Александр Календо
Формула Смолянинова. Берег Афины
С. – Мужчина так всегда любит и подразумевается, что это отношение и к живому человеку тоже?
А. – Разве нет?
С. – На прямой вопрос – прямой ответ: в данном случае – нет.
А. – Почему в данном случае нет?
С. – Я предлагаю вот что. Без всякого проектора: вспомните пожалуйста какое-нибудь высказывание героини, которое оставило след в вашей душе.
А. – Любое?
С. – Навскидку.
А. – Насчёт моих стихов. Что у меня лирика сильнее.
С. – А не хотите ли вы его – если не дословно, то близко к тексту воспроизвести?
А. – Я… не очень хорошо помню.
С. – Врёте.
П. – Свет… Я помню. Точнее, могу извлечь.
Кому: я
"Главный читатель получает удовольствие от чтения Ваших стихов.
Но лирика у Вас сильнее. Она какая-то пружинистая, упругая. Очень удаётся.
Остальным не хватает спонтанной эстетической энергии."
Lani
С. – Так почему вы не могли его воспроизвести?
А. – Потому что… Это её высказывание… Оно…
С. – Оно – ?
П. – Отстань, Свет.
С. – Не могу. Алекс, все ваши ощущения – в адеквате и полноте.
А. – Нокаут.
С. – Легче стало?
А. – Да, немножко. Нет, действительно легче. Почему?
С. – Потому что не врёте. Мужская потребительская модель, о которой вы тут заливали – враньё. Другое дело, что она работала – на протяжении многих поколений. Знаете, о чём ваш роман, Алекс? О том, что она перестаёт работать. Вы встретились с мощным творческим началом. Такого в земной женщине ещё не было. Обратите внимание, как слова в её тексте выстроены.
А. – Похоже на литературную критику. Она ГИТИС закончила – как театральный критик.
С. – Никакому критику так не сказать. Она видит то, что для обычного человека не будет образами – никогда.
П. – Слушайте, Алекс. Лирика – пружинистая, упругая. Дальше: "Спонтанная, эстетическая энергия." Себе доверяйте: не меняйте местами причину и следствие.
С. – Вам не потому всё чудесным кажется, что вы её любите. А вы её любите – потому что она невообразима. Вас нокаутировали – вы начали её любить.
А. – Павел, защитите меня от вашей подруги.
П. – Она права.
А. – Я знаю, что она права, всё равно защитите!
С. – А кто вас от самого себя защитит, от любви вашей, которой вы наполнены – до краёв? От того, что вам некуда будет это чувство – и себя – девать, если вы не изменитесь, от вашей духовной смерти – если вы останетесь прежним – кто вас защитит?
А. – Я. Вас. Услышал. Как. Мне. Быть?
П. – Ответить на вопрос, который задан уже давно. Что вы ей предложите?
А. – Книга – не в счёт.
П. – У неё могли быть миллиарды – с её олигархом. Ещё в России, как вам известно, она могла стать "подругой лидера" одной из политических партий.
А. – Вы всё знаете.
С. – Всё, что знаете вы.
А. – А почему она не согласилась ни на олигарха, ни на подругу лидера?
С. – Если вы ответите на этот вопрос, ответите и на тот. Угадайте её мотивы. То есть не её, а скрытой духовной сущности.
А. – Олимпийской богини, для кого "дни былой славы миновали". Видимо, дело в том, что они миновали.
С. – Ваша гипотеза: тщеславие?
П. – Он не поймёт: отсутствует соответствующий опыт.
А. – То есть вы имеете в виду не её здешние человеческие мотивы, а те, что принадлежат "скрытой сущности", старшей. Качественный переход… Но в данном случае: каким может он быть для того, кто уже на более высокой ступени, чем человек?
П. – Представьте себе, что вы – начальник, занимаете большой важный пост в некой организации, возможно, один из самых главных. Только одна проблема – это не самая большая организация, так, из средних. Тогда те, кто занимают меньшие посты в другой организации, более крупной, теоретически, со временем, могут вас обойти, даже если сейчас они намного ниже вас.
С. – Просто потому, что та организация крупнее, намного.
