bannerbannerbanner
320 +

Александр К. Барбаросса
320 +

Полная версия

Глава 3

Привычки своего дяди Михаил, естественно, знал прекрасно. Например, встречи в выходные дни Кудасов предпочитал проводить только утром. Поэтому, чтобы не нарушать заведенный порядок, в десять утра Михаил уже летел по Симферопольскому шоссе, обгоняя редкие фуры. Ночью выпал снег, но на шоссе его можно было найти только вдоль обочин и в редких выбоинах в асфальте. Синявский взглянул на часы, – О, самолет Алины только что приземлился! Надо позвонить ей.

Он не успел, так как завибрировал его телефон: Алина!

Михаил нажал на клавишу:

– Алло! Привет, любимая!

– Привет, Миша!

– Как долетела?

– Как же я рада слышать тебя! Так соскучилась! К себе не заезжаю, мчусь сразу к тебе, и махнем вместе к твоему дяде. Черт с ним, этим Басовым, покажу ему свой паспорт, хотя это и ужасно унизительно! Ты дома?

Чрезвычайно приятно услышать такие слова от Алины, но Михаил про себя порадовался, что выехал пораньше. Ему не пришлось отказывать женщине в ее естественном желании побыть рядом с любимым мужчиной. И, конечно, удалось избежать скандала на въезде в усадьбу. Стараясь смягчить неприятную для Алины новость, он с нежностью произнес:

– Милая, я в одной минуте от ворот. И я тоже очень скучаю! Постараюсь вернуться как можно скорее.

Слова девушки прозвучали разочарованно:

– Мишка, я обиделась на тебя! Лечу к нему, звоню, а он…

Синявский рассмеялся:

– Как же я тебя люблю! Отдохни после перелета, а вечером куда-нибудь сходим. Хорошо?

– Да ну тебя!

Она положила трубку. Михаил пожал плечами, – Что это с ней? Какая-то нервная… Устала сильно? Не очень типичное поведение для нее. С другой стороны, это ведь здорово, что по тебе сильно скучает такая девушка как Алина!

Синявский с нежностью подумал о любимой. Как удивительно складываются иногда жизненные обстоятельства! Их знакомство началось с неприятности: «БМВ», стоявший на светофоре, вдруг резко сдал назад и крепко уперся в бампер автомобиля Михаила. «Мерседес» сильно тряхнуло, и Синявский лишь чудом успел подставить руки, оберегая лицо от удара сработавшей подушки безопасности. В «БМВ» открылась водительская дверь, и сначала на улице показались НОГИ! Великолепные длинные ноги на шпильках. Затем появилась девушка. Растерянное выражение на красивом лице, копна густых темных волос. Она подбежала к «Мерседесу»:

– Боже! Простите, пожалуйста, я перепутала педали!

Увидев сработавшую подушку на руле, девушка, явно занервничав, спросила:

– С вами все в порядке? Как вы себя чувствуете?

Синявский ответил:

– Применительно к ситуации нормально.

– Слава Богу! Мне так жаль! Простите, пожалуйста!

Михаил выбрался на улицу и осмотрел повреждения, а затем позвонил секретарю, чтобы попросить перенести встречу, на которую он уже явно не успевал. Вероятно, теперь придется два часа ждать ГИБДД. Синявский прислонился к машине и расстроенно закурил, оглядываясь в поисках виновницы аварии. Его кто-то мягко тронул за локоть. Михаил обернулся. Перед ним стояла девушка из «БМВ» и протягивала стаканчик с кофе. Синявский машинально взял напиток, а незнакомка, виновато улыбнувшись, сказала:

– Это вам! От чистого сердца! Ну… чтобы хоть как-то загладить мою вину. ГИБДД я уже вызвала: сказали, что скоро приедут. Я и решила сбегать за кофе пока.

Она снова улыбнулась, и Михаил сразу простил все этому очаровательному созданию. Она действительно была необыкновенно хороша – стройная фигура на изящных длинных ногах, густые темные волосы, красивое лицо и пронзительные серые глаза. Одета девушка была с большим вкусом – элегантная темно-серая юбка, сдержанная нитка жемчуга на шее и светло-голубая деловая блузка, позволяющая мужчинам дать волю воображению и представить, что она скрывает. Девушка снова принялась извиняться:

– Мне так неудобно!

