Александр Иванович Чучаев
Уголовно-правовое воздействие: понятие, объект, механизм, классификация

Полная версия

Во-первых, исключительность каждой отрасли права заключается в специфике предмета правового регулирования. Рассматриваемая точка зрения ставит под сомнение своеобразие уголовно-правового регулирования и размывает границы большинства отраслей права.

Критерий выявления предмета воздействия является более чем неопределенным. Возникает резонный вопрос: как установить характер «особой значимости» урегулированных уголовным правом общественных отношений? Не вызывает сомнений итоговая неоднородность предполагаемой совокупности. Структура Особенной части УК РФ свидетельствует, что «наиболее важные общественные отношения» принадлежат к административной, гражданской, семейной, экологической, трудовой и проч. сферам общественной жизни.

Н. И. Пикуров называет характер межотраслевых связей такого рода горизонтальными. Он пишет: «Соединяясь в динамичные системы с нормами практически всех отраслей права, оно (уголовное право), с одной стороны, имплантирует их предписания в свою ткань для детализации признаков общественно опасных деяний, определения границ между преступным и непреступным, с другой – и само передает им часть своей юридической силы, присутствуя в качестве потенциальной угрозы применения уголовного наказания»¹⁴⁶.

Анализируя приведенное высказывание, можно засвидетельствовать не столько описание взаимосвязи правовых отраслей, сколько единство их предмета и законодательной базы. Происходит смещение внимания с собственно уголовно-правовых проблем борьбы с общественно опасным поведением на неперспективное и поверхностное описание в уголовном праве множества различных общественных отношений. Обозначенные обстоятельства очерчивают ряд доктринальных негативных последствий данной теории, образующих весьма непредсказуемые практические сложности. При опоре на данную доктрину на практике могут возникнуть проблемы с установлением приоритетности действия коллизионных норм и с определением природы уголовно-правовых норм с бланкетной диспозицией.

Сам автор, затрудняясь провести разграничение предмета «отраслей горизонтальной связи», отмечает, что они еще находятся в стадии формирования¹⁴⁷. Однако усмотреть взаимодействия такого рода можно, начиная с генезиса уголовного права. Процесс формирования отраслей носит непрерывный характер и связан с развитием общественных отношений. Уголовное законодательство не только социально-, но и правообусловлено. Лишь сложившееся понимание о должном, урегулированность общественных отношений какими-либо социальными нормами (в частности, правовыми) могут инициировать установление уголовно-правового запрета. Круг преступных деяний определяется с учетом уже сложившихся отраслевых особенностей, где задача уголовного права состоит в четком формулировании преступного.

Во-вторых, производится подмена и смешение различных способов правового регулирования, а именно запрета и обязанности. Имеет место придание содержанию уголовно-правовой нормы двойственного значения. Диспозиция воспринимается не только в качестве описания противоправного деяния, но и деяния со знаком «плюс». Однако запрещающие нормы закрепляют лишь негативную модель поведения субъекта, связанную с нарушением правового запрета.

По справедливому замечанию В. К. Дуюнова, «нормы уголовного права, устанавливающие санкции за совершение различных преступлений, запрещают совершать указанные в законе деяния, но не «обязывают не совершать» их»¹⁴⁸. Запрещающие уголовно-правовые нормы определяют конкретные признаки деяния, порождающие особые отношения, связанные с наказанием виновного или применением в отношении лица, совершившего общественно опасное деяние, иных мер воздействия.

В-третьих, уголовно-правовая норма не устанавливает «необходимость (обязанность) осознанного и добровольного выполнения правовых предписаний субъектами правоотношений»¹⁴⁹ и ее вступление в силу тем более не приводит к возникновению этих самых отношений. Правоотношение должно быть инициировано как минимум двумя его субъектами, сознающими факт его возникновения, свои права, обязанности и роль в реализации этого отношения. Признав обратное, мы должны были бы отметить, что всякий раз с принятием новой нормы закона, регулирующей ту или иную сферу общественной жизни, каждый вступает в новое правоотношение с государством и обязуется соблюдать эту норму независимо от того, известно о ее существовании или же нет.

