Александр Хакимов (Бакинец)
Мозги и змеи. Статьи и эссе
Дед ибн Мороз
10 января 2013 г.
Неполиткорректно говорить «Дед Мороз».
Надо говорить «низкотемпературный пенсионер»
Анекдот
Поначалу я вообще не хотел писать на эту тему. Счел это глупостью, не заслуживающей внимания. Но потом все же не утерпел, отреагировал.
На этот Новый год, если вы заметили, на улицах Баку, а также на его бульварах и в парках было крайне мало Дедов Морозов и Снегурочек. По словам главы пресс-службы Департамента торговли и услуг исполнительной власти города, в этом году поступило всего тридцать обращений для Дедов Морозов и Снегурочек, да и из тех удовлетворены были всего двадцать два… А жаль. Лично у меня всегда поднималось настроение, когда я видел на улицах веселых парней, у которых из-под белых ватных бород и из-под красной шапки нахально выпирали черные волосы и столь же черная щетина, и очаровательных молодых брюнеток, одетых в костюм Ледяной Внучки… Думаю, что настроение поднималось и у многих детишек, особенно если их фотографировали рядом с Дедом Морозом и Снегурочкой, у наряженной елки! Однако же, как видим, в этом году белобородому старику в дубленке и колпаке в нашем южном городе не подфартило. Надеюсь, что это не связано с участившимися гонениями на Деда Мороза со стороны части несознательных мусульман. А таковые гонения, увы, имеют место.
В последнее время дебаты вокруг того, следует ли мусульманам отмечать Новый год, поздравлять друзей и знакомых с новогодним праздником, пускать своих детей на «елки», считать ли Деда Мороза «кяфиром» («неверным») и так далее, многократно усилились на постсоветском пространстве. Иной раз споры вокруг «низкотемпературного пенсионера» достигают такого накала, что я поневоле начинаю сравнивать Деда Мороза с другим дедушкой – Лениным. В самом деле, усилиями «правых» создается впечатление, что корень всех российских бед заключен в мумифицированном вожде мирового пролетариата, и стоит лишь вынести его вон из Мавзолея, как тут же настанет тишь да гладь да божья благодать. Усилиями «правоверных» создается впечатление, что средоточием всех мировых зол является Дед Мороз, и стоит лишь запретить добродушного старика с посохом, мешком и в бороде, как по всей земле настанет не жизнь, а малина! Будто других проблем нет, честное слово… Я всякий раз вспоминаю один из анекдотов о Молле Насреддине, популярном в Азербайджане персонаже. Среди ночи рядом с домом Моллы поднялся шум и началась драка. Она длилась довольно долго. Насреддин не выдержал, закутался в одеяло и вышел на улицу узнать, в чем дело. Один из дерущихся сорвал с него одеяло, и вся компания дала деру. «Из-за чего драка была?» – спросила жена у вернувшегося Моллы.
«Из-за моего одеяла, – ответил Насреддин. – Как только его отняли – все сразу успокоились». И Владимир Ильич Ульянов-Ленин, и Дед Мороз, Красный нос, кажутся мне порой такими вот одеялами…
Впрочем, справедливости ради надо отметить, что на Деда Мороза «наезжают» не только некоторые мусульмане, но и некоторые христиане. Я читал, что где-то в России, не помню, где именно, местный православный батюшка выступил с предложением покрестить Деда Мороза, который, как ни крути, является языческим персонажем, пережитком эпохи Берендеева царства (как, собственно, и Снегурочка, которую записали Деду Морозу во внучки). Ничего, да? А в 1916 году, когда шла Первая мировая война, Священный синод Русской православной церкви запретил новогоднюю елку! Обычай-то пришел в Россию из Германии, а Германия в то время была главным врагом России…
Досталось Деду Морозу и от атеистов. После Октябрьской революции 1917-го до самого конца 20-х годов и против Деда Мороза, и против рождественской елки велась идеологическая борьба как против символов религиозного веселья… Дед Мороз был признан вредным персонажем, о нем даже была сочинена издевательская песенка: «Ах, попался, старый дед / К пионерам в сети! / Приносил ты детям вред / Целый ряд столетий!» Правда, позднее коммунисты-атеисты спохватились и вернули старика на место.
