Александр Харников
Вежливые люди императора
Все произошло неожиданно. В глазах у меня потемнело, руль, словно живой, вывернулся из рук, и какая-то неведомая чудовищная сила швырнула мой грузовик в сторону. Он встал на дыбы, будто бык в техасском родео, а потом скатился в огромную черную воронку. Рядом со мной взвизгнула от неожиданности и испуга Дашка, жалобно заскулил Джексон, а сзади витиевато, как умеют только моряки, выругался Димон. Мотор моего «пепелаца» заглох, и на какое-то время я потерял сознание…
Когда я очнулся, то с удивлением обнаружил, что окружающий мир чудесным образом изменился. Во-первых, вместо ранней осени за окном грузовика стояла настоящая зима. Темень была полнейшая, словно в районе отключили электричество и все фонари и рекламные щиты разом потухли. Я не видел ни Литейного моста, ни набережной с гранитными парапетами и спусками, ни Финляндского вокзала. Но меня немного успокоило то, что рядом с нами стояло несколько машин, и одна из них, желтого цвета с надписью «реанимация», отсвечивала мигалкой. «Значит, – подумал я, – случись чего, есть кому оказать нам первую помощь. Но это если она потребуется».
Впрочем, ни мне, ни Дашке помощь не была нужна. Лишь Димон стукнулся лицом обо что-то в кабине, и у него из носа текла кровь. Но с такой травмой обращаться к врачу настоящему мужчине просто стыдно.
Я осторожно приоткрыл дверь. В лицо пахнуло морозным ветром.
– Эй, мужики! – крикнул я в темноту. – Есть кто-нибудь, кто объяснит, что здесь такое происходит?
– Сами ломаем голову, – отозвался кто-то. – Чертовщина какая-то…
Я захлопнул дверь кабины.
– В общем, так – сидим и ждем. Похоже, что произошло нечто странное, чему пока еще не нашли объяснение. Как только обстановка прояснится, будем решать, как нам выбираться из этой катавасии…
– Ой, папа, до чего же все это интересно! – радостно воскликнула Дашка, испуг которой уже прошел, и она снова стала похожей на себя. – Я так люблю приключения! Может, мы попали в Тридевятое царство?! Или нас похитили инопланетяне?
– Этого нам только не хватало, – проворчал Димка. – Попасть-то мы попали, а как из всего этого теперь выбираться-то будем?
– Папа, а может, мы провалились в прошлое? – спросила Дашка. – Сейчас об этом столько книг написано! Представляешь – мы в Средневековье! Сейчас такое начнется… – и она мечтательно закатила глаза. – Перед нами появится сам князь Александр Невский. Или выскочат викинги в рогатых шлемах.
– Этого не может быть, потому что не может быть никогда, – нравоучительно произнес Димон, держа на переносице испачканный кровью мокрый носовой платок. – Фантастика на втором этаже. К тому же викинги в рогатых шлемах – это бред сивой кобылы. Не было у этих средневековых бандитов с большой дороги рогов – если только их жены не награждали ими непутевых мужей, ушедших со своими конунгами за богатой добычей.
Но, как оказалось, это может быть. И вскоре мы убедились в этом…
13 сентября 2018 года.
Санкт-Петербург. Литейный мост.
Антонов Геннадий Михайлович, врач-реаниматолог
Началось в деревне утро, заорали петухи… Только что мы отвезли в ВМА[3] пациента с проникающим ножевым ранением. История простая, как коровье мычание – два лихих молодца вдрызг разругались в занюханной питерской забегаловке. Одному показалось, что его собутыльник налил себе в стакан на полпальца больше шнапса, чем ему. И, вместо простонародного битья в морду, обделенный схватился за нож. Ну, а дальше, как в песне: «Вжик-вжик-вжик – уноси готовенького…» В общем, в животе у его оппонента откуда-то появилась дырка.
Похоже, у раненого была повреждена печень. Налицо все характерные симптомы: обильное кровотечение из раны, бледность кожных покровов, потливость, учащенный пульс. Хорошо, что мы вовремя получили заявку.