Теория позитивной уголовной ответственности, позиционирующая активное поведение индивида и его правовую сознательность, в итоге имеет обратное действие. Определяя момент возникновения регулятивных уголовно-правовых отношений как время вступления закона в силу, криминалисты неосознанно отвергают свободу воли субъекта и исключают его право на вступление в правоотношения (уклонение от них).

Как обоснованно полагает Б. В. Яцеленко, лишь социальный конфликт, имеющий внешнее проявление, может приобретать форму правового отношения. Внутренний конфликт, называемый автором «социальным конфликтом в форме различия и несоответствия», не материализуется вовне в виде поведенческого акта и, как следствие, не порождает уголовных правоотношений¹⁵⁰.

В-четвертых, сторонники данной концепции необоснованно преувеличивают значение правового регулирования, когда нормальное, правомерное поведение граждан рассматривается исключительно как результат воздействия механизмов права. Воздержание от общественно опасных деяний оценивается как результат устрашающего влияния уголовно-правовой нормы и выработанной на основе этого привычкой позитивного поведения. Однако такое поведение является общепринятым в цивилизованном обществе, соответствует внутренним убеждениям большинства его членов и не идет в разрез с их личной совестью¹⁵¹.

По справедливому замечанию А.А. Ашина и Е.В. Лошенковой, «задача социальной ответственности – обеспечение должного, а не «сверхдолжного» поведения, необходимого минимума, а не желательного максимума. Более того, деяния, в которых общество заинтересовано, которые становятся насущной и осуществимой потребностью, превращаются в норму, даже если раньше относились к разряду “подвигов”»¹⁵².

В-пятых, обращает на себя внимание некорректность сложившейся в рамках теории двухсоставного предмета терминологии. Весьма спорно называть уголовно-правовые отношения, вызванные общественно опасным деянием, охранительными, поскольку они не в силах сохранить уже нарушенные общественные связи, предотвратить угрозу или наступление общественно опасного вреда и проч. негативные последствия. Отсюда логичнее обратное употребление терминов: уголовно-правовые отношения, реализующие позитивную ответственность, справедливее именовать охранительными, а правоотношения по применению мер уголовно-правового характера – регулятивными.

В-шестых, критикуемая концепция создает запутанность и без того многоаспектных уголовно-правовых проблем, повышает «уровень идеологической насыщенности»¹⁵³ рассматриваемых понятий и вносит в юридическую доктрину категории не правового порядка.

«Позитивная ответственность – это главным образом ответственность моральная. Ее можно определить и как ответственность перед самим собой. Во многом она выступает предметом исследования психологии. Хотя своим возникновением позитивная ответственность обязана обществу, как социальную ее рассматривают лишь постольку, поскольку она проявляется в социально значимых действиях»¹⁵⁴.

Анализ позитивного аспекта приводит к дублированию базовых уголовно-правовых понятий. Отождествляется воспитательное влияние (действие) уголовного закона, с одной стороны, и уголовная ответственность либо уголовно-правовое воздействие – с другой. Производится попытка ограничить общими рамками правовые феномены, в корне отличающиеся друг от друга, и дать им единое наименование. В конечном итоге это может отрицательно сказаться не только на доктрине уголовного права, но и на правоприменительной практике.

Исходя из вышеизложенного, теория, разделяющая предмет уголовно-правового регулирования на два блока общественных отношений, представляется неубедительной.

Крайней степенью выражения соотношения предмета уголовного права и правоотношений выступают концепции их множественности. Практически каждый способ правового влияния соотносится со специальным правовым отношением. Ю. Г. Ткаченко полагает, что понятие правового отношения как отражения социальной связи в норме права в отличие от последней является индивидуальной моделью поведения, раскрывающей индивидуальную возможность (субъективное право) или индивидуальную необходимость поведения (юридическая обязанность). Значение такой модели состоит в оценочной деятельности юристов, решающих вопрос о правомерности действий сторон в фактическом отношении¹⁵⁵. Отсюда следует вывод, что реальность общего понятия отраслевого правового отношения сомнительна, имеет место множество различных по содержанию уголовно-правовых отношений – моделей.