П. – У вас есть выход, он не очень-то приятен и симпатичен, но он есть. Вы можете уволиться из вашей организации и пойти в другую, большую, начать там с нуля и продвинуться далеко – настолько, как вам сейчас недоступно. Но такой способ требует изрядного мужества: нужно сломать себя. Если только вы не сделаете что-то такое, что позволит вам сразу занять высокое…
С. – Не самое низкое.
П. – Позволит занять приемлемое положение в Большой Фирме, чтобы ваше самолюбие не страдало.
С. – Древние божества вообще не проходят Энроф. В рамках особого статуса олимпийцам было дано это право, но поначалу никто не захотел.
А. – Не боги горшки обжигают.
С. – Данная пословица – как раз про это. У них особая роль, линия созидания: не предусмотрено постоянное развитие. Только с "укрупнением и слиянием фирм".
А. – Получается, что их прогресс и "карьерный рост" от них практически не зависит.
С. – Ну, вот вы и поняли.
А. – Но послушайте. А не могла она выбрать – если уж ей так приспичило рвануть вперёд и вверх – вообще иной вариант. Зазеркалье. Там-то ей уж наверняка сразу отвалили бы серьёзный куш. Не пришлось бы с "уборщицы" начинать.
С. – Мы не знаем её выбора. Подозреваем, что и она тоже. Как ни странно, многое связано с её восприятием мужчин. Можно, начальник?
П. – Валяй.
С. – Вы знаете, Алекс, в общих чертах, что такое спираль поля времени. При прохождении его кольца, или "реинкарнации" – в более привычной терминологии, происходит смена пространственно-временных качеств. Причём "пространственное" качество означает женское, а "временное" – мужское. Если вы развиваетесь, как обычная душа, регулярно проходя "утробу" – мир земной, то происходит…
А. – Смена пола.
С. – А если вы – сущность высшего порядка, божественного, и физический мир не проходите, ваше качество постоянно: вы – либо носитель женского качества, либо мужского.
А. – То есть, если она выберет штатное развитие в "Большой Фирме", она в следующей жизни станет мужчиной. И – пошло, поехало. А если – вариант, предложенный Зазеркальем – "Конкурирующей Фирмой", гендер сохранен.
С. – Мы получим ещё одного блестящего изощрённого противника, а они – блестящего изощрённого сотрудника.
А. – Вот это да!… И всё упирается в её мнение о мужчинах?
С. – Вряд ли ты захочешь становится тем, кого не ставишь высоко, о ком сформировал – на основании подробного и беспристрастного анализа – мнение, как о существе слабом и не слишком достойном.
А. – Кого ты победил. Ты же не захочешь становиться побеждённым. Вот теперь вы меня нагрузили. Если это только не моя фантазия… С другой стороны, ваша теория…
С. – Это не теория.
А. – Ваша… ваше описание объясняет, почему вы ещё здесь.
С. – В любом случае, вы ведь не хотите быть побеждённым, правда? Пойти в общий ряд – тех, кого она смяла – как ненужную обёртку от наскучившей игрушки. У вас – свои интересы, у нас – свои.
П. – Ответьте всё-таки, почему она не выбрала деньги или власть.
А. – Тоже игрушки. И тоже ломаются. Ей нужно, чтобы игрушка не сломалась.
С. – А когда игрушка будет настоящей?
А. – Чтобы… достоинство… чтобы к ней относились…
П. – Это сложно, Светлана.
А. – Конечно, у вас техника, вы с вашим ключом все мои образы прошерстили и на жёсткий диск занесли.
С. – Вот сейчас что вы сказали, автор? Остановитесь, подумайте: какое у вас было состояние, когда вы это говорили?
А. – Хорошее. А… Она ЭТО ищет? Творчество. Ну конечно. Хотя её олигарх писал стихи…
С. – Вы творили, Алекс, и неплохо, когда она взяла паузу. Следовательно, одним творчеством сыт не будешь, порой, и оно не причина для продолжения общения. Я спросила, какое у вас было СОСТОЯНИЕ.
П. – Алекс, разве у многих и многих мужчин, с кем она могла быть рядом, не было "творческой жилки"? Разве, чтобы сколотить миллиард или быть успешным политиком, не нужно её иметь? Но она не осталась с ними.
А. – Но тогда что?! Хватит загадок, я измучен уже!
С. – Вы сказали, что у вас было "хорошее состояние".
