Александр Иванович Вовк
Три исхода одного знакомства. Повесть и рассказы
В общем, думаю я, ты и сам понимаешь, что Мишка ту японскую студенточку без внимания не оставил. А она, понятное дело, мгновенно его искренность и заботу почувствовала и Мишке доверилась. Слёзы слезами, но рассказала ему, как получила письмо, из которого стало ясно, что вся ее семья, – родители, сестры и братья, – недавно погибли. Они утонули, когда куда-то и что-то там… Сам не знаю! В общем, тамошний кораблик на реке перевернулся и никто не выплыл… У них такое часто случается! И мало того, что на нее навалился ужас огромной семейной трагедии, так еще и самой непонятно, как дальше жить. Как учиться, если всё-таки учиться, куда потом ехать или в Москве оставаться? Кто она теперь вообще, если на родине у нее никого не осталось, и денег нет? И в чужой стране она не нужна никому, где столько реальных опасностей. Где незаметно сгинуть куда проще, нежели утонуть в своей стране вместе с родителями. И как быть с тем ужасным фактом, что теперь она круглая сирота? Без перспективы и родины.
Мишка мой, разумеется, вник во всё по полной программе. Повезло ещё ему, что она по-русски сносно изъяснялась. И, кто бы сомневался, что Мишка бросится ее спасать!
Я его уже потом, когда он мне кое-что рассказал, спрашиваю с отцовским участием:
– Сынок! Ты же взрослый ответственный человек! Как же ты мог вот так… С бухты-барахты! У тебя же самого двое маленьких детей! У тебя жена, наконец! Она-то как ко всем твоим спасательным мероприятиям отнеслась? Бедная твоя Галина, прямо тебе скажу! О ней ты подумал? Подумал, что ты и ее жизнь через колено? Подумал, что ее после твоих гуманитарных акций тоже спасать придётся? Или ты к ней уже настолько привык, что ее можно и не спасать? Можно не обращать внимания на ее страдания? Есть у тебя тормоза, в конце концов, или ты так и будешь без разбору за каждого котёнка и червяка душой болеть, забывая о главном? О том, что определяет жизнь твою и жизнь многих дорогих тебе людей.
Думал я тогда, крепко обидится на меня Мишка. Думал, не получится дальше наш разговор. Ан, нет! Не обиделся. Стерпел. Отвечает:
– Сам не знаю, батя, что со мной тогда стало… Ну, не выношу я неподдельных женских страданий! Тех, которые от истинного горя, которые от полной безысходности! Жуткий ведь случай, согласись! И при этом она такая маленькая, куколка беззащитная, а жизнь ее наотмашь своей дубиной… За что ей такое? Не мог я это безучастно наблюдать! Не мог настолько в себя уйти, чтобы не замечать, чтобы не протянуть ей руку!
– Слова всё это, сын! Лирика смазливая! – не выдержал я. – Разве это объяснение того, что ты из-за каких-то посторонних обстоятельств собственную семью разрушаешь?
– А кто тебе такое сказал, батя, про мою семью? Кто ее разрушает? Я просто отвёл японочку в то общежитие, где она жила. Правда, оставить ее наедине с таким горем, признаюсь, сразу не смог. Как только представлял себя в ее положении, так кровь в жилах стыла! Не смог я просто так уйти! А она с откровенным ужасом в глазах ждала, когда я уйду, и ей придётся остаться один на один со своим горем… И тогда я предложил, не слишком раздумывая о последствиях… Ни о чём, кроме облегчения участи несчастной япошки, я тогда и не думал:
– Вот что! Собирай поскорее те вещички, которые тебе более всего нужны… И пойдём пока к нам! У меня жена очень хорошая, она тебя поймёт. Она поможет тебе всё пережить! А когда оживёшь, видно станет, как нам быть! Собирайся! Я и имени ее тогда не знал! Лин она, как потом оказалось! То есть, весна по-русски.
Вот и опять, как в Мишкином детстве, тяжело размышлял Виктор, встала пред нами с женой недорешённая давным-давно задачка. И как же нам с нею быть? Как будто всё сын сделал вполне правильно. Не то чтобы правильно, а даже более того, – он поступил благородно и красиво. Вот только не вяжется это с привычной для нас действительностью. Не вписывается никоим образом в наши нормы морали.
