Александр Харитонов
Временные лучи. Часть вторая
Часть вторая.
Ранняя весна 1971 год.
…Женя стоял, ничего не понимая, и с недоумением озирался вокруг. В его голове не укладывалось то, что с ним сейчас происходило. Он секунду назад зажмурился от ослепляющего света ярчайшей световой вспышки и возникшем жжении по всей коже, находясь при этом в одном месте, а когда открыл глаза – место вокруг было иное и всё вокруг так же было по-другому. Невероятно, но он находился совсем не там, где был секунду назад, хотя река, которая была ещё подо льдом рядом, в паре сотен метров от него, – вроде бы была та же самая, деревья и лес были вокруг как бы похожие. Но само место… Само место вокруг было другое! Вокруг стояла тишина, и только редкие крики первых весенних птиц нарушали её. Женька медленно опустил глаза и убедился, что на нём одет тот же тёплый армейский овчинный тулуп без погон на голом теле, на ногах – валенки на босу ногу, а на голове – дежурная старая шапка-ушанка без кокарды. Буквально несколько минут назад он надел этот дежурный комплект, который всегда висел возле выхода из караульного помещения и гауптвахты, и который использовали или сами солдаты, заступившие в караул, или те, кто сидел под арестом на губе – гауптвахте для того, чтобы добежать по снегу пятьдесят метров до стоявшего снаружи, за речным обрывом, деревянного сортира. Поэтому этот комплект всеми солдатами в шутку так и назывался: «комплект сортирный: номер один». В данный же момент Женька использовал его втихаря, не смотря на запрет всему личному составу их взвода выходить наружу до двух часов дня после полудня. Дневальный в казарме как раз в этот момент, куда-то отвернулся, а терпеть уже стало невмоготу. Вот и пришлось самовольно навестить то место, куда даже и цари пешком ходят. Женька уже было возвращался назад в теплую караулку, в которой в данный момент расположился их взвод, и уже миновал обрыв, когда услышал звук сирены и внезапно его глаза ослепил яркий свет…
А сейчас… Сейчас – свет вокруг был нормальный, дневной, но всё остальное изменилось как по мановению волшебной палочки. Он не понимал возникшей ситуации, и не узнавал окружающей обстановки. Может это сон? Но почему же тогда сейчас он стоит на ногах, а не лежит на солдатской шхонке? Почему на нем надет их дежурный тулуп и валенки, но снять и повесить теперь – его некуда? Что стало вокруг не так? Снег, лёгкий морозец, тайга – всё вроде бы то же самое. Но местность изменилась. Не было вокруг ни казарм, ни сортира, ни дежурки со штабом и караульного помещения, не было ни КПП со шлагбаумом. Не было колючей проволоки и вышек с часовыми у охранного периметра вокруг объекта. Ничего этого не было!!! В пору было кричать и ожидать в ответ только эхо. Лес, кусты, снег, река, солнце и… никого рядом. Непонятность ситуации и её абсурдность – не укладывалась в голове.
– Хм… – подумал он, – чепуха какая-то.
Он крепко зажмурил глаза, постоял, – снова отрыл их. Ничего не изменилось.
– Где я и что со мной? Никого вокруг… Чертовщина какая-то. Где же люди-то? Надо найти их… Всё же – надо куда-то идти. Узнать – где я, и почему тут оказался. Кто меня сюда перенёс и что вообще, чёрт побери, происходит!?
Страха и какого-то особого волнения он, почему-то, не испытывал. Было, скорее всего, ощущение любопытства к возникшей ситуации. Кроме того, он ощущал в своём теле лёгкий озноб и какую-то странную эйфорию, как если бы он только что вышел из спортзала, где занимался своей любимой борьбой самбо.