Подъехали быстро – почти сразу же после ментов. Те уже успели повязать злодея, забить его в наручники и сунуть в «обезьянник». Похоже, что тот испугался не меньше, чем его жертва, и лил слезы по своей свободе, на которую он выйдет, скорее всего, нескоро. Ну, а мы, оказав пациенту на месте первую помощь, повезли его в Военно-медицинскую академию. Там ребята опытные, для них пулевые и колото-резаные ранения – вещь такая же привычная, как аппендицит для гражданских медиков.
Довезли мы мужичка живого, не дали ему по дороге загнуться. Ольга – наш фельдшер – вколола ему антишоковое и поставила капельницу. В ВМА порезанного сразу перекинули на носилках и повезли в хирургию – резать дальше. Если повезет, то выкарабкается. Лишь бы все обошлось без перитонита.
Пока я заполнял документы, Ольга и наш водила Валерий Петрович кое-как привели в порядок салон реанимобиля. С пациента кровушки натекло немало, и внешне салон выглядел так, словно в нем только что зарезали парочку хрюшек. Мы, медики, народ ко всему привычный, но кровушку все же надо затереть. Не ровен час, поскользнешься на луже крови, и тогда тебя самого с переломом или вывихом повезут в травматологию.
В общем, когда мы вывернули с набережной на Литейный мост, настроение у всех нас было изрядно подпорчено. Особенно у Ольги – она печально смотрела на запачканную кровью куртку и тихо бормотала под нос, всуе поминая некие человеческие органы, отличавшие мужчину от лица противоположного пола.
Валерий Петрович, который за свою многолетнюю работу на «скорой» видел много всякого, был спокоен, как море в штиль. Я слыхал, что ему довелось послужить в Чечне санинструктором, где он нагляделся на такое, что людям со слабыми нервами лучше не видеть вообще. Зато с таким водителем я был как за каменной стеной. Он умел не только таскать носилки и крутить баранку. В случае необходимости Петрович мог сделать искусственное дыхание и закрытый массаж сердца. А если попадался буйный пациент (были и такие), он мог значительно «расширить диагноз» драчуну.
– Гена, – сказал он, – давай сгоняем на базу. Ольге надо чистую куртку взять, а я в машине хоть немного приберу. В таком виде нам нельзя на заявки выезжать – народ перепугаем. Увидев такой натюрморт, к нам никто в салон не сядет. А у роженицы тут же начнутся схватки…
Я кивнул. Пожалуй, так и следует поступить. Сейчас переедем Неву, я доложу по рации диспетчеру и попрошу, чтобы нам пока не давали заявок.
– Гена, – Петрович, похоже, заметил что-то впереди на мосту, нечто такое, что его заинтересовало, – глянь, что там впереди творится…
Я глянул и вздрогнул…
Окружающая нас тьма сгущалась, а наша машина словно погружалась в чернила. Потом у меня неожиданно потемнело в глазах. Я услышал испуганный крик Ольги и чертыхание Петровича. Какая-то неведомая сила приподняла наш реанимобиль, и он стал вращаться вокруг своей оси. На несколько минут я выпал из реальности…
Потом вращение остановилось, и стало немного светлее. Окружающий нас мир изменился. За окном стояла зима, хотя сегодня, когда мы выезжали на линию, на дворе был всего лишь сентябрь. Кроме того, куда-то делись уличные фонари и светящиеся рекламные щиты. Лишь где-то вдали горели факелы, словно во времена Средневековья. Не хватало лишь рыцарей в латах и колымаг угнетенных вилланов.
– Петрович, где мы? – спросил я. – Что случилось?
– А хрен его знает, Гена, – ответил Петрович. – Я не вижу ни моста, ни Финляндского вокзала, ни Большого дома. Правда, впереди стоят какие-то армейские машины. Кажется, «Тигры» – на них спецназовцы обычно рассекают. Кстати, Ольга, как ты там – цела?
– Вроде цела, – дрожащим голосом ответила Ольга. – Руки-ноги на месте. Геннадий Михайлович, что это было? Мы словно провалились в тартарары.
