Александр Иванович Вовк
Три исхода одного знакомства. Повесть и рассказы
Рядом с тем кабинетом к перегородке приделан крохотный столик, весь пластиковый, чтобы больным удобнее было с биологическими материалами расправляться. Замечательный, надо сказать столик, если вы сами понимаете! Очень он больным в их тяжёлой жизни всегда помогает.
Но на двери того важного кабинета, где должен происходить прием биологических материалов, как назло, висит замечательная и очень даже большая табличка, чтобы все больные без исключения ее сразу замечали. А на табличке всего одно научное слово очень крупно написано: «Кварцевание». И дверь, понятное дело, потому закрыта.
Потому напрасно всё новые больные за перегородку постоянно прибывать хотят. А заодно они стесняются своих баночек с биологическим материалом, но не знают, куда эти баночки можно ещё приспособить. И кому, и когда их материал вздумает вдруг понадобиться? Потому что дверь закрыта. И так далее.
В общем, растерянные больные всё прибывают. А дверь всё закрыта. Потому готовые биологические материалы девать совсем некуда, и они никому, значит, пока как бы и не нужны. Но все больные на что-то сильно надеются. Потому никто никуда со своими материалами не расходится, а рассчитывает на месте дождаться, когда дверь однажды всё-таки откроется. А дополнительные больные, между тем, всё прибывают. И уже, как будто, не все они очень довольны происходящим. И некоторые, которым стоять в тесноте уже кажется невозможно, потому что пола на всех не хватает, даже своё собственное мнение имеют.
Как раз в тот решительный момент из заветной двери, которая подписана «Кварцевание», в коридор к больным вдавилась некая дама в белом халате. Это значит, она здесь работает. Это, скажем так, пусть себе! Это всем здесь, значит, так надо, чтобы в белом халате. Но эта дама всех очень сдавила.
А дело в том, уж не знаю, как это сказать наиболее деликатно, только ее середина оказалась настолько негабаритной, что нескольким больным от тесноты, сразу усилившейся, стало плохо. Но мы же с вами понимаем, что сама женщина в белом халате в том никак не виновата, если она вся такая! Однако и больных надо пожалеть. Им-то как быть с биологическими материалами, если они совсем не помещаются?
Но женщина в белом халате намётанным глазом обнаружила какой-то непорядок в доверенном ей хозяйстве. Она сразу заметила его и потому, конечно, строго спросила всех, глядя на тот замечательный столик, который под напором больных пока ещё держался в углу изо всех сил:
– Чей это пакет, я вас спрашиваю? – выпалила она в массы таким сверхкоротким залпом, будто это было единственное слово.
Ответа от масс, разумеется, не последовало, потому, как в них всякий считал себя к этому пакету ни при чём. Тогда она опять тем же манером повторила свою нервную фразу:
– Чей это пакет, я вас спрашиваю? – и только тогда, не дождавшись откровения от скрывающегося где-то хозяина пакета, решительно заявила. – Всё! Раз пакет ничейный, я действую по инструкции. Сейчас же вызываю ссыкурите!
Сдавленный теснотой народ безропотно молчал, не понимая, какие последствия ему грозят. А, может, кто-то и понимал, что такое «ссыкурите», потому робко предположил:
– Наверное, оставил тот, кто сейчас в кабинете…
Женщине в белом халате это показалось вполне возможным. Потому она, поскольку двери в остальные кабинеты были распахнуты настежь, чтобы поток больных не сдерживался открыванием и закрыванием дверей, закричала во весь голос, обращаясь к тем, кто в кабинетах:
– Чей это пакет, я вас спрашиваю?
– Да к чему вы так волнуетесь, женщина? – удивился кто-то, кто по собственной неопытности ещё слабо верил в терроризм в этой поликлинике. – Кто-нибудь, да заберёт его!