Женька ущипнул себя. Боль была чувствительна и реальна. Значит – это не сон. Он стал внимательно оглядывать всё вокруг и прислушиваться, стараясь сориентироваться и понять – в какую сторону следует ему идти и где искать исчезнувших людей. И вообще – хоть каких-либо людей. Не хотелось бы переть неизвестно куда, как лось, напролом через сугробы. А стоять тут на одном месте – означало замерзнуть насмерть к утру следующего дня. Здесь, в пермской тайге, в конце марта морозы по ночам бывают до двадцати градусов со знаком минус. Так…Хм… Вроде бы южнее, в нескольких километрах вниз по реке, должна была быть ближайшая деревня Васюковка. Вот и надо было идти туда…
Из-за туч показалось солнце. День обещал быть спокойным и безветренным. Небольшой утренний морозец, державшийся после ночи, уже почти совсем спал. Начался лёгкий капель на подтаявших сугробах. Потихоньку Женька стал спускаться вниз к берегу реки, ещё с прочным льдом по всей её длине. По льду идти всё же гораздо легче и удобнее, чем по лесным весенним сугробам, блестящим на солнце до рези в глазах и покрытыми твёрдой коркой весеннего наста. Тем более, что впереди за верхушками елей, с которых давно уже упал снег – почудилась дымка от костра или от чего-то где-то горящего, и, вроде бы как, оттуда донесся звук, похожий на звук выстрела.
Пока он шел, – по пути обдумывал всё то, что с ним только что произошло. Прошлой осенью его, и ещё нескольких солдат-срочников, – откомандировали из учебной воинской части в одну из частей внутренних войск под город Пермь. Сначала он думал, что придётся охранять какую-то колонию с зеками, которых тут в округе полным-полно, и они практически все работают на лесозаготовках в тайге. Однако потом их из этой части буквально через пару месяцев перебросили в областную лесную глухомань и прикомандировали к какому-то закрытому инженерному подразделению, состоявшему из десятка офицеров, живших отдельно в своём утепленном щитовом доме-бараке, и роты солдат из стройбата тоже со своей отдельной казармой. Их подразделения вели какие-то строительно-земляные работы в забытом богом месте в пермской тайге, у черта на рогах, вдали от ближайшего посёлка Чусовского. Сюда, в эту глухомань в двадцати километрах от Чусовского, из посёлка доходила грунтовая дорога – единственная связь этого таежного края с остальной «Большой землей». Зимой дорогу заметало так, что пройти по ней не представлялось возможным, а поэтому для передвижения использовали зимник – прочный лёд на реке, в метр толщиной, который выдерживал даже тяжелые грузовые автомобили. Кругом были заснеженные леса, скованные льдом реки и ручьи, и замерзшие болота. По льду рядом протекающей реки строителям и комендантскому взводу регулярно доставляли оборудование и продовольствие. Часто прилетал вертолёт из Соликамска с почтой и какими-то грузами. Воду качали из пробуренной осенью скважины, а постоянно работающий дизель-генератор, – снабжал всех электроэнергией. Военные строители, в километре от казарм, копали какой-то котлован непонятно для чего и зачем. Для размягчения грунта использовали взрывы при помощи аммонала. Перед взрывами включали предупредительный сигнал сирены, к звукам которой скоро все привыкли, ибо взрывы были регулярными и частыми. Потом солдаты – стройбатовцы протягивали в выкопанную яму какие-то кабеля, и устанавливали тяжелые свинцовые плиты. Всё было окружено столбами с колючей проволокой и вышками с часовыми, установленными по углам периметра. Издали могло показаться, что это была зона для уголовников, однако красный флаг на КПП с красной звездой на въездных воротах, и шум работающего бульдозера в котловане – опровергали это. Да и все военные носили форму, а не зековскую робу. Кроме военных в работах на объекте принимали участие и несколько каких-то гражданских. Вроде бы какие-то специалисты-инженеры.