П. – Я пойду к водонагревателю. Если читатель ещё о нём не забыл.
А. – Самое время, Павел! Она меня замучает.
П. – В себя загляните, в своё настроение.
А. – Я тупой очень. Не повезло вам с напарником.
П. – Всё, что вы сейчас демонстрируете, доказывает, что нам повезло с напарником.
А. – Заглянуть в своё настроение… Хорошее настроение. Она ищет позитивную энергию. В яблочко. Всё. Премию и орден. Покрупнее.
П. – Вот она вам вручит: и премию, и орден.
С. – Вы сколько раз ревели в наших диалогах, какие последние письма ей написали? Просто образец позитива.
А. – Ну тогда я ещё не знал, что ей нужна позитивная энергия.
П. – Это всё объясняет.
С. – Переведите эти слова. Скажите вместо них: "положительные эмоции". Как будет фраза звучать?
А. – "Тогда я ещё не знал, что ей нужны положительные эмоции." Абсурд. Они всем нужны.
С. – Вот именно.
А. – Конечно, ко мне особые требования. У меня должна быть сплошная позитивная энергия, как у примера всех мужчин. А то реинкарнируешься – батюшки-светы, – кошмар-то какой. Возвращаю ордер на вселение. Переиграйте обратно, мне мой домик милее. Там, по крайней мере, солнышко по утрам в окно светит, птички поют. Тихо и спокойно.
С. – Максимальная искренность и минимальная спесь. Главный секрет – расслабляться не нужно, никогда, по крайней мере, когда вы с ней.
А. – А мужчина как раз и ищет женщину, с которой можно расслабиться.
С. – Наконец вы прозрели. Вы хотите предпочесть непредсказуемое существование с человеком, который не простит вам малейшего промаха.
А. – У меня нет выхода, Светочка. Я должен постоять за Светлый Мир и честь сильного пола. И не допустить усиления Зазеркалья. В одном флаконе.
С. – А если серьёзно? Одна ваша ошибка, один ваш срыв – и конец: вы – у разбитого корыта, того самого, которое золотая рыбка вполне в состоянии обеспечить.
А. – Вы всё знаете.
П. – Вы ответили правильно.
А. – Что вы хотите сказать?
С. – Знаем МЫ, дорогой друг, а не вы.
А. – Я увижу её?!
П. – Нужно прощаться.
А. – Нет. Ребята, пожалуйста. Нет. Светочка… Павел… Ещё чуть!..
С. – Вот что это такое, а? Детский сад.
А. – Это детский сад. Ну конечно, это детский сад. Не всегда получается… Ребята?.. ?!!
МЫ ПРИДЁМ. НЕ ГРУСТИТЕ, АВТОР.
***
Я теряю ощущение полёта,
выхожу из-под фантазии крыла.
Начинается неведомое что-то,
начинается война Добра и Зла.
Я на Станции
под облаками белыми,
на перроне поезд скоростной.
В нём так много красоты и смелости,
за спиною – жизнь
и дом родной.
Суета,
отчаянье,
неверие
застилали мне глаза,
как дым.
Мне всё кажется, что будет мир добрее.
Мне всё кажется, что буду я другим.
Ничего я не могу загадывать.
Будущее видится сейчас.
Провожают в путь меня два ангела,
чем-то так похожие на нас.
Столько с ними прожито и пройдено:
душ не знаю выше и честней.
Вся планета,
вся Земля – их Родина.
В этом их отличье от людей.
Диалогов шахматные партии,
вихрь строчек,
мысли торжество.
Я хотел бы к ним слетать
в Антарктику.
Только мне опять не до того.
Там у них снега
и ветра пение,
истин свет – привычно ледяной.
Сравниваю я свои стремления
с этой невозможной белизной.
***
Законов мало —
строгих и простых,
и ни один нам не переиначить.
Мне горячо от промахов моих
и холодно в предчувствии удачи.
Как мы торопимся,
сжигая жизнь,
в талантливой – за чем-нибудь – охоте.
Сейчас рванёт: вперёд и вверх – держись,
и кто там скажет, что за поворотом.
Мне никогда себя не победить.
Мне будет вечно вдохновенье сниться.
Но мне случилось хоть немного быть.
Но мне случилось перейти границу.