Синявский жестом попросил ее прекратить, но она расстроенно продолжила:

– Не знаю, что случилось! Машина почему-то поехала назад…

Инспектор дорожной полиции приехал очень быстро, и оба водителя принялись заполнять необходимые бумаги. Так стало известно, что незнакомку зовут Алина. Когда процесс оформления ДТП завершился, и девушка, еще раз извинившись, села в свой автомобиль, Михаил вдруг наклонился к двери «БМВ»:

– А вдруг это судьба, Алина? Поужинаем?

Она подняла свои удивительные глаза на него и, на секунду задумавшись, ответила:

– Давайте так: если мы встретимся еще раз, тогда, возможно, это и судьба…

Пока Синявский подыскивал слова для ответа, «БМВ» начал движение и скрылся в потоке. Михаил вернулся к разбитому «Мерседесу», подумав с горечью, что упустил свое счастье.

Тем летом Синявский часто по вечерам выезжал на велопрогулку. Ему нравилось лететь на хорошей скорости по Андреевской набережной до того места, где она упирается в Мосфильмовскую улицу, а потом, развернувшись, мчаться обратно через парк Горького к Музеону. Велопрогулки помогали разгрузить мозг, давая передышку от мыслей. Первое время Михаил перед выходом пытался планировать – на прогулке нужно обдумать новую концепцию или прикинуть ёмкость нового рынка сбыта, но потом бросил это неблагодарное занятие. Едва он садился на велосипед, и в наушниках начинала играть музыка, все планы начисто выпадали из головы. На самом деле так было даже лучше, и через некоторое время Михаил начал ценить эти два часа именно за то, что он мог провести их, бездумно крутя педали. Вернувшись домой в день аварии, Синявский взглянул в окно на заходящее солнце и решил, что сегодня ему прогулка необходима как никогда. Проскочив через парк Дворца молодежи на Воробьевых горах, Михаил спустился от улицы Косыгина по извилистому серпантину к набережной и помчался по ней, обгоняя молодых людей на скейтах, самокатах, роликах и прогулочных велосипедах. Любителей бега трусцой здесь было тоже много: поодиночке и парами, молодые спортивные люди и пенсионеры, родители с детьми, все бежали, сосредоточенно глядя перед собой. Синявский сбросил скорость, лавируя между двумя группами ребят на роликовых коньках, и неожиданно увидел Алину, присевшую отдохнуть на деревянную скамейку после пробежки. Он еле узнал ее: теперь девушка была в спортивной одежде, но ее выдали волосы. Михаил не поверил своим глазам, проехал мимо, развернулся и снова проехал рядом. Это точно была она! Синявский остановился:

– Добрый вечер, Алина! Похоже, это все-таки судьба.

Девушка подняла свои изумленные от неожиданности глаза, но, узнав Синявского, улыбнулась:

– Добрый вечер! Возможно.

***

Через сорок минут Михаил уже подъезжал по неширокой двухполосной дороге, проложенной среди соснового леса, к вилле Кудасова. Вся обширная территория поместья была обнесена высокой кирпичной оградой, нашпигованной видеокамерами. Михаил остановился перед чугунными воротами и подождал, пока охрана откроет их. Проскочив по боковой аллее среди запорошенных снегом елей, «Мерседес» Синявского нырнул в гараж и остановился рядом с большим черным джипом и «Майбахом», на котором обычно перемещался по городу дядя. Дверь, ведущая в дом, приоткрылась, и в проеме появился Владимир, телохранитель Кудасова. Он внимательно оглядел «Мерседес», затем перевел глаза на Михаила и негромко произнес своим ровным голосом:

– Михаил, добрый день! Александр Борисович ждет вас!