Сторонником таких взглядов в уголовно-правовой теории выступает, к примеру, С. Боронбеков. Он выделяет охранительные, предупредительные, принудительные и регулятивные уголовно-правовые отношения. Реализация правоотношений может совпадать во времени либо сменять друг друга. По автору, охранительные уголовно-правовые отношения включают правоотношения предупредительные и принудительные. Предупредительные уголовно-правовые отношения берут свое начало с вступления уголовного закона в силу и продолжают существовать до утраты таковой. Границы принудительных правоотношений определены С. Боронбековым не столь однозначно. Автор пишет, что принудительные уголовно-правовые отношения возникают при привлечении лица к уголовной ответственности и оканчиваются вступлением в силу вынесенного судом обвинительного приговора¹⁵⁶.

Принимая во внимание обстоятельства, с которыми криминалисты связывают возникновение уголовной ответственности, можно отметить неоднозначность предложенной формулировки. При этом сам С. Боронбеков не уточняет личного мнения по вопросу о моменте возникновения уголовной ответственности. Неясными остаются также границы и оригинальное содержание охранительных правоотношений. Во взглядах автора можно усмотреть лишь интеграционное значение данной категории.

В рассматриваемой классификации обособленное положение занимают регулятивные правоотношения. С. Боронбеков не отмечает пределов их реализации, определяя лишь содержание, связанное с предоставлением гражданам права на противодействие общественно опасному поведению¹⁵⁷. Заметим, что данный критерий не позволяет признать исключительность и целесообразность выделения последнего вида правоотношений.

Таким образом, в работе С. Боронбекова наблюдается четкое противопоставление лишь двух способов уголовно-правового воздействия (предупреждения и принуждения) и соответствующих им двух видов правоотношений (предупредительных и принудительных).

Весьма оригинальная концепция множественности предмета уголовно-правового регулирования предлагается В. В. Мальцевым. Он полагает, что предмет уголовного права шире, чем понятие уголовно-правовых отношений.

Первый, на взгляд автора, составляют:

– общественные отношения базисного характера, так называемый предмет уголовно-правовой охраны;

– наиболее опасные формы антисоциального поведения людей;

– уголовное законодательство;

– регулятивные и охранительные отношения;

– отношения ответственности;

– отдельные формы необщественно опасного (правомерного) поведения;

– принудительные меры медицинского характера в отношении невменяемых¹⁵⁸.

По В. В. Мальцеву, уголовная ответственность является особым видом правоотношений. Отношение ответственности определяется как «возникающая на основе совершенного преступления связь между государством и лицом, его совершившим, по поводу применения к виновному меры уголовной ответственности»¹⁵⁹.

Предложенная концепция вызывает ряд вопросов.

Допущено дублирование предмета правового регулирования за счет объединения базисных общественных отношений (фактическое содержание) и возникающих на их основе правоотношений (правовая форма). Так, по В. В. Мальцеву отношения уголовно-правовой охраны «обусловлены социально-экономическими причинами и потому не зависят от уголовного права», регулятивные и охранительные отношения имеют служебное, подчиненное значение и возникают на основе уголовного законодательства для наиболее эффективной охраны базисных общественных отношений¹⁶⁰.

Представляется, что включать правоотношения в предмет уголовно-правового регулирования является не совсем корректным, в то время как замечание, что базисные отношения от уголовного права не зависят, позволяет исключить их из предмета регулирования уголовного права.