Я задумался. Ситуация мне не нравилась все больше и больше. Интуиция (а она меня редко подводит) подсказывала мне, что мы влипли в какую-то историю. Вот только в какую?
– Надо сходить на разведку, – наконец решил я. – А вы, ребята, накиньте куртки. Да и я утеплюсь. Похоже, что за бортом прохладно. Температура точно минусовая.
– Ты, Гена, там особо не геройствуй, – Петрович пошарил в бардачке и достал оттуда баллончик со слезоточивым газом. – На вот тебе на всякий пожарный. Ну, а ежели увидишь что – беги назад со всех ног. Давай, дружище, с Богом!
Вздохнув, словно перед прыжком в воду, я открыл дверь. В лицо мне пахнуло холодом. Еще раз вздохнув, я вылез из машины и сделал несколько шагов в сторону «Тигров»…
1 (13) марта 1801 года. Санкт-Петербург.
Император Павел I
Царь и самодержец Российский с самого утра был в плохом настроении. Его раздражало всё – и отвратительная погода, больше похожая на апрельскую, с частыми оттепелями и противными лужами, и застарелая головная боль, и слухи о готовящемся заговоре.
Император решил немного развеяться, и после утреннего вахтпарада он отправился на Охтинский пороховой завод, чтобы посмотреть на строительство новой каменной плотины. Порох был нужен армии и флоту – вполне вероятно, что России в скором времени предстоит воевать с мерзкой и торгашеской Англией, которая нагло забрала Мальту и не желала возвращать ее законному владельцу – ему, императору Павлу I. Да и с Австрией отношения, после их недавнего откровенного предательства в Италии и Швейцарии, были хуже некуда.
Очень жаль, что сейчас рядом с ним нет графа Алексея Андреевича Аракчеева, «преданного без лести» товарища и советчика. Павел вспомнил, как в октябре прошлого года он по пустяковой причине отстранил Аракчеева от должности инспектора артиллерии русской армии и повелел ему покинуть Петербург. Сейчас его старый сослуживец по Гатчине безвылазно сидит в своем имении Грузино и шлет императору письма, в которых уверяет в верности и преданности лично ему, Павлу Петровичу, и всей царственной фамилии.
«Надобно вернуть графа в Петербург, – подумал царь, – не такие уж большие грехи были на нем, чтобы так строго наказывать верного слугу престола. Сегодня же надо послать милостивое письмо Алексею Андреевичу, в котором предложу ему прибыть в столицу».
Павел покосился на сидящего рядом с ним племянника императрицы герцога Евгения Вюртембергского. Этот юноша, которому исполнилось всего тринадцать лет, был уже генерал-майором русской армии. Все эти чины он получил, находясь в своих силезских владениях. Прибыв в январе этого года в Санкт-Петербург, герцог произвел хорошее впечатление на русского монарха, который для начала наградил Евгения крестом ордена Святого Иоанна Иерусалимского.
Император взял герцога с собой в поездку на пороховой завод, чтобы молодой человек побольше узнал о русской столице и о военном деле. Павлу все больше и больше нравился этот скромный и умный юноша, совсем не похожий на цесаревича Александра и его младшего брата великого князя Константина Павловича.
Император считал своих старших сыновей безнадежно испорченными воспитанием в будуарах их бабки, императрицы Екатерины II. Там молодых людей научили лгать, паясничать и волочиться за придворными дамами. Правда, в отличие от Александра, Константин все же успел понюхать пороха, поучаствовав в Итальянском и Швейцарском походах великого Суворова. А Александр так и остался донжуаном и сибаритом, для которого придворная изнеженная жизнь была дороже интересов государства. Нет, из цесаревича толку не будет, как, впрочем, и из Константина.
Надо будет заняться воспитанием третьего сына – великого князя Николая Павловича. Правда, под воздействием слухов, которые распускали интриганы, в изобилии окружавшие императора, Павел Петрович чуть было не совершил роковую ошибку – он захотел обвинить свою супругу Марию Федоровну в неверности, а сына Николая – признать неродным. Однако нашлись честные и умные слуги престола, которые отговорили императора от столь опрометчивого поступка.
