Александр Красницкий
Гроза Византии
V. Брат и сестра
Зоя никак не могла понять, почему рыбаки не хотят отпустить ее. Прошло уже несколько дней с тех пор, как она очутилась в их поселке. Византийское судно давно уже ушло в обратный путь, труп Анастаса был закопан, как это обещал Зое старый рыбак, а она все еще оставалась гостьей.
На все свои вопросы она слышала в ответ только одно: «Погоди да погоди, куда тебе торопиться!»
Наконец, Зоя поняла, почему ее задерживали в этом жалком поселке.
Как то раз перед вечером она вышла на берег Днепра. Кругом было тихо, рыбаки все были на ловле еще с рассвета, и возвращения их должно было ждать еще не скоро.
Зоя стояла почти что у самой воды и смотрела в ту сторону, где, по ее расчетам, должен был быть Киев.
Вдруг из-за колена Днепра донесся до ее слуха сперва гул голосов, потом всплескивание весел. С той стороны как-будто ожидать было некого, но сердце Зои вдруг забилось сильно, сильно…
Показался парус сперва, а затем молодая женщина могла уже разглядеть и большой струг с вооруженными людьми.
Почему то ей кинулось в глаза, что двое стоявших на носу струга люди слишком пристально смотрят в ее сторону. Мало этого, Зоя ясно видела, как один из них, молодой, в простой одежде, жестом руки указывал на нее.
Струг подходил все ближе и ближе. Зоя теперь уже могла совсем разглядеть его путников.
С трудом она узнала в молодом простолюдине сына того старика, который приютил ее в первый день прибытия на родину.
Другого же она не знала.
А между тем, этот другой и по своему внешнему виду, в особенности по одежде, резко отличался от остальных; видно было, что это – начальник. Жесты его были повелительны, голос отрывист, взгляд суров.
– Вот, она! Вот, она! – кричал с переднего струга молодой рыбак.
Наконец, струг пристал.
Его начальник вместе с рыбаком легко соскочил на землю и быстро направился к Зое.
Вот, он уже около нее… Что-то знакомое, что-то родное мелькнуло Зое в чертах его лица.
– Кто ты, женщина? – отрывистым властным тоном спросил Зою незнакомый воин. – Правда-ли, что ты – дочь полянского старейшины Улеба?
– Да, это – правда!
– Твое имя?
– Славянское?
– Ну, да! Какое же еще?..
– В Византии меня называли Зоей, а здесь на Днепре, где я родилась, мой отец Улеб, в честь матери моей, дал имя Любуши…
– Так ты – Любуша?.. сестра?.. да, я сейчас же узнал тебя… сестра!
– Всеслав!..
И, не будучи в силах совладеть с собою, Зоя ( мы будем по прежнему называть нашу героиню тем именем, под которым мы познакомились с нею еще в Византии) кинулась со слезами радости га грудь брату…
Суровое лицо Всеслава на миг озарилось тихой радостью при виде плачущей на его груди сестры.
– Боги, после многих испытаний, посылают, наконец, мне счастье, – прошептал он. – Я добился своего. Теперь я узнаю все о моих родных и жестоко отомщу за их гибель…
– Мы вместе отомстим! – воскликнула Зоя, услыхав его.
– Я слышал, отец убит?
– Да, византийцами – за то, что не хотел отдать на позор твоей дочери.
– Дочери? – воскликнул Всеслав.
– Ее – и выдать Изока.
– Дочь и сын? Они там, в этом проклятом городе?
– Им не будет там худо…
– Все равно! Я силой возьму их оттуда… Горе теперь Византии!.. Если не пойдут на нее князья наши, я подыму моих славян…
– Я пойду с тобой…
– Благодарю… Но войдем в эту хижину, а вы, – крикнул он, обращаясь к стругу, – готовьтесь на рассвете к обратному пути.
Вернувшиеся в это время рыбаки с низкими поклонами встретили княжьего наперсника.
Из струга были принесены разные яства и пития. Часть их Всеслав отдал рыбакам, в виде угощения; другую же он оставил для себя и велел подать в той хижине, где нашла себе приют его сестра.
Вплоть до рассвета беседовали они.
Зоя все подробно рассказала брату о своей жизни в Византии – о том, как разлучили ее с отцом и матерью на рынке невольников, как она сумела заставить полюбить ее знатного и богатого византийца, который из рабыни сделал ее своей женой и наследницей, и, наконец, сообщила брату о своей случайной встрече с детьми Всеслава, где так удачно помог им Василий Македонянин.