***
Чувств тетива сгибает лук
холодного рассудка.
Вот это – главное,
мой друг,
всё остальное – шутка.
Летит стрела – до вышины
и больше не вернётся…
Ты не забудь: приглашены
мы на открытье солнца.
***
Заключение
СТИХИ – 90-Е ГОДЫ ХХ ВЕКА.
Ты – всего лишь повод для стихов,
ты – всего лишь чудо созиданья.
Мир, сколь ни был бы он в целом плох,
допустил твоё существованье.
Допустил свет запрещённых гроз
по своей очередной ошибке.
Допустил – из будущего – мост
протяжённостью в одну улыбку.
Но ещё он разрешил глаза:
окна в неземное мирозданье.
То, что было разрешать нельзя,
если хочет уцелеть сознанье.
То, что мне никак не передать,
то, что тает на руке и в слоге.
Взгляд поймать. И целый миг летать
по идущей в Вечности дороге.
Миновав воздушные столбы
объяснений кстати и некстати.
Целое мгновенье без судьбы.
Вырванное из её объятий.
***
Я уже не хочу ничего:
обстоятельств, законов, советов.
Только дай мне понять естество
в мою душу вошедшего света.
Заглянуть за причину тоски,
беспричинной, склонившей, как ветер.
Может быть, твоей хватит руки:
не на знанье, так просто на веру.
Хватит линий и форм, что не лгут,
хватит кожи холодного солнца…
Только вера – опасный маршрут.
ни один проводник не возьмётся.
Я надеюсь ещё отыскать
в твоих мыслях, движеньях, поступках
объяснимую логикой часть:
объяснить – значит сделать доступной.
Только всё не умолкнет в ночи
моих образов медленный ливень.
Только то, о чём слово молчит,
Его смысл и рамки раздвинет.
***
Душа – в невидимом огне,
чьи искры – до небес взлетают.
И в чистой чуткой тишине
лёд глаз твоих плывёт и тает.
Пока ещё: из темноты
выхватывает солнце встречи.
Но по закону жанра ты
уедешь скоро и навечно.
Я – не умру. Но мне – не жить.
Меня голубит безнадежность.
Я б разорвал событий нить,
но в кровь она мне руки режет.
***
Поезд уходит дугою
за холмы, за холмы, за холмы…
А снег всё падает стоя,
туда, где ступаем мы.
Слишком дорог нынче покой.
Куда дешевле везенье.
Я ещё покуда с тобой.
Я ещё пока не со всеми.
Снег летит серебряной каплей
за чёрным седым окном.
И рядом с Офелией Гамлет.
А с Гамлетом рядом – никто.
Улетают, кружась, планеты
по велению тайных служб.
Ну и что, что я знаю, где ты.
Никуда я не возвращусь.
От забвения до обиды,
от обиды и до забвения,
то, что скрыто и то, что видно,
разглядим, если будет время.
Что сказать мне твоим глазам?
На часах – половина завтра.
Кто не смотрит на Небеса,
никогда не уйдёт со старта.
Не расправит крылья, как лист,
как смертельно уставшая птица.
И не ринется камнем вниз.
для того, чтобы не разбиться.
Острова плывут по весне,
открывая желаний двери.
Если ты не поверишь мне,
мне никто уже не поверит.
Если ты останешься ждать
недоступной прекрасной гостьей,
Дальний берег, что нам под стать,
Постепенно утонет в осени.
***
Всё изменится. Мир не окажется странным
за сплошной пеленой неотвязных забот.
И – багряными окнами – рваные раны
наконец-то сольются в горящий восход.
Распахнётся уставшее низкое небо,
и закружатся вихри в широкой степи.
И тяжёлые зёрна озимого хлеба
прорастут до земли, что пока ещё спит.
Всё изменится. Контуры старого дома
станут тоньше. Ржавея, рассыпятся в прах.
И войдёт в бытие, миражом незнакомым,
то, что я никогда не видал в миражах.
Всё к какому-то утру должно измениться.
После долгих ночей, отнимавших тепло.
И улыбок твоих белоснежные птицы
гордо лягут, над городом взмыв, на крыло.
Словно цепи: к ногам упадут год за годом.
И, вступая в огромный распахнутый круг,
за свободой, почти невозможной свободой,
мы увидим сплетение судеб и рук.