Можно заметить, что не поддерживаемый автором позитивный аспект ответственности заменяется регулятивным и охранительным уголовными правоотношениями, носящими тот же «перспективный характер». По автору, регулятивные и охранительные уголовно-правовые отношения возникают со дня вступления в силу уголовного закона. Они устремлены в будущее, поскольку «их основное предназначение состоит в том, чтобы направлять поступки людей в сторону общественно полезного либо нейтрального поведения, не допустить совершения ими преступлений»¹⁶¹.

Рассмотрение предлагаемой конструкции предмета говорит о том, что ряд правовых явлений выходит за рамки реализации правоотношений. С одной стороны, некорректным представляется признавать предметом уголовно-правового регулирования само уголовное законодательство, противоправную деятельность и причиняющую вред правомерную деятельность субъектов. С другой стороны, представляется, что явления, имеющие институциональное правовое содержание, каковыми являются принудительные меры медицинского характера, действуют только в рамках каких-либо правовых отношений.

Исходя из разнохарактерного содержания элементов предмета, думается, что теория В. В. Мальцева раскрывает скорее предмет науки, а не предмет уголовно-правового регулирования. Однако и такое уточнение не снимает всех отмеченных противоречий.

Теории множественности уголовно-правовых отношений и предмета регулирования нивелируют синтезирующее, прикладное значение правоотношений, снижают возможности разграничения уголовно-правовых явлений и отраслей права в целом. Понятие правового отношения является более объемным, нежели понимание отдельных средств (способов) регулирования. Правовое отношение выступает не только (и не столько) правоприменительной формулой для разрешения конкретных ситуаций, но и научным методом познания.

Классическая теория предмета уголовного права и уголовно-правовых отношений связана с пониманием общественных отношений, порождаемых совершением преступления (общественно опасного деяния)¹⁶². На взгляд ее представителей, уголовно-правовое отношение представляет собой вытекающее из факта совершения преступления и регулируемое нормами уголовного права общественное отношение между лицом, совершившим преступление, и государством, направленное на реализацию взаимных прав и обязанностей этих субъектов¹⁶³.

Авторы, придерживающиеся данной точки зрения, вполне справедливо полагают, что уголовное право не устанавливает субъективных прав и обязанностей субъектов имущественных, трудовых и иных видов отношений. Последние не регулируются, а охраняются и обеспечиваются уголовно-правовыми нормами.

Классическая теория весьма часто подвергается критике за отрицание самостоятельного предмета уголовно-правового регулирования и сведение структуры уголовно-правовой нормы к ее санкции¹⁶⁴. Основание для подобных замечаний нередко предоставляется самими сторонниками данной теории.

К примеру, Г. П. Новоселов, подвергая критике расширительное толкование предмета уголовно-правового регулирования, предлагает крайнюю позицию полного отрицания охранительной функции уголовно-правовых норм. На его взгляд, запрет формулируется не уголовно-правовой нормой, а нормами иных специальных отраслей права. Охрана не функция, а цель уголовно-правового регулирования, последнее только направлено на охрану определенного рода ценностей, но само по себе ею не является. В свою очередь, охрана предполагает регулирование, но признаваться им не может, заключает автор¹⁶⁵.

Приведенные рассуждения представляются излишне категоричными и не вполне обоснованными. Цели и задачи уголовно-правового регулирования сформулированы ст. 2 УК РФ, которая весьма четко относит к ним и установление перечня опасных для личности, общества или государства преступных деяний.

Слово «регулирование» является отглагольным существительным латинского происхождения (лат. regulare – «приводить в порядок»). В русском языке глагол имеет ряд значений: упорядочивать, налаживать; направлять развитие, движение чего-нибудь с целью привести в порядок, в систему; приводить механизмы в состояние, обеспечивающее их нормальную и правильную работу¹⁶⁶. В свою очередь, слово «охранять» толкуется как оберегать, относиться бережно; стеречь, следить за сохранностью¹⁶⁷.

Отсюда содержание терминов «уголовно-правовое регулирование» и «уголовно-правовая охрана» следует признать различными. Первый предполагает изменение объекта (предмета) регулирования, второй означает статичность и неизменность, исключая осуществление каких-либо действий с самим объектом охраны. Следовательно, охрана объекта не допускает осуществления его регулирования. Однако регулирование одного объекта может выступать охранным мероприятием в отношении иного объекта.