– Ты – христианка? – спросил ее Всеслав, когда она кончила рассказ.
– Да.
– А дочь моя? Ты назвала мне ее Ириной…
– Она – тоже христианка…
– Что же, вы будете молиться снова славянским богам?
– Нет, мы останемся верными Христу…
– Ну, это – ваше дело; молиться кому угодно, только бы это не помешало мести…
VI. Гостья Аскольда
На другое утро, с рассветом, струг, по приказанию Всеслава, распустил паруса и тронулся вверх по Днепру, направляясь к Киеву.
Всеслав казался мрачным и встревоженным.
– Что с тобой? – спросила его Зоя. – Или ты не рад, что мы, наконец, нашли друг друга?..
– Нет, я рад, но мы, варяги, не умеем выражать своей радости шумом.
– Разве ты – варяг? Ты – славянин…
– Я стал варягом и, привыкнув к обычаям чужой страны, не желаю меняться в родной.
– Расскажи мне о себе…
Всеслав махнул рукой.
– Что рассказывать! А, впрочем, если ты хочешь…
Он сообщил Зое о своей жизни в суровой Скандинавии, о битвах под начальством Рурика и, наконец, о возвращении на родной Днепр.
– И ты никогда не попытался даже узнать, что сталось с твоим отцом, матерью, сестрой, дочерью в плену?..
– Этому многое мешало.
– Не вижу – что.
– Сперва я был в дружине простым воином, а потом уже успел добиться того, что князья стали считать меня своим другом.
– И ты не предпринял ничего?
– Как ничего! Я поднял норманнов и славян на Византию; теперь порядочное уже время собирается народ. Мы разгромим это проклятое гнездо… Меня беспокоит одно только теперь…
– Что, брат?
– Наши князья…
– Аскольд и Дир?
– Да, их так зовут… Очень они кротки и миролюбивы и совсем не похожи на норманнов. Ну, да если они не пойдут, я призову на Днепр Олофа с Ильменя, великий Рурик отпустит его к нам, и тогда – гроза Византии…
Зоя с наслаждением слушала брата. Часы пути летели для нее незаметно. Вот, промелькнули ревущие и кипящие днепровские пороги – близко и Киев.
Вот, наконец, и он…
Зоя едва-едва узнала прежний маленький городок, каким она помнила Киев в своем детстве. Теперь он разросся, расширился, принял совсем другой вид, чем это было раньше.
Струг подошел к богатой пристани, вблизи которой высились княжьи хоромы.
Ты не устала? – спросил ее Всеслав.
– Нет, силы мои бодры и свежи.
– Тогда мы пройдем к князьям сейчас же. Они знают и о моем горе и о моей радости – я рассказал им все…
– Пойдем, я готова!
Лишь только струг пристал, они поднялись на пристань. Зоя видела, с каким почетом встречают повсюду ее брата, и поняла, что это очень и очень высокое лицо в Киеве.
На нее же кругом смотрели с удивлением и любопытством.
– Кто она? Неужели это – сестра Всеслава! Такая молодая! – слышался кругом шепот любопытных.
Еще по дороге Всеслав узнал, что Дир был на охоте, и оставался в Киеве один только Аскольд.
Он вышел сам навстречу своему любимцу.
Зоя с свойственной женщинам наблюдательностью заметила его красивое, подернутое легкой дымкой грусти, лицо, задумчивые, так и проникающие в душу, глаза, румяные щеки, и, когда она услышала его голос, сердце ее почему-то сильно-сильно забилось.
– Это – твоя сестра, Всеслав? – заговорил первым Аскольд. – Приветствую тебя от своего имени и от имени всех моих киевлян!
– Благодарю тебя, князь, на ласке твоей, – ответила Зоя. – Я счастлива за мой народ, во главе которого стоит такой глава, как ты.
Перед ярлом была снова византийская матрона, бесстрастная, несколько льстивая, умеющая сказать и лесть так, что она казалась правдой.
Киевлянки были не такие. Их простота давно уже прискучила Аскольду. Теперь он видел пред собой совсем другую женщину, каких еще не было в Киеве.