Владимир Кочетков, верный цербер дяди, никогда не нравился Михаилу. Высокий, подтянутый и всегда очень серьезный, он внимательно разглядывал собеседника, будто пытаясь заглянуть ему сразу в душу. Типичный сотрудник спецслужб! Дядя не рассказывал в деталях, как они познакомились, но Михаил припоминал какую-то неприятную историю, из которой Кочеткова вытащил именно Александр Борисович. С тех пор они были неразлучны. Владимир также не проявлял симпатии к Михаилу, всегда держась на расстоянии. Справедливости ради надо сказать, что он вообще никого в этом плане не выделял, преданный только своему шефу. Телохранитель посторонился, пропуская Михаила вперед. Тот прошел мимо и обернулся, вопросительно взглянув на Кочеткова, который словно ждал этого и тут же тихо проговорил:

– Александр Борисович у себя в кабинете.

Поблагодарив его кивком, Синявский вошел в отделанную в стиле барокко гостиную с огромным камином. На его полке по краям стояли два массивных бронзовых канделябра с толстыми витыми свечами, а между ними возвышались потрясающие антикварные часы работы знаменитого саксонского мастера Келера. Полуметровая композиция на тему охоты представляла собой скалу из золоченого серебра. Вокруг циферблата располагались невероятно искусно вырезанные из слоновой кости и черного дерева фигурки охотников с ружьями и копьями, знаменосцев, егерей с охотничьими рожками в руках, рвущихся вперед гончих и кабанов с огромными клыками. Все персонажи были украшены эмалью, янтарем, жемчугом, изумрудами и золотом. Подобные часы, только еще богаче отделанные, мастер сделал для саксонского курфюрста Августа Сильного. Их и сегодня можно увидеть в дрезденском Цвингере. А часы, стоявшие на камине, были изготовлены Келером в начале восемнадцатого века по заказу одного знатного шляхтича. Синявский остановился перед ними и засмотрелся на крупную голову оленя с ветвистыми рогами, которая венчала всю композицию, а затем погладил оленя по носу. Так он делал много лет с тех пор, как еще ребенком впервые увидел часы в доме дяди. Неизвестно, каким образом тому удалось раздобыть такой шедевр, достойный лучших мировых музеев. Кудасов не распространялся на эту тему, но Михаил однажды услышал, как он, рассказывая кому-то из гостей историю часов, упомянул, что их вывез в СССР после войны один известный советсткий генерал.

Из-за приоткрытой двери кабинета донесся голос Александра Борисовича:

– Мишка, заходи! Все не можешь пройти мимо этого оленя? Не надоело тебе столько лет смотреть на него?

Синявский, услышав шутливое ворчание Кудасова, усмехнулся и ответил:

– Иду!

 

С трудом оторвав взгляд от часов, он прошел в кабинет. Если до этого посетитель мог восторгаться в гостиной барочными завитушками, лепниной на стенах и потолке, замысловатой инкрустацией мебели и дверей, то в кабинете его ожидал полумрак и мягкий рассеянный свет, проходящий сквозь витражи окон. У дяди были своеобразные предпочтения по оформлению интерьера, и кабинет он себе организовал в османском стиле. Стены и потолок обили шелковыми обоями, повторяющими изникские изразцы султанского Гарема в Топкапы. Мебель здесь была тоже османская: низкие оттоманки и кресла, стол, книжные шкафы, которые Кудасов разыскал в Стамбуле и привез сюда. Он прочесал чуть ли не все антикварные лавки Султанахмет, Бейоглу и Бешикташа*, а когда завел знакомства среди турецких антикваров, то прошелся еще и по уцелевшим от пожаров старым босфорским особнякам пашей. В окна установили витражи из синих и желтых стекол – ему нравился их рассеянный свет, который он заметил во дворце Топкапы. На полу лежал огромный персидский ковер. Камин в кабинете был выложен настоящими изразцами, которые ему бог весть каким способом удалось вывезти из Турции. Он мучал строителей и декораторов до тех пор, пока ему не сделали практически точную копию камина, расположенного в одном из залов знаменитого дворца. Теперь, подобно султану, Александр Борисович лежал на оттоманке, вытянув ноги. Увидев племянника, он поднялся навстречу и раскрыл объятия. Мужчины обнялись. Кудасов похлопал Михаила по плечу и предложил перекусить, но тот отказался. Дядя, как всегда элегантный даже в домашней одежде – темно-синий удобный кардиган поверх голубой рубашки, фланелевые брюки мышиного цвета – вернулся на свою оттоманку, а Михаил уселся в кресло. Дядя спросил:

– Как добрался?

