Александр Холин
Беглец из Кандагара
– И не только для страны, а для всех, населяющих её! – воскликнул Гесс. – Вы оба ещё доживёте до тех дней, когда наступит 2017-й год. Именно в это время с вашей страной могут случиться самые непредвиденные истории.
– Армагеддон, что ли? – спросил майор.
– Вы, офицер, довольно узко мыслите, – уголки губ старческого рта опустились вниз. – Попробуйте заглянуть за черту, которую видишь, и тогда не нужны будут никакие угрозы Апокалипсиса и другая прилагающаяся фурнитура. А вы, вы оба, сможете что-то сделать для страны, если до сих пор ещё любите свою непредсказуемую родину. Если вас заинтересовал грядущий 2017 год, то необязателен страшный Армагеддон или Третья мировая война. Скорее всего, в это время человечество достигнет ступени самоуничтожения.
– Уж не хотите ли вы нас уверить, – презрительно хмыкнул Бурякин, – что население всех стран прибегнет к самосожжению, отравлениям, добровольным виселицам? Бред какой-то.
– Нет, суицид не обязателен, – миролюбиво возразил рейхсминистр. – К тому времени созреет генетическая бомба. Произойдёт тотальная трансгенизация всей планеты.
– Нельзя ли конкретнее? – попросил Рукавицын. – Нам эти околонаучные термины не сообщают никакой информации.
– Можно и конкретнее, – согласился Гесс. – Наши учёные ещё до начала Второй мировой разработали так называемые плазмоиды. То есть обыкновенную бактерию растительного организма бомбардируют генетически чужеродной бактерией другого. Получается плазмоида, то есть агробактерия, которая уничтожает всё живое, не похожее на неё.
– Но зачем это нужно?
– Очень просто. Например, уже сейчас американцы пытаются продавать всему миру клубнику, не боящуюся мороза, или картофель, не боящийся колорадского жука, или кукурузу, которая может расти даже на солончаке. Именно американцы завладели трансгенизацией агрономических культур. Генно-модифицированный организм может создаваться в любом количестве, поэтому американские «ножки Буша» постепенно завоёвывают рынок.
– Ваша трансгенизация распространяется даже в живых организмах? – недоверчиво покачал головой Бурякин.
– Не моя, – отмахнулся рейхсминистр. – Над этой проблемой начал работать ещё Тимофеев-Ресовский,[17] уроженец вашей страны, а не Германии. Задача была не из лёгких – накормить всю планету. Но клетки после трансгенизации не смогут иметь потомства. Допустим, зерно пшеницы, ставшее генно-модифицированным организмом, не сможет дать потомства, хотя искусственным способом может быть размножено в огромных количествах.
– Это ещё не способствует возникновению вселенской катастрофы, – возразил полковник.
– Вы полагаете? – печально улыбнулся Гесс. – Америка стала родиной всеобщей трансгенизации растений. И что мы наблюдаем сегодня? Более трети населения Соединённых Штатов страдают ожирением! Участилось возникновение лейкемии и рака желудка. Это – только поверхностные факты бытовой Америки. Для более точного диагностирования мне необходим доступ к так называемому информационному полю планеты.
– И под каким ракурсом вы это видите?
– Повторяю, – поморщился рейхсминистр. – У меня свои способы связи с внешним миром. Не в этом проблема. Трансгенизация агробактерий заражает человеческий организм неизвестными болезнями. Человек через одно-два поколения тоже потеряет способность к размножению. Скажем, тот же картофель, прошедший трансгенизацию, пока ещё может расти, но уже убивает не только колорадского жука, но и другие бактерии почвы. Результат – если вы посадите в этом месте здоровый картофель, он уже не сможет дать урожай. То же самое происходит с человеческим организмом. И если человек не заболеет ожирением или раком желудка, то всё равно погибнет от голода, потому что генно-модифицированный организм самоуничтожается. По моим подсчётам, глобальное самоуничтожение произойдёт где-то в 2017 году. К счастью, моя смерть наступит значительно раньше, но тоже совпадёт со знаменательной датой.