– А я счастлив тем, что вижу тебя и знаю, что увижу еще не раз, – в тон сказал ей Аскольд. – Надеюсь, что в моих палатах ты не будешь ни в чем нуждаться, об этом позаботится не только мой верный Всеслав, но и я сам, и дорогой друг и названный брат мой Дир.
Ему хотелось еще говорить. Разговор с этой женщиной доставлял ему несказанное удовольствие, но он понимал, что после такой долгой дороги гостья утомлена и нуждается в отдыхе.
– Прежде чем ты уйдешь в свои горницы, скажи мне свое имя, – сказал, однако, он.
– Меня зовут Зоей.
– Любуша! – воскликнул молчавший до того времени Всеслав.
– Дорогой брат, я так привыкла к этому моему имени… Позволь мне и здесь остаться Зоей…
– Ты и останешься ею… мы все будем тебя звать так, – промолвил Аскольд, не спуская очарованного взора с молодой женщины…
VII. Любовь
Словно сладкая греза, словно видение Валгаллы промелькнула пред Аскольдом эта женщина. Князь сам не свой вернулся в свою гридницу. Голос Зои все еще звучал в его ушах, ее образ был пред его глазами. Он заслонил собой все, и из-за него Аскольд ничего не видал вокруг себя…
«Кто она, откуда она? Неужели это – славянка? Неужели в Византии женщины все таковы? Ах, если бы она только осталась здесь в Киеве!» – такие думы волновали Аскольда, когда он остался один в своей гриднице.
Теперь он с нетерпением ждал Всеслава. Ведь, от него он мог что-нибудь узнать новое об его сестре. Ах, ведь, он думал встретить такую же, как и все в его Киеве, но эта Зоя…Аскольд помнил женщин своей родины, помнил рыжеволосых стройных бритонок, изящных женщин страны франков, но всем им было далеко до одной этой женщины, которая с первого же взгляда заставила так сильно забиться его сердце… бедное измучившееся его сердце…
Давно это сердце ждало такого светлого радостного видения, давно в пылу битв и в тиши опочивальни так и рисовалось оно в его мечтах, в его воображении, сердце стремилось к нему, но мечты оставались мечтами, грезы грезами, и ни одна из тех женщин, которых Аскольд когда-нибудь видел в течение своей жизни, не подходила под созданный его воображением образ…
Вдруг сердце мечтательного норманна болезненно сжалось под влиянием новой гнетущей мысли…
Свободна ли она? Нет ли его любви какого-нибудь препятствия? Может быть, она уже любит кого-нибудь?..
Горе тому…
Он найдет соперника, хотя бы в морской глубине, хотя бы в самой Валгалле, хотя бы под защитой самого светлого Одина…
Он сотрет его с лица земли, уничтожит даже самую память о нем!..
Но кто же может стать ему таким соперником?
Может быть, он остался В Византии?
Тогда он сотрет с лица земли всю Византию,а вместе с нею и его.
Россы и его варяги достаточно храбры для этого.
А если он здесь?..
Здесь его теперь быть не может.. Но это теперь, а кто знает будущее?..
Только кого бы могла избрать, кроме него, здесь, на берегах Днепра, в Киеве, властелином своего сердца эта красавица?
Варяги грубы, славяне полудики…
А если Дир, его названный брат?
Ужас объял Аскольда.
Га! Он сотрет с лица земли и Дира…
Эта мысль успокоила так неожиданно влюбившегося скандинава, и он снова погрузился в сладкие мечты, так погрузился, что не слыхал даже, как вошел к нему Всеслав.
– Княже! – воскликнул тот.
Аскольд вздрогнул и быстро обернулся на этот зов.
– Это ты – Всеслав? Что она?
– Кто?
– Твоя сестра!
– Она прислала меня благодарить тебя за твою ласку к ней…
– Стало быть, ты устроил ее хорошо? Ты не жалей, Всеслав, ничего для нее… Слышишь, чтобы все, что ни пожелает она, было у нее… Я так хочу.
Всеслав с удивлением глядел на своего князя. Таким возбужденным он еще никогда не видал его и теперь не понимал даже, что такое вдруг могло приключиться с Аскольдом.
– Что с тобой, княже? – не скрывая своего удивления, спросил он его.
– Что?
– Ты какой-то особенный! Таким я тебя никогда еще не видал… Здоров ли ты?..
– Да, да, здоров… Расскажи мне о ней, о твоей сестре. Кто у ней остался там в Византии?
– Да что же я тебе могу сказать? Это бы нам самим посмотреть надо!