Синявский пожал плечами:

– Нормально доехал, без пробок.

– Это потому, что рано.

Кудасов задумчиво посмотрел на сине-желтые витражи и заметил:

– Мне на днях статья одна попалась. Так там люди на полном серьезе пытаются выдать Андроника Комнина за Христа! Представляешь? А Стамбул они считают Иерусалимом!

Михаил рассмеялся:

– Что за чушь?

Дядя воскликнул:

– Еще какая! Они Сулеймана Великолепного выдают за Соломона!

– Как это?

– Оголтелый популизм и подтасовка – вот что это такое! Я не понимаю, где они находят людей, которые верят в такую ерунду? Это какой наглости надо набраться, чтобы утверждать, будто под Александрийским столпом в Петербурге спрятаны реликвии, некогда хранившиеся под колонной Константина в Стамбуле. Куда мы катимся, Миша, если такое имеет место быть? Надо вообще не знать историю, чтобы поверить в подобную белиберду!

Михаил внимательно взглянул на дядю и подумал, что дело явно серьезное, если даже Александр Кудасов не знает, с чего начать разговор. Вряд ли он позвал его лишь для того, чтобы обсуждать проблемы современных науки и образования. Дядя, словно прочитав его мысли, спросил:

– Помнишь ту возню, что началась год назад вокруг «Сигмы»?

Естественно, Михаил понял сразу, о чем идет речь. Неожиданно, на относительно спокойном в жизни холдинга этапе вокруг акций «Сигмы» поднялся ажиотаж. Началось с того, что держатели ценных бумаг один за другим стали сбрасывать их, но потом так же рьяно принялись скупать проданное. Получилось, что крупные объемы были раздроблены на небольшие партии, раскупленные множеством компаний. Акции поменяли владельцев, и вскоре все успокоились. Такое случается на рынке, реагирующем на изменения подобно живому организму. Здесь все время кто-то что-то продает и покупает. Синявский вспомнил, что пока это происходило, дядя довольно странно, по мнению племянника, смотрел на происходящее. Он был абсолютно спокоен, равнодушно выслушивая отчеты, как будто его совсем это не касалось. Чехарда с ценными бумагами прекратилась также внезапно через три недели, и акции даже выросли в цене. У Синявского даже мелькнула мысль, что таким способом дядя решил поднять стоимость акций, но, поразмыслив, он отказался от этой идеи – слишком уж рискованно. Оторвавшись от воспоминаний, Михаил ответил:

– Да, конечно, помню.

Кудасов кивнул головой и продолжил:

– Года три назад я отдавал в Пушкинский музей на выставку один старинный документ. И, собственно говоря, вся эта история началась из-за него.

Синявский с сомнением заметил:

– Какое отношение к «Сигме» может иметь отданная в музей бумага?

Дядя отрицательно покачал головой и улыбнулся:

– Ошибаетесь, Михаил! Во-первых, это не бумага, а во-вторых, как выяснилось, документ все-таки имеет отношение к «Сигме». Косвенное, разумеется.

Михаил произнес:

– Что-то ты темнишь, дядюшка!

Кудасов раздраженно махнул рукой:

– Какой там темнишь, Миша! Просто выглядит это все довольно странно…

– Слушай, ты начал с возни вокруг компании, а сейчас просто перешёл на загадки.

Дядя, погрузившись в ему одному ведомые мысли, рассеянно повторил:

– Загадки… загадки…

Затем, словно стряхнув с себя эти размышления, бодро проговорил, возвращаясь к предмету разговора:

– Это не бумага, а византийский пергамент из султанской библиотеки. Я отдавал его на выставку, и, вероятно, там они его и заприметили.

– Кто «они»?

– Пока толком не знаю, но документ этот им очень нужен, если они решились на такое.

Синявский рассмеялся:

– Мне понятнее не стало, честно скажу.

Кудасов улыбнулся:

– Сейчас поймёшь. Где-то год назад или около того, как раз перед всей этой историей с акциями приезжает ко мне Палыч…

Виктор Павлович Туманов был старым другом Кудасова еще со школьной скамьи. У Туманова был свой антикварный салон, который он открыл лет тридцать назад. Александр Борисович частенько наведывался в салон, и друзья подолгу сидели вместе, рассматривая антикварные вещицы. Михаил называл его «дядя Витя», хотя это совсем не вязалось с внешностью Туманова. Высокий, холеный, с густой седой бородой, элегантный – он менее всего походил на «дядю Витю», а вот определение «барин» подходило ему как нельзя лучше.