Как я сам отношусь к Деду Морозу? Да, в общем-то, положительно. У каждого праздника свои, ему лишь только присущие персонажи. У Нового года вот Дед Мороз, или его западная ипостась – Санта-Клаус. В детстве меня, как и всех ребятишек нашего города и нашей страны, водили на «елки». Собственно, я уже тогда знал, что Дед Мороз – это, чаще всего, актер одного из наших театров, подхалтуривающий в новогоднюю пору. Но все равно атмосфера на этих елках была праздничной, детишки веселились от души, и особенную прелесть мероприятию придавали вручаемые Дедом Морозом подарки – шоколадные конфеты, орехи, мандарины, пачка печенья или вафель в хрустящих целлофановых пакетах. Впрочем, такие подарки можно было приобрести и без Деда Мороза, например, в фойе театров и кинотеатров или в специальных киосках, декорированных под заснеженные сказочные теремки (помнится, на территории нынешней площади Фонтанов лет сорок назад к новогодним каникулам возводили целый городок из таких киосков).
В последний раз Дед Мороз поздравлял меня в самый канун 1979 года, когда я служил в армии. Тогда меня, «молодого» солдата, посадили в новогоднюю ночь дежурить на станции радиорелейной связи. Она располагалась в кузове типа «кунг». Внутреннее пространство кузова было загромождено аппаратурой связи. В оставшемся закутке я и нес дежурство оторванный от всего воинского коллектива. Снаружи было холодно, двадцать пять градусов мороза (дело было в запорожской степи); внутри станции примерно на уровне груди был прикреплен к стене мощный обогреватель. И голова моя пылала от жары, зато ноги немилосердно мерзли. Встречать Новый год на боевом дежурстве было почетно, да больно уж тоскливо, и даже радиоприемничек, транслирующий праздничный концерт, не прибавлял бодрости. Но без пятнадцати двенадцать ко мне в кабину заявился самолично командир дивизиона, чтобы поздравить с наступающим Новым годом. Я, понятное дело, поблагодарил отца-командира, стоя по стойке «смирно» и щелкая каблуками, насколько позволяло пространство. Отец-командир удалился, а буквально за пять минут до Нового года пришел самый настоящий Дед Мороз – все честь по чести, с ватной бородой, в тулупе, в валенках… Я с трудом узнал в нем нашего сержанта, «замка́», заместителя командира взвода. Сержант – Дед Мороз сердечно поздравил меня с наступающим и даже откупорил бутылку шампанского, которую мы и распили на пару под бой кремлевских курантов. Вел он себя душевно и разговаривал ласково, чем поначалу ввел меня в ступор: этот сержант известен был своей лютостью, и до данного эпизода я от него ничего, кроме матюков, не слышал…
Призна́юсь, я и сам как-то раз побывал Дедом Морозом, облачившись в соответствующий наряд, и сделал это для одной маленькой девочки…
Совсем недавно в Дании, в провинциальном городке Коккедале, произошло следующее. За последние несколько десятилетий один из кварталов Коккедаля, Эгедальсвенге, стал практически мусульманским – сюда съезжались иммигранты из разных исламских стран. Датчане, заложники демократии, толерантности, мультикультурализма и прочих страшных вещей, решили устроить жителям Коккедаля праздник и выделить 5 тысяч датских крон (около 850 долларов США) на покупку рождественской елки, елочных игрушек и электрических гирлянд. Но пять членов правления, представляющих мусульманское большинство Эгедальсвенге, проголосовали против рождественской елки! Что интересно, за три дня до голосования в Эгедальсвенге отмечали Ураза-байрам (праздник разговения после мусульманского поста), и на организацию праздника совет жильцов выделил 60 тысяч крон, и гуляли на нем как мусульмане, так и их датские соседи, христиане. Отказ принять в дар бесплатную елку один из пяти членов жилищного правления Эгедальсвенге, Исмаил Месгази, мотивировал так: «Мне кажется смешным, что, будучи мусульманином, я должен организовывать проведение христианского праздника. Я никогда не праздновал Рождество и не хочу отмечать его сейчас». Реакция датчан была предсказуемо резкой, насколько это возможно в демократической стране. Представитель датских консерваторов Том Бенке высказался так: «Люди должны иметь право отмечать свои праздники, но и вы также должны уважать торжества страны, в которую приехали. Не стоит пытаться превратить Данию в мусульманскую страну просто из-за того, что вы исповедуете эту религию. Этого никогда не произойдет». От себя добавлю, что мусульмане Эгедальсвенге проявили неуважение не только к датским традициям. Они проявили неуважение заодно и к исламу. Вам что, западло отмечать рождение Иисуса? Того самого, которого упоминают в Коране как одного из величайших пророков Аллаха, а мать Иисуса, Марию, почитают до такой степени, что одна из сур Корана, а именно – 19-я, даже названа в ее честь «Марйам»?