Да! Вроде бы всё правильно Мишка сделал, да только последствия от такого «правильно», предвижу, могут образоваться самые нехорошие. Потому и выходит, будто и не то, чтобы правильно, а совсем даже неправильно! И поступать, если по уму, следовало как-то иначе. Только решений-то иных не видно!
Ну, и как во всех этих парадоксах разобраться? А Мишка мой лишь чутьём своим и добротой решил сию невероятно сложную задачу. Правильно всё-таки решил! Хотя я сам до сих пор не пойму, почему именно такое решение оказалось самым верным. Ведь оно никак в наши старые головы не помещается!
– Привел я японку домой! – продолжил свой рассказ Мишка. – К тому времени, конечно, я и сам догадался, что явился в семью с ядерной бомбой. Трясусь, понятное дело! Сказал Галине, будто так, мол, и так, подобрал в метро японку совсем несчастную. Горе у нее огромное. Может, мы с тобой ее хотя бы от суицида убережем, а там будет видно! Пусть у нас пару дней в себя придёт… Сама-то она не маленькая, должна всё переварить… И надо же, моя Галинка, умница распрекрасная, сразу всё поняла, как и следовало. И меня не стала подозревать! Не стала упрекать в том, чего, разумеется, не было, о чём я даже не помышлял. Просто по-женски взяла японку в свой мудрый оборот. И они друг дружку, мне на радость, сразу поняли. Можно сказать, взаимно притянулись. Хорошо ещё получилось, что в тот день Галка уже с работы пришла, а я как раз выходной себе брал. Искал материалы для полки в кладовку. Потому, как только жене японку передал, сходил за нашей детворой в детский садик. И, надо же, сработал психологический эффект! Когда бедная Лин наших малышей увидела, то будто оттаяла с ними. Даже улыбаться сквозь слёзы стала, как мне показалось. Вообще-то, поначалу с ее улыбками нам трудно было разобраться… У корейцев мимика иная. Будто всегда улыбаются, а на самом деле, обижаются. Да, ладно уж! К слову пришлось!
– Это я как-то понимаю! – согласился тогда Виктор в разговоре с сыном. – Но ведь у тебя, Мишка, намного дальше всё зашло! Разве не так? Куда эта японская жалость вас всех завела? Она же дочь от твоей жалости родила! Ты хоть знаешь, уважаемый Михаил Викторович, что подобная «жалость», если оперировать статьями уголовного кодекса, многожёнством называется? И на сколько-то там она обязательно тянет… Или я ошибаюсь?
– На том наш разговор с сыном тогда и закончился! – с сожалением вспомнил Виктор. – Не захотел Мишка прочие события своей личной жизни со мной обсуждать. Но кое-что я всё-таки у супруги потом выведал. А она от Галины всё узнала. А Галина с японкой с тех пор, можно сказать, не разлей вода! Душа в душу рядом живут, и никаких конфликтов у них не бывает. Как такое между женщинами получается, я и сам не знаю! Но если собственными глазами нечто наблюдаешь, приходится признавать, что оно существует в действительности! Вот так-то, Паша!
– Да уж… – только и вымолвил я. – Силён мужик, однако! Но, скажи мне, это как же надо пахать, чтобы в Москве при таком семейном колхозе концы с концами сводить?
– Так я тебе пока не всё рассказал! Они же давно не в Москве. Когда обнаружилось, что японка беременная, у Михаила с Галиной разговор, конечно, трудный состоялся. Это я так подозреваю! Но ничего конкретно об этом не знаю, поскольку сейсмические волны наружу так и не вышли! Да и вообще, ты не думай, будто всё это совсем недавно происходило… Я же говорил тебе! Скоро внученьке моей узкоглазенькой четыре годочка стукнет! Значит, сам теперь считай, лет пять прошло! Все шторма давно затихли, если они когда-то и случались, и всё травой поросло!
– Чудеса, прямо-таки рассказываешь! – вставил я, так и не зная, как на это реагировать. – Ну, ладно! Отношения молодых я как-то усвоил, но как же твоя супруга на такие фортеля среагировала? Какими глазами Ирина на всё это взглянула?