– Откуда стал известен день вашей смерти? Ведь это невозможно!
– Мой день смерти совпадет с днём смерти Советского Союза, только по годам ваша страна скончается несколько позже, – усмехнулся Гесс.
– Как?! – вскричал майор Рукавицын. – Что вы себе позволяете?!
– Подождите, – поднял руку полковник. – Подождите! Что значит – день смерти Советского Союза?
– Я стараюсь называть вещи своими именами, – отчеканил рейхсминистр. – Есть время рождения Совета Народных Комиссаров и есть время смерти, то есть исчезновения. Так вот, время смерти Союза Советских Социалистических Республик более ясно обозначено в матрице времён: это произойдёт 17-го августа 1991-го года.
– Простите, а время рождения разве неизвестно?
– В пресловутом 1917-м году не было никакого Совета Народных Комиссаров и лозунг Ульянова-Бланка – «Вся власть Советам!» – украден, простите, позаимствован, как и многое другое, у настоящих Советов народных цеховиков, мастеров и хозяйственников.
– Интересно!
– Более чем, – согласился Гесс. – Потому что к производственным Советам Россия пришла при Александре III Миротворце. В России тогда были Советы ивановских ткачей, стеклодувов из Гусь-Хрустального, хохломских художников, тульских оружейников, дягелевских и гжельских посудников, нижегородских аграрников и много, много других. Всех так сразу и не перечислить. Кстати, опираясь на аграрную реформу Столыпина, страна в короткий срок взяла бы экономику всего мира в свои руки. Однако ни Германии, ни Англии, ни США этого было не надо. Более того, девиз трудовых Советов – «Единомыслие, Единоверие, Терпимость и Взаимопонимание» – сводил на нет все нигилистические замашки, террористические афронты и прочую бессмысленность заварух. Что же нужно для создания неразберихи? Простая война! Здесь можно убийство возвести в почет и раздавать ордена «спасающим» родину от созданной ими же смуты. Но вернёмся к цифре «17»! Через три года, 17-го августа, американские ребята инсценируют смерть моего клона как самоубийство. К сожалению, они не знают, что основной носитель энергии должен быть рядом, поэтому, думаю, мой двойник очень трудно будет принимать смерть. А ещё через четыре года кремлёвские кресла попытается захватить группа проходимцев, которых и личностями назвать можно с большим трудом. Поэтому никакого путча не получится. Однако 17-е, 18-е и 19-е августа будут датами официальной кончины СССР. Именно с этого момента Россия начнёт превращаться в колонию Соединённых Штатов Америки. А если точнее, то в глобальный испытательный полигон, где кроликами или подопытными крысами послужит всё население страны. Единственно, кто будет частично ограждён от проведения трансгенизации, это члены правительства и состоятельные бизнесмены. Последние, кстати, сами покинут Россию и будут искать убежища либо в Испании, либо в Англии. Эти страны, включая Скандинавский полуостров, будут наименее опасными для существования. Заметьте, не жизни, а существования. Конечно же, вас съедает любопытство: откуда у меня такие точные факты и даты? Ведь не гадаю же я на кофейной гуще! Думаю, вам любопытно будет познакомиться с нашими достижениями, а заодно сделать оценку своим возможностям. Но для этого нам надо будет пройти вглубь острова, где находится наша подземная лаборатория. Вы не против?
Предложение рейхсфюрера было более чем заманчивым, хотя и несколько неожиданным. Во всяком случае, майор недавно вспоминал о необходимости проверить на острове шахту. Видимо, лаборатория Гесса находилась как раз в этой шахте. С другой стороны, простое человеческое любопытство никак не вязалось с воинской дисциплиной ни для майора, ни для полковника. Интуитивно уловив сомнения военных, рейхсминистр предложил:
– Я вас прекрасно понимаю. Устав, правила и прочее, тем более в пограничной зоне, но именно там я смогу вам объяснить ночной побег погибших заключённых. У меня система связи с общим миром работает пока только в одном направлении, поэтому пришлось рисковать жизнью добровольцев. Побег не состоялся. Но если вы оцените нашу работу, то, вероятно, никаких побегов больше не понадобится.