Кудасов продолжал:

– Палыч рассказывает, что к нему в салон приехал какой-то клиент в поисках старинных византийских рукописей и интересовался, не продам ли я этот пергамент. Каким-то образом им удалось выяснить, что артефакт принадлежит мне, и что через Палыча можно выйти на меня.

– А откуда Туманову известно про рукопись?

Кудасов дотянулся до маленького столика с хьюмидором, и в пальцах у него появилась сигара. Он пояснил:

– Во-первых, именно Палыч отдавал ее в музей, а во-вторых, он знает про документ очень давно.

– Мне интересно, как вообще у тебя оказался этот пергамент?

Раскурив сигару, Александр Борисович ответил:

– Это действительно довольно любопытная история. А началась она в 90-х… году, кажется, девяносто третьем или четвертом, я уже и сам точно не помню. Мы с Палычем поехали в Стамбул. Он – в поисках восточного антиквариата, а я – так, за компанию, город посмотреть и прикупить чего-нибудь интересного.

Кудасов похлопал рукой по оттоманке и добавил:

– Вот эту вещицу я тогда и приобрел, между прочим.

Выпустив густые клубы дыма, он смотрел на них несколько секунд и продолжил:

– Палыч решил прошерстить все антикварные лавки в Бешикташе и Шишли*, а я отправился прогуляться по улицам. Перешёл мост, вышел к Галатской башне, сел в каком-то кафе, выпил кофе и снова пошел гулять. На дворе весна, хорошо! Мне все в диковинку – кривые переулки, здания, кофейни, Золотой Рог, Босфор, минареты. Это сейчас меня не удивишь таким, а тогда мы ничего подобного еще не видели.

Михаил знал, что дядя обожает Стамбул и может говорить о нем бесконечно. Снова выпустив облако дыма, Кудасов уперся глазами в витраж и вернулся к своей истории:

– Ходил я, ходил и в конце концов оказался в Бейоглу**. Улица как улица – там кофейня, здесь продуктовая лавка, а на другой стороне отель. В конце улицы еще лавка. Меня отчего-то удивило ее название – «Искендер Суворофф» – что в общем-то очень нетипично для Стамбула. Подхожу ближе, читаю – антиквариат, картины, монеты, книги и мебель. Кроме названия, все как у всех остальных подобных заведений. Дай, думаю, зайду, вдруг Палычу помогу откопать какую-нибудь редкость. Короче, захожу внутрь. Типичный антикварный магазин, в котором для себя что-нибудь найдет и нумизмат и букинист; на стенах картины с видами на Босфор, на возвышающиеся над холмами Города минареты Айя-Софии и Султанахмет. Стою, оглядываюсь по сторонам, ищу хозяина. Из-за книжного шкафа раздается голос:

– Hello, Sir! How can I help you? Would you have a look at my collection of different antiques?***

Заглядываю за шкаф и вижу глубокого старика, совсем седого, довольно высокого. Он стоит в робе, испачканной разноцветными красками, с кистью в руке перед мольбертом и рисует картину. Неожиданно он поворачивает голову и, улыбаясь, снова спрашивает:

– What exactly are you looking for?****

Александр Борисович порывисто встал с оттоманки и, приоткрыв дверь кабинета, позвал:

– Маша!

Через минуту в дверях появилась Мария Васильевна, бессменная горничная и повар Кудасова в течение многих лет. Для Михаила всегда было загадкой, как ей удается готовить еду и присматривать за порядком в усадьбе и квартире Александа Борисовича. Она приветливо улыбнулась и кивнула Михаилу. Дядя, заметив ее, попросил:

– Маша, сделай кофе мне и племяннику, пожалуйста! И плюшки свои не забудь!

Женщина молча удалилась. Кудасов подошел к окну и задумчиво произнес:

– Думаю, с кофе нам булет повеселее.