– Моя супруга – она же верная подруга! – усмехнулся Виктор. – Она, конечно же, сразу принялась меня инструктировать, опасаясь, как бы я, сдуру, дров не наломал! Этого она всегда более остального опасается! А сама-то разволновалась, дальше некуда! Что предпринять, не знает, но мне указания постоянно выдаёт, как себя вести! Ты, говорит, только со своими советами да разборами к ним не суйся! Потерпи, Виктор! Они и без нас с тобой как-нибудь разберутся! Не маленькие детки!
– Женщины – они в таких вопросах всегда мудрее нас! – согласился я. – Не умом так сердцем всё разрулят!
А откровения Виктора, между тем, уже было не сдержать:
– В какое-то время мой Мишка твою любимую Москву со всеми ее проблемными достоинствами окончательно оставил, квартиру продал и перевёз свою гвардию в более благодатный край. На окраине Краснодара купил большой дом, главное, с солидным участком рядом. Сад, огород. Всё свежее – себе, и ещё на продажу остаётся! Все неплохо устроились, прижились. Внуки мои уже в школу бегают, а маленькая японочка пока детский садик посещает. Галя в детской поликлинике снова педиатром работает. То есть, по своей специальности. А Мишка сначала пахал за четверых, где придётся, чтобы большая семья ни в чём не нуждалась! Да еще сад-огород по мужской части на нем держался. А потом стал какой-то ерундой заниматься, как мне показалось… Устроился в некую фирмочку, размером в несколько человек. Они там обивочный материал для мягкой мебели делали. Ерунда ерундой, на мой взгляд! Пустое дело! Ан, нет! Ни с того, ни с чего на их фирму вышли те самые турки, которые прямо из Турции. То есть, настоящие, работящие!
– Странности какие-то… – не сдержался я. – Турки работящие?
– Так и есть! Стали они закупать тот обивочный материал в огромных количествах. Скупали не только всё, что наши выпускали, но и всячески поощряли расширение производства. Не как русские обычно делают… Сам знаешь – заманить, обмануть в чём угодно, святое дело! Лишь бы самому поскорее нажиться! А турки хозяина фирмы буквально на руках носили, длительный договор с ним подписали, к себе в Турцию за их же счет приглашали, богатые подарки делали… Чудеса турецкие! В общем, обивочное дело процветало и расширялось. А вместе с ним и Мишка укреплял свои позиции. Тот хозяин фирмы, между прочим, оказался для моего сына давно знакомым. Когда-то они в Москве пересекались. Мишка инженером на заводе у него был, когда тот слесарил. Потому друг другу доверяли.
– Бывает же так! – удивился я.
– Ну, да! Для нас всё это кажется странным! – согласился Виктор. – Но на Мишке у них, кстати, многое там завязано. Он ведь не только работящий, но и думающий! Капитально дело поставил! И семьями они дружат. В общем, всё вышло по-человечески! И подскажи мне, что еще в жизни следует добавить для полного счастья?
– Действительно! Прекраснейший расклад! – подтвердил и я. – Но интересно мне, какова же судьба той миленькой японочки, которая от Мишки мамой стала? – не удержался я от щекотливого вопроса.
– Ничего плохого с ней не произошло! Она у Мишки теперь вторая жена! Живут все вместе!
Тут я от изумления и сказать ничего не смог. Потом, когда в себя слегка пришел, всё-таки спросил:
– Видимо, я не совсем тебя понимаю… А закон-то как обошли! Разве в таком деле всё чисто? – засомневался я, не зная ни одного подобного случая.
– Не понадобилось им, Паша, закон обходить! Ведь его никто не нарушал! – засмеялся Виктор. – Официально-то в паспорте Михаила числится одна жена! Стало быть, никаких нарушений! Никаких ущемлений! Потому и никаких заявлений! Участковый, правда, приходил поначалу, ковырял что-то. Какие-то намёки глубокомысленные делал, какой-то свой замысел, видимо, имел, но ведь всё его творчество вилами по воде писано. Что он мог доказать, если формально нарушений нет! Ну, живет какая-то японка в их доме, где и прописана. И что с того? Работает в торговле, документы на получение российского гражданства в связи с тяжелой трагедией на родине и фактической утратой связи с ней, давно, куда надо поданы… Не за что зацепиться!