– Хорошо, – согласился полковник Бурякин. – Я иду с вами, а товарищ майор с рядовым останутся моей тыловой поддержкой. Идёт?
– Меня это устраивает, – кивнул Гесс.
– А меня нет, – возразил майор. – Я как начальник охраны отвечаю за всё, что здесь происходит, и обязан знать про прорытые шахты и какие-то там лаборатории. К тому же…
– Отставить! – негромко скомандовал полковник. – На данный момент моё решение наиболее приемлемо. Будущее покажет.
Майор не стал возражать, хотя ему очень не хотелось оставаться бронепоездом на запасном пути. Но с прямым начальством не поспоришь. Рукавицын встал и обратился к полковнику по уставу:
– Какие будут приказания, товарищ полковник?
– Значит, так, – начал Бурякин. – Вы с мотористом идёте к лодке, ждёте в течение часа. Если же я за это время не вернусь, вызывайте батальон и прочёсываете все доступные места этого острова. Всё. Выполнять!
– Слушаюсь, – отчеканил майор, развернулся кругом и почти строевым шагом вышел из помещения.
На улице к нему присоединился моторист с автоматом наизготовку. Полковник Бурякин некоторое время наблюдал, как офицер с рядовым шагают к причалу, потом обернулся к рейхсминистру:
– Надеюсь, часа нам будет достаточно?
– Так точно! – кивнул Гесс. – Итак, следуйте за мной. Но, простите, как мне лучше к вам обращаться?
– Как и положено зеку – «начальник»! – хмыкнул Бурякин. – Впрочем, если для вас это важно, то я являюсь командиром Московского погранотряда, на территории которого находится и это озеро, – полковник Бурякин Юрий Михайлович.
Рудольф Гесс, не оглядываясь, вышел из помещения и направился вглубь острова, в то место, где две сопки разделял тёмный сырой урман. Вытоптанная тропинка тянулась вдоль двух засеянных пашен. Справа перепаханное поле было ровным, а левое отличалось разделёнными длинными грядками. Поля, видимо, только что засеяли. Весна в этом году хоть и была ранней, но всходы ещё не успели пробиться к щедрому высокогорному солнцу. И полковник предположил, что правое поле, скорее всего, засеяно гречихой или овсом, а на левых грядках могли разместиться помидоры, огурцы, капуста, картошка и прочая овощная зелень, какая смогла привыкнуть к Припамирью.
За пашнями виднелись несколько жилых бараков вперемежку с сараями, где островитяне хранили выращиваемые продукты. Видное место занимал длинный пакгауз с прорезанными в нём окнами. Вероятно, там была общая столовая. Но тропинка там раздваивалась и уходила вправо, к сопкам. Та, что сворачивала налево к баракам, тоже была утоптана. Но камня с надписями «куда пойти» на развилке дорожек не было.
Полковник Бурякин заметил, что чем ближе они подходили к сопке, тем больше возле дороги стало встречаться кустов рододендрона вперемежку с обычными лопухами, среди которых то и дело шныряли непуганые кролики. Видимо, им вольготно жилось на острове, а для островитян, навсегда отделённых от внешнего мира, кролики служили незаменимыми в домашнем хозяйстве животными, тем более что и особого ухода за ними не требовалось.
Протоптанная дорожка вывела мужчин к подножию сопки. Оттуда тропинка круто поднималась к вершине, где на обширной поляне стоял хорошо видный снизу небольшой щитовой домик, ничем не отличавшийся от других островных построек, разве что только размерами. Сбоку домика под навесом было сложено множество голышей в виде небольшой пирамиды. Такое сооружение вызывало, по меньшей мере, удивление, но Юрий Михайлович не стал проявлять любопытства, несмотря на то, что рейхсминистр бросил на гостя короткий взгляд.