Взвод же, в котором служил Женька, нес охрану этих странных, не похожих на археологические, раскопок, а также охранял местное караульное помещение с оружейной комнатой и с примыкавшей к ней гауптвахтой для проштрафившихся солдат и офицеров. Как – никак, и сюда, на закрытый объект, алкоголь каким-то чудесным образом попадал, не смотря на строжайший запрет. Соответственно, – случались случаи чрезмерного его возлияния и, как закономерный результат, водворение проштрафившегося на губу: на гауптвахту – под арест. Караулка и гауптвахта представляли собой практически ту же казарму, но врытую в землю на глубину около трёх метров. Эдакая огромная землянка c подпорками под толстое земляное потолочное перекрытие, в которой могла запросто разместиться почти сотня солдат, а при случае – могла использоваться и в качестве бомбоубежища. Как, впрочем, впоследствии это и произошло. К работам в котловане и к оказанию помощи, как инженерному подразделению, так и военным строителям, комендантский взвод охраны – не допускали. Солдатам из их взвода, и Женьке в том числе, приходилось стоять на вышках, или патрулировать периметр в длинном тулупе с автоматом на плече, пялясь на копошащихся в котловане, как муравьёв, военных инженеров и солдат – стройбатовцев. В общем, – служили, как положено. Когда не были в карауле, то – сидели на нудных политзанятиях, на которых делали вид, что изучают решения партии по подготовке двадцать четвёртого её съезда. В свободное личное время – слушали радио, так как телевизор в такой глуши ничего не ловил, читали книги, газеты, играли в шашки шахматы. У офицеров был даже бильярд. Некоторые, Евгений, тоже был в их числе, – предпочитали, в это время, заниматься в спортивном уголке. Штанга, гантели, турник и всё такое… В увольнения – не ходили, потому как – некуда: кругом зимняя тайга. Скукотища… Всё текло спокойно и монотонно до вчерашнего дня.
А вот вчера – начались твориться какие-то странные дела. Днём на объект из Чусовского прибыл по льду караван из нескольких машин, а из Соликамска прилетали два тяжелых вертолета с каким–то грузом и толпой каких-то людей, как в штатском, так и военных. Разводящий и начальник караула срочно сняли с караула и со своих постов всех солдат их взвода и приказали им вернуться до утра в свою казарму. Сегодня же утром всех солдат и сержантов – срочников опять собрали в казарме, приказали всем до десяти утра с вещами перебраться временно в помещение гауптвахты и там всем объявили приказ о запрете выхода из неё на улицу до обеда, который, по распорядку, бывает в два часа дня. В караул, на охрану периметра, в сегодняшний день – так никто и не заступил. Объект остался без охраны. Фактически – устроили их взводу выходной.
Непонятно только, – чем там они сами все в этом котловане и возле него занимались? Хотя – стоп! Почему это не понятно? На сей раз – уже-таки понятно! Что-что, а с мозгами у него, у Евгения Викторовича Литвинова, рядового срочной службы внутренних войск – было всё в порядке. Школу закончил с хорошими оценками в аттестате. Историю знал и любил, физику – уважал. Знал хорошо, благодаря родителям, пару иностранных языков. Новостями – интересовался. Хотел даже в институт поступить, но провалял дурака и опоздал… Хотя, в принципе, дураком по жизни никогда не был. Соображал всегда быстро. Потому теперь до него стало доходить, – что именно делало здесь отдельное инженерно-саперное подразделение, состоявшее из офицеров и из стройбата, и для чего вчера прилетели какие-то гражданские на вертолетах. Они ведь там внизу в котловане закладывали ни что иное, как ядерный заряд! Со всеми вытекающими из этого последствиями. А он, Женька Литвинов, оказался именно в ненужном месте и в ненужное время в буквальном смысле этого слова. Атомный взрыв! Он и был той самой вспышкой, которую Женька видел в последний момент до смены окружающей обстановки, и о которой предупреждал звук сирены. Но почему именно он, Женька, и именно в другую обстановку? И куда всё и все вокруг подевались? Непонятно и необъяснимо. Так же не понятен и смысл проведения самого этого взрыва – для чего именно его провели? И ведь, если рассуждать логически, – он, рядовой Литвинов, должен был бы сам однозначно погибнуть, или, в крайнем случае, – серьёзно пострадать от сопутствующих атомному взрыву факторов. Этого всё же не произошло. Женька даже ещё раз, на всякий случай, ощупал себя и ущипнул: нет, не бред и не сон. И котлована от взрыва, и следов выброса грунта – нигде не видно…
Теперь ему было из всего этого ясно только одно, что ядерная вспышка явилась причиной и катализатором цепочки каких-то непонятных изменений и событий, затронувших его, Литвинова Евгения. Девятнадцати лет. Рядового ВВ МВД СССР. Комсомольца.