– Допустим, всё именно так! – никак не соглашался я. – И, разумеется, у них это не какой-то пресловутый однополый брак, в котором по вечерам договариваются, кому сегодня быть женой, а кому мужем, но всё-таки… Всё-таки и Мишкин вариант очень уж странно выглядит… Непривычно это… Да и сами женщины как к этому относятся? Как они между собой уживаются?
– Тебя интересует, как они Мишку между собой делят? – догадался Виктор. – Как я понял, ни у кого и ни к кому в его семье претензий нет! Всё по-честному! Ты сам погляди на некоторых современных мужичков или бабёнок… У них же обязательно любовницы, любовники… Одна семья здесь, а где-то сбоку другая… Половые гиганты, чёрт их побери! И всё держится на лжи, всё на недомолвках! Всё на пороках и подлости… Там не семья всему голова, а поганый секс ими правит, отшибающий последние мозги! Вот где подлинный разврат и безнравственность! Вот где мораль не ночевала! Потому и распадаются такие браки один за другим! И столь неправедная личная жизнь в нашем обществе, между прочим, давно стала нормой и чуть ли не образцом! По крайней мере, в больших городах.
– Ну, ты разошелся! Всех бы осудил и всех бы посадил! – усмехнулся я.
– Кое-кого очень бы хотелось… Никто ведь животность в человеке теперь не осуждает, не противодействует ей! Даже не возмущается по этому поводу никто, кроме меня! Напротив, в любом кинофильме похоть воспевается, как самое светлое чувство! Мозги молодым активно переворачивают, на мерзости их ориентируют! Они и рады бултыхаться в грязном потоке! Ведь для молодых главное – благозвучное названьице приклеить к любой гадости, а уж тогда они не только всё оправдают, но еще и копировать станут! Выдумали же, например, безнравственные гражданские браки! И сразу убогая безответственность стала смотреться вполне целесообразной и допустимой нормой жизни! А у Мишки, в отличие от них, всё честно! Скажешь, непривычно для нас? Скажешь, чересчур по-восточному? Так я и спорить не буду! Скажешь, против народных обычаев и традиций? Я и с этим согласен! Но разве лучше, когда сексуально свихнутые самцы, по которым дурдом давно плачет, некую семью образуют, да еще чужих детей в неё затягивают с помощью какой-то противозаконной ювенальной полиции? На мой взгляд, соответствующие органы таких уродов пропускать мимо себя не должны! Давно искоренили бы их на корню, если бы вся эта гадость не властью насаждалась! А у моего Мишки настоящая крепкая семья! И в ней трое чудесных детишек подрастают… Можно сказать, госзаказ на увеличение численности населения успешно выполняется! Ну и что с того, что две жены? Замечательные девчата, я тебе скажу! Глаза друг дружке за Мишку не выцарапывают, как можно было бы подумать! И он им во всем настоящая и прочная опора!
– Ну, знаешь! – не выдержал я. – Твоим подходцем можно что угодно оправдать! Это же настоящий гарем! Ты меня недавно укорял за мой развод, а сам защищаешь такое, что ни в какие ворота…
– Всё я знаю, Паша! Всё прекрасно знаю! Потому и не спорю, что гарем! Впрочем, что ты знаешь о гаремах? А?
– Ну, как же… – только и промычал я.
– То-то же! – воскликнул Виктор. – А знаешь ли ты, дорогой мой, для чего гаремы когда-то устраивались? Вижу! Вижу уже, что ничего ты не знаешь! Одни слова-ярлыки в своём уме и держишь, а смысла тех ярлыков не сознаёшь!
– Ну и зачем, скажешь? – сдался я.