И я уверен, что многие из моих соотечественников сочтут доводы Исмаила Месгази правильными. Да, Рождество – не наш праздник, скажут они! Да, это язычество, скажут они! Долой, скажут они! Тихо-тихо, земляки, отвечу я на это. А как же в таком случае быть с любимым и широко отмечаемым в Азербайджане Новруз-байрамом, праздником Весны? Это сугубо языческий праздник, доставшийся нам в наследство от огнепоклонников-зороастрийцев, и, стало быть, истинные мусульмане не должны его отмечать! Не ради красного словца сказано: знаете ли вы, что афганские талибы, например, или сирийские арабы не празднуют Новруз? Так что же теперь – долой любимых народом Плешивого Кечяля и Безбородого Кесу, азербайджанских фольклорных персонажей весеннего праздника, так, что ли?
Но тут возникает такой нюанс. Я, например, сам мусульманин (прогрессивный, но мусульманин). Так чью же сторону я должен принять – сторону непримиримых противников Деда Мороза или же сторону тех, кто толерантен, то есть терпи́м к старику с мешком и посохом?
Я отвечу. В позапрошлом году мне уже задавала этот вопрос молодая азербайджанская журналистка, бравшая у меня блиц-интервью для одной из газет. Она пожаловалась на то, что уже несколько человек, известных в нашей республике и считающих себя верующими, мусульманами, отказались дать ей новогоднее интервью, аргументировав тем, что вера, дескать, не позволяет им даже обсуждать этот нечестивый вопрос. И тогда журналистка позвонила мне. Держалась она скованно – знала, что и я верующий, и ожидала, что я также откажусь с ней разговаривать. Но я ответил на все вопросы, к ее радости. Под конец журналистка не удержалась и спросила: «А вы точно верующий?» «Точно, – заверил я. – Не сомневайтесь. – И добавил: – Но мне вера жить не мешает».
И в самом деле – если я твердо верю в Аллаха, загробную жизнь и Страшный суд, если я читаю Коран, по зову сердца даю милостыню и неукоснительно соблюдаю пост в месяц Рамазан, то кто или что сможет отвратить меня от ислама или пошатнуть мою веру? Буду ли я прыгать через костер в ночь на Ивана Купала или водить хоровод вокруг рождественской елки, буду ли участвовать в бразильском карнавале среди практически нагих дев в уборе из перьев или в каком-нибудь буддийском празднестве, где поют мантры и бьют в барабан, буду ли я задорно плясать с евреями «Семь сорок», буду ли я наблюдать ритуальные обряды на празднике патагонцев, папуасов или эскимосов, буду ли отмечать день рождения делением у каких-нибудь гигантских амеб с планеты в системе Тау Кита за компанию с этими самыми амебами – от всего этого я не стану меньшим мусульманином, уверяю вас. Ибо незыблемая вера моя хранится у меня внутри, и пошатнуть ее трудно. Практически невозможно.[1]
И потом… О, приверженцы ислама! Вы думаете, у мусульман не было своего Деда Мороза? Ошибаетесь! Я, например, узнал о «весеннем празднике дедушки Турахона» из повести Леонида Соловьева «Очарованный принц», изданной в 1954 году. Лично я склонен ему верить. Пусть вас не смущают имя-фамилия писателя; Леонид Васильевич долгое время прожил в мусульманских странах, в частности в Узбекистане, великолепно знал культуру Востока и прекрасно был осведомлен о местных обычаях. Я бы даже сказал – он буквально пропитался Востоком, что и смог блестяще выразить в своих знаменитых повестях «Возмутитель спокойствия» и «Очарованный принц». Их действие происходит в Бухаре и Коканде, в эпоху раннего средневековья. Я процитирую здесь довольно большой отрывок, чтобы вы смогли уяснить для себя тему и заодно по достоинству оценить мастерство писателя:
«По старинному преданию, Турахон, родом кокандец, остался уже в пятилетнем возрасте круглым сиротой и пошел скитаться по базару, выпрашивая милостыню. До самого дна испил он горькую чашу безысходного сиротства; такое испытание может либо ожесточить человека, превратив его сердце в камень, либо направить к возвышенной человеческой мудрости, если обиду и горечь за себя он – силой своего духа – сможет переплавить в обиду и горечь за всех».
Далее говорится, что в двадцать пять лет Турахон ушел из Коканда с караваном, а обратно вернулся уже сорокалетним. Все это время он провел в Индии и Тибете, в совершенстве изучив секреты тибетской медицины. Турахон научился исцелять людей прикосновением. С богатых пациентов он обязательно брал плату, но заработанные деньги тут же тратил на детей бедняков. Он часто ходил в окружении таких вот бедных ребятишек и покупал для них игрушки и сладости. Если на глаза Турахону попадался какой-нибудь босой и полуголый малыш, а денег у целителя в данный момент не было, он брал ребенка за руку и шел вместе с ним от лавки к лавке, покупая сначала халатик, потом сапожки, потом пояс, тюбетейку и так далее, и всюду произносил всего лишь два слова: «Будь милосерден!» И продавцы послушно одевали и обували малыша, даже не заикаясь о деньгах. Говорят, сурового взгляда Турахона не выносил ни один взрослый. Ко взрослым целитель был весьма строг.