Поддержка более узкой трактовки предмета уголовно-правового регулирования не означает отрицания регулятивной функции уголовного права как таковой. По справедливому замечанию Д. Е. Петрова, «регулятивная функция права – главная функция, определяющая смысл его существования как особой нормативной системы, с ней связана необходимость в самом праве как особом социальном явлении»¹⁶⁸.

Весьма интересными представляются теории уголовно-правовых отношений Б. В. Яцеленко и А. В. Сумачева. На первый взгляд авторы выступают в поддержку множественного предмета уголовно-правового регулирования и разграничивают функциональность правоотношений. Однако рассмотрение выделяемых ими групп позволяет заключить, что имеет место классификация единого однородного общественного отношения, родственного по фактическому составу, совпадающего по временным пределам и близкого по содержанию и субъектам.

Различия урегулированных уголовно-правовых отношений в структуре и содержании обусловлены спецификой инициирующего их юридического факта.

Так, по Б. В. Яцеленко, имеют место три группы относительно самостоятельных правоотношений:

– охранительные уголовно-правовые отношения, возникающие в результате совершения преступления;

– регулятивные уголовно-правовые отношения, возникающие в связи с причинением вреда при реализации права на необходимую оборону, крайнюю необходимость, задержание лица, совершившего преступление, поскольку для констатации правомерности такого поведения требуется время;

– регулятивные уголовно-правовые отношения, возникающие из совершения общественно опасного деяния невменяемым¹⁶⁹.

А. В. Сумачев в свою очередь полагает, что действие уголовного закона конкретный гражданин испытывает на себе, лишь попадая непосредственно в сферу уголовно-правового регулирования в связи с причинением уголовно значимого вреда либо претерпев последствия уголовно значимой деятельности вредопричинителя. В качестве юридических фактов, влекущих возникновение уголовных правоотношений, автор называет преступление, общественно опасное деяние невменяемого, невиновное причинение вреда (случай), деяние, совершенное в состоянии необходимой обороны, крайней необходимости, при задержании лица, совершившего преступление, и проч.¹⁷⁰

Пожалуй, единственным «упреком» к создателям данных моделей может служить деление правоотношений по функциональной роли (регулятивные и охранительные), а также игнорирование общего, родового понятия уголовного правоотношения и преимущественное видовое исследование явления. При этом как индуктивный, так и дедуктивный метод познания предполагают проведение двухуровнего анализа.

Основываясь на вышеизложенном, можно заключить следующее.

Классификация правоотношений по преобладающей функциональной роли не может быть принята даже с высокой степенью условности, о чем пишут многие авторы. Наиболее обоснованно рассматривать правовую форму общественных отношений, вызванных совершением общественно опасного деяния, имеющего уголовно-правовое значение, как единое регулятивно-охранительное уголовное правоотношение.

Уголовно-правовые отношения призваны в первую очередь упорядочивать (регулировать) общественные отношения, возникающие в связи с решением вопроса о наличии (отсутствии) необходимости применения правоограничений в отношении лица, причинившего уголовно значимый вред либо создавшего угрозу его причинения. К примеру, А. В. Сумачев поясняет процесс регулирования уголовно-правовых отношений, возникших вследствие реализации права на необходимую оборону или действий в условиях крайней необходимости, решением вопросов относительно реакции государства на общественно полезную деятельность вредопричинителя, возможностей нейтрализации последствий таковой и удовлетворения интересов пострадавших¹⁷¹.

В то же время охранительная функция уголовного права подчеркивает производность уголовно-правовых норм, их особую социальную значимость, отражая отраслевые связи в системе права. По справедливому замечанию А. И. Рарога, «взаимодействие уголовного и других отраслей российского законодательства осуществляется прежде всего посредством постановки под защиту уголовного закона общественных отношений, регулируемых законами иной отраслевой принадлежности… а также путем использования бланкетных диспозиций»¹⁷².