Успокоится Время. Мгновения встречи
уж не станут искать подтвержденья вины.
И эпоха – затверженной вкрадчивой речью
нам не будет шептать, что мы ей не нужны.
***
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ ТЕОРИИ. 2023 ГОД.
Обратимся к трём Силам, управляющим Миром.
Сила Разума – это сила пространства. Она определяет, насколько много идей, вариантов решения задачи, достижения цели, поведения, просто образов – появляется у вас в данный момент.
Сила Духа – это сила времени. Она определяет время решения задачи, то, сколько усилий в заданных конкретных обстоятельствах, в данном "месте", вы можете потратить на достижение цели. Сила Времени – это сила эмоций, сила действия.
Чтобы стало наглядней, можно использовать такую аналогию.
Предположим, вам нужно преодолеть препятствие, стену.
"Чистая" Сила Разума привязана к данной временной координате и востребует множество пространственных координат. Она, эта сила, немедленно увидит всю стену – каким-то мистическим образом – и все двери в ней. И – не тронется с места. Зачем? Задача решена, дальше неинтересно.
"Чистая" Сила Духа привязана к данной пространственной координате и востребует множество временных координат. Она, эта сила, подойдёт к стене в любом удобном, возможно, первом попавшемся месте, и начнёт её долбить. И будет долбить веками, пока не проломит, несмотря на то что дверь находится за углом.
Разумеется, у каждой из Сил есть свои замечательные достоинства и сокрушительные недостатки.
А теперь про Силу Любви.
Зачем нам куда-то идти, повинуясь Силе Духа? Зачем раскидывать варианты веером, практикуя нашу удивительную Силу Разума?
Кто задаёт нам Цель?
Цель задаёт более высокий уровень структурирования. В идеале – Самый Главный, Последний, Высший.
Сила Любви есть фактически то, что определяет единство: группы людей, нации, человечества, планеты, планетарной системы, Галактики – как кому повезёт.
***
Когда ты поднимаешься в ночи, то постепенно наступает полдень. И тот, кто за тобой идёт – молчит. А тот, кто впереди идёт – свободен. Когда минуешь горный перевал, со спуском вниз хлопот не оберёшься. Тогда лишь осознаешь, что устал. И то, что подниматься было проще.
Над перевалом – яркая звезда. За ним, в долине – жевуны Бастинды. Она – столь молчалива, как всегда. И, против ожидания, красива. Сколь облик свой ни прячь за шляпы край, сколь ни пытайся пасть в траву и росы, ты будешь выделяться, так и знай. Кто горы перешёл – тот выше ростом.
Тебе вершины белые под стать. А всякая фигня – неинтересна. Ты никогда себе не будешь лгать. Ты говоришь с людьми и пишешь песни. Соблазн тебя находит по следам. Выслеживает долго, спит на ветке. И бросится – вервольф, ни взять, ни дать. Да только промахнётся – миллиметром.
Ты был вверху. Ты видел небеса. Они намного ближе, чем считалось. Отныне ты так много можешь сам – прошедший лёд, к себе забывший жалость.
***
Вы помните "Преступление и наказание"? Предположим, помните. Я недавно пытался объяснить одной современной старшекласснице мотивы поведения Раскольникова. Прошло полчаса объяснений – и я сдался. Все прекраснодушные сентенции разбивались о стеклянную стену её жизненного опыта. По одну сторону были мы с Достоевским, по другую – она, существо 21-го века.
А как вы думаете: каковы мотивы Раскольникова? Вы-то уж точно знаете – скажите, почему он донёс на себя. Разумеется, следует вести речь не о том, почему он это сделал, а почему эта история выглядит правдоподобной. Она так давно уже в школьных учебниках от Рио-де-Жанейро до Санкт-Петербурга, что мы совершенно в неё уверовали. Поэтому договоримся считать её правдой.
Отчего же Родион ломанулся в полицию, когда всё было уже на мази? Если вы можете это кому-то доходчиво объяснить, вы крупный философ, знаете ли. Если – доходчиво.
Вот я и взялся.
Значит, он пошёл на каторгу, чтобы Соня его полюбила? Ни хрена себе! – виртуально полюбила, онлайн? Потому что оффлайн может не выйти. Хотя Родион парень и молодой, но каторга тоже не промах, и не таких укатывала.