– Только для одного! Не для плотских утех, чему нынешние жеребцы завидуют. Наложницы в гаремах правильных детей рожали! То есть, наследников по крови! Чтобы в нужный момент хоть один наследник на престол имелся. А ещё лучше, если выбор есть! Понимаешь? Это ведь уже пресловутый Пётр стал Россию передоверять, кому вздумается. Даже закон соответствующий издал! Потому что вздумал власть царскую передать своей Екатерине! А кто она такая? Она ведь ещё до Меньшикова солдат российской армии ублажала! Нашел себе жену! Самодержец, называется! Он же, сам понимаешь, с точки зрения нормального мужика, полным идиотом был, если самую подержанную женщину себе в жёны выбрал! Разве не так? Но до Петра, вообще-то, с этим строго было! Корона передавалась только по сыновьему праву и праву русской царской крови в жилах! Впрочем, и Петр Первый скоро сообразил, что сделал непоправимую глупость. Он ведь застукал свою Екатерину после ее коронации с очередным послом, шведским, кажется. Голову посла того он на кол перед окнами своей суженной, разумеется, водрузил, а ее с тех пор даже за один стол с собой не пускал! Но дурнем так и остался! Потому очень скоро он внезапно заболел, проявляя все признаки пищевого отравления, и умер… Не надо было, хоть и царь, загонять своих врагов в угол и оставлять там без разумных мер!
– Причем здесь Пётр? Причём Россия? – обрадовался я ошибке товарища. – Гаремы ведь в Турции были.
– Положим, не в Турции, а в Османской империи! Но суть дела кроется в другом. А чем же, по-твоему, были терема на Руси? Созвучие улавливаешь? Терем – гарем! Одно и то же! Помнишь, как в сказках красавицы тоскливо выглядывали из резных окошек терема? А что им оставалось делать? Это же для них пожизненное заключение! За порог и шагу нельзя было сделать! Затоскуешь тут! Более того, когда султан умирал и его место занимал очередной наследник из гарема, то остальных братьев немедленно убивали! Чтобы под ногами правителя лишние родственнички не мешались! Чтобы исключить дальнейшую борьбу за власть обиженных наследников! А у Мишки жены без всякого гарема счастливы и свободны. Работают, гуляют, поступают, как захотят! Никакого сходства с гаремом! И борьбы за трон у них не предвидится!
Мне осталось лишь удивиться и промолчать, но я, чтобы совсем не потерять лицо, вставил-таки свою колкость:
– Ты так хорошо всё знаешь, будто сам в гареме вырос!
Виктор звонко расхохотался. Минуту он смеялся до слёз, а потом выдал.
– Опять ты сути не понял! Покинуть гарем удавалось либо султану, либо мертвецу! А я – ни то, и ни другое, слава богу!
– Тебе по-прежнему палец в рот не клади! – почти обиделся я, понимая своё поражение по всем пунктам.
– Зла на меня не держи! Это я – так! Для красного словца! К тому же Мишку я тоже как-то надумал повоспитывать: «Ну, пожалел ты японку! Помог ей в трудную минуту! Но зачем же ты ее беременной сделал? Да еще и второй женой…». Так он мне на удивление вполне откровенно ответил: «Не знаю, батя! Увлекся, пожалуй, чересчур! Поначалу, клянусь тебе, у меня ничего и в мыслях не было! Она ведь меня до сих пор чтит не меньше своего Ким Ир Сена! Смотрит как на святого! Вот и случилось как-то – сам не пойму. А после того разве я мог ее одну оставить? Это стало бы абсолютной подлостью! Вот и пришлось. Только со временем, чувствую, я и ее полюбил, несмотря на свою Галку! И дальше жить без нее совершенно не могу! И без Галки своей тоже не могу! Режьте меня или поджигайте, а так вышло! И с тех пор мы все тут спаялись так, что нас тягачом не разодрать! Сам спроси моих баб, если хочешь! Я ведь поначалу, не совсем же дурак, очень за Галку волновался, но она-то, как раз, сама всё очень спокойно восприняла! Понимаешь, всё само собой у нас уладилось! Само собой! И рушить мы ничего не собираемся! Да я и не позволю, если кто-то попытается! Это моя семья! Я всех люблю, и все в моей семье счастливы! И нечего злые носы в наш дом совать!»