Возникая по поводу защиты нарушенного правопорядка, прав и свобод человека, законных интересов общества и государства, каждым конкретным фактом своей реализации уголовные правоотношения оказывают превентивное воздействие на неустойчивых граждан, склонных к демонстрированию асоциального поведения, и свидетельствуют о неотвратимости уголовно-правового воздействия. Реализованные в рамках таких правоотношений меры предупреждают совершение противоправных действий со стороны лица, уже вступившего в конфликт с обществом, ограничивая его физические возможности по продолжению противоправной деятельности.

Предупредительная функция уголовно-правовых отношений выражается также и в реализации правоустанавливающих норм, побуждающих лицо активно противодействовать преступлению и преступнику (необходимая оборона, крайняя необходимость), а также отказаться от доведения до конца начатого преступления или восстановить нарушенные блага¹⁷³.

Юридическим фактом, инициирующим возникновение уголовных правоотношений, выступает совершение общественно опасного деяния, обладающего признаками преступления либо не являющегося таковым. В зависимости от особенностей фактического основания правоотношения реализуют уголовно-правовое воздействие, производят освобождение или устанавливают исключение такового.

Признав моментом возникновения уголовно-правового отношения юридический факт, возникший после совершения общественно опасного деяния, за рамками такого отношения будет оставлена реализация ряда институтов уголовного права. Представляется, что институт, не образующий части содержания специального правоотношения, не является предметом уголовно-правового регулирования и должен быть исключен из уголовного закона. Чем удаленнее юридический факт, связываемый с началом уголовного правоотношения, тем большее количество институтов «теряет» свою уголовно-правовую природу.

При этом в рамках действия уголовно-правовых отношений следует рассматривать и процесс реализации уголовно-правовых мер. Иначе приходится констатировать отсутствие уголовно-правовой природы институтов, имеющих свою действенность на стадии исполнения приговора (ст. 79, 80, 81, 93, 102 УК РФ).

Следовательно, временными рамками существования уголовно-правовых отношений целесообразно считать период с момента совершения общественно опасного посягательства на охраняемые законом права, свободы и интересы¹⁷⁴ вплоть до полной реализации сторонами взаимных прав и обязанностей, инициированных таким деянием.

Более сложное понимание юридического факта, выступающего основанием возникновения уголовно-правового отношения, определяет и разнообразие содержания установленной правовой связи. Не вызывает сомнений тот факт, что по объему уголовно-правовое отношение включает в себя как содержание уголовной ответственности, так и содержание уголовно-правового воздействия.

В свою очередь сущностные определения уголовно-правового воздействия и уголовной ответственности позволяют заключить, что границы реализации данных явлений в рамках уголовного правоотношения не являются тождественными.

Рассматривая уголовную ответственность в качестве сложного последствия преступления, сущность которого состоит в обязанности лица подвергнуться государственному принуждению, можно отметить, что момент возникновения такой обязанности совпадает с совершением преступления. По справедливому замечанию А. И. Рарога, «неразрывная связь уголовной ответственности и уголовно-правового отношения проявляется в том, что они порождаются одним и тем же юридическим фактом (совершением преступления), возникают в одно и то же время (с момента совершения преступления) и прекращаются одновременно (с момента полной реализации уголовной ответственности или с момента освобождения виновного от уголовной ответственности)»¹⁷⁵.

Уголовно-правовое воздействие предполагает осуществление основанных на уголовном законе действий уполномоченных на то государственных органов по применению государственного принуждения в отношении лица, совершившего общественно опасное деяние, в целях охраны прав и свобод личности, а также законных интересов общества и государства. Осуществление такого воздействия допустимо лишь после вступления приговора суда в законную силу. Указанный правоприменительный акт является юридическим основанием уголовно-правовых ограничений в отношении конкретного лица. Факт принятия уголовно-правовой нормы содержит лишь абстрактную возможность (право и обязанность) органов власти на ответные действия к правонарушителю. В последнем случае речь может идти лишь о предупредительной силе действия уголовного закона, но не об уголовно-правовом воздействии как явлении, имеющем институциональное содержание, способное реализоваться исключительно в рамках правоотношений.