– Самим?
– Конечно же! Струги готовы, рать славянская и варяжская собраны, запасов хватит – вот, и пошли бы мы туда посмотреть…
– Ах, ты опять о том же! Да, ведь, это – дело решенное!..
– Решенное-то – решенное, а по нашей славянской пословице – отклад нейдет на лад… Мы все собираемся, а в путь дорогу не двигаемся…
– Тебе-то что?
– Как что? А знаешь ли ты, князь, византийцы убили так, из-за ничего, моего отца… они держат в позорном плену мою дочь и сына…
– Как, Изока?
– Сестра сообщила мне, что и сын мой, и дочь томятся в самых страшных подземельях проклятой Византии [39].
– Я ничего не понимаю…
– Ты верь моим словам только…
– Я глубоко сочувствую тебе, Всеслав. Ты знаешь, как я и Дир тебя любим!..
Тогда помогите мне вызволить моих кровных! Помни князь, что вся дружина желает этого, только ты противишься этому…
– Хорошо! Хорошо! Я поговорю обо всем этом с твоей сестрой.
Всеслав усмехнулся.
– Видно, женщина, князь, тебе ближе и дороже, чем испытанный верный слуга и друг.
Аскольд весь вспыхнул, но все-таки поборол свой гнев и сдержался.
Ведь, это был ее брат!..
VIII. Опасность
Аскольд переживал первую весну своей любви.
Он был счастлив, чувствовал это, и все его страхи куда-то далеко-далеко ушли от него, а их место заняла лучезарная радость.
Дир не оправдал его подозрений.
Он, как и все другие в Киеве, преклонился пред чудной красотой Зои, но сердце его молчало при виде этой красоты. Аскольд понял это чувством влюбленного ревнивца и успокоился. Дир ни в чем не изменил своего образа жизни. Он был ласков и предупредителен с Зоей, но ее общество вовсе не думал предпочитать пирам и охотам и на первых, от которых теперь удалялся Аскольд, предпочитая им беседы с Зоей, он с большим, чем его названный брат, успехом занимал первое место.
Дружина же роптала.
Для всех – и норманнов, и славян, стало очевидным, что их князь сохнет и сходит с ума по дочери старого Улеба.
– Когда же на Византию? Все готово! – горланил старый Руар.
Из-за бабы все позабыл!
– Вот, принесло ее на беду к нам!..
– И чего это Всеслав смотрит? Ведь, всем известно, что его дети томятся у проклятых византийцев.
Всеслав и сам сперва думал, что дело очень неладно. Он начинал уже косо поглядывать на сестру.
«Я ожидал, что она поможет мне», – с тоской думал он, – «а она – ничего… Эх, придется на Ильмень посылать, не по нас такие князья!»
Однако, ему скоро пришлось переменить свое мнение о Зое.
Она сама вывела его из заблуждения.
Молодая женщина уже давно замечала, что брат ее хмурится. Она смутно догадывалась о причинах этого, но пока не разубеждала брата. Дело в том, что и в любви Аскольд оказывался таким же нерешительным, как и в ратных делах.
Зоя видела, что князь влюблен в нее. От ее женского внимания не могло это укрыться. Мало этого, она сама чувствовала, что Аскольд все большее и большее место завоевывает в ее сердце, и с нетерпением ждала объяснения со стороны влюбленного нее скандинава. Но этого объяснения все не было, Аскольд не решался на него, а какая же женщина, да еще славянская, решилась бы первая идти к мужчине и говорить ему о своей любви?
Наконец, она почувствовала, что им нужно объясниться.
Но как?
Тогда ей пришло в голову воспользоваться недовольством брата.
– Что не весел, Всеслав? – спросила она его, улучив время, когда брат зашел к ней в опочивальню как он всегда делал в последнее время, перед отходом ко сну.
– Отчего же мне быть веселым? – угрюмо ответил тот.
– Скажи мне, что у тебя на душе?
– Точно ты сама не понимаешь! Эх, видно, придется посылать на Ильмень! Там – действительные воины, а здесь, у нас, какие-то трусливые бабы…
– Ты говоришь про ваших князей?
– Про кого же больше? Про них!..
– Хорошо! Ты пошлешь на Ильмень, что же будет дальше?
– Что? Придет Рурик, а не он сам, так пришлет к нам Олега; вот, мы тогда и посмотрим, что тут будет…
– Да, ведь, это грозит смертью Аскольду и Диру.