Задумавшись, Павел стал рассеянно смотреть в окно крытого возка. Кортеж императора следовал через Охтинскую слободу – район Санкт-Петербурга, где издавна селился мастеровой народ, работавший на местной судоверфи. Здесь же стояли дома русских и чухонцев, обывателей, занимавшихся сельским хозяйством. Они поставляли жителям столицы овощи и молочные продукты. Больших зданий здесь не было, и Охтинская слобода меньше всего была похожа на городской район.
Возок и двое сопровождавших императора конногвардейцев не спеша двигались по заснеженным улицам слободы, мимо скромных одноэтажных домиков с невысокими заборами. За ними виднелись деревья и сараи, в которых местные жители держали свою скотину.
Павел вдруг заметил пожилую чухонку, медленно бредущую по улице. Она тянула за собой большие санки. Видимо, старушка отправилась за водой к ближайшему колодцу – на санках стояли два пустых деревянных ведра.
«Пустые ведра – это плохая примета, – подумал император. – Только бы она не перешла нам дорогу». Павел был суеверен. Черная кошка, перебежавшая дорогу, или женщина с пустыми ведрами, попавшаяся на пути, могли надолго испортить ему настроение.
Засмотревшись на скачущий по улице возок и нарядных всадников, чухонка поскользнулась и со всего размаха грохнулась на накатанную дорожку. Видимо, она сильно при этом ударилась, потому что не смогла сразу встать и, лежа на спине, беспомощно размахивала руками.
– Ваше императорское величество, – подал голос герцог Вюртембергский, – давайте поможем этой несчастной.
Павел, считавший себя человеком добрым и чувствительным, кивнул и толкнул в спину царского кучера, велев ему остановиться. Император и герцог выбрались из возка и подбежали к старушке. Они помогли ей встать на ноги.
– Спасибо вам, люди добрые, – чухонка заговорила по-русски неожиданно молодым и звонким голосом. – Пусть Господь за вашу доброту спасет вас от всех бед и невзгод.
– Я вижу, что тебя, – тут старушка пристально посмотрела на императора своими голубыми, как небо, глазами, – ждет смертельная опасность. Люди, которых ты считаешь друзьями, собираются тебя убить. А ведь тебя предупреждали, что проживешь ты на белом свете сорок шесть лет, а на сорок седьмом будешь убит…
Павел вздрогнул. Странная старуха говорила то, о чем знали немногие. Именно это – слово в слово – напророчила ему известная петербургская юродивая по имени Ксения, а также странная горбатая нищенка в Москве во время коронации. А монах Авель, предсказавший с точностью до дня смерть его матушки, императрицы Екатерины II, при встрече с ним заявил: «Коротко будет царствие твое. На Софрония Иерусалимского[4] в опочивальне своей будешь задушен злодеями, коих греешь ты на груди своей. Написано бо в Евангелии: “Враги человеку домашние его”… В Страстную субботу погребут тебя… Они же, злодеи сии, стремясь оправдать свой великий грех цареубийства, возгласят тебя безумным, будут поносить добрую память твою…»
– Ради всего святого, скажи, можно ли спастись от того, что мне предначертано судьбой? – с мольбой в голосе спросил император. – Я вижу, что тебе открыто будущее…
– Тебе помогут спастись люди не из этого мира, – немного помолчав, произнесла старая чухонка, глядя прямо в глаза Павлу. – Лишь они в силах избавить тебя от смерти. И не только тебя, но и всю Россию, ибо события, которые начнутся вскоре после твоей смерти, будут страшные и кровавые. Прольется море крови, погибнут сотни тысяч людей. На Россию войной пойдет вся Европа, сгорит Москва, осквернены будут народные святыни, поруганию подвергнутся Божьи храмы.
– Скажи мне, ради Христа, скажи – кто они? Что это за люди? – Павел судорожно вцепился в руку старухи. – А самое главное, кто их мне пришлет, Бог или дьявол?
