Александр Жарких
Русские народные сказки. Для очень взрослых
Если раньше в русских народных сказках зачином служили
слова:
«В тридевятом царстве, в тридесятом государстве… жили-были…»
То сейчас, наверное, для русских сказок больше бы подошло:
«…Были, но не жили…» и «…В конце самого длинного пути,
в царстве,
где самое большое количество дорог, ведущих в никуда,
где самое большое число морей, где царит величие
бескрайних просторов,
полных снега, деревьев и пустых бутылок…»
И кто же после такого вступления не узнает эти родные просторы,
где все живут не «благодаря…», а «вопреки…»,
где людям постоянно
нужно рассказывать диковинные байки, соответствующие
диковинным просторам.
…Отсюда и бутылки с осколками.
У России есть свой путь.
Сказочный.
Кто в этом сомневается, пусть поездит по нашим «сказочным»
дорогам.
Там Россию и найдёт.
Истинную.
А истинная Россия – сама, как страшная сказка.
В самом деле, страшно, если нужно бесконечно определять
своё положение ни в чём и нигде, как здесь и сейчас.
От этого начинается беспокойство, иногда переходящее в панику,
которую по местным обычаям принято называть Революциями.
Великими и сказочными…
Именно здесь людям чаще всего хочется отвернуться
от реального, полного и подлинного бытия.
Здесь как будто отказались от времени в пользу пространства.
Когда-то все твёрдо знали, зачем родились, кто враг народа,
и по придуманным праздникам бодро ходили куда-то с флагами
и воздушными шариками.
У России до сих пор совсем нет своей мечты. О дни бред ни. О
том, что надо жить хорошо и чтоб не было дураков,
но были дороги.
Украшенное бутылками пространство никогда по-настоящему
не управлялось законами, а всегда жило по понятиям, и
ограничивалось лишь анекдотами.
Житьё по закону – вот главная русская сказка.
Любой вам здесь скажет, что житьё по законам бывает только
в сказках или же «не у нас».
Всегда находятся те, для кого закон не писан.
И стремление к увеличению их числа преобладает над сказочным
стремлением к житью по законам.
На очередных выборах кого-то куда-то здесь выбирают не умом,
а больным сердцем, и поэтому у власти оказывается что-то очень
нездоровое.
Честные ощущения от сказочной России – как от глубокого
космоса на Земле.
Это – как выход в некое промежуточное измерение, в котором
издевательская плоскость бытия переходит в неустроенность
и самонедостаточность жизни, в стремление жить с оглядкой
на кого-то, на другие народы: на американцев,
немцев, французов, на инопланетян…
В скупом убожестве вседозволенности здесь вспоминают поэзию
запретов. И запреты поэзии.
И тогда кажется, что в России жить весело, но некогда.
Потом у что весёлая жизнь всегда короткая.
Иногда думаешь, ну что держит эти сказочные просторы вместе,
что не даёт им разбиться на отдельные сказки?.. На отдельные
тридевятые царства?
Да, она, родимая, и объединяет. И в баню заводит.
Водка и её суррогаты.
А ещё…
Наверное, сказочные эти дороги.
Но нет! Понимаешь, что нет, когда тебя останавливает гаишник,
мокнущий под дождём где-то в глубинке, по дороге из
ниоткуда в никуда, на перекрестке двух самых
известных российских
бед после того, как его «угостил», забрав почти всю
«кассу», главный районный гаишник, мужик необъятный, брюхо
своё в край рулевого колеса вдавивший, каким-то невероятным
образом успевавший на полном ходу объезжать лужи и
удерживать в правой своей ручище сразу три граненых стакана
Вот он-то непременно сможет сказать, что за его спиной -
весь ГИБДД, вся власть и, вообще, все дороги, ведущие в Москву
как в центр великого сказочного Никуда.
Это на них, по-настоящему сказочных бедно-богатых персонажах,
и держится вся эта огромная просторная сказка.
Русская народная.
А сколько людей уезжают из-за своей несовместимости с
русскими народными сказками… Навсегда. В совсем
другие сказочные
пространства.
В России всё начинается и никогда не кончается.
Поэтому она и бесконечная.
Бесконечная – во все стороны, и вглубь, и ввысь, прямо и в лоб.
И эта сказка тоже, наверное, бесконечная.
Всё застряло где-то между прошлым и настоящим, при всеобщем
стремлении к светлому будущему.
Где-то, погрязшие в зарослях крапивы, тихо благовестят
одинокие церквушки,
как бы вспоминая окружающую их слабую веру, которая
рая так подвела эту сказку сто лет назад.
Здесь давно уже обессмыслили самого человека.
И живет он, словно хочет лишь отжиться поскорей как-нибудь…
Провал в сконструированное писателями мифологическое
пространство, в русское ничто.
В голову лезут Гоголь, Лесков и Салтыков-Щедрин.
Куда-то ещё – лезут Кафка и Гофман…
Прямо в лоб транслируется то ощущение безнадежности, которое
охватывает при любом настоящем углублённом контакте
с русской жизнью.
Ты понимаешь, что здесь с тобой всегда могут сделать всё,
что угодно. И страх этот ещё живёт у некоторых в позвоночнике.
Лишить имущества, достоинства, имени, памяти. Просто убить.
Существа без погон или существа в погонах.
Ныне существующие существа, и существовавшие ранее, и