– Надо же! Бабахнуло – так бабахнуло. Интересно, сколько же килотонн там было? И что же теперь будет дальше? Не стал ли я подопытным кроликом в каком-то военном эксперименте? – подумал он и прибавил шагу.
Пройдя около полукилометра по речному льду по направлению к дымке, и повернув за поворот, Женька действительно увидел вдалеке на возвышенности возле реки, в метрах в ста от неё, – скат крыши небольшой деревянной избы, окруженной сугробами. Над ней, из трубы, струился вверх в безветренное небо тонкий столб дыма. Удивительно, но следов самой деревни Васюковки, нигде не было видно.
– Наверное, – она за следующим речным поворотом, – решил он. Правда, не припомню, что-то, что бы тут была какая-то изба, но на всякий случай – зайду-ка я сюда сперва. Хоть узнаю – что здесь и как…
Ещё через полчаса он уже подходил к избе, пробираясь вверх по тропинке, протоптанной в снегу от крыльца к широкой тёмной проруби в реке, слегка прикрытой тонкой корочкой ночного льда.
Избушка встретила своей тишиной. Никто на встречу не вышел, хотя следы от людских ног на снегу у дверей и у невысокого крыльца – были вроде как свежие.
– Эй! Хозяева! – крикнул Женька, – Есть дома кто? Зайти-то можно в гости? Ау-у!?
Ответом была тишина и отсутствие всякого движения за стеклом в небольших окнах.
– Странно…, – подумал Женька, – вымерли что ли? Или взрывом поубивало?
Он подошел к дверям. Замка на них не было, засов висел рядом на металлической скобе. Ещё раз оглянувшись вокруг, хмыкнув, пожав плечами, он толкнул дверь, и шагнул во внутрь. В сенях было темно, и он стал искать дверь во внутреннюю комнату. И в этот же момент почувствовал сильный удар чем-то тяжелым по голове сзади. Евгений упал на пол и потерял сознание….
…Виктор Савельев отдал честь часовому у входа, вышел из райотдела Комиссариата Внутренних дел и зашагал к зданию местной больницы. Молодой сотрудник органов безопасности расстегнул воротник шинели, подставляя своё лицо начавшему пригревать весеннему солнцу. По дороге, под звуки весенней капели, он думал о предстоящей встрече в больнице, которая могла внести ясность в некоторые вопросы порученного ему дела.