– Люди, которые тебя спасут, – ровным спокойным голосом произнесла чухонка, – посланы будут в наш мир добрыми силами. Но знай – они не святые. Они просто люди, воины, которые видели смерть и лили свою и чужую кровь. Но ведь еще Господь говорил: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч».
– Аминь, – сказал император, снял с головы треуголку и перекрестился. – Может быть, ты назовешь день, когда я увижу этих людей? И как я отличу их от прочих?
– Ты их увидишь скоро, очень скоро, – ответила старуха, задумчиво пожевав губами, – и узнаешь ты их сразу, потому что они не похожи на тех, кто живет в нашем мире. И хотя они внешне будут как все люди, придут они из другого мира, где давно уже живут по-иному. Ты должен поверить им, как бы странно они ни говорили и ни поступали. Повторяю – им надо поверить, потому что иначе произойдет все то, о чем я тебе рассказала! А теперь, ступай с Богом и не упусти свой шанс. Другого у тебя не будет…
Старуха, кряхтя, поклонилась Павлу, взяла в руки веревку и, шаркая ногами, потащила свои санки по улице.
– Ваше величество, – юный герцог испуганно посмотрел на застывшее, похожее на белую гипсовую маску лицо императора, – что это была за старуха? Что она вам такого сказала, отчего вы едва стоите на ногах?
– Мой мальчик, – ответил Павел, – ты веришь в то, что есть на свете люди, которым открыто будущее?
– Да, ваше величество, я слышал об этом. У нас в Европе часто рассказывают про тех, кто может заглядывать в грядущее. Кстати, моя тетушка – ваша супруга – рассказала мне, что много лет назад садовник Ламберти в Ораниенбауме предсказал вашей матушке – тогда еще просто великой княгине, – что она станет императрицей, увидит своих детей и внуков и умрет в старости. Это было за шесть лет до происшествия, случившегося 28 июня 1762 года[5]. Вы хотите сказать, что и эта старуха из их числа?
– Она предсказала мне, что я… – тут император спохватился и остановился на полуслове. – Давай сядем в возок, что-то мне вдруг стало холодно, просто зуб на зуб не попадает. Похоже, что подул холодный ветер с Невы. Нам надо побыстрее добраться до порохового завода, чтобы успеть засветло вернуться домой…
Но засветло они вернуться не успели. Император и юный герцог тщательно осмотрели все на Пороховых. Генерал-майор Николай Гебенер, заведовавший заводом, показал им места, где перечищали селитру, которая нужна была для изготовления пороха; мельницы водяные и приводимые в движение лошадьми, на которых огромные каменные и бронзовые жернова перетирали компоненты пороха. Они понаблюдали за тем, как идет строительство каменной плотины – тут император еще раз пожалел, что с ними нет графа Аракчеева – с ним бы все работы шли быстрее. Осмотрели они и готовый порох двух сортов, а также механизмы, приводимые в движение водой, с помощью которых рассверливают стволы чугунных пушек.
Потом император зашел в храм Святого пророка Ильи на Пороховых и долго молился у икон Спаса Нерукотворного и Богородицы. В полной задумчивости император и герцог Вюртембергский уселись в возок и отправились в обратный путь. Чтобы поскорее добраться до Михайловского замка, Павел приказал сократить путь и, перебравшись по льду Невы у Смольного собора, выехать на Шпалерную улицу, по которой они прямиком доедут до Летнего сада. Оттуда же и до новой императорской резиденции рукой подать…
С Охты они выехали, когда уже смеркалось. Вскоре на град Петров опустилась чернильная тьма. Полную луну закрыли облака. На безлюдных улицах было тихо, лишь под полозьями возка поскрипывал снег, позвякивала упряжь, да всхрапывали кони. Неожиданно где-то заунывно, словно по покойнику, завыла собака. Ей ответила другая, потом к ним присоединилась еще одна, и еще…
Павел вздрогнул и перекрестился. Он забормотал молитву. Ему снова и снова вспоминался сегодняшний разговор со странной старухой. Император слышал, что чухонцы – коренные обитатели здешних мест – с давних пор славились своим умением колдовать и ворожить. Не из их ли числа была та старая женщина, которая так смело себя вела с ним и напророчила скорую встречу с его спасителями?