– Много вы знаете! – похвалила его женщина в белом халате, но тут же заглянула в кабинет, из которого сама недавно вышла, и громко спросила кого-то там. – Тамара Петровна! Тут бесхозный пакет! Что мне с ним делать?
– А что в пакете? – поинтересовалась Тамара Петровна, не выглядывая за пределы кабинета.
– А я знаю? – странно ответила женщина в белом халате, но в тот же миг не столько сама заметила, сколько почувствовала на себе острое желание некоторых больных тоже попасть за перегородку, хотя это было невозможно по причине абсолютного переполнения. Потому она заохала и требовательно спросила:
– Больные! Ну, куда вы все подряд сюда ломитесь, в самом деле? Разве не видно, что здесь некуда?
– Так вы откройте дверь для анализов… – посоветовал кто-то. – Всё и рассосётся!
– Больные! Не лезьте через раз со своими всякими предложениями, пожалуйста! У меня же есть инструкция! И вообще! Чей это пакет, я вас опять спрашиваю?
Кто-то, придавленный другими больными к столику, робко заглянул в тот чужой пакет и сразу поведал в стесненное больными пространство:
– Тут только баночка с анализами, паспорт и вязанная шапочка… И больше ничего! Напрасно вы так всполошились!
– Нет! Вы поглядите на него! – констатировала женщина в белом халате. – Больной, а всё знает! У меня же инструкция! Как вы этого не понимаете! А ещё – больной, называется! Тамара Петровна! – опять закричала она в дверь с табличкой «Кварцевание». – Так что мне с бесхозным пакетом делать?
– Да оставьте его в покое, раз уж в нём, как я слышала, ничего опасного нет! – здраво рассудила Тамара Петровна, не показавшись из-за двери.
– Э, нет! – возразила женщина в белом халате. – А баночка? А кто скажет, что в ней? Может, там динамит в жидком виде? Ведь в Турцию такие баночки проносить в самолёт не положено! Нет, Тамара Петровна, вы как хотите, а вся ответственность за больных на мне лежит! Потому я вызываю ссыкурите! – и она действительно нажала какую-то кнопку, запрятанную за дверью с табличкой «Кварцевание».
Мучительно тянулись минуты нервного ожидания. Потому заволновались даже те больные, которые ещё не сумели втиснуться за перегородку, чтобы сдать свои биологические материалы. И их, таких больных, в коридоре накопилось ещё больше, чем счастливчиков за перегородкой. И они тоже не знали, как быть с их материалами и потому сильным волнением выражали своё отчаяние.
Наконец перед перегородкой появился долгожданный пенсионер в черной форме с нашивкой «Охрана» на нагрудном кармане. Это и был тот самый ссыкурите, которого все ждали. И он сразу официально спросил тех больных, которые не смогли пройти за перегородку, а только настойчиво заглядывали в прозрачную дверь:
– Что здесь случилось?
– Не знаем! – ответил кто-то недовольно. – Нас туда не пускают! А сами битком набились!
Тогда пенсионер в черной форме потребовал:
– Разойдитесь, товарищи больные! Сейчас разберёмся!
Но расходиться никто не хотел. Особенно сопротивлялись те больные, которые уже обосновались совсем рядом с дверью. Они очень боялись утратить на нее своё влияние.
Всё же пенсионер в черной форме сумел протиснуться к прозрачной двери и узнать, что случилось за перегородкой.
Ему из-за перегородки так и сказали:
– Ничего не случилось! Просто здесь ничейный пакет кто-то оставил! Вот она и испугалась…
Тогда он тоже очень разволновался, потому что напрасно поднимался на последний этаж, и с горя уже хотел уйти, но женщина в белом халате сразу возмутилась:
– Как это – ничего не случилось? Как это ничего? И зачем только вы, если на должности, всяких больных слушаете? Я вас вызвала строго по инструкции, раз пакет бесхозный! Как это в нём ничего нет, если там очень даже конкретная баночка запрятана! Вполне возможно, она даже с жидким динамитом там!