– Туда им и дорога!..
Зоя вздрогнула вся.
– Умоляю тебя, Всеслав, погоди делать это…
– Тебе-то что? – удивился брат.
– Как что? Хочешь, я тебе скажу? Я люблю Аскольда.
– Ну, а я люблю своих детей и каждую минуту страдаю за них!..
– Ты помнишь, что я говорила тебе в первую после разлуки нашей встречу?
– Что?
– Я пришла сюда ради мести за отца!
– А, между тем, из-за тебя Аскольд все откладывает и откладывает поход.
– Он не будет больше делать этого.
– Уж не ты ли его заставишь?
– Я!
Всеслав презрительно усмехнулся.
– Оставим об этом говорить, – сурово вымолвил он, – скажу тебе одно, что я, пожалуй, и не рад теперь твоему возвращению в Киев.
– Когда ты узнаешь все, ты будешь обрадован.
– Вряд ли!
– Поверь мне…
Брат и сестра несколько времени помолчали.
– Только еще раз, молю тебя, Всеслав, погоди посылать на Ильмень!.. Клянусь тебе, Аскольд поведет вас…
– Сказал он тебе, что ли?
– Скажет!
– Когда?
– Скоро, очень скоро…
Тон ее голоса был так уверен, что Всеслав вдруг почувствовал себя убежденным.
– Хорошо, сестра, я повременю немного, только так, очень немного, иначе, если не я, так другие пошлют за Руриком. Все скучают этим бездействием, а тут, вот, получены вести, что к нам византийские купцы лезут, да на этот раз не просто так, а с дарами от самого византийского императора… Ох, уж эти дары!.. Примут их князья, отложат поход – вот, и полетит весть на Ильмень…
Зоя внимательно слушала слова брата.
«Медлить нечего!» – с тоской думала Зоя, – «если я не заставлю его идти на Византию, ему же придется плохо»…
IX. Чары любви
Едва только наступил вечер, Зоя вся укутанная с ног до головы, вышла из покоев.
Перед палатами князей, где она жила вместе со своим братом Всеславом, была обширная поляна, на которой Аскольд и Дир давали пиры киевским людинам, а со всех других сторон раскинулся густой плодовый сад.
Конечно, норманны и жители Киева развели сад с самыми прозаическими целями – иметь всегда плоды и ягоды для княжьего стола, но Зоя решила воспользоваться им для своих целей.
Она знала, что окно покоев Аскольда выходят в этот сад, и что в этот вечер Аскольд, по своему обыкновению последнего времени, был дома.
Вечер был чудный, какие могут бывать только на юге в начале осени. Полная луна с высоты небес заливала весь сад своим ярким светом. Кругом все было тихо. Киев давно уже спал. Плодовые деревья и гряды с ягодами струили свой аромат…
Молодая женщина осторожно обошла князевы палаты и взглянула в сторону окон.
Окно в покое Аскольда было раскрыто настежь.
Зоя улыбнулась, потом тихо, тихо, как бы про себя запела:
По дружке тоскует горлица По дружке, по ясном соколе; Не летит в ее он гнездышко, Позабыл свою подруженьку. Истомилась грудь высокая, Истерзалось сердце бедное По желанном друге-соколе, По его по ласкам искренним.
При лунном свете она заметила, что у окна показалась статная фигура Аскольда.
Тогда Зоя, как бы не замечая его, выступила из тени и пошла мимо икон, делая вид, что не замечает вовсе князя.
Для тебя ли ненаглядного У окна – окна косящета, Не одну глухую ноченьку Я сидела, сна не знаючи. Ты лети ж, лети, соколик мой, Приходи же, мил желанный друг,
Успокой мое сердечушко, Что из белой груди рвется вон.
Так продолжала петь она.
– Зоя! – громко воскликнул Аскольд, – ты ли это?
Молодая женщина остановилась и приняла испуганный вид.
– Это ты, князь? Прости, прости меня! Я побеспокоила тебя, я прервала твой покой своей глупой песнью.
Нет, нет, Зоя, это ничего, ничего, я еще не спал, – взволнованно говорил Аскольд, – но ты здесь, ночью…
–Да, вечер так хорош! Мне стало душно в моей горнице, и я вышла по привычке в сад. В Византии я всегда гуляла, там много садов… А здесь я осмелилась впервые… все спят, вечер так хорош… в покоях так душно…
– Ты права, права, как всегда, Зоя, и мне душно… Погоди, прошу тебя, погоди, и я хочу вместе с тобой подышать этим воздухом… Прошу тебя, погоди!..