Так, за размышлениями о своей грядущей судьбе, император незаметно доехал до Невы. Возок пересек реку по накатанному санями льду. Подъезжая к Литейному двору и Арсеналу, в свете горящих факелов Павел вдруг заметил странные повозки, перегородившие улицу. У одной из них на крыше вращалось что-то вроде праздничной шутихи. Повозки были похожи на те, в которых путешествуют по белу свету бродячие артисты и музыканты.
«Странно, – удивился император, – ни вчера, ни сегодня мне никто не докладывал о том, что в Петербург прибыла новая театральная труппа. Надо будет завтра утром порасспросить об этом петербургского генерал-губернатора графа Палена. Только почему эти повозки стоят поперек дороги, и где лошади, которые их привезли?»
Неожиданно одна из повозок взревела, словно разъяренный дикий бык, и окуталась дымом. Потом она сама собой, без чьей-либо помощи, сдвинулась с места и направилась прямиком к царскому возку.
Испуганно заржав, встали на дыбы лошади конвоя. Конногвардейцы не смогли их удержать, и не слушающие узды и шпор кони галопом помчались по улице в сторону Таврического дворца – там с недавних пор размещался эскадрон лейб-гвардии Конного полка.
Яркий свет, похожий на солнечный, неожиданно рассек ночную тьму. Он был такой сильный, что император даже зажмурился. Потом чей-то зычный, словно иерихонская труба, голос произнес странные и непонятные слова:
– Никому не двигаться, работает спецназ ФСБ!
«Какой еще спецназ?! И что такое ФСБ?! – подумал Павел. – И вообще, что происходит здесь, на улице столицы Российской империи? Неужели это и есть они – те самые спасители, о которых говорила мне сегодня старая чухонка?»
В лучах яркого света появились фигуры людей, одетых в чудную пятнистую форму и вооруженных странным оружием. Увидев их, юный герцог побледнел и торопливо начал креститься.
«Да, это точно они, – понял император. – Значит, я спасен, я не умру, и на Россию не обрушатся страшные беды и несчастья! Слава Тебе, Господи! Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя»…
Историческая справка
Коронованный мистик
Современники и потомки единодушно отмечали мистицизм императора Павла I. Действительно, в его жизни от самого рождения до смерти присутствовало нечто роковое, необъяснимое, невольно наводившее на мысли о вмешательстве в судьбу этого российского императора неких потусторонних сил.
XVIII век был в Европе столетием мистиков. Люди того времени искренне верили в привидения, гадалок и разного рода предсказателей. Шарлатанов, таких, как граф Калиостро, с почетом принимали в великосветских салонах. Ну а готические романы, в большом количестве издававшиеся во второй половине XVIII века, стали любимым чтивом европейцев.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что, еще будучи цесаревичем, Павел Петрович верил в рассказы о сверхъестественных силах, о таинственных приключениях, о семейных проклятиях и о призраках и привидениях. На внутренний мир цесаревича во многом повлияла и трагическая судьба отца – императора Петра III, свергнутого с престола его матерью и убитого пьяными гвардейцами в Ропше. Страсти в семействе Павла были поистине шекспировские, поэтому неудивительно, что современники называли его русским Гамлетом, а в царствование Павла I постановка этой драмы Шекспира в России была запрещена.
Одним из самых известных мистических эпизодов, связанных с Павлом Петровичем, был рассказ о его встрече с призраком императора Петра Великого. Наиболее распространенной является версия, которую зафиксировал в своих записках великий русский полководец Михаил Илларионович Кутузов. Вот рассказ об этой встрече, напечатанный в журнале «Русская старина».
«Однажды вечером или, пожалуй, уже ночью я, в сопровождении Куракина и двух слуг, шел по петербургским улицам. При повороте в одну из улиц, я вдруг увидел в глубине подъезда высокую худую фигуру, завернутую в плащ вроде испанского, и в военной, надвинутой на глаза шляпе.