Прежде всего: мы не будем звать Фрейда. Пройдёт совсем немного времени, и я объясню, почему. А сейчас напомню, что объяснение Фрейда, свёрнутое – по всем трём координатам – звучало бы так: "Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад". Конкретней: нам всем, и Родиону в том числе, вставили чип коллективного бессознательного. Когда и как вставили – на эту тему Психоаналитик произвёл горы слов. А его последователи – ещё больше. Но суть не меняется: мы, типа, зомбированы. Интересно, а если бы этого благообразного дядю прямо спросили бы: "Вы считаете, что Родион поступил неправильно? Понятно, что не надо было топором махать, но, уже отмахавшись – вот на втором этапе – неправильно? Раскаялся, зарёкся убивать людей, и – в новую жизнь с деньгами: так поступил бы чел без чипа, дядя Зигмунд, так поступили бы вы, дядя Зигмунд?"
Ух, он бы вертелся. Впрочем, сейчас он уже всё понял. Сейчас он бы просто молчал. Погрустнел бы – и замолчал.
Когда ребёнок делает что-то, например, берёт в руки чашку, сверху звучит голос взрослого: "Это ЧАШКА".
Если бы вам не сказали, ЧТО надо объединять, чашка никогда не появилась бы в вашем мире. Да, ничего бы не появилось. Вы были бы какая-нибудь самка богомола, у которой всё на инстинктах, и не надо ни на что заморачиваться – дёшево и сердито.
Весь процесс напоминает детскую песочницу с её оттисками формочек из чуть влажного песка. В песке, словно во внешнем мире, есть всё: автомобильчики, зайчики и самолёты – как потенция. И в то же время там ничего нет, пока малыш не совершит свой творческий акт: не выберет "форму для оттиска", данную другими людьми – её роль может сыграть звуковой образ слова – и не наполнит её собственной схемой действий. Он охватывает чашку руками, подносит её ко рту и наклоняет. Это и есть структура, которая теперь будет выделена из внешнего мира, обособлена. Причём исключительно посредством сигнала, пришедшего извне. Для слышащих детей это слово, для неслышащих или, допустим, для шимпанзе это может быть жест. Но в любом случае управляющий сигнал должен быть. И живое существо должно на него отреагировать.
А если оно этого не сделает – его базисный набор "знаний, умений, навыков" навсегда редуцируется. В любом случае приходится обходиться тем, что изначально задал Старший Разум – существа вокруг.
Настоящие "маугли" – не из книги Киплинга – никогда не улыбаются, не очаровывают белокурых красоток и не блещут благородством в обществе. Они не могут даже ходить. Я видел репортаж: несчастный парень передвигался на полусогнутых в тридцать два года, проведя первые пять или семь в волчьем логове в насквозь продуваемой казахской степи – он с трудом ходил на двух ногах, и то потому, что его очень просили. В любой момент он с удовольствием опустился бы на четвереньки и побежал, как ветер. Он не улыбался, как мы – повторюсь – но теми словами, которые выучил, он говорил о самом позитивном своём жизненном впечатлении из своего предыдущего звериного бытия. И это впечатление было вполне адекватно новому миру, наполненному иными смыслами до краёв.
Он говорил, что волчица его очень любила.
Представляете, что знали бы вы, если бы воспитывались не в Земном логове на обочине нашего родного Млечного Пути, а где-нибудь на третьей планете Бетельгейзе? Я тоже не представляю, но вряд ли вы нашли бы со мной общий язык. Вы с жалостью смотрели бы, как мой разум передвигается на полусогнутых по дорогам Галактического Логоса. И в конце концов махнули бы на меня рукой, потому что ничего уже нельзя было бы исправить.
Между прочим, в мозгу рождённого ребёнка связей на порядок больше, чем в мозгу взрослого: перед нами Хаос хаосов или же, наоборот, Порядок порядков. Так или иначе, он, по всей видимости, пригоден и для Земли, и для Бетельгейзе и даже – страшно сказать – для сияющих миров Арктура. В этом суть человека – запомните, пожалуйста, а то некоторые думают, что человек – продукция исключительно родной планеты; вы не представляете, какая это чушь! – тогда мы сидели бы на ней безвылазно. В крайнем случае, так и продолжали бы прибивать звёзды на небосвод тёплыми летними вечерами, сосредоточенно держа гвозди во рту.