– Нам сюда, господин полковник, – Гесс открыл дверь щитовидного домика и прошёл вперёд.
В прихожей не было ничего необычного, кроме висевших на стенах люминесцентных фонарей. Тут уж полковник не смог сдержать своего любопытства и, показывая на освещение, удивлённо спросил:
– Ничего себе! Что это у вас? Неужели и здесь электричество провели?
– Это не электричество, господин полковник, – лукаво улыбнулся Гесс. – В тёмном болотистом урмане между сопками, недалеко отсюда, водятся грибы, которые светятся, когда высыхают.
– Гнилушки?
– Нет. Ничего общего! – возразил Гесс. – Поры гриба при жизни служат природным конденсатором солнечной энергии, и начинают светиться, только когда гриб высыхает. Долго ли продолжается свечение, мы ещё не знаем. Но те грибы, которые уже светятся, нас не подводят. Собственно, этот район находится в одном из аномальных мест планеты и не удивительно, если появится ещё какое-нибудь чудо.
– Видимо, это помогает вашей работе в подземной лаборатории, – резюмировал полковник. – Такие грибы – не просто чудо, а незаменимые помощники в работе. Я прав?
– Ещё как, – согласился Гесс. – Только электричество нам для работы тоже понадобилось. Пойдёмте, здесь неглубоко. Там всё увидите.
Рейхсминистр, сделав знак рукой, первым принялся спускаться по крутой лестнице, уходившей вглубь земли. Полковник не заставил себя уговаривать, потому что в нём с каждой минутой всё сильнее просыпались человеческое любопытство и творческая любознательность. Лестничные пролёты скоро кончились, и мужчины оказались в круглой комнате, из которой в разные стороны расходились четыре коридора. В коридорах по стенам висели такие же грибные светильники, так что было довольно светло.
– Нам сюда, – указал Гесс в коридор, уходивший влево. – Именно там увидите одну из самых любопытных вещей. Но прошу не удивляться: все наши приборы изготовлены здесь, и никто, никакая страна на планете не имеет аналогов.
– Интересно, – недоверчиво хмыкнул полковник. – Как можно из ничего сделать что-то существенное? Или всё-таки помогала охрана?
– Может быть, помогала, а может быть, и нет, – пожал плечам Гесс. – Чем, позвольте узнать, охранник может помочь заключённому? Реально – ничем. Значит, каждый из нас и все вместе мы находим какие-то иные возможности для того, чтобы время, отпущенное нам на земле, не пропадало даром.
Коридор скоро кончился, и перед глазами полковника возник просторный подземный грот, по сводам которого цепочками разбегались грибные светильники. В гроте было полно столов, на которых громоздились какие-то приборы. Возле каждого прибора выполняли свою работу заключённые. Но они были одеты в белые халаты, как настоящие лаборанты.
Увидев вошедших рейхсфюрера и пограничника, все повскакали со своих мест и застыли по стойке «смирно». Гесс почти сразу же сделал знак рукой и проговорил:
– Вольно, вольно! У меня хорошее известие: к нам наконец-то пожаловало высокое начальство, а именно – командир Московского погранотряда на Пянджском направлении, под прямым кураторством которого находятся озеро и наш остров.
– Всё-таки не зря погибли наши ребята, – раздался голос одного из лаборантов. – Появилась хоть какая-то связь с Большой землёй.
Услышав это, Бурякин чуть было не крякнул в ответ, но вовремя сдержался. Потом, немного откашлявшись, он всё-таки решил узнать, в чём дело.
– Выходит, – начал полковник, – я обязан был посещать зону особого режима не реже, чем раз в месяц, и устраивать личный приём каждому заключённому?