Виктору нравилась его работа. Ему недавно исполнилось двадцать шесть лет. Светлые волосы, серые глаза, высокого роста. Спортсмен, член Осоавиахима. Ну, а в комсомол из пионеров, он вступил ещё в восьмом классе школы. Далее была учеба в Москве в институте на строительном факультете, работа секретарём комсомола в ячейке факультета. А потом был тот вызов в приёмную НКВД и последовавшее ему предложение поступить на работу в органы, но с условием: сперва пройти учебу в соответствующем училище. Виктор был уверен, что предложение о работе в органах было сделано ему не без помощи отчима – старшего майора НКВД. Он явно выступил как его протеже, обратившись к своим друзьям по службе в Москве. Обращение дало свои результаты. А так как анкета у Виктора была безупречная, сам он был молод, умён, здоров и подавал соответствующие надежды – то согласие на привлечение его к работе в ГПУ НКВД было дано на верхнем уровне руководства без всяких проблем. Перевод в училище и учеба в нём пролетели быстро. Он был аттестован младшим офицерским званием и послан на спецкурсы НКВД. После их окончания полгода тому назад он был назначен на прохождение службы в этот небольшой городок в свердловской области. Сразу после того, как он получил приказ о назначении, и перед выездом, – у него состоялась короткая встреча со своим отчимом, на которой тот сообщил Виктору, что служба в соликамском райотделе НКВД будет для него так называемым тестом на его профпригодность. Если за первые год-два он сумеет проявить себя, то ему будет предоставлено место в центральном аппарате в Москве с соответствующими дальнейшими перспективами, и даже с возможным переводом в другое управление. Отчима своего Виктор не просто уважал и любил. Отчим заменил ему родного отца, подпольщика, расстрелянного врангелевцами в Крыму. Мать его ещё раньше умерла от тифа. Виктора спасло от беспризорничества то, что тогда его, ещё пацаном, подобрала семья местных крымских татар, которая была благодарна его матери – работавшей врачом и вылечившей в своё время их дочку. А через год Виктора увидела бывшая коллега его матери по работе, тоже врач, как и его мать, которая забрала его из татарской семьи к себе. Её муж работал в ЧК оперативником и редко бывал дома. Виктора они приняли как своего сына, вырастили его и дали ему свою фамилию – Савельев. Сам Виктор по жизни был отзывчивым человеком, но в то же время, был яростным противником любых врагов советской власти. Он считал себя убеждённым комсомольцем и будущим коммунистом, и в службе в рядах НКВД руководствовался принципом необходимости классовой борьбы за свободу трудового народа. Однако, в то же время, он мог пойти навстречу человеку, если ему сделать это подсказывало чувство справедливости, развитое у него в детстве его прежними родителями, и уверенность в его правоте.
Он вошел в больницу, но не смог проскочить далее в палаты мимо бдительной пожилой вахтёрши, схватившей его за рукав шинели. Пришлось шинель снять и оставить в гардеробе. С неудовольствием Виктор накинул на себя белый больничный халат, который скрывал совсем ещё новенькую гимнастерку, с тремя усеченными треугольниками красного цвета на рукаве. Хоть он и был младшим лейтенантом государственной безопасности НКВД, тем не менее, – не смог ничего возразить вредной пожилой санитарке, которая наотрез отказалась пускать его без халата в палату к раненому Алексееву Александру, студенту-практиканту из состава географической экспедиции Московского Педагогического института. Главный врач должен был подойти только через полчаса, а поэтому младший лейтенант, он же оперуполномоченный районного отдела НКВД, решил не терять времени и посетить раненого сейчас, а потом уже поговорить с врачом. В сопровождении постоянно брюзжащей санитарки он прошел за ней к больному, потом настойчиво и строго попросил её выйти, закрыл аккуратно дверь и подошел к лежащему возле окна на больничной койке молодому человеку. После этого тихонько подвинул к кровати стул, сел, вынул из своего планшета свёрток с бумагами, положил его на стоящую возле кровати тумбочку, и тихим голосом обратился к больному…
…Позавчера, двадцать пятого марта, поздно вечером в их Чусовской отдел НКВД поступило сообщение о чрезвычайном происшествии, случившемся с работающей, в районе отдаленной деревни на реке Чусовой, научно-исследовательской экспедицией из Москвы.