– О, князь! – воскликнула Зоя, но тут она заметила, что Аскольда уже не было у окна.
Она снова улыбнулась.
«Кажется, на этот раз мне будет удача!» – подумала она и, тихо тронувшись вперед, снова запела:
Где же, где же ты, желанный мой? Жду тебя, и нет мне силушки Поджидать тебя, нет моченьки! Истоскуюсь, горемычная… Где же, где же ты, желанный мой!
– Зоя, здесь я, здесь, я около тебя, – услышала молодая женщина за собой страстный шепот.
Она быстро обернулась.
Позади ее стоял Аскольд.
Он был сам не свой, глаза его искрились страстью, грудь высоко вздымалась.
– Это ты, князь?
– Я, я, любая моя! – страстно прошептал Аскольд, простирая к Зое свои объятия.
Но та отстранилась.
– Князь, что ты? Подумай, кто ты и кто я! – проговорила она.
– Кто я?..я… не знаю, – почти что хрипел влюбленный до безумия Аскольд, – а ты… ты для меня все…Слышишь ли? Все! Ты все у меня взяла: и ум, и сердце… Ты звала меня, под моим окном… или, может быть кого-нибудь другого? Горе ему!.. Нет, ты пела для меня…Зоя, Зоя! перестань меня мучить!..
– Чего ты хочешь от меня, князь?
– Чего? Разве ты не видишь – чего? Тебя хочу, любви твоей хочу, а ты… спрашиваешь… Полюби меня!..
– Женщины любят героев…
– Героев, ты сказала? А я?
– Я ничего не знаю о тебе,князь. Вот, уже сколько времени я живу с вами, видела, как ты пируешь, видела, как ты охотишься, видела, что ты добр, но все это – не геройство…
– Чего ты хочешь?
– Женщины любят героев, – повторила снова свою фразу Зоя.
– Ты хочешь от меня геройских подвигов? Они известны.
– В прошлом?
– Да.
– А в настоящем?
Аскольд был сражен этим вопросом.
– Я слышала от вашего скальда Зигфрида песенку. Он поет:
С войною слава неразлучна, Нет в мире лучше дел войны.
– Ах, что мне Зигфрид! – перебил ее князь, – скажи, что нужно сделать, чтобы ты полюбила меня? Хочешь, я завоюю для тебя весь мир?!
–Слишком много, князь, завоюй мне одну только Византию!
– И ты! Хорошо! Ты полюбишь меня?
– Героя – да!
– Я сделаю! Завтра же будут окончены все сборы, и мы уйдем!
– Я с тобой!
– Но помни, если и тогда ты не будешь моей, горе тебе!..
– Ты грозишь? – усмехнулась Зоя, мне грозишь? Что ты мне сделаешь?
– Убью!
– Я не боюсь смерти…
– Возьму тебя!
– Попробуй!
– Не истощай моего терпения… Помни, я здесь – все!
– Каждый волен над собой!
– Я волен здесь над всем.
– Но не надо мной!
– Посмотрим! – не помня уже себя от охваченного его порыва бешенства, закричал Аскольд.
Ослепленный страстью он кинулся к Зое, но та ловким движением выскользнула у него из-под руки и очутилась от него в нескольких шагах.
– Ты хотел взять меня силой? – чуть не закричала она, – если так – смотри! Ты возьмешь мой труп, а не меня.
Аскольд в ужасе увидал, что она, озаренная лунным светом, стоит перед ним с высоко поднятым над своей грудью кинжалом.
– Еще один шаг, и я опущу это лезвие в свое сердце… Ты хочешь этого? – крикнула она ему.
– Зоя, Зоя! – повалился на траву Аскольд, – остановись!.. Я – раб твой, я у твоих ног… Молю тебя… прости мне!..
Он дополз на коленях до молодой женщины.
– Я все… все… Византию, мир… тебя… один поцелуй, Зоя… только один…
Зоя наклонилась над ним.
– На Византию? – тихо спросила она.
– На Византию, – пролепетал влюбленный князь.
– Клянешься своими богами?
– Клянусь…
Как бы в ответ на эту клятву и в подтверждение ее, в ночной тиши прозвучал поцелуй…