– Вовсе нет, – ответил за подчинённых рейхсминистр. – Но нашей лаборатории стали известны факты криминального искажения действительности, поэтому нам необходимо было хоть кому-то сообщить об этом. Двое добровольцев хотели в первую очередь добраться до вас, на погранзаставу. А потом, если получится, в районный исполнительный комитет либо прямо в Москву, в государственное министерство здравоохранения. Именно там могли бы понять наших посланцев, а дальше дело приняло бы более крутой поворот, потому что если всё оставить как есть, наша планета в течение всего тридцати трёх лет утратит способность к существованию.
– Тридцати трёх? – переспросил Бурякин. – Это значит… это значит, в 2017 году произойдёт тот самый конец света, который не устают предсказывать проповедники разных эпох?! Вы же говорили, что ни на какие пугала обращать внимания не стоит? А тут, оказывается, землю ожидает гибель! Или вы не согласны с проповедниками? Вернее, сами записались в проповедники и прогнозируете смерть планеты через трансгенизацию агробактерий.
– Пророков всегда было много, да вот настоящих по пальцам пересчитать можно, – хмыкнул Гесс. – Мы не собираемся народными байками вас потчевать, это нам не к лицу. К тому же, я говорил вам, все мы здесь давно стали русскими и ваша страна нам отныне совсем не безразлична. Чтобы понять суть нашей работы и хоть немного разобраться в наших делах, прошу присесть в кресло возле вон того аппарата.
Юрий Михайлович с любопытством посмотрел на указанный прибор, который выглядел как обыкновенный металлический короб, внутри которого что-то тихо гудело и пощёлкивало. Возле аппарата на столе лежали разноцветные картонные квадраты с изображёнными на них таинственными символами. С торцов прибора выходили наружу два рычага, которые заканчивались прикрепленными к ним большими круглыми пластинами. Эти пластины были приближены одна к другой, но не плотно. Воздушная подушка меж пластинами составляла около трёх-пяти сантиметров.
Вдруг сквозь это небольшое пространство проскочила маленькая, но настоящая молния! Полковник даже вздрогнул от неожиданности. Воздух в лаборатории наполнился запахом свежего озона, будто подтверждая, что видение молнии было более чем реальным.
– Это наш основной прибор, – указал Гесс на металлический ящик. – Через него мы получаем информацию о вещах видимых и невидимых, о прошлом и будущем, о больном и здоровом состоянии не только отдельных личностей, а даже самой планеты в целом. Чтобы не быть голословным, предлагаю вам испробовать действие потоков энергии, пропускаемых аппаратом, на себе.
Рудольф Гесс отступил в сторону и приглашающим жестом показал Бурякину на кресло возле стола, на ровной поверхности которого стоял внушающий уважение прибор. Полковник помедлил немного, но, боясь оказаться перед бывшим противником в неприятнейшей ситуации, твёрдым шагом подошёл к деревянному креслу и уселся в него, невольно косясь на стоявший рядом прибор.
Ассистент рейхсфюрера развёл рычаги прибора в стороны, потом один эбонитовый круг подвёл вплотную к затылку, а второй разместил прямо перед лицом офицера. Юрий Михайлович дохнул на чёрную матовую поверхность, и та на несколько секунд покрылась лёгким туманом.
– Сейчас мы отправим вас на несколько десятков лет назад, – услышал полковник голос немца. – Это прошлое, касающееся вас непосредственно, потому что через него у вас появится прямая связь с будущим. Мы не знаем, что вы увидите, но старайтесь запоминать всё, даже самые мелкие детали, потому что этот случай может рассказать вам о ближайшем будущем. А чтоб вам было понятнее, представьте матрицу времени, на витках которой отпечатывается калька событий. Эти события на первый взгляд никаким образом не связывают прошлое и будущее, но всё же непосредственно влияют на него. Узнав прошлое, вы сможете понять настоящее и предопределить будущее. Лучше всего, если вы сможете вспомнить свою первую любовь, первую девочку, первые нежные отношения и чувства, то есть всё то, что вы тогда испытывали. Это поможет прибору настроиться на ваше чувственное восприятие и наиболее точно определить причинность возникновения факта. Итак, в добрый час.