Прибежавший на лыжах в посёлок Чусовской с дальнего охотничьего зимовья местный охотник – промысловик Пётр Васюков сообщил о том, что вовремя его отсутствия, его зимовье захватила банда, состоявшая из нескольких сбежавших из лагеря для заключенных-уголовников, ориентировка о побеге которых, была распространена по подразделениям НКВД пермского района свердловской области пару дней тому назад. В районе ответственности Савельева, вокруг Соликамска, как раз было несколько подобных таёжных тюремных лагерей, в которых содержались осужденные советскими судами уголовные элементы, занимавшиеся заготовкой леса для нужд народного хозяйства. И в обязанности всех работников НКВД по их району, входила так же профилактика недопущения побегов осужденных, а также контактов местного населения с заключенными. Но как всегда: как только приходила весна, – начинались побеги и, в связи с этим, – всякие различные чрезвычайные происшествия. Так произошло и сейчас, – сбежавшие убили конвоира и разводящего, завладели их винтовкой и наганом. Поэтому – были вдвойне опасны и, согласно существующей директиве, должны быть ликвидированы при малейшей попытке сопротивления. Охотник, который принёс это тревожное сообщение, бежал почти весь день и вечер на лыжах по льду реки и сообщил дежурному по отделу о сбежавших зеках только перед самой полуночью. Сразу же была поднята по тревоге оперативная группа из взвода охраны и двух сержантов НКВД. Группу возглавил сам младший лейтенант Савельев, который, как раз, два дня назад, приехал в Чусовской из Соликамска по делам службы. Так как, не смотря на конец марта, лёд на реке стоял ещё прочный, то на нескольких санях прямо по льду немедленно вся группа отправилась сначала к деревне Чусовой, а оттуда к зимовью, возле которого были обнаружены сбежавшие уголовники. Продрогшего и еле стоявшего на ногах Васюкова оттерли спиртом, дали его вовнутрь, отогрели, накормили и взяли с собой в одну из телег в качестве проводника. За сообщение о сбежавших бандитах – ему полагалось хорошее денежное вознаграждение. Ну, а по дороге он рассказал подробности.
Живёт сам он в деревне, носящей такое же название, как и у реки, но часто уходит в тайгу на промысел на неделю-другую. Недавно у него погибла собака, а новую он ещё не успел завести. Поэтому в последний весенний охотничий сезон к зимовью отправился один. Благо волков в этом году было очень мало, и они откочевали на восток, в глухие места, а медведи ещё были в спячке. Поэтому – можно было обойтись некоторое время и без охотничьего пса, особенно при ловле капканами. Так что с одной стороны ему даже повезло, что у него с собой небыло собаки, которая могла бы выдать его присутствие своим лаем. Вернувшись в конце дня с обхода по осмотру капканов, он увидел, что над его домом возле реки, вьётся столб дыма. А ведь он, когда рано утром уходил на лыжах на охоту – не оставлял огня в печи. Значит – в избе кто-то есть. Какие-то гости. Памятуя о том, что в тайге могут быть не только хорошие и добрые люди, а также зная о требованиях органов власти по оказанию им помощи в поимке беглецов из тюрем и лагерей, которых по тайге в округе было достаточно, – решил проявить осторожность. Спрятавшись в сугробе за близлежащими кустами, он стал наблюдать за входом. Снег у крыльца был натоптан. Окна – запотевшие. Внутри кто-то был. Стал ждать. И действительно: буквально через несколько минут послышался шум и громкие ругательства. Дверь открылась и из неё, в клубе пара и тёплого воздуха, вывалились на крыльцо несколько мужиков, которые тащили и избивали связанного окровавленного человека. Один из ругавшихся вытащил револьвер, ударил рукоятью оружия по голове связанного и после этого втроем они потащили его вниз по тропе к реке. Через несколько минут оттуда донесся звук выстрела, а ещё спустя минуту он увидел возвращавшихся вверх от реки к избе трёх гогочущих человек, но уже без связанного – четвёртого. Когда те подошли к крыльцу, Васюков по их одежде, характерным фуфайкам, валенкам, и черным шапкам – ушанкам, а также по специфичным уголовным словечкам, понял, что это, скорее всего сбежавшие из какого-то лагеря зеки. С ужасом он осознал, что они только что убили внизу у проруби другого – четвёртого человека…
Через ещё минут десять наблюдений, он увидел снова выходящих на крыльцо беглых бандитов, которые тащили наружу молодого парня. Уголовников уже было четверо. У одного в руках была винтовка. Они с руганью поставили парня на колени в сугробе у крыльца, приставили к затылку парня ствол револьвера, и до Васюкова донёсся злобный крик в виде вопроса:
– Ксивы? Говори, где ваши ксивы, фраер! Не то сейчас же тут и зажмуришься! – После этого он увидел, что парень что-то им говорит, а рядом стоящий бандит в ответ бьёт его ногой в спину. Парень падает, его поднимают, о чем-то между собой возбужденно спорят, а затем тащат его обратно в избу.