Только что я миновал ее, она вышла и пошла около меня с левой стороны, не говоря ни слова. Мне казалось, что ноги ее, ступая по плитам тротуара, производили странный звук, как будто камень ударяется о камень. Я был изумлен, и охватившее меня чувство стало еще сильнее, когда я ощутил ледяной холод в моем левом боку, со стороны незнакомца. Я вздрогнул.
Вдруг из-под плаща, закрывавшего рот таинственного незнакомца, раздался глухой и грустный голос:
– Павел! Бедный Павел! Бедный Павел!
Я обратился к Куракину, который тоже остановился.
– Слышите? – спросил я его.
– Ничего не слышу, – отвечал тот, – решительно ничего.
Я сделал отчаянное усилие над собой и спросил незнакомца: кто он и что ему нужно?
– Кто я? Бедный Павел! Я тот, кто принимает участие в твоей судьбе и кто хочет, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, потому что ты недолго останешься в нем. Живи по законам справедливости, и конец твой будет спокоен. Бойся укора совести: для благородной души нет более чувствительного наказания.
Наконец мы пришли к большой площади… Фигура пошла прямо к одному, как бы заранее отмеченному месту, где в то время возвышался монумент Петру Великому. Я, конечно, следовал за ней и затем остановился.
– Прощай, Павел! – сказала она. – Ты еще увидишь меня опять здесь и еще кое-где.
При этом шляпа фигуры поднялась как бы сама собой, и глазам моим представился орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка моего прадеда Петра Великого. Когда я пришел в себя от страха и удивления, его уже не было».
Накануне смерти императрицы Екатерины II цесаревичу Павлу Петровичу приснился странный сон – какая-то неведомая сила подхватила его и потащила наверх. Проснувшись утром, он рассказал об этом сне супруге – великой княгине Марии Федоровне. А вскоре курьер, примчавшийся на взмыленном коне из Петербурга, принес Павлу страшную весть – мать его при смерти, а цесаревич вот-вот станет императором.
Взойдя на престол, Павел решил сменить место жительства. Зимний дворец – резиденция российских самодержцев – ему не нравился. Здесь все напоминало ему о матери и о ее наглых фаворитах, которые не считались с цесаревичем и всячески его третировали. Он решил построить замок-дворец, неприступный для врагов. Место для строительства император выбрал на берегу Фонтанки, там, где когда-то стоял деревянный Зимний дворец императрицы Елизаветы Петровны. В этом дворце тогда еще великая княгиня Екатерина Алексеевна и родила Павла. «Я хочу умереть там, где родился», – сказал император. Именно так оно и случилось.
Замок-дворец назвали Михайловским, в честь архангела Михаила, предводителя небесного воинства. Строительство его тоже было связано с различными таинственными происшествиями.
Рассказывали, что, когда работы над фундаментом новой царской резиденции было в полном разгаре, с Павлом встретился старый монах, заявивший, что супруга императора вскоре родит сына, которого следует назвать Михаилом. «И запомни слова мои – произнес монах, – дому твоему подобает святыня Господня в долготу дней».
Павел, пораженный предсказанием странного инока, велел архитектору Винченцо Бренна укрепить на фронтоне главного фасада замка-дворца слова, продиктованные ему монахом.
Кстати, с этим текстом связано еще одно предсказание. Накануне Рождества 1800 года знаменитая юродивая со Смоленского кладбища Ксения Петербургская предсказала, что император Павел I проживет столько лет, сколько букв в изречении на главном фасаде новой царской резиденции. Букв, по тогдашней орфографии, было 47. Павел родился в 1754 году. Сорок семь ему должно было исполниться в 1801 году.