С этими словами ассистент рейхсминистра щёлкнул тумблером прибора, и полковник почувствовал, как из эбонитового круга ему в лицо хлынул поток невидимого света, будто бы лёгкий бриз коснулся щёк и сразу же растаял где-то за головой.
Глава 4
Полковник Бурякин вдруг увидел перед собой, как на экране телевизора, улочки славного города Кирова, в котором прошли годы детства маленького Юры. Более того, улочки стекались ручейками на городскую площадь к обкому партии, в котором отец мальчика работал тогда секретарём, то есть являлся непосредственным хозяином Кировской области со всеми вытекавшими отсюда привилегиями и уважительным поклонением местных жителей.
Юрка Бурякин был в ту пору не то чтобы хулиганом, но конфронтация с отцом витала в воздухе постоянно. Неизвестно даже, почему. Возможно, на ребёнка и взрослого действовал природный закон «отцы и дети», а может, какие другие причины, но мальчику преодолеть сакральный барьер пока что было невозможно. Не стремился к этому и отец, поскольку ему заботиться надо было о благосостоянии всей области, и на одного только сына времени, как всегда, не хватало.
В это время Юра познакомился с красавицей Тамарой из соседнего двора. Правда, Тома была красавицей только для него одного, но этого Юра ещё не мог понять и осмыслить. Да и надо ли? Тома была той частицей ещё непознанного мира, который привлекал своей запрещённостью, таинственностью и удивительным щекотанием где-то под ложечкой, когда Тома смотрела, не отрываясь, мальчику в глаза. Так умеют делать только девочки. И то не все!
Отец у Тамары был военный, и она как-то раз сказала своему поклоннику:
– Знаешь, Юрка, ты, наверно, тоже будешь работать в обкоме партии, как твой папочка. А я люблю военных! Только военный способен на подвиг! А ты… ты хороший, но к мужскому поступку, тем более к подвигу, ещё не готов.
Самолюбие забулькало у Юры под ложечкой, но ответить он ничего не смог. В общем, зря переживал мальчик, потому что человеческие страсти всегда откликаются на зов, а тем более затронутое самолюбие, и призывают к сумасбродным, необоснованным поступкам.
Как-то раз в парке возле дома он наткнулся на парней из их школы, которые устроили Тамаре «пятый угол». Несколько здоровых отморозков били девочку кулаками – куда попадёт! Она стояла посреди них, обхватив голову руками и, не выдержав очередного удара, тут же рухнула на траву, превратившись в маленький бесформенный комочек, обтянутый коричневой школьной формой с белым фартуком, уже вымазанным капавшей из носа кровью.
– Уйдите, паскуды! – накинулся Юрка на хулиганов. – Уйдите, мрази, не трогайте её! Что она вам сделала?!
Поскольку Юра тоже пытался попасть в носопырку, особенно отморозку Хряку, то «пятый угол» продолжился, но уже для самого Юрки. Всё же мальчику удалось подобрать валявшийся на земле обломок толстой тополиной ветки и с размаху заехать этим дрючком по голове одному из нападавших. Драка сразу же прекратилась, но Хряк, хищно улыбаясь, сам пошёл навстречу ставшему спиной к дереву Юрке. Тот очередной раз размахнулся, пытаясь угодить Хряку в голову, но, видимо, не рассчитал удара. Хряк перехватил Юркину руку, вывернул и прохрипел мальчику в ухо:
– Ты, защитник долбанный! Знаешь, что эта кикимора завучу нажаловалась на то, что я у неё двадцать копеек стырил?
– Ты зачем девочку бьёшь, мразота? – в свою очередь злобно прошипел Юрка. – Я тебе сто раз по двадцать копеек отдам, только её не трогай!
– Идёт! – сразу согласился Хряк. – А ещё лучше, если ты прямо на крылечке обкома, где твой пахан работает, поиграешь немножко на гармошке и то, что тебе в кепку кинут, отдашь нам. Тогда твоя кикимора больше ни одного синяка не получит. Согласен?