Окончание данного явления определяется совокупной продолжительностью правовых ограничений (лишений), накладываемых на лицо, совершившее общественно опасное деяние. В случае применения наказания и условного осуждения границы воздействия законодательно установлены достаточно четко и связываются с моментом погашения или снятия судимости.

При назначении принудительных мер воспитательного воздействия срок правоограничений определяется исходя из двух критериев – тяжести совершенного преступления и возраста лица, его совершившего (ч. 3 ст. 90, ч. 2 ст. 92 УК РФ). В этом проявляется специфика таких мер.

Продолжительность правоограничений несовершеннолетнего при помещении его в специальное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа установлена лишь как максимальные временные пределы – три года, если в течение этого времени лицо не достигло восемнадцатилетнего возраста.

В случае принудительных мер медицинского характера окончание ограничений имеет неопределенное значение, поскольку зависит от установленной судом объективной необходимости продолжения принудительного лечения (ч. 3 ст. 102 УК РФ).

Максимальных границ принудительные меры медицинского характера вовсе не имеют. П. Колмаков пишет, что «сроки применения принудительных мер медицинского характера не указываются. Принудительное лечение как особая мера социальной защиты продлевается, изменяется и прекращается лишь по выздоровлении или изменении психического состояния больного, устраняющего его общественную опасность или изменяющего степень этой опасности»¹⁷⁶.

Продолжительность такого воздействия объективно не может быть определена как законодателем в правовой норме, так и правоприменителем в судебном решении. В связи с этим регламентируется особый порядок продления, изменения и прекращения принудительного лечения.

Думается, что реализация уголовно-правового воздействия по всем из его форм допустима лишь в пределах сроков исковой давности (ст. 78, 83 УК РФ). Отсюда при наличии медицинских показаний продолжение лечения свыше сроков исковой давности должно осуществляться в общем порядке.

Исследование временных рамок уголовно-правового воздействия имеет не только научный, но и прикладной аспект. Анализ вопросов о моментах начала и окончания реализации меры воздействия в комплексном сочетании позволяет устранить коллизионность уголовно-правовых норм и выявить пробелы в законодательном материале.

В большей части такие проблемы могут возникнуть при сочетании наказания и иных мер уголовно-правового характера, поскольку иная мера носит, как правило, дополняющее, несамостоятельное значение и ее исполнение вне наказания может быть недостаточно проработанным.

К примеру, М. Н. Голоднюк обращает внимание на неурегулированность порядка продолжения амбулаторного принудительного наблюдения и лечения у психиатра в случае окончания исполнения наказания¹⁷⁷. Л. В. Иногамова-Хегай ставит вопрос о конкуренции уголовно-правовых норм о погашении судимости при замене наказания и условно-досрочном освобождении от него¹⁷⁸. К. Михайлов отмечает, что законодателем не установлен предельный срок осуществления контроля в отношении условно-досрочного освобождения от отбывания пожизненного лишения свободы¹⁷⁹.

Таким образом, проблема временных границ реализации уголовно-правовых явлений раскрывает соотношение ключевых понятий, отмечая их взаимопроникновение и полярность. Одной из причин дискуссионности данного вопроса выступает неоднозначное понимание предмета уголовно-правового регулирования и смешение материальных и процессуальных правоотношений.

Как материально-правовые явления, уголовно-правовое воздействие и уголовную ответственность необходимо рассматривать лишь в рамках уголовно-правовых отношений.

Понятие правового отношения является более объемным, нежели понимание отдельных средств (способов) регулирования. Правовое отношение выступает не только (и не столько) правоприменительной формулой для разрешения конкретных ситуаций, но и научным методом познания.