* Султанахмет, Бешикташ, Шишли – районы Стамбула (прим. автора)

** Бейоглу – район Стамбула (прим. автора)

*** Добрый день! Чем могу помочь? Не хотели бы взгдянуть на мою коллекцию антиквариата?

****Вы ищете что-то конкретное?

Глава 4

Пока Мария Васильевна готовила кофе, Михаил закурил и поинтересовался у дяди:

– А дальше что было?

Александр Борисович вернулся на оттоманку и, вытянув ноги, снова заговорил:

– Я ему отвечаю на английском, естественно, что просто гулял и заинтересовался необычным названием его магазина. Он опять улыбается и спрашивает, не из России ли я. Видимо, акцент выдал меня с головой. Как только я это подтверждаю, он тут же переходит на русский. Мы разговорились. Хозяин позвонил в колокольчик, и в лавку вошла девочка лет пятнадцати. Он ей что-то сказал по-турецки, и через пять минут мы уже пьем с ним кофе. Оказывается, он сын белоэмигрантов, которые после Революции осели в Стамбуле, а Александр Суворов – это его настоящее имя. Вероятно, мы как-то сразу сошлись с ним. Хозяин оказался довольно открытым человеком, стал рассказывать…

В дверь негромко постучали. Кудасов ответил:

– Да, входите!

Мария Васильевна с подносом на руках прошла в кабинет и поставила его на небольщой чайный столик. Кудасов кивком поблагодарил женщину и, взяв чашечку с кофе, обратился к Синявскому:

– Давай, угощайся!

Михаил сделал глоток и напомнил:

– Ты говорил про белоэмигрантов.

Дядя поставил кофе на поднос:

– Хозяин рассказал мне, как после Революции он с родителями приехал в Стамбул, как было трудно здесь всем русским эмигрантам. Сначала родители хотели уехать в Париж, но денег на переезд не хватило, и они остались в Турции, постепенно ассимилируясь с местными. Старик вспомнил про соседа, какого-то офицера, которому все-таки удалось вырваться в Париж. Тот был добр к мальчику, угощал конфетами. И неожиданно хозяин умолкает, а потом снова вызывает девчушку, что-то ей говорит, и она приносит большую шкатулку. Старик достает из нее сверток и протягивает мне. Видно, что упакован он очень давно – бумага старая-старая. И хозяин лавки объясняет, что здесь документы, оставленные его отцу на хранение перед отъездом в Париж тем самым русским офицером. К сожалению, сосед так и не вернулся, и пакет остался у них в семье. Я, естественно, спрашиваю, зачем он мне это предлагает. Старик подозрительно оглядывается, будто нас могут услышать, и полушепотом сообщает, что в этих документах есть какая-то тайна. Его отец однажды обмолвился, что офицер занимался историей и пытался что-то отыскать. Судя по всему, ему даже удалось обнаружить нечто, заставившее его спешно отправиться в Париж. Отец, мол, говорил, что сосед уехал за деньгами. Он хотел найти, видимо, кого-то, кто мог стать спонсором поисков или раскопок. В то время все русские аристократы из тех, кому удалось вывезти свои ценности, жили в Париже. Отца этот офицер просил никому не говорить про пакет и спрятать его хорошенько, так как за этими документами могут охотиться.

Михаил прервал рассказ дяди и со смехом спросил:

– Кто? Надеюсь, не масоны или иллюминаты?

Кудасов взглянул на племянника с улыбкой:

 

– Мишка, вот ты взрослый мужик уже! Я тебе серьезные вещи рассказываю, а ты все зубоскалишь.

Синявский примирительно поднял руки:

– Все, не буду! Извини, пожалуйста! Просто это выглядит так таинственно, что даже улыбку вызывает. Что там за документы, за которыми могут охотиться?