– Чудеса! – только и осталось признать мне, глядя на Виктора. – Мишка твой начал с защиты червяков, а закончил собственным гаремом! Ну и мужик! Хотя, что к этому добавишь? По всему видать, толковый он парень! Но всё-таки, хоть режь меня, хоть жги, но что-то ненашенское в его делах присутствует! Что-то меня в его славном семейном союзе смущает…
– Ты только, Паша, поспешно ничего не обобщай! Я ведь повторить, как сделал мой Мишка, не смог бы ни за что! Но и его осуждать давно перестал. Почему? Ну, сам посуди! Когда я общаюсь с Весной (я так нашу милую Лин называю), то не могу не признать, что она всякий миг буквально светится от счастья! Более того! Как-то я позволил себе о том же заговорить и с Галиной. Так она лишь расхохоталась. Говорит мне, я, Виктор Александрович, сама бы в это не поверила, если бы мне раньше такое нагадали… А в жизни всё легко устроилось! Сама удивляюсь! Но уверена, что огромная заслуга в том, что у нас мир да любовь в семье, принадлежит нашему «красноармейцу Сухову». Мы его между собой так зовём. У Мишки прямо-таки талант к семейной жизни. Другие мужики с одной женой справиться не могут, а он с нами обеими живет любо-дорого! И никаких конфликтов за место «любимой жены»! Мы даже не знаем, что такое ревность, зависть, обиды… Даже ссор у нас не припомню!
– Чудеса! – только и оставалось мне согласиться с Виктором. – И всё-таки, я не перестану настаивать, что это весьма странно! Всё-таки, это не по-нашему!
– Конечно! – согласился Виктор. – Я и не спорю! Но что я должен думать о столь неправильной семье, если в ней всем живётся правильнее, нежели в любой самой правильной? Мишкины жены, как я погляжу, своей жизнью вполне довольны! Дети и муж у них ухожены! Дом содержится в порядке! Приусадебное хозяйство процветает! Даже на выборы они ходят, хотя большинство соседей – ни-ни! Вот и попробуй сформулировать свои претензии к столь неправильной семье! Сможешь? Лично у меня это никак не выходит! – усмехнулся Виктор. – Да и люблю я их всех, чертенят!
– И всё же… – не выдержал я давления аргументов Виктора. – Ты понимаешь, что начнётся в нашей стране, если такие отношения разрешить? Это ведь только у Мишки в семье – тишь да благодать! А в других гаремах бабы, того гляди, кровавую резню между собой устроят! Да и мужики вполне могут рехнуться! Начнут себе гаремы комплектовать, как в полудиком Туркменистане… У кого больше денег, у того больше и жён! Да еще станут выкобениваться друг перед другом! Разве не так?
– Может, и так, Паша! За всех не поручусь! Но я ведь тебя не агитирую и не вдохновляю поступать, как мой Мишка… Ты меня про него спросил? Спросил! А я тебе честно рассказал всё, как есть! Только и всего! Ни я, ни мой Мишка, ничего не делаем для закрепления, как ты его именуешь, многоженства. Мы лишь хотим, чтобы никто не вмешивался в семейные дела прекрасной ячейки нашего горячо больного общества.
– Чего ты его, это общество, горячо больным обозвал? – почему-то задело меня.
– А то сам не знаешь? Ты-то свою семью разорил? Разорил! И другие за тобой, куда ни глянь, в ту же степь! А разве это по-нашему? Разве это по-мужски? Семья у нынешних мужиков на последнем месте оказалась! Кобелям её совсем не жалко! А ведь любой народ именно с семьи начинается! Стало быть, и страна, и государство – всё начинается с семьи! Значит, если бы всё по уму, это государство и должно было такой порядок установить, чтобы разводов не допускать.
– По-итальянски хочешь всё устроить, что ли? – вставил я с ехидной ухмылкой.
– А мне по фигу, как это назовут! Хоть по-африкански! – резко взмахнул рукой Виктор. – Следует продумать все варианты, все последствия и принять взвешенный закон, чтобы семья опять настоящей ячейкой общества стала, а не мелкой монетой в руках безнравственных людишек, не несущих ответственности за судьбу своих детей! Между прочим, если всем пойти по Мишкиному пути, то роль женщины в обществе резко изменится – женщин-то всем мужикам не хватит! Стало быть, наши женщины опять свою цену почувствуют! К ним гордость вернётся! А потому и мужики меж собой конкурировать начнут, меняться станут качественно! Захотят удальцами выглядеть, а не подлецами, кочующими туда-сюда!