Юра сначала опешил. Но предложение, поступившее от отморозка Хряка, было заманчиво: во-первых, Тому никто и никогда больше пальцем тронуть не посмеет; во-вторых, вся школа знала, что Юра здорово умел играть на миниатюрной гармошке, но никто никакого гонорара мальчику ещё не выплачивал; в-третьих, показать отцу, что его сын тоже на что-то способен!
– Идёт, – кивнул Юрка и пожал протянутую ему Хряком руку. – Только за слова отвечаешь?
– Зуб даю, – подтвердил Хряк и провёл ребром ладони себе по горлу. – Замётано.
На следующий день с утра Юрка взял с собой маленькую гармошку, на каких играют разве что клоуны, и отцовскую суконную кепку – для сбора податей. Заявился к парадному крыльцу обкома партии города Кирова и окинул оценивающим взглядом место первого в своей биографии бизнеса. Народу в обком проходило много, и многие действительно кидали в бездонную кепку мелочь, а один из райкомовцев не пожалел дать даже настоящий бумажный рубль, что было просто неслыханно! Такого успеха Юрка сам не ожидал. Надо же, так он за день, играя на гармошке, сможет заработать гораздо больше, чем его отец зарабатывал за месяц!
Но первые радостные чувства заступничества за любимую девочку, переплетённые с радостью первого заработка, рухнули, когда тяжёлая стеклянная дверь обкома партии резко распахнулась. Оттуда озлобленный, взлохмаченный, со сбившимся на сторону галстуком выскочил отец. Ударов, последовавших за этим, Юра уже не помнил. Помнил только глаза Томы, которая тоже почему-то оказалась здесь, на крыльце обкома партии. Этот взгляд, в котором отражались восхищение поступком, радость за настоящего заступника, испуг за него, поскольку взбесившийся отец наносил мальчику нешуточные тумаки, на всю жизнь запомнился Юрию Михайловичу.
На этом воспоминания полковника Бурякина оборвались. Видимо, с детских времён сохранились из наиболее ярких только эти. Но прибор, сумевший преподнести всё как интересный фильм, прокручиваемый по телевизору, действительно был достижением особо опасных преступников. Только на этом, кажется, сеанс ещё не кончился. Ведь лаборант Гесса говорил о связи времён. Значит, сейчас должны показать будущее. И действительно, эбонитовая пластина снова стала превращаться в экран телевизора, но изображение на нём выглядело вовсе не как прекрасное будущее.
Узкими горными тропами пробирался в ущелье Джиланды караван Усман-бека с богатым и неповоротливым обозом. Путь в ущелье был далеко не единственным, но горными тропами пока можно было проходить без лишних проблем и стычек с рыскавшими по округе красноармейцами комдива Фрунзе. Аллах берёг Усман-бека и позволял ему до сих пор благополучно избегать боёв со свирепыми красноармейцами. А за ущельем, куда уже почти дошёл обоз Усман-бека, их ожидал спасительный перевал Тагаркаты, за которым никакие красные уже не страшны, ведь там, за Гиндукушем, за Гималаями, начинался Тибет – таинственная страна нераскрытых и похороненных человеческих тайн, которые были доступны разве что йохи[18] да ламаистским священникам. Там, в высокогорьях Тянь-Шаня, давно существовало целое государство, неизвестное остальному процивилизованному миру. В разные эпохи со времён развития человечества сюда стекались народности и просто племена, не нашедшие себе места в остальном приличном, воспитанном в цепях насилия и агрессии мире. Туда решил переправиться вместе со своим народом, воинами и гаремом сам Усман-бек, которому претило соседство с тоталитарным красноармейским режимом.
Идея переселения в Тибет возникла далеко не сразу. Усман-бек старался найти какие-то выходы и пути сближения с красными интервентами, но пришедшие к ним в горы захватчики не принимали никаких лояльных способов разделения завоёванных территорий. У захватчиков был только один догмат разделения власти: либо ты с нами, либо против нас! Это всегда означало только одно: беспрекословное повиновение вооружённым до зубов красноармейцам, которые применяли оружие без каких-либо весомых причин, надеясь сломать и подчинить всё население силой, начиная от дехканина и кончая каким-нибудь баем или его ослом.