Увидев и услышав такое, Пётр понимает, что со своим стареньким карабином он один против четверых сделать ничего не сможет, а поэтому – принимает решение: бежать на лыжах в районный центр за подмогой. Может и удастся спасти этого парня, которого захватили уголовники. Кто этот парень, – Васюков не знал. Но он был явно непохож на сбежавшего заключенного, ибо одежда у него была как у военного, сам он был в тулупе, который носят солдаты из охраны лагеря, который лежал в двадцати верстах отсюда через лес и замерзшую реку. Только сам тулуп был без погон. На ногах были валенки. Волосы у парня были светлые. Шапки – небыло. Позже уже он стал припоминать, что вроде бы видал издали этого парня, когда тот месяца полтора – два тому назад, приехал с другими новыми людьми в их деревню на санях, груженных какими-то мешками и ящиками. Васюков тогда с собакой уходил на охоту, а прибывшие люди вместе с председателем комбеда их села – разгружали привезённый груз. Более – он их не видел. Слышал только позже в деревне, что это какие-то ученые из Москвы и живут неподалёку от деревни в другом зимовье. Что там они делают и зачем – никто не знал…
Осторожно обойдя вокруг дома, охотник спустился к реке, и по льду на лыжах бросился вниз по реке к своей деревне. Туда он прибежал, когда уже начало темнеть. В доме у председателя выяснилось, что телеграфная линия давно оборвана и связаться с Чусовским – возможности нет. Лошадей тоже в деревне не было, так как деревня отдалённая и они там – без надобности. Зимой в посёлок ходили на лыжах или же оттуда из сельпо привозили в деревню продукты по льду на санях. Летом обычно – ходили по воде на лодках. Так что Васюкову пришлось, снова вставать на лыжи и опять бежать теперь уж в посёлок, куда он и прибежал перед самой полуночью. Хорошо, хоть горячего чая во флягу налил и за пазуху сунул с собой в дорогу. Вот вроде бы и всё.
Пока ехали – Савельев обдумывал полученную информацию. Судя по рассказу промысловика, эти четверо бандитов – как раз были теми самыми, о которых сообщалось в пришедшей накануне ориентировке. И у них как раз были те же похищенные наган и трёхлинейка. Патронов у них всего вместе было около двадцати штук. Все четверо сбежавших – отъявленные головорезы. Все сидели длительные срока за убийства и бандитизм. Характеризовались крайне отрицательно. Самое главное и нехорошее было то, что они, похоже, уже убили кого-то из состава научной экспедиции из Москвы. Со слов Васюкова теперь знали точно, что убит был один. И, скорее всего, его труп был сброшен в прорубь под лёд. Тот молодой парень – был, похоже, тем студентом практикантом, который вместе с остальными членами экспедиции вставал на паспортный учет в райцентре перед отъездом в Чусовую пару месяцев назад и которого мельком видел Васюков. Сколько же их тогда было? Ах да, – трое! Значит должен быть ещё и третий. Вопрос – живой он или уже убит? Неясно. Поэтому – нужно было спешить…
Подводы быстро неслись по льду. Ночной морозец был совсем не сильным. На северном склоне реки, наклонённом к югу – уже кое-где появились небольшие проталины, растопленные дневными солнечными лучами, однако лёд на реке всё ещё был прочным. Начало потихоньку светать. Под утро проехали мимо деревни, лежавшей на берегу реки. Вскорости за поворотом, через пару – тройку километров, – должно было показаться на возвышенном берегу охотничье зимовье. Решили, что перед поворотом реки и выступом в воду заросшей кустарником косы надо остановиться, а далее – осторожно пробираться вдоль берега уже пешком. Лошадей было приказано вести шагом сзади на удаленном расстоянии, чтобы вдруг они не заржали и не выдали приближающийся отряд. Перед самым зимовьем разделились на две группы. Одна пошла по реке вдоль берега, к началу тропинки, ведущей от проруби вверх на берег к избе. Другая группа должна была загодя возле кустарников на речной косе выйти на берег и обойти зимовье со стороны леса. Далее было решено – всем действовать по обстановке. Бандитов можно было бы, конечно, всех уничтожить, но не хотелось причинять нечаянного вреда тому молодому человеку, который был ими захвачен, и другому – третьему члену экспедиции, который тоже мог быть внутри помещения, если, конечно, он был жив и если он был там. Да и зимовье небыло особой нужды разрушать, хотя гранаты в отряде были и можно было бы в иной обстановке ими бы закидать бандитов.