Пенсионер в черной форме протиснулся к столику, заглянул в пакет и сказал:
– Эта банка с анализами! Это никакое не самодельное взрывное устройство! И напрасно я к вам поднимался на последний этаж. Сами тут со своими анализами разбирайтесь, а я пошёл! У меня что, других дел без вас нет, что ли?
Но не тут-то было! Женщина в белом халате очень сильно распереживалась по той простой причине, что бесхозный пакет и банку никто не собирался срочно обезвреживать. Она так и сказала:
– По какому такому полному праву вы станете здесь инструкцию нарушать? Тут бесхозные пакеты никак нельзя оставлять! А я из-за них не буду всякие биологические материалы в банках принимать, поскольку больные могут банку подменить, а взамен ее динамит окажется!
– Ну, это уже слишком! – ответил пенсионер в черной форме. – Мне еще только с вашей мочой осталось разбираться!
Уж неизвестно, как бы дальше развивались столь драматичные события, если бы из того кабинета, в котором всегда берут кровь из вены, пошатываясь, не вышел очень бледный больной, как-то неприлично согнув руку в локте, зажимая ватку. Только тут и выяснилось, что бесхозный пакет всегда принадлежал ему.
– И почему вы всюду прячетесь, в самом деле? – сразу возмутилась женщина в белом халате. – Что у вас теперь там в банке?
Этим вопросом бледный больной сконфузился и сказал, что только сейчас он сдал кровь на анализ, и потому ему стало плохо, а теперь он совсем уже готов сдать анализ из пакета и всё остальное, что потребуют.
На это кто-то в толпе рассмеялся. Смех поддержали остальные больные. И только тогда женщина в белом халате успокоилась и строго, но уже миролюбиво сказала:
– Своими руками сейчас заберите свой бесхозный пакет, и давно бы так! Теперь я по инструкции имею полное право у больных, которые по очереди, принимать биологические материалы! – она сняла табличку с научной надписью «Кварцевание» и распахнула дверь лаборатории.
И скоро толпа больных, а вслед за ними и угроза терроризма, окончательно рассосалась.
Март 2020 года
Боль сердечная
По пути на дачу прицепился гаишник. Фёдор Иванович уж и так с ним, и сяк, ведь ничего не нарушил, но тот как клещ. В открытую вымогал. Дело привычное, но денег-то в кармане нет. Всего-то одна бумажка в двести рублей и осталась.
И что? А ничего! Он как увидел наживу, так и… В общем, пришлось отдать, чтобы отвязался. Зато всю дорогу было омерзительное ощущение, будто в дерьме с головой искупался.
С такими чувствами и подъехал к шлагбауму дачного кооператива. Вышел, чтобы открыть ворота, но зачем-то прошёл дальше по проезду, словно забыв, зачем приехал. Очень уж настроение тяжелое. Гадко на душе, руки опускаются. И черт с ним гаишником! Причины в самом себе! Противно, что дал! Противно, что не отвадил! Противно, что оказался слабаком…
Из-за такого пустяка, как многим покажется, зашаталось самоуважение Фёдора Ивановича. И ведь не отбросишь просто так те самобичевания, потому что они вполне обоснованы.
Расстроившийся Фёдор Иванович, пройдя метров тридцать от машины, внезапно развернулся, вспомнив, что бредёт на автомате. Махнул рукой, ругая свою бестолковость. И в тот миг заметил, что задняя дверь его «Калины» ожила. Странно! Совсем ведь никого там не было, удивился он. И вдруг испугался: «Да ведь там документы на машину и сумка с продуктами на пару дачных дней! Кто там шарит? Что за напасть?»
Фёдор Иванович заспешил к машине, насколько позволяло сердце, и сразу заметил как от нее, пригибаясь, метнулась в сторону железнодорожной лесополосы женщина в цветастом платье.
«Ну, вот! Есть захват цели!», – привычно решил бывший офицер-зенитчик. А результат определится упорством и здоровьем.
Задыхаясь, женщину он всё же настиг довольно скоро, ломясь напрямик сквозь кусты. Осталось тормознуть ее, но не хватало воздуха, чтобы приказать остановиться. Всё же дотянулся до женщины рукой, хотя и не смог ее ухватить. Но от несильного его толчка, видимо, она вскрикнула и чересчур неловко завалилась на бок. Только теперь Фёдор Иванович заметил девочку лет двух, прижимаемую женщиной к себе, но это для него, охотника, уже не имело значения. Он вцепился в ее руку, рассчитывая сдавить посильнее. Тогда сразу отдаст, что украла.
Но у самого сил не осталось, потому Фёдор Иванович дернул к себе женскую руку и стал ее выкручивать. Воздуха не хватало мучительно. Он едва не бросил добычу, заботясь лишь о своём дыхании – очень уж тяжело – но выдержал паузу и руку не отпустил.
Малышка смотрела на него глазами полными ужаса и чего-то еще, тогда Фёдором Ивановичем не понятого. Но этот взгляд беззащитного ребёнка, считавшего, что его мать убивают, был невыносим для Фёдора Ивановича. Он тут же сел бы рядом, и всё бы закончилось, но нет! Он по-прежнему держал руку женщины, умышленно делая ей больно.
Но эти глаза малышки… Он сам уже не понимал, что делал, только не отступал.
– Что вы украли? – спросил Фёдор Иванович, задыхаясь.
Женщина, не вырывалась и даже не стонала от боли, словно ее не чувствовала. Но боль была! Её не могло не быть, знал Фёдор Иванович. Видимо, терпела, чтобы еще сильнее не испугать малышку.
Неожиданно женщина ответила:
– Ножницы… Вы только жене не говорите, что это я…
– Вы знаете мою жену? – потрясенно уточнил Фёдор Иванович.
– Не говорите ей! Мне очень стыдно! – опять попросила женщина.
В это время Фёдор Иванович в шагах тридцати заметил ещё одну испуганную девочку. Скорее всего, лет шести-семи. Она стояла лицом к ним и смотрела на происходящее с ужасом и молча. По ее щекам струились беспомощные слёзы. Она не знала, как вызволить мать из беды, и боялась приблизиться к разъяренному мужчине.
Фёдор Иванович обмяк и обреченно, понимая, кем он стал, спросил:
– Какие ещё ножницы?
Женщина опасливо разжала ладонь. В ней заблестели самые обыкновенные ножницы, которые Фёдор Иванович сразу узнал. Он держал их в машине на всякий случай.
Фёдор Иванович так и не уяснил, с какой целью женщина похитила эти никчемные ножницы, но ему стало невыносимо больно оттого, кем он ощутил себя в тот миг.
«Сначала гаишник, теперь эти ножницы! Боже мой! Что со мной происходит? Будто кто-то подталкивает меня этими странными событиями. А куда? А зачем? Я же старался никогда не подличать! Старался жить по совести… Откуда эти муки? Зачем всё это на меня?»
В тот день ничего существенного он уже не делал. Даже не поливал, хотя жара иссушила землю. Ему постоянно виделась насмерть перепуганная девочка, которая постарше, и малышка с неописуемым ужасом в глазах. И стойкость женщины, своим терпением оберегавшая психику перепуганных детей. А напротив он видел себя, ставшего для них воплощением зла на свете!
«Боже мой, зачем ей эти чертовы ножницы? И почему больше всего она опасалась, чтобы обо всём не узнала моя жена, которой полгода нет на свете? Почему именно это было столь важно для неё? Я ведь и сам каждый день вспоминаю жену, как чистейшее создание. Как недостижимый идеал! Как справедливейший божий суд!»
Только на следующий день соседи заметили странность – со вчерашнего дня Фёдор Иванович не вставал с дачной скамейки, пристроенной под роскошно цветущей яблоней.
Июнь 2020 года