Таджики долго присматривались к пришедшим с севера красноармейцам, но, везде встречая издёвки и надругательства, сами взялись за оружие. Доходило до того, что в одиночку красноармейцу стало опасно показываться даже на базаре – он мог просто пропасть, а тело его, изрубленное на куски, скармливали собакам.
В ответ красноармейцы ещё больше свирепствовали, пуская в ход шашки, маузеры, винтовки и даже простые плети. Но когда в очередной раз несколько бедных дехкан и с ними муэдзин погибли, избитые плетьми прямо на улице, чаша терпения уже переполнилась. Гарнизон красноармейцев вдруг бесследно исчез из города, будто и не было его. Но дело принимало слишком щепетильный оборот. Ни комдив Фрунзе, ни его боевые товарищи не простят исчезновения красноармейского гарнизона, и повальные расстрелы были неизбежны. Если красные и раньше хотели все проблемы решать силой оружия, то сейчас руки у них были полностью развязаны, а «святая месть» за погибших товарищей оправдывала любую резню.
Следовало искать какой-то выход из создавшегося положения, и один из старейшин племени вовремя вспомнил о Тибете, где в недоступных горных районах существовало царство покинувших этот мир людей. Говорят, там живут древние ваны, асы, китайцы и даже эфиопы, которые нашли совсем иной путь развития, без войн, насилий и грабежа. В это трудно было поверить, но ведь дыма без огня никогда не бывает. Значит, всё-таки есть где-то сказочное царство, а дорога всегда открывается ищущему.
Уходить с насиженных мест надо было немедленно. Даже овец пришлось бросить. В обозе были только волы, тянувшие тяжёлые повозки, верблюды, навьюченные тюками с различным скарбом, да ещё верховые ахалтекинцы – скаковые лошади, без которых и войско – не войско.
Прибыв в ущелье и наскоро расположившись, Усман-бек тут же послал верховых разведать все подступающие к ущелью дороги, потому что ночью никто не сунется, а утром, с первыми лучами солнца, перевал Тагаркаты должен быть чистым. Но вскоре со стороны дороги, протянувшейся к озеру Яшекуль, от которого дальше уходил широкий тракт в Ош, послышалась беспорядочная суматошная стрельба.
Сплюнув и помянув недобрым словом шайтана, показавшего красным, где искать караван, Усман-бек снова стал прислушиваться. Со стороны перевала Тагаркаты не раздавалось ни звука. Видимо, перевал пока никем не захвачен и с первыми лучами солнца можно будет покинуть эти края, эти родные горы, превратившиеся в бесконечное междоусобное поле битвы.
– Ладно, – махнул рукой Усман-бек. – Видимо, пришло время искать новую родину. Аллах не оставит правоверных и не покажет путь в недоступные горы ни красным русским, ни коричневым англичанам, ни хитрым китайцам.
В это время к ночному стойбищу вернулся отряд верховых, проверявших дорогу в низину, к озеру Яшекуль, и разведчики доложили, что с той стороны к ущелью подтянулись значительные силы конных красноармейцев, которые утром обязательно пойдут на штурм ущелья. Значит, чуть свет надо уходить через перевал на юг.
Но тут далеко в горах со стороны перевала Тагаркаты раздались звуки перестрелки. Значит, красноармейцы успели-таки захватить перевал в свои руки и утром ожидается последняя кровавая битва. Что красные не пощадят никого из беглецов – сомнений не вызывало. Разве что женщин могут оставить в живых.
Мужчины сели вокруг костра, чтобы перекусить перед завтрашней битвой и набраться сил. К тому же ночи в горах были очень холодные, и без огня, без кошмы, без тёплого одеяла из верблюжьей шерсти к утру можно было не проснуться.