***
Вы знаете, я так хочу домой. Из города постылого и века. Поговорите кто-нибудь со мной. Чтоб я в себе увидел человека. Поговорите на исходе дня, когда слова прозрачно невесомы. Когда мне суждено себя менять. Когда я далеко ушёл от дома.
История выходит из метро, постукивая дробно каблучками. И в сумочке – колода карт Таро. За пазухой – брелок, а, может – камень. Я должен это точно угадать. И выбрать приглянувшуюся карту. Ну а затем: какою будет масть, такой и жизнь… – комедия дель арте.
А где-то там, на склоне Дальних Гор, цветут сады, удерживая ветер. Ведут неторопливый разговор случайные попутчики в карете. Три темы – и двенадцать вёрст прошло, и всё – о смысле истин и пророчеств. Зайдёт Луна на огонёк в село, возница заразительно хохочет.
Я выхожу погладить лошадей и посмотреть в туман у края бездны.
Мой друг, так мир исчезнет тем скорей, чем более я сам хочу исчезнуть?…
***
ПИСЬМО. ИЮНЬ 2023.
Здравствуй, Стишинка.
Как называется канун Праздника? Сочельник, да? Или чистый четверг. Так вот, в чистый сочельник нашего грядущего Телефонного Разговора я решил тебе написать. Потому что иначе я просто лопну на этом телефонном разговоре – столько всего надо тебе сказать.
Главное – придерживаться фактов.
Началось всё с того инстаграммного происшествия. Что это было, не объяснишь? Нет, я не настаиваю, но интересно же ж. Некто на тебя подписывается, ты идёшь к этому некто и обнаруживаешь все признаки своей давней знакомой, включая дорожный указатель на английском… или на испанском… "вы покидаете Марбелью", что-то в таком духе, а когда ты пишешь этому некто, он исчезает с концами.
В общем, я тебе написал, и ты не отреагировала. И я вспомнил твоё не-реагирование. И махнул на тебя рукой. Рано или поздно у меня возникла полочка – в определённые моменты я наше общение на эту полочку кладу и задвигаю изданным в 2050-м году томиком моих стихов. Знаешь, со звездами-планетами такой?
А потом ты мне приснилась. Отметьте, пожалуйста, для протокола: я ничего для этого не делал. Ничто не предвещало, что Стиш будет сниться.
Я помнил этот сон, естественно. Пару часов. Потом улетучилось. Но стих остался. Я его в конце приведу. Только ты умеешь мне сниться. Во всяком случае, таким образом – совершенного безоблачного счастья, в котором родство с тобой – за гранью всего, единственный случай на Земле, на моей Земле.
Сны знают всё. Это спойлер.
Спустя пару недель я выложил книжку в сеть, и решил тебе сообщить. Ты мне ответила.
"К творчеству и таланту отношусь (всегда) с уважением!
Привет, писатель."
Надо сказать, у тебя письма всегда двух типов. С-тип – и Д-тип. "С-" – это супер. Это было письмо С-типа.
Наверное, ничего особенного в твоих строчках не было, но у меня ассоциативная зависимость, как у алкоголика в завязке, и мне достаточно одной рюмки.
Я тебе пишу: давай поговорим в Телеграме. Разговор будет спокойным и холодным по форме – как ты любишь, и совсем не холодным по содержанию – как я люблю. Ты мне отвечаешь.
"А давай… дерзко разломаем мир пополам!
Пусть читают."
Вот это – письмо Д-типа. Человека спрашивают: какого цвета занавески на окнах? Он заявляет: вчера был дождь. Косит под деменцию, типа.
Я звоню тебе в субботу вечером. Ты берёшь трубку, я слышу твой голос, мы договариваемся на понедельник перенести. Сколько мы проговорили? – 1 минуту 23 секунды.
Мне хватило.
С первого мгновения я почувствовал встречный ветер, такой мощный, ровный, что не мог удержать направление беседы. Диалог – это движение, шаги друг за другом, и если тебе навстречу дует ураган – …ммм, метров тридцать в секунду, не можешь идти прямо. Шатает из стороны в сторону. Я слышал собственный голос. Точнее, начал понимать, осознавать свои усилия говорить. Как будто себя со стороны наблюдаешь, не очень приятное ощущение.