Впрочем, сам Павел и так уже знал о времени и месте своей смерти. Он имел беседу с неким монахом Авелем, который предсказал дату смерти императрицы Екатерины II. За это его посадили в тюрьму. Но после смерти императрицы, случившейся в предсказанный Авелем день, его выпустили. Император долго беседовал с предсказателем. Тот сообщил Павлу дату его насильственной смерти и место – царская спальня. Авелю даже было известно, что в заговоре против российского самодержца примут участие его близкие. Ко всему прочему, Авель напророчествовал императору и про его сына, императора Александра I. «Француз Москву при нем спалит, а он Париж у него заберет и Благословенным наречется. Но невмоготу станет ему скорбь тайная, и тяжек покажется ему венец царский, и подвиг царского служения заменит он подвигом поста и молитвы, и праведным будет на очах Божиих…»
«А кто наследует императору Александру?» – спросил у монаха Павел. «Сын твой Николай», – ответствовал Авель. «Как? У Александра не будет сына? Но ведь тогда трон должен перейти к цесаревичу Константину, младшему брату Александра». – «Константин царствовать не восхощет, памятуя судьбу твою, и от мора кончину примет. Начало же правления сына твоего Николая дракою, бунтом вольтерьянским зачнется…»
Примерно то же самое предсказала Павлу и так называемая останкинская старуха. В подмосковном селе Останкино, там, где находилась усадьба графов Шереметевых, по преданию жила мрачная старуха-нищенка. Она появлялась неизвестно откуда и пророчила встреченным ею людям разные несчастья. В 1797 году Павел прибыл в Москву на коронацию. Он посетил усадьбу Шереметевых и неожиданно столкнулся с той старухой. Слуги графа хотели было удалить нищенку, но император воспротивился этому и долго беседовал с ней. После чего тихо произнес: «Теперь я знаю, когда буду убит…»
Новый царский дворец строился в страшной спешке. Семья императора и дворцовая прислуга переехали в него 1 февраля, в день Святого архангела Михаила. В 9 часов 45 минут утра Павел I, вместе с членами своей семьи и свитой, начал церемониальное шествие от Зимнего дворца по направлению к замку. На всем пути его следования были расставлены гвардейские полки. Внутри еще царила сырость, а по окрашенным красной краской стенам стекали потоки воды. «Словно кровь течет», – сказал Павел, наблюдая за замысловатыми разводами на стенах замка.
Зеркала в залах стояли запотевшие, и изображения в них были искаженными. «Посмотрите, – произнес Павел, указав на одно из них, – какое странное зеркало. В нем я вижу себя словно со свернутой набок шеей». А накануне убийства Павлу приснился сон, будто на него надевают тесную рубаху, которая мешает ему дышать.
Как известно, Павел I был задушен заговорщиками в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. В своей новой резиденции он прожил всего сорок дней…
1 (13) марта 1801 года. Санкт-Петербург.
Подполковник ФСБ Михайлов Игорь Викторович,
РССН УФСБ по Санкт-Петербургу
и Ленинградской области «Град»
Встреча с нашими предками из XIX века прошла, можно сказать, на высшем уровне, хотя и не без некоторого экстрима. Дело в том, что я решил подъехать на «Тигре» немного поближе к приближающейся к нам кавалькаде. Лошади двух всадников, скакавших впереди крытого возка, испугались рева двигателя и от неожиданности встали на дыбы. Кавалеристы сумели удержаться в седлах, но обезумевшие от страха кони пустились наутек.
– Если мы попали во времена царствования императора Павла I, – задумчиво сказал Патрикеев, – то эти орлы, наверное, поскакали в Таврический дворец. Судя по форме, они из лейб-гвардии Конного полка. Именно его Павел I, придя к власти, разместил во дворце, принадлежавшем когда-то светлейшему князю Григорию Потемкину. Император, не переносивший на дух покорителя Тавриды, приказал называть дворец просто Замком. Ценности, причем немалые – в их числе были и знаменитые часы «Павлин» – из дворца были вывезены. Наборные паркеты выломали и использовали при строительстве Михайловского замка. В Зимнем саду устроили конюшню, в Екатерининском и Купольном залах – Манеж, в других помещениях – казармы. За четыре года бравые конногвардейцы изрядно загадили дворец. Полы прогнили, по стенам пошла плесень, а залы провоняли конской мочой и навозом.