– Так ведь сейчас примерно так и есть! Не идеально, конечно! Но всё-таки… – попробовал я перехватить инициативу.
– Ну, конечно! Скажешь мне! Молодежь, она же многого в жизни ещё не знает, учится, запоминает, потому штампами и живёт! Примеры ищет! И таким образом себе мировоззрение формирует! А ей в качестве идеала что всюду подсовывают? Вот, пока в поезде ехал, всё песенку крутили по радио, приятную на слух… А в ней одни и те же слова повторялись… Сейчас вспомню, если получится… Ах, вот: «Дай еще ночь одну, а потом, хоть ко дну! А потом – хоть трава не расти…» Как тебе это?
– Ерунда какая-то! Обычная попса, ни к чему не обязывающая… – попробовал я остановить мысль Виктора, но не тут-то было.
– А я уверен, что этакая «ерунда» ловко подменяет приоритеты некогда целеустремленной молодёжи! Разоружает ее! Послушают наши внуки, да и решат, будто и впрямь нет в жизни ничего важнее ночных кувырканий… И станут сами жить по этому же правилу! Тогда, прощай нормальный мужик! Он больше не творец! Он больше не созидатель! Он – бешенный кобель, а она – кобелица безмозглая на длинных ногах!
– Положим, не кобелица, а ещё более жёстко! На букву «С»… – усмехнулся я.
– Пусть на «С»! Но ты всё равно не понял всю глубину проблемы! Здесь же просматривается не случайная глупость каких-нибудь убогих еврейских пиитов, а безжалостная идеологическая война! Война – сначала на развращение, а затем и на полное уничтожение нашего народа! – Виктор секунду помолчал. Я уже надеялся, что он переключится на что-то другое, но нет! Опять завёлся. – Это же не единичный случай! Погляди на ту же Пугачеву… Это же – образцовый питомник безнравственности! Конвейер по доращиванию недозрелых червяков в интересах низкопробной эстрады. А уж она своё разрушительное дело ревностно выполняет! Представляешь, Пугачёва даже религию свою сменила! Я неверующий! Потому мне ее религия по фигу! Но верующие люди говорят, будто это есть самая настоящая измена и огромный позор на всю жизнь! Но она на всё идет, лишь бы вокруг нее, столетней старухи, постоянно молоденькие червячки извивались!
– Ну, ты и даешь! Тебе бы шашку, да коня!
– Ты знаешь, – вдруг захохотал Виктор, сбросив с себя непримиримость и серьёзность, – от хорошего коня я бы не отказался! Конь – это не блудливый кобель! Конь в нормальной семье – всегда надёжная опора!
Поздно вечером я проводил своего товарища на поезд. Впереди его ждала встреча с дочкой и ее дружной, по словам Виктора, семьей. Охотно этому верю!
Потом мой однокашник собирался ещё и в Краснодар заехать. То есть, к Мишке и, главное, к своей внучке-любимице, маленькой кореяночке русского происхождения по имени Джунг, что в переводе с корейского означает Любовь! Совсем как наша Люба-Любаша-Любонька. Он особенно ждёт встречи именно с ней, с такой занятной маленькой кореяночкой. Она его прямо-таки окрыляет! И пусть счастливая звезда светит им вечно!
Счастливый всё-таки Виктор! Это же, несмотря ни на что, невозможно не признать! Теперь он вполне может забыть о своём недооцененном когда-то военном прошлом, ибо на другой чаше весов его плодотворной беспокойной жизни появилось столько прекрасных наследников! Столько любимых внуков! И столько мест на Земле, где его в любое время всегда будут ждать и любить!
А вот я наворочал в свое время… Только теперь понимаю, что сдуру наворочал… Точнее сказать, разворочал! Начисто разворочал собственную семью! Разорил многие жизни некогда любимых мною людей! И ведь был совершенно убеждён, будто всё лишь улучшаю. Будто всё наладится, перемелется, утрясётся… А вышло-то так, что теперь лишь расхлёбываю последствия своих прежних «достижений». Но даже это давно делаю в душераздирающем одиночестве. Никому к старости я оказался не нужен! Тоска…
Апрель 2020 года
Гремучая смесь
Университетский городок, по которому я бреду вдоль главной аллеи, пребывает в тишине. Перерыв между занятиями, когда толпы активных студентов взбудоражат всё вокруг, наступит только через час.