Александр Борисович стряхнул с сигары пепел и ответил:

– Не спеши! Дойдет черед и до этого. Я хозяина тоже спросил об охотниках. Он пожал плечами: мол, не знаю, но есть ряд странных фактов. Такое ощущение, будто этот сверток кто-то очень настойчиво ищет. Отец никому про документы не говорил, но в шестидесятых неожиданно в лавку зашёл Хакан, в то время известный в Стамбуле бандит, контролировавший весь Бейоглу. Невероятно, чтобы птица такого полета лично зашла в лавку Искендера. Тем не менее, это произошло, и он стал задавать вопросы по поводу офицера и документов. Старик отнекивался, сказал, что документов не видел, ничего толком не помнит, что если и был пакет, то его оставили отцу. Хакан выслушал его, но вряд ли поверил. По крайней мере, так показалось Искендеру. Как бы там ни было, на следующий день машина Хакана столкнулась с грузовиком и упала с обрыва в Босфор.

Михаил присвистнул от неожиданности:

– Убрали?

Александр Борисович пожал плечами:

– Старик сказал, что об этом все газеты написали. Я его тоже спросил про такую теорию. Он не был уверен в убийстве и допускал волю случая. Правда, Искендер основывал свою уверенность на том, что сила, которая могла замахнуться на Хакана, должна была быть очень серьезной.

Синявский оживился:

– Детектив какой-то. А что дальше?

– А дальше ничего. Долгие годы тишины. И где-то дня за два до моего появления в лавке, к Искендеру зашел человек и начал расспрашивать про документы из султанской библиотеки: можно ли их найти, не попадались ли старику такие документы и так далее. Тот смекнул, что это, видимо, продолжение старой истории, и опять давай отнекиваться. Я его спрашиваю, почему он не хочет продать пакет. Люди эти его с удовольствием купят, раз он им так нужен. А хозяин объяснил: не понравился ему этот человек. Неприятный, и глаза какие-то змеиные. В общем, просит старик меня взять эти документы. А я говорю:

– Зачем это мне?

Он просит:

– Увези бумаги, страшно мне. А на тебя никто не подумает – ты турист, да и ко мне много людей приходит. Почему ты? Не знаю. Возможно, интуиция…

Пожалел я его и взял бумаги. Пришёл, даже разворачивать не стал, бросил в сейф в номере. А перед отъездом, дня через два, решил вернуть.

Михаил с удивлением спросил:

– Почему? Подумал, что это могут быть запрещенные к вывозу вещи?

Кудасов отрицательно покачал головой:

– Нет, я потом все-таки посмотрел – несколько страничек личных записей на русском и старый пергамент на греческом – туркам на это плевать. Нет, Миша, мне в какой-то момент стало не по себе. Подумалось, что не должен я связываться с этими бумагами.

– А почему не вернул тогда?

Кудасов, выпустив на свободу очередную порцию дыма, проговорил:

– Я и пошел к старику, чтобы вернуть пакет и извиниться. Только лавка его сгорела – одно пепелище осталось.

Синявский встал с кресла и прошелся, заложив руки за спину.

– Выходит, убили Искендера?

Кудасов пожал плечами:

– Не знаю. Я развернулся и ушел. Ни у кого ничего узнавать не стал. Это могло быть и простым совпадением…

Михаил остановился:

– Но ты так не думаешь?

Дядя, вздохнув, снова остановил взгляд на желто-синем витраже:

– Теперь уже нет. Собственно, ради этого я и вызвал тебя.

– В смысле?

– Я же не случайно напомнил тебе про катавасию с акциями «Сигмы».

Синявский вернулся в кресло, а дядя добавил:

– Как я тебе рассказал, после той выставки на Палыча вышли люди с предложением купить пергамент, а он, естественно, сообщил об этом мне. Я отказался, и…

Михаил перебил:

– Интересно, почему?

Кудасов хмыкнул:

– Во-первых, чтобы выиграть время – сам хотел разобраться, насколько ценный этот документ. Во-вторых, чтобы поднять цену, если бы надумал продать.

– И как, разобрался?

– Не успел, стало не до этого.

– А что за люди?

– Непонятно, какой-то культурный фонд турецкий, точно и не помню. Они могли кем угодно представиться. И после моего отказа началась вся эта чехарда с акциями. Я поэтому и не успел отдать документ на изучение.

– Ты меня перекинул тогда на «Нептун», и я не помню все детали ситуации.

Александр Борисович оживился:

– Миша, ты же этим «Нептуном» спас нас!

Видя изумление в глазах племянника, он пояснил:

– Ты очень вовремя добился завершения проекта «Нептун». Новость об этом крайне положительно сказалась на стоимости акций.