Твоя энергетика. Это было абсолютно неожиданно, страшно и отчасти забавно. Такого эффекта не могло, не должно было быть. Во всяком случае, со мной.
Известно ли тебе, что я не могу носить часы: стрелочные, механические? Они перестают ходить, дней через пять-семь после того, как я их надену. У меня небольшая горка таких мёртвых часов, включая швейцарские самозаводящиеся, которые мне подарили и дважды проверяли на стенде – из-за остановки на моей руке. Да и без всяких часов – что я, себя не знаю. Чтобы меня кто-нибудь мог сбить с присутствия духа – исключено. Я проверял себя в самых разных ситуациях. Я способен засмеяться в лицо палачу и сказать ему пару слов – так, что у него холод пойдёт по позвоночнику.
И я ни разу не встречал чего-то подобного твоему стилю.
Давай будем существовать вместе, совсем близко. И дело не только в том, что я чувствую себя живым рядом с тобой. И не в том, что я могу всё тебе сказать, никому даже десятой доли не могу сказать того, что – тебе. И не в том, что ты меня оплодотворила, и я начал творить. Меня много кто оплодотворял. Извини, но это правда. Афродита тоже оплодотворяла.
Да не про то ты думаешь. Секс – ничто по сравнению с духовным воздействием. По сравнению с духовно-сексуальным воздействием – так вернее.
Давай начистоту: после стихотворения тебе я написал стихотворение ей. Но это было до нашего с тобой телефонного разговора. И потому не считается. Но ей стих тоже приведу. Пусть читают.
Скажи, пожалуйста, с какого места ты поняла, что данное письмо тебе ещё кто-то будет читать?
Не думай, что я с тобой связался, чтобы себе дозу творчества вколоть. Это так не работает. Как я мог это предвидеть? – подумай сама – никак.
Объясняю подробно. По-научному.
Как только нечто обретает свойство передаваемости другим, оно начинает существовать. Помнишь: "Место обитания разума – другие разумы. Место обитания души – другие души". Но в этом процессе есть одна деталь, которая до сих пор ускользала от моего внимания. Начинает существовать то, что мы можем передать – куда? Сейчас 4.35 утра. Я сижу и бью по клавиатуре. Куда я передаю? На уровень носителей данного языка? Человечества? Планетарный, Планетарно-системный или Галактики? С каждого уровня своя программа действует, я об этом две книжки написал. В общем, куда-то Туда, в Высшие Сферы, я передаю. Ты в меня за это – за то, что сподвигла – камень бросишь? Не надо. Вот сюда положи его, пожалуйста, аккуратно, к механическим часам.
Моё отношение к тебе пробивает белые облака, как острый пик семитысячника. Оно уходит к разреженному воздуху, к фиолетовому небу, где видна каждая звезда, потому что атмосфера и все её туманы ничего не искажают. Земные мелочи остаются далеко внизу.
Я могу теперь туда подняться. Я могу там дышать. Должен извиниться, что не раньше. Ты слишком высоко забралась.
Осталась ли Афродита в земном мире? Я никогда тебе не врал. Видишь ли… она на соседнем семитысячнике. Вы все на семитысячники перебрались, когда вас с Олимпа попросили.
Совершенно откровенно. Она прекрасна, видит Бог. Это было бы исключительное чувственное наслаждение высочайшего уровня: нежность, тепло, любовь, поглощающая целиком. На всю жизнь, без вариантов. Но таков выбор, стоящий перед каждым: чувство или творчество. Первое – между человеком и человеком, второе – между человеком и Богом. Можно черпать из разных источников – эмоции.
У меня возникла сумасшедшая мысль. Сейчас я всё испорчу. Мне не привыкать.
А что если… только одна из вас должна Энроф пройти? Не две, а одна. Либо-либо. И Они мной всё мерят. Они меня включают, как градусник или амперметр – и я результат показываю. Что если вы все в пары сведены: Афина-Афродита, Гефест-Аполлон и т.д. Лишь один из пары в следующий тур проходит. Олимпийская система, как на Уимблдоне.