Виктор лишь в начале года был повышен в звании до младшего лейтенанта, и эта операция – была первым серьёзным испытанием в карьере молодого оперуполномоченного. Поэтому он хотел провести всё без сучка и задоринки. По возможности – захватить живыми всех бандитов и освободить оставшихся в живых членов экспедиции. И какого лешего принесла этих ученых нелёгкая сюда в медвежий угол?! Тьфу!
Однако всё пошло совсем по-другому. Едва подойдя к повороту реки – они увидели вдали спускающихся по тропинке трёх бандитов, которые волочили неподвижное тело к проруби. Там, вдруг, один из бандитов вытащил револьвер и направил его в голову молодого парня, которого над полыньёй держали двое других бежавших зеков. Ещё секунда – другая, – и раздастся выстрел! Медлить было нельзя. Савельев сорвал с плеча одного из рядом идущих солдат винтовку, прицелился, и…раздался громкий, по-странному раскатистый, выстрел. Уголовник, державший револьвер, тоже выстрелил в свою жертву и… упал. Эти два разных выстрела слились фактически в один единый. Два оставшихся бандита сразу кинули возле проруби тело человека, которого они только что держали. Один из них прыгнул в сторону, лёг за тело упавшего убитого зека, схватил выпавший из его руки наган и стал стрелять в сторону рассыпавшейся по льду цепочки солдат, которые залегли неподалёку за ледяными торосами и ждали приказа открыть огонь. Другой, оставшийся в живых бандит, в светлом тулупе, явно снятом с одного из сотрудников экспедиции, петляя как заяц, бросился к тропинке, ведущей вверх на берег к охотничьему дому.
Савельев не зря ходил на курсы Осоавиахима и учился там стрелять ещё до того, как был направлен на работу в ГПУ НКВД. Учеба на курсах принесла ему такой тогда желанный и почетный значок «Ворошиловский стрелок». Следующий сухой выстрел из трёхлинейки, прозвучавший буквально через секунды после первого – прервал стрельбу из нагана, оставшегося у проруби бандита. Бежавший к дому по тропинке, почти уже добежал до крыльца, когда его настигла третья пуля, выпущенная Виктором. Солдаты, его группы, сразу поднялись и цепью побежали вместе с ним к проруби.
Другая же группа, с одним сержантом, шедшая по берегу и в данное время уже практически перекрыла возможный отход из избы к лесу. В эту же минуту дверь избы резко распахнулась, и из неё выскочил услышавший выстрелы последний сбежавший из уголовников, который на бегу начал стрелять из похищенной трёхлинейки по цепи окружавших дом солдат. Однако, его беспорядочная стрельба, – не имела никакого успеха. Он не смог прицелиться и причинить какой-либо вред никому из находившихся в полусотне метров от дома солдат. Да и перезарядка на бегу винтовки, – лишь отнимала время и мешала ему улизнуть. Через пару секунд раздалось одновременно несколько ответных выстрелов со стороны окруживших дом бойцов, бежавший бандит споткнулся, выронил из рук винтовку, упал и уткнулся носом в снег, так и не добежав до леса.