– Но какая связь?

Александр Борисович понимающие кивнул:

– После моего отказа рынок неожиданно стал «сливать» наши акции, и началось падение. Никто не понимал, что происходит. Тем не менее, бумаги за бесценок кто-то скупал, и тогда я попросил службу безопасности навести справки о покупателях. На первый взгляд это выглядело совершенно обыкновенно: акции покупали несколько небольших инвестиционных фондов из разных уголков мира, заинтересованных в диверсификации портфеля. Обычное дело, не более того. Из-за санкций наша промышленность сейчас не так привлекательна для инвестиций, но кое-кто иногда нет-нет и все-таки рискнёт. Мы голову сломали, чтобы найти способ остановить падение. Финансисты проанализировали ситуацию и пришли к неутешительному выводу: некто активно собирает блокирующий пакет. Таким образом эти люди решили продемонстрировать мне свою силу.

Синявский снова вспомнил, что дядя, как ни странно, действительно довольно спокойно реагировал на происходящее.

– Почему ты сделал такой вывод?

Кудасов улыбнулся:

– Они вышли на связь через Палыча. Попросили передать, что это только начало, и лучше бы мне пойти на компромисс и продать пергамент. И тут новость про «Нептун» – бах! Акции пошли вверх такими темпами, что у этих ребят просто не хватило бы денег, чтобы скупить все наши бумаги. Кроме того, появились еще желающие приобрести акции. В общем, полное фиаско их затеи!

Александр Борисович довольно потер руки и прошелся по кабинету. Михаил молча раздумывал над услышанным, а дядя проговорил:

– Но позвал я тебя вот почему: версия о скупке блокирующего пакета полностью подтвердилась. Все эти компании находятся под контролем одного человека – фигура абсолютно непубличная, некий Эмин. И он снова вышел на связь, но уже с угрозами, требуя продать ему пергамент. И самое главное, если раньше они приходили к Палычу, то в последний раз этот Эмин позвонил мне на мобильный.

Глаза Михаила округлились от удивления:

– Тебе?! Но как он мог узнать номер?

Александр Борисович развел в стороны руки:

– Понятия не имею. Они нашли мой суперсекретный номер и позвонили мне напрямую. Безопасники работают над этим вопросом, но, к гадалке не ходи, это кто-то рядом.

– В смысле?

– Кто-то в офисе или рислуга, пока не знаю. Но это всегда кто-то совсем близкий.

– А что предствляет собой этот пергаментный документ? Что в нем такого?

Кудасов уселся в кресло:

– Толком не знаю. Я за эти годы пакет развернул один раз. Текст времен Византии на греческом, печать султанской библиотеки. Я вчера отдал на изучение его девчонке-византологу из Пушкинского музея. Она – грамотная, разберется. А мне надо в Вену смотаться на симпозиум, на три дня. И телефон твой я ей тоже оставил на случай, если она меня не сможет найти. Так что будь готов в музей подъехать. Ладно?

– Не вопрос. Надо – значит надо. Когда летишь?

– В понедельник вечером.

Синявский поинтересовался:

– Ты ей все документы отдал?

– Нет, только этот фрагмент на греческом, а остальное на квартире в Москве оставил. Мне самому не терпится узнать, что там такое уж важное содержится.

Михаил, переваривая услышанное, произнес:

– Надо же, столько лет пролежали документы, и все же понадобились.

Кудасов отреагировал:

– Мне из-за этой истории на память пришла старая ПРИТЧА ОБ ОРУЖЕЙНИКЕ. Знаешь ее?

Михаил отрицательно покачал головой, и дядя, стряхнув пепел, начал рассказывать:

Давным-давно в Дамаске жил оружейник по имени Хасан. Еще ребенком его отдали в подмастерья к великому Амиру, знаменитому мастеру, который изготавливал прекрасные мечи дамасской стали. За годы обучения Хасан узнал все секреты и тонкости своего ремесла и сам стал знаменитым оружейником. Его мечи носили многие великие султаны, шахи и халифы. Выкованное им оружие передавали по наследству как величайшую драгоценность. Не было знатного вельможи на Востоке, который не стремился бы иметь меч, изготовленный Хасаном.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru