bannerbannerbanner
полная версияТайна палаты №6

Александр Иванович Вовк
Тайна палаты №6

Полная версия

Через несколько секунд всё завершилось.

Страшное зрелище приняло статический вид свершившейся трагедии. Лишь клубы пыли на протяжении десятках метров, оказавшихся последними для беленькой Тойоты, не спешили оседать на придорожную траву.

Свидетелей происшествия не оказалось. Лишь немного погодя на обочине притормозила ободранная «Девятка». Из нее быстро и уверенно выскочил мужчина средних лет, призывая по ходу:

– Пойдем-ка, сынок, поглядим поближе…

Они торопливо сбежали с невысокого шоссейного косогора и в тишине, нарушаемой лишь пением неугомонных птиц, приблизились к искореженной машине. Отец смело заглянул вовнутрь через выдавленное лобовое стекло, валявшееся вдалеке, брезгливо потряс головой и решительно скомандовал.

– Погляди-ка, сынок, по сторонам, а я тут пока…

– Батя! Так нельзя ведь… Там же люди! Надо им помочь!

– Да ты, я вижу, слизнячком растешь! Я в твои годы лучше соображал! Идет удача – не спи! Им деньги больше не нужны, а нам, в самый раз! – мужчина торопливо, но уверенно пошарил в машине, не обращая внимания на окровавленных людей, что-то извлек из дамской сумочки и мужского пиджака, всё ещё нелепо болтающегося на оконном крючочке. – Ну вот, кое-что и нам перепало…

– Позвоним, давай… Скорую вызовем…

– Ну, конечно! С нас трясти и начнут! Соображаешь, что советуешь? – он брезгливо вытер окровавленную руку о траву. – Всё! Валим отсюда – вон, уже другие подъезжают… Опоздали, однако, господа! – усмехнулся он злорадно.

Вновь подъехавшие остановились напротив завершенного действа, но спускаться к машине не стали, наводя на нее издалека свои телефоны с фотокамерами:

– Что там случилось? Помощь нужна? Может, позвонить надо?

– Нет! Перед нами уже позвонили… Белый «Мерс» и серая «Приора». И помчались себе дальше… Вот и мы сейчас! – спокойно пояснил мародер, усаживаясь в свою «Девятку».

Обе машины вырулили на трассу и помчались вперед, как ни в чём ни бывало. Через минуту они умчались с места трагедии.

После долгих внутренних терзаний сын в «девятке» всё-таки спросил:

– А зачем ты про тех сказал, которые впереди нас на «Мерсе» проехали, будто они позвонили? Они ведь даже не остановились.

– Ну, ты силен, парень, соображать! Неужели не ясно? Когда менты копать начнут, они быстренько их отыщут. Тогда к ним всё и прилипнет – ведь они, с наших слов, первыми здесь поживились… Учись, сынок, пока батька жив!

Глава 15

Алёна пришла в сознание, ничего не зная и не понимая. Она захотела резво и весело, как обычно делала после сна, вскочить на ноги, но острая боль в шее и ноге привела ее в оцепенение. Второй раз Алёна поступила осторожнее, постаравшись для начала хотя бы раскрыть веки, слипшиеся от густой и маслянистой жидкости, и осмотреться. Обе ее руки странным образом не слушались, произвольно раскидавшись в стороны. От столь необычного положения своих непослушных рук Алёна испугалась.

– Дима…, – прошептала она разбитыми и непослушными губами, не слыша себя и ничего не видя.

Никто не отозвался.

Вернувшаяся память обрушила на Алёну радостную предысторию их первой совместной и дальней поездки. На новёхонькой Тойоте со своим Димкой она, всем подругам на зависть, отправилась на юг. Куда-то на Черноморское побережье. Честно говоря, им было всё равно, куда ехать, хотя основным направлением выбрали Сочи.

Теперь, уже вспомнив те радостные сборы и приготовления, инструктажи своих девочек и обещания маме быть осторожной на море, Алёне нестерпимо захотелось дотронуться до самого родного своего существа, до Дмитрия, но рука не послушалась даже столь простого желания. Еще одна попытка лишила Алёну сознания.

Глава 16

Крохотная «Калина», похожая на занятную букашку, летевшую вдоль трассы не хуже самых дорогих джипов, издалека принялась активно притормаживать, но, чтобы не поднимать с обочины пыль, лишь в последний момент вильнула вправо и замерла у края косогора. Ее водитель поспешно выскочил из машины, махнув жене так, что без слов стало понятно – «сиди, мол, не на что тебе там смотреть!» – стремглав бросился к изувеченной машине в оседавшей пыли.

Из «Калины», несмотря на запрет, всё же показалась женщина. Не спускаясь вниз, она в сердцах выкрикнула вслед мужчине, скорее всего, своему супругу:

– Николай! Ну, чего тебе там понадобилось? Ведь и у нас лишнего времени нет… Опоздаем же к поезду…

Николай зло отмахнулся. Ему хватило одного мгновения, чтобы оценить всю трагичность дорожной ситуации. К тому же здесь он, видимо, оказался первым.

Из варварски измятой машины издевательски слышалась красивая мелодия. Через проём отсутствующего ветрового стекла, Николай разглядел двоих! Дышат, но оба в шоковом состоянии. Всё залито кровью, завалено какими-то вещами и раскрошенным печеньем.

– Кто тут? – испуганно, но с надеждой спросила лежащая в машине красивая женщина. – Кто тут? – повторила она.

– Ну, слава богу! Не волнуйся, дочка! И не такое случалось… Уладим…

Николай попробовал открыть дверь, чтобы подобраться к женщине с ее стороны, но пластиковая ручка не выдержала огромного усилия и наполовину осталась в руке. Дверь со стороны водителя поддалась неожиданно легко, хотя была немыслимо деформирована, а крыша над ней сильно вмята вовнутрь салона. Мужчина лежал окровавленным, но, видимо, несмотря на отсутствие подушек безопасности, грудную клетку себе не повредил, так как руль, что и предусматривалось конструкцией, очень сильно подался вперед даже без удара о встречную преграду. «Стало быть, самое страшное не произошло, только бы голова осталась целой! С ним разберусь потом. Сначала женщина».

Из их же фляги, лежавшей на виду, Николай смочил свой носовой платок и протер женщине глаза, потом намочил растрескавшиеся губы.

– В туалет… я уже не могу… – простонала она.

– Вот что, дочка, до туалета мы с тобой не скоро доедем, так что ты не стесняйся меня, старика, я отойду, не стесняйся, – по-отечески мягко посоветовал Николай, соображая, как можно извлечь сильно травмированную женщину, не причинив ей еще больше вреда. Причем, он сразу заметил, что ее правая нога невероятно вывернута и резко изогнута – видно, кость переломлена – и зажата смятой металлической конструкцией так, что извлечение бедняжки окажется трудной задачей.

«Как же быть?»

Николай поглядел на свою машину и нервничавшую рядом с ней супругу, а когда заметил мчащуюся по шоссе легковушку, энергично замахал ей руками, приказывая жестами остановиться. Из машины к нему нерешительно приближалась девушка, только что сидевшая за рулем. Николай остановил ее на расстоянии взмахами руки, что бы зря не теряла время, и, докричавшись, велел:

– Не подходи, милая! Стой, говорю, где стоишь! Лучше останови на дороге два грузовика и направь их ко мне… И пусть тросы готовят… И подъезжают с двух сторон…

Видя, что необычные команды поставили девушку в тупик, Дмитрий огорченно махнул рукой и прокричал ей издалека, подняв два пальца:

– Два грузовика сюда! А я разберусь! Заодно звони по сотовому! Вызывай всех подряд – реанимацию, скорую, полицию, милицию… Скажи, два человека в критическом состоянии!

Девушка быстро развернулась в сторону шоссе, и скоро к Дмитрию подбежали водители остановленных ею грузовиков:

– Что случилось, командир?

Дмитрий не многословил.

– Мужики! Надо растянуть кузов! Цепляйтесь с разных сторон за стойки дверей. Потом, по моей команде, но только ты, – он обратился к водителю КамАЗа, – станешь медленно тянуть! Предупреждаю! Очень медленно, что бы нам их не добить! А ты свой ЗиЛ затормози, как сможешь, упрись и стой! А то ведь Тойота поползет за КамАЗом. Всё ясно? Тогда, по местам!

В этот миг с шоссе от «Приоры», имеющей характерную раскраску и крупную надпись ДПС, к месту аварии спустился рыхлый лейтенант в хорошо известном всем обмундировании. Он решил вмешаться в события и привычным начальственным тоном потребовал, чтобы водители грузовиков заглушили моторы. Никто, однако, не проявил привычного для него подобострастия, потому лейтенант закипел и решительно бросился к кабине КамАЗа:

– Глуши мотор, я сказал! И ничего на месте ДТП не трогать! Не ваше это дело! Ждите приезда бригады!

Николай сильной рукой отодвинул его от автомобиля и, обозначая водителю двумя пальцами расстояние, на которое следует еще протянуть трос, опять отодвинул мешающегося лейтенанта в сторону. Тот начал выходить из себя:

– Вы что, не подчиняетесь требованиям сотрудника?…

– Слушай, не мешайся под ногами… Не до тебя сейчас! Людям помощь нужна! – в сердцах отпихнул его Николай.

Лейтенант уже готовился восстановить должный, как ему казалось, порядок, но Николай закричал в сторону, кому придется:

– Да, уберите же этого козла! – что и было осуществлено двумя подошедшими вплотную мужиками. Их решительность проявлялась на лицах, потому лейтенант срочно ретировался и направился к патрульной машине, повторяя по пути страшные угрозы. Вместе с напарником, дожидавшимся его всё это время в машине, они с чувством честно исполненного долга рванули в сторону города.

Когда с завыванием, наконец, подкатил первый автомобиль реанимации, обоих пленников от искореженного металла уже освободили. Но извлекать их из смятой машины не рискнули, чтобы до приезда врачей лишний раз не кантовать.

В работу вступили медики.

Николай почувствовал, что дело своё он сделал, и здесь больше не нужен. Пожал руки незнакомым водителям, принимавшим участие в организации спасения, поблагодарил их и с какой-то извиняющейся улыбкой заключил:

– Всё, ребята! Теперь их судьбы зависят не от нас. Поехали-ка и мы своими дорогами.

Часть вторая

Глава 17

Дмитрий стал сознавать происходящее, когда два выздоравливающих в больничных халатах безучастно перевезли его на каталке из реанимации в палату №6 с табличкой «Травматологическое отделение» и, не особенно церемонясь, перебросили – иначе и не скажешь – на кровать у открытого окна.

 

Во время сей непростой процедуры ему едва удалось не застонать, хотя острая боль напрягала в нескольких местах. Он еще вчера, когда впервые стал соображать, разобрался в местах основных травм. Да уж! Основательно его поломало! И можно не сомневаться – надолго! Вся левая нога от колена до стопы в гипсе, шея в гипсе, правая кисть зафиксирована лангеткой, а левая, как ему сказали, распорота и зашита, потому толсто перебинтована. А еще голова… С нею тоже что-то случилось, но перебинтована она, как отметил для себя Дмитрий, лишь снаружи. «Но интересно, что теперь творится внутри?»

Молоденькая медсестра со шприцем в руке, дожидавшаяся тела Дмитрия, тотчас приблизилась и приказала больному перевернуться на бок.

– Смогу ли я… Вряд ли получится! Вы уж как-нибудь сами подстройтесь…

Пока она делала укол, Дмитрий спросил, как ее зовут.

– Вот еще! – получил грубоватый ответ. – Для вас я просто медсестра.

– Но ведь в отделении вы не единственная медсестра, как же мне с вами разбираться?

– А вам и не нужно с нами разбираться! – опять выдала она, нисколько не заботясь о впечатлении, оставленном о себе у Дмитрия. – Кому надо, тот и разберётся! Вот вам таблетки, прямо сейчас их примите. При мне! И обязательно запейте! Где же ваш стакан?

– Нет у меня из вещей ни-че-го. И стакана нет. И денег нет. Я же транзитный. И как мне теперь быть?

– Уж, не знаю, – отпарировала медсестра. – Попросите потом у сестры-хозяйки.

– А она где? Я же не могу подниматься. И в туалет как мне…

– Ну! Это уже вообще не моё дело!

– А чьё это дело? – почти разозлился Дмитрий. – Что вообще в ваши обязанности входит?

– А это, – опять рубанула медсестра. – Тем более, не ваше дело!

– Тогда лечащего меня врача пригласите, пожалуйста!

– Нет! Вы только поступили. Когда врач посчитает нужным, тогда и придет! Ты не один у него! – ответила она всё так же грубо.

– Девушка, вы ведь с виду очень даже симпатичная. И добрая, наверное. Откуда же у вас такое отношение к больному? Я ведь от вас полностью завишу.

– Послушайте, больной номер два, если вы и дальше будете ко мне приставать, я пожалуюсь на вас начальнику отделения! Так и знайте!

– Кажется, поговорили. И почему я номер два? – С ноткой безнадежности произнес Дмитрий и замолчал до ухода странной медсестры.

Потом он оглядел палату, не поднимая головы от подушки, и стараясь выглядеть бодро, произнес.

– Всех приветствую, господа! Меня Дмитрием зовут!

– Да нам по барабану – у нас все тут лежат под номерами, указанными на кровати! И все обращаются по номеру и на «ты». Твой номер два, вот и запомни! – исчерпывающе пояснил №1, красномордый мужик лет пятидесяти с большой головой, на которой более глаз выделялся крупный мясистый, будто вдавленный между рельефными щеками нос. Очень неприятное лицо, но не без признака интеллекта.

– Однако, занятная у вас классификация! Последний раз я такое в ракетных расчетах встречал. Но там иначе и нельзя было. А уж откуда здесь рационализаторы появились? Им же давно за идеи не платят! – посмеялся Дмитрий, надеясь смягчить неудачное начало знакомства, разглядывая с неутихающей болью в шее больных на остальных койках.

К нему тоже присматривались. И даже с первого момента, как только Дмитрия привезли в палату, и у него завязался пикировочный разговор с медсестрой.

– Ты кто вообще? – словно допрос начал номер один.

– Странный вопрос, – усмехнулся Дмитрий. – Гражданин я! Гражданин Российской Федерации. А еще – я больной! А ты следователем или дознавателем здесь пристроился?

– Не угадал! Чем по жизни-то занимаешься, спрашиваю? – не унимался.

– По жизни, говоришь? – опять усмехнулся Дмитрий. – Странное словосочетание! По жизни я ничем не занимаюсь, я по ней иду! А специальность моя – водитель! Устраивает?

Номер один, чувствуя очевидную иронию в словах Дмитрия, не унимался номер один.

– И кого же ты водишь? – спросил он, видимо, включая чувство юмора.

– Есть такая профессия, довольно распространенная, между прочим, во-ди-тель! Неужели не слышал? – опять поддел Первого Дмитрий. – А вожу я «Ураган». Есть такой многоосный и большегрузный тягач. Тоже не слышал? Так теперь, может, и о себе кое-что расскажешь? А то все разговоры в палате вокруг меня вертятся.

Дмитрий опять, насколько мог, оглядел палату, не вовлекая в этот процесс загипсованную шею. Он увидел, что коллеги по несчастью, оказавшиеся с ним в этой больничной палате, к разговору прислушивались, но вступать в него не желали. Почему так, Дмитрий не понимал. Будто опасаются чего-то? Что же здесь произошло? Ведь не я же оказался причиной столь напористой агрессивности Первого и глухого молчания остальных? Однако начинать следует с Первого, коль он уже проявил свою активность и даже голос подал, ухмыльнулся про себя Дмитрий. Для начала пусть ответит на заданный мною вопрос, я подожду.

– Ну, сварщик я. В автоколонне. – Дождался ответа Дмитрий.

– А звать тебя как? Не номером же «один» величать? Или это секрет? Да и насчет сварщика, похоже, ты слукавил. Не верится, что-то… Видимо, это опять секрет?

– А тебе всё надо знать? Мы тут все под номерами, и ты успокойся! Сварщик или космонавт – всё едино! У каждого свой номер, но я в этой палате единственный ходячий! – похвастался Первый.

– Странно! – удивился Дмитрий. – Лежишь в травматологии, а дефектов не нажил.

– Тебе-то что! У меня желчный пузырь… На «скорой» привезли, но надумали с операцией повременить, консервативно подлечить. В экстренной хирургии места не нашлось, а в плановой хирургии в очереди и своих выше крыши. Потому я здесь и оказался. Ничего, я не жалуюсь! Раз не гонят, то и лежу, где положили. Ну что, удовлетворился? Тогда не приставай к людям.

Дмитрий последовал его совету. В его планы никчемные перебранки не входили.

Однако очень скоро №1 опять задел Дмитрия, которому и болтать-то не хотелось – мучила затылочная боль.

– Ты за кого? За красных или за белых? – громко и уверенно запросил со своей кровати Первый.

– Странно слышать… – удивился Дмитрий. – Такое впечатление, будто вы здесь со времён гражданской войны лежите. Неужели лечение совсем не помогает? Или настолько понравилось?

– Ты зубоскалить-то кончай! Прямо отвечай! – стал с очевидностью заводиться №1.

– А чего ты, собственно, переживаешь? Может, я дальтоник!– усмехнулся Дмитрий, демонстрируя спокойствие. – Видимо, и впрямь палата №6! Удивляюсь, что значится травматологией, а не психиатрией. Ты-то сам, Первый, какого цвета?

– Брось, парень, мне мозги ковырять! Водитель не может быть дальтоником! Не хочешь добровольно признаваться, так я и сам тебя расколю! На это немного времени потребуется. А потом, как говорят, извольте! Ладно, лечись пока…

– Это ты тут всех своей любовью к цветам радуги запугал? Никто, кроме тебя, до сих пор не пикнул? Спящими притворяются… – не сдержался Дмитрий. – И напрасно ты режим нарушаешь! Это может повредить желчному!

Неизвестно, чем бы закончилась разгорающаяся перепалка, но в дверях показалась медсестра с неким посетителем. Она кивнула в сторону Дмитрия: «Вон он, у окна. Койка №2».

Посетитель уверено прошел вперед, энергично выхватил стул от стола, стоявшего в центре палаты, уселся с папкой для бумаг, разложенной на коленях, и только после этого поздоровался с Дмитрием, нисколько не смущаясь его состоянием и положением.

Посетитель оказался следователем прокуратуры и интересовался аварией, в которую три дня назад попал Дмитрий. Дмитрию на его вопросы о жене он ничего не ответил, лишь сам расспрашивал о погоде, о дороге, о качестве ее покрытия, о состоянии здоровья Дмитрия до поездки, о степени его усталости. Он привычно что-то записывал у себя на коленях. Потом начинал сызнова – о принимаемых лекарствах, о техническом состоянии автомобиля и его поведении на дороге, о прежних проколах шин, не принимал ли спиртные напитки и пр. Потом неискренне пожелал скорейшего выздоровления и вышел, не водворив стул на место.

Упитанный сосед под номером три слева от Дмитрия, часто стреляющий глазами по сторонам, ранее молчавший, приглушенно спросил с интонацией, претендующей на доверительность:

– Тебя посадить хотят, что ли?

– Напротив! – с усмешкой возразил Дмитрий. – Вот, предложили не посидеть, а полежать!

– Шутишь? А ведь он не просто так старается, всё выспрашивает…

Странно, подумал Дмитрий, мне и в голову мою раненую столь простая мысль не приходила. Понятно, что раньше мне было не до этого, сознание-то вернулось недавно, и всё-таки! Ведь легко подберут статейку и сразу прилипнут, начнут мне «помогать»! Тогда только отстегивай…

«Кстати, где наши деньги? – впервые забеспокоился Дмитрий. – Где наши с Алёной документы, документы на машину, вещи? О боже! И где несчастная «японка»? Не суждено ей было долго по нашим дорогам бегать. И об Алёне этот орёл ни единым словом не обмолвился. Юлил-юлил, но так ничего и не прояснил. Мол, в другой больнице она, вы всё равно здесь ничего не знаете. Хоть телеграмму дочкам отослали-то? Сказал-то, что отослали, но можно ли ему верить?»

Дмитрий всё глубже погружался в состояние затягивающего напряжения и тревоги. Беспомощность сильно тяготила грозящими последствиями, но перехватить инициативу у чрезвычайных обстоятельств он пока не в состоянии.

Одолеваемый невеселыми мыслями, Дмитрий погрузился в тяжелый сон, не прерванный даже очередным уколом шумной медсестры.

Глава 18

Утром Дмитрий не ощутил сколько-нибудь заметного облегчения ни со стороны своих травм, ни со стороны терзающих душу тревог, навалившихся в связи с недавней аварией, неизвестностью и беспокойством о жене. Тем не менее, некоторые хозяйственные неурядицы, связанные с отсутствием посуды, белья и туалетом, играючи устранила другая медсестра, заступившая на свой пост утром. Она в значительной степени облегчила существование Дмитрия, но лишь здесь, на больничной койке, а не вообще. Он с помощью следователя кое-что уже вычислил в произошедшем с ним, но до сих пор ему никто ничего не рассказал и не объяснил.

Лечащего врача он так и не увидел, а ведь так нужно хоть в первом приближении выяснить перспективы своего пребывания в больнице. Вон, уже объявили обход начальника отделения. «Всем лежать на местах!» – приказала торопливо заглянувшая в палату медсестра. И боли почему-то не проходят. Хотя бы обезболивающее дали…

«Сколько здесь придется лежать? Ведь меня дожидаются важнейшие дела, хоть и очень неприятные. И что же, в конце концов, сейчас с Алёной? Где она? В каком состоянии?»

– Сестричка, – просипел хриплым шепотом дед, значащийся под номером шесть. – Рассказала бы ты нам, что на белом свете творится! – он второй час лежал под капельницей, не ворочаясь, как и Дмитрий, и производил впечатление разумного, еще крепкого семидесятилетнего старика, которого лишь болезнь сделала беспомощным. Надо думать, на непродолжительное время.

– Ой, дедуль! Оно тебе надо! – весело отозвалась медсестра, продолжая сортировать шприцы на подносе и вгонять их, кому следует, сверяясь со списком назначений.

– Да, как же, дочка? Дети, внуки, правнуки… За всех сердце болит… Теракты продолжаются. И не понять, что этим террористам везде нужно? Словно играют они с нами… И сами, вон, подрываются и людей убивают. А зачем – не говорят, требований не предъявляют. Как же с ними покончить? Чего им надо? Может, мы и дали бы! – Его тело затряслось в надрывном кашле, хотя рука с иглой от системы даже в это время плотно прижималась к подложенной под нее подушке.

– Дедуль, уймись! До выборов далеко! Кому они теперь нужны, эти теракты? – успокоила медсестра.

Дед освободился от приступа кашля, вытер глаза рукавом свободной руки, несогласно потряс головой, но промолчал.

Тихо, тем самым, подчеркивая обращение лишь к старику, накачанный парень студенческого возраста под номером четыре сообщил деду, показывая на свой телефон с большим экраном:

– Ну, дед, и чутьё у тебя! Без теракта вчера и впрямь не обошлось. Давненько нас этим не беспокоили.

– Что? – захрипел дед. – Ты громче, сынок, мне в ухо надо…

– Говорю, что в новостях действительно пишут о новом теракте. В метро. Оно и понятно! Того гляди, население расслабится! А уж тогда…

– Что тогда? – грозно вмешался красномордый №1.

Студент усмехнулся, положив загипсованные руки поверх простыни, которой постоянно укрывался, дабы не видели его голым и затянутым в сложные корсеты, и уклончиво ответил:

– Пока не знаю… Но когда-нибудь всплывёт…

– Ты сам пытаешься на пустом месте нас запугать, – пробасил Первый.

– Мне-то что от вашего запуга?

– Тогда не трынди! Если сам не знаешь, зачем оно надо! – продолжил давить Первый. – Рассказывай-ка всем, что еще вычитал, студент?

 

– Всё в прежнем ритме! Но об Украине, похоже, замолчали! Надолго ли? Теперь у наших журналюг Сирия в моде. И демонстрации по большим городам… Не санкционированные! Будто нам американских санкций мало! Вот, кричат в больших городах: «Путин – вор! Путин – война! Путин – смерть!» Попробовали бы такое при Сталине покричать!

– Так не поверил бы никто, при Сталине-то! О нем и враги заклятые не смели такую чушь… А теперь и смысла нет… Кто-то, прокукарекав, ухмыляется, кто-то в щель заползает, а кто-то орет, будто все мы патриоты, и руки прочь от великой России, проклятые пендосы! И тянут все в разные стороны, как лебедь, рак и эта, как ее? На букву «С».

– А ты о чём кукарекаешь? – с нажимом рявкнул Первый, рассчитывая, видимо, не на ответ, а на послушное молчание студента.

Странно это, опять подумал Дмитрий. Чего он добивается своими казарменными выходками? Ведь никого, кроме себя, не слушает, всех затыкает, а меня провоцирует. Или в его палатной диктатуре имеется скрытый смысл?

Глава 19

Дмитрий проснулся от нравоучительного громогласия Первого. Тот расхаживал по палате и разглагольствовал о том, как хорошо жилось при Брежневе.

– А ты почему постоянно молчишь, Второй? – обратился к нему Первый, заметив, что Дмитрий не спит. – Мы битый час сражаемся за истину, а тебе она по барабану, что ли? – подначил он Дмитрия. – Сказал бы нам, что думаешь…

– Будто без меня не обойдетесь! – Дмитрию ненужными казались разговоры, которыми дирижировал красномордый, ловко прекращавший дискуссии, если они уходили в сторону от разрешенного им направления.

– Никак не обойдемся! Мы хотим, чтобы в нашей палате не было недомолвок по части политических пристрастий. А то ведь можно ненароком врага народа на груди пригреть! – стал приставать Первый.

Дмитрий поморщился. Он понимал, что лежать спокойно красномордый ему не позволит, будет донимать снова и снова, но обсуждаемые темы его не интересовали. Точно так же, как и собеседники. Вот, подумал он, теперь этот странный тип станет провоцировать меня расплывчатым термином «враги народа». Из-за частого применения и сарказма его каждый понимает как некую несуразицу, якобы придуманную Сталиным для расправы над неповинным народом.

– Ты вопрос для начала сформулировал бы, а уж потом просил на него ответить. – Вяло огрызнулся Дмитрий, намекая, чтобы Первый отстал.

– Опять ему, всё – не слава богу! – ехидно хмыкнул Первый. – Персональный вопрос он захотел? А ты нам без вопроса расскажи, чем живешь, да на что надеешься?

Дмитрий всё-таки ввязался в разговор, решив наступать, чтобы поскорее отстал:

– Да мы и о тебе ничего не знаем, хотя ты навязываешься нам в качестве проповедника или неформального лидера. Вот и расскажи, чем сам живешь, да на что надеешься? Ты, сварщик наш мнимый, хоть электросварку от автогена отличить сможешь?

– Что-то я тебя не пойму! Может, ты специально нарываешься? – стал закипать Первый, встретив нескрываемое непочтение к своей личности, публично обвиняемой во лжи. Но решил сманеврировать, уйдя от нежелательного разбора. – Ладно, будет тебе персональный вопрос. Вон, номер пятый давно пытался уяснить, как нам относиться к Брежневу? Ты, надеюсь, застал такого? Может, и в партии состоял? Тогда он тебе прямым начальником являлся!

Красномордому понравилось, как он завернул вопрос и то, что вопрос этот будто исходит от Пятого.

– Да-да! – послушно подтвердил Пятый. – Нам очень интересно, что ты думаешь о тех временах?

Дмитрий усмехнулся:

– Не пойму, что-то! Вам интересно моё мнение о самом Брежневе, о его правлении или о его эпохе?

Первый опять стал раздражаться, мол, ты что, нас за дураков держишь? Но сдержался и, усмехнувшись, царственно разрешил:

– Валяй уж, обо всём сразу! А если хочешь, то и по отдельности! Народ тебя ждёт!

– Народ ждет не меня, а порядочного и трудолюбивого лидера, которому и страна, и сам народ будут дороги! Может, имеешь кого-то на примете? Так ты не скрывай! – воспользовался Дмитрий тактической ошибкой Первого, чтобы вынудить его на ход в заданном направлении.

Первый свирепо уставился на Дмитрия, и тот понял, что маневр не удался. Кажется, придется отвечать самому.

– Для начала замечу, что с термином народ следует обходиться аккуратнее. Больно уж он мутный. Всякий подразумевает под ним, что угодно. Может, потому люди и договориться меж собой не могут, что и себя, и всех остальных к народу причисляют. А ведь ошибаются!

– Всё мутишь, всё усложняешь! – констатировал Первый. – Что же такое народ, по-твоему?

– Опять всё на мне замыкается! – усмехнулся Дмитрий. – Уже и отдохнуть мне некогда!

– Назвался груздем… – вступил Пятый.

– Раньше я у вас Вторым считался, теперь до груздя повышен… Персональное звание, что ли? Ладно, уж! Меня ваши игры не задевают! – поддел его Дмитрий. – Попробую сформулировать… Во-первых, народ это, конечно же, население страны, но не всякое, а имеющее много общего. Как говорят, много признаков идентичности. Ну, территория там, национальность, язык, отношение к богатствам страны, идеология, культура, имущественные интересы… Обязательна связь между людьми через общую историю и ощущение единства, как сегодня, так и с общими для всех предками. Вот так, если без подготовки.

– А во-вторых? – напомнил третий.

– Ах, да! – подтвердил Дмитрий, удивившись тому, как легко ускользнула мысль. Раньше такого не случалось. – Со вторым сложнее… Мне всегда представлялось, будто народ наш живет, как бы, под копирку, наложенную на чужой, заготовленный кем-то текст. Самостоятельно ничего не думает и не решает, кого-то боготворит, кому-то внимает, находит себе кумиров в книгах, в кино или в церкви. Помните типовой школьный вопрос на уроках литературы – кто ваш любимый герой? Или: на какого книжного героя ты хочешь походить? А если ни на кого не хочу, тогда что? Не все, конечно, так живут, но очень многие. Даже большинство! Потому мне кажется, под народом следует подразумевать не всё население, а лишь некоторую его часть. Ту, которая не способна самостоятельно мыслить, не способна сама анализировать события, явления, мотивацию чужих поступков. Она не имеет собственного мнения о внутренней и внешней политике своей страны. Она всегда согласна с любым начальством, даже если она с ним не согласна! Она не думает иначе, нежели говорят в программе «Время»! Она всего боится! Боится думать, боится говорить! А при угрозе высказать своё суждение по любому вопросу на всякий случай забивается в щель, в которой ее не заметят, следовательно, не спросят! А рот, на всякий случай, – всегда на замке. Такой вот предусмотрительный народ, я бы сказал иначе – народные массы – удается легко заболтать, легко запугать, а далее делай с ним что угодно! Можно его руками великие подвиги совершать! А можно чудовищные подлости творить! Зависит от того, кто эти бессловесные массы и куда повернет!

– Ясна твоя путаная мысль! А остальных куда относишь, тех, которые всё понимают? – удивился Первый.

– А их место, на мой взгляд, определяется личными морально-нравственными качествами. Кто-то, имея высокий уровень интеллекта, образования, совести, наконец, если так допустимо говорить, старается приподнять свой народ над тем, что он собой представляет. Старается возвысить свой народ! А кто-то пользуется не очень симпатичными особенностями своего народа, чтобы взобраться ему на шею.

– Так что же? Выходит, те, кто поднялся наверх, дослужился до высоких должностей, взобрались народу на шею? А если… – вклинился Пятый.

– Не надо передергивать! – оборвал эти рассуждения Дмитрий. – Всегда были, есть и будут люди, которые и на высоких должностях приносят народу большую пользу и верно ему служат. Но в твоих словах, Пятый, сквозит явно современный и очень специфический опыт! Это лишь в наши времена установилось, чем выше должность, тем концентрированнее подлючесть! И мы к этому привыкли! Потому-то наш горемычный народ и не представляет, как же так – человек на государственной службе, а клянется, что не богат! Повезло бы мне, думают многие представители народа, своего бы я не упустил! Так, что ли, Пятый?

Рейтинг@Mail.ru