Странная, в общем-то, картина, поскольку тишины здесь не бывает. Обычно хоть кто-то, но пройдёт. Кто-то, но попадётся. Хоть навстречу, хоть попутно. И на лавочках сидят в любое время… Всегда увлеченно спорят, шумят, чем-то торопливо перекусывают…
Почему же теперь безлюдье? Оно даже беспокоит. Будто сам не успел куда-то! Будто все умные уже там, где и надо быть, а ты, хоть и профессор, беспечно топаешь по пустынной аллее. И совсем не туда, куда умчались остальные!
Разумеется, это наблюдение – лишь моя шутка. Я-то знаю, куда иду! И где следует быть, я тоже знаю! Но красивая фраза пришлась к слову. Бог с ней! Ибо важнее остального сейчас чудесное состояние природы. К нам неожиданно вернулось то самое лето, желаннее которого после ушедшего тепла, пожалуй, не бывает.
И как можно оставаться равнодушным к берёзкам в золотых одеждах? Или к затейливо вырезанным листьям пожелтевших клёнов? И чьё настроение, скажите мне, не взлетит до небес при виде солнечных бликов, блуждающих в прореженных листопадом кронах деревьев?
Только представьте себе столь сказочную идиллию во всех ее цветах и красках, и сразу поймете, отчего моя душа поёт под аккомпанемент прекрасного осеннего денька.
Лишь одно обстоятельство портит настроение. Периодически по округе разносятся неприятнейшие металлические стуки, и я всякий раз инстинктивно дёргаюсь, пытаясь обнаружить их источник.
Ремонтируют крышу? Или сантехники колдуют в своих подземельях? Но никого не замечаю.
– Тук, тук, тук! – донеслось откуда-то опять, и эхо сразу замело все звуковые следы.
Короткая пауза, и опять то же самое:
– Тук, тук, тук!
Некоторое затишье, и снова:
– Тук, тук, тук!
«Это становится интересным! – отвлёкся я от красот осени и даже важных дел, которыми был поглощён, появившись сегодня на кафедре. – Кто же и где стучит? То, что эти звуки весьма противны, ещё полбеды! Понять бы, откуда и зачем? Тогда они, возможно, хоть перестанут раздражать».
Вот и новая серия ударов! Громко и отчетливо! Однако эхо опять спутало все следы. Всё больше удивляясь, я продолжаю озираться по сторонам, стараясь взглядом пронзить пространство меж стволов. На аллее уж точно никого нет!
Будто разыгрывает меня кто-то, а я не в состоянии разобраться в простой шутке! Вроде бы звуки рождаются совсем рядом… Вон – где-то там… Или нет! Пожалуй, всё-таки справа… Или чуть левее того клёна? Или… Впрочем – всё бесполезно!
Снова забарабанили… Но уже где-то вверху:
– Тук, тук, тук!
Я продолжаю вглядываться вдаль. Переношу взгляд в кроны деревьев. Опять ищу вдоль аллеи и боковых дорожек…
И вдруг замечаю!
Боже ты мой! Да это же настоящее чудо природы! И как на такое обижаться?
На высоченной опоре освещения ловко устроился большой пестрый дятел. Вцепился в кромку огромного защитного колпака лампы и настойчиво его долбит.
– Тук, тук, тук! – заработал дятел на моих глазах, подтвердив, что я правильно нашёл источник шума. – Тук, тук, тук!
Округлый металлический колпак стократно усиливает звук каждого удара, превращая его в полноценный грохот. Но сам дятел кажется на редкость красивым и интересным. Собственно говоря, для жителя среднерусской полосы, не избалованного разнообразием фауны, да ещё в городской черте, иначе показаться и не может. Крупный, с яркими черно-белыми и красными перышками, с длинным прямым клювом… Самый настоящий известный нам с детства дятел! Здесь он – не частый гость, потому особенно дорог…
