелов – украинские артиллеристы наверняка уничтожили ее вместе с «Мечтой» (укр. «Мрия»).

Чтобы у нас не возникло ощущение, будто российские войска на Гостомеле только и делают, что героически скрываются в бункере, ребята вывозят нас на позиции по периметру. Никогда бы не подумал, что БМД (боевая машина десанта. – Авт.) может развивать такую скорость. По взлетной полосе мы летели не менее 80 километров в час, глядя на поднимающиеся черные столбы дыма в районе города Ирпеня. «Броня» скидывает нас где-то на окраине у окопов и уносится в укрытие. Обитатели позиций встречают на удивление бодро – для людей, которые живут в окопах месяц.

Гостомель. Один из десантировавшихся в легенду

– Это укрепленная огневая точка. Тут позиция «Корда» (крупнокалиберный пулемет), здесь место для укрытия и отдыха личного состава, – показывает боец вырытую на глубине землянку и смеется, – довольно уютно.

– Как ощущение от противника?

– Подготовленный, нельзя его недооценивать. Артиллеристы бьют точно. Но настроение у нас отличное, все – контрактники, не первый раз в деле. Все взрослые мужики.

– Сам откуда?

– Из Ульяновска. Передаю привет детям, жене, маме, папе. Люблю, целую, ваш я.

…Сверху методично забахало – «это наши «Грады» по ним». Затем в воздухе зашелестело – «это САУ по нам». И никакой суеты, хладнокровное спокойствие гостомельских богатырей. Которые еще не знают, что вписали себя в историю настоящего русского воинства, наравне с Баязетом и Брестской крепостью или шестой и девятой ротами, если угодно.

Гостомель – это наше новое место силы, место русской воинской славы.

28 марта 2022. Вечернее видео

Смотрю вечером страшное видео: украинские военные измываются над ранеными российскими бойцами. Последний раз подобное видел в горах Чечни в Веденском районе во время второй кампании. Командир разведроты 119-го десантного полка показывал мне трофейную видеокассету, на которой боевики обезглавливали наших парней.

– Ты хоть своим бойцам это не крутишь? – спросил я его.

– Каждый раз, – ответил он. – Чтобы нюх не теряли и злости набирались.

Свидетельства обвинения

28 марта 2022. Стоп-кадр для трибунала

Если кому-то до сих пор не было понятно, против кого мы воюем и зачем сегодняшней Украине нужна денацификация и демилитаризация, пусть посмотрит видео, о котором я упомянул выше.

Страшные кадры для неподготовленного зрителя. Украинские военные измываются над ранеными российскими бойцами. Истекающие кровью парни лежат на асфальте, а озверевшие неонацисты ведут жесткий допрос, в процессе которого один из солдат умирает. На микроавтобусе привозят новую партию пленных, и им прямо на камеру сразу же, без разговоров, простреливают ноги. Чем закончилась эта экзекуция – неизвестно. Но ясно, что судьба пленных страшна.

Тот, кто следит за происходящим на Украине, вряд ли открыл для себя что-то новое. 8 лет я пишу и о тайных тюрьмах Службы безопасности Украины, в которых пропадают люди, и о нечеловеческих пытках «на подвалах» неонацистов, и о внесудебных казнях. Если кто-то раньше думал, что это – часть российской пропаганды, но теперь, глядя на методы украинских военных, и особенно – видео издевательств над пленными, любые иллюзии рассеялись. Этот кровавый конвейер давно и исправно работает на Украине, перемалывая несогласных и инакомыслящих. И ублюдки на видео ведут себя так, как привыкли.

Действующие лица уже установлены – это члены харьковской территориальной обороны, бывшие боевики нацбата «Азов» (запрещенная в России организация) Константин Немичев и Сергей Величко. Думаю, в плен их самих брать не будут…

5 апреля 2022. ИГИЛ^[1] украинского пошиба

Боевая машина десанта беспомощно уперлась в дорожный знак. Ее экипаж – несколько тел российских десантников – лежат на дороге

в лужах крови. Между ними вальяжно прохаживаются украинские силовики – то ли тероборона, то ли нацбаты. Снимают трупы на телефоны, зубоскалят, ухмыляются.

Один из наших бойцов дергается и хрипит. Его хладнокровно добивают выстрелами из автомата под довольные комментарии. Сначала я предположил, что хрип – следствие попадания пули в легкое. Но камера выхватывает одного из убитых. Белая повязка на рукаве, руки связаны за спиной. Точь-в-точь как на кадрах из Бучи, аналогичный почерк.

Они погибли не в бою. И не от пуль. Под каждым из десантников – большая лужа алой крови. Так не бывает после огнестрельного ранения. Скорее всего, они попали в засаду и были захвачены зверьем в военной форме. Об этом говорят связанные руки. И затем им одному за другим перерезали горло – хрип указывает именно на это.

Фиксирующие военное преступление ублюдки лишены рефлексии, стыда и моральных ограничений, которые отличают нас, людей, от террористического отребья, типа ИГИЛ. Такие же нелюди с повязками полицаев и шевронами дивизии СС «Галичина» 80 лет назад накалывали младенцев на штыки, ломали кость за костью партизанам, загоняли женщин и стариков в сараи, поджигая их и наслаждаясь криками ужаса.

Они гордятся своей инфернальной жестокостью, снимают видео, рассылают его друзьям, может даже родственникам: «Гляди, мам, какого гарного сынку ты вырастила. Я уже сам режу глотки». Интересно, что думает мама о своем чаде-душегубе.

И на этом фоне бородатый офицер-чеченец из Росгвардии (который, не сомневаюсь, может отрезать врагу голову) читает лекцию о дружбе народов батальону пленных украинских морпехов. 260 человек сдались накануне российским войскам в Мариуполе, зная, что их не будут истязать. Что их не расстреляют, им не перережут горло, их будут держать в тепле, кормить, подлечат при необходимости. И вернутся они домой к мамке раздобревшими и порозовевшими. В этом разница между нами – между людьми и обезумевшими животными-террористами.