Далее вот что. «Когда Турахон умер, тысячи детей, заливаясь слезами, провожали старца на кладбище. Ученые мударрисы и муллы не согласились причислить Турахона к сонму праведников: он-де не соблюдал постов, нарушал-де правила и установления ислама и за всю жизнь не пожертвовал ни гроша на украшение гробниц, говоря, что живым беднякам деньги нужнее, чем мертвым шейхам. Но простой народ сам, своей властью, признал Турахона праведником; слава его распространилась далеко за пределами Коканда, по всему Востоку. А майский праздник его имени принадлежал детям.
Поверье говорило, что в канун своего праздника дедушка Турахон ходит по дворам и разносит ребятишкам, достойным его внимания, подарки, оставляя их в подвешенных для того тюбетейках. Дети начинали готовиться к торжественному дню задолго до весны. Еще дули пронизывающие ледяные ветры, еще летел с мглистого неба сухой колкий снег, еще стояли черными, безжизненными сады и звенела под арбными колесами земля, превращенная морозом в камень, – а ребятишки стайками уже собирались по утрам за стенами, заборами и в других местах, укрытых от ветра, и с посиневшими, хлюпающими носами, ежась в своих халатиках и зажимая ладонями уши, вели степенные длительные разговоры о Турахоне. Ребятишки знали с достоверностью, что он весьма разборчив: получить от него подарок было делом очень хитрым и удавалось не всякому. Для этого за пятьдесят дней, предшествующих празднику, требовалось: во-первых, ни разу не огорчить родителей; во-вторых, ежедневно совершать какое-нибудь одно доброе дело, например – помочь слепому перейти мостик или донести какому-нибудь старику его поклажу; в-третьих, за эти пятьдесят дней нужно было отказаться от сладостей, что так соблазнительно красовались на лотках разносчиков, и накопить денег для покупки новой красивой тюбетейки (известно было, что дедушка Турахон не любит старых, засаленных тюбетеек и обычно оставляет их без внимания, делая исключение лишь для самых бедных детей). В течение пятидесяти дней во всех семьях царили тишина и благонравие. Дети беспрекословно слушались, ходили на цыпочках и разговаривали полушепотом, боясь прогневить дедушку Турахона. Даже самые отчаянные шалуны превращались на это время в кротких овечек… А в канун праздника повсюду начиналась великая суета и беготня – таинственные встречи, пугливый шепот, учащенное биение маленьких сердец. Дело в том, что муллы весьма неодобрительно относились к этому празднику, а в иных местах – запрещали его совсем, что придавало ему в глазах юных почитателей Турахона еще большую заманчивость. Нужно было пришить к тюбетейке три ниточки: белую – знак добра, зеленую – знак весны и синюю – знак неба; затем, с наступлением ночи, тайно выйти из дому куда-нибудь в сад или виноградник и там повесить тюбетейку, стоя лицом к усыпальнице Турахона и не отрывая взгляда от созвездия Семи Алмазов. Затем следовало трижды прочесть тайные слова, обращенные к Турахону и трижды поклониться земно, – и только совершивши все это, можно было возвращаться домой и ложиться спать. Строжайше запрещалось вскакивать ночью и бегать к тюбетейкам, – вот почему эта ночь для многих маленьких нетерпеливцев была мучительна. Зато праздничное утро искупало все! Радостный визг стоял в каждом доме. Одним дедушка Турахон оставлял в подарок шелковые халатики, другим – сапожки с красными или зелеными кисточками, третьим – игрушки и сласти; девочкам – туфли, перстеньки, платья… Вот каким он был добрым и заботливым, дедушка Турахон! И целый день в садах, в легком зеленом дыму весенней листвы, кружились пестрые детские хороводы и слышалась песенка…»
Вам это ничего не напоминает? Подвешенная в саду тюбетейка мусульманского ребенка не родная ли сестра носка, повешенного на рождественскую елку ребенком христианским? Безусловно, всем нужен Дед Мороз. Даже если это Дед ибн Мороз. Ведь язычество это или не язычество, но речь идет о символе доброты, чистой радости и справедливого воздаяния за хорошие дела. А против таких вещей не стали бы возражать ни Иисус, ни Мухаммед, ни Будда.
P. S. Все новогодние праздники на Приморском бульваре простояла высоченная сборная елка с восьмиконечной звездой на макушке. Вот так в нашем городе примирили рождественское дерево со вполне исламским символом. И правильно сделали.
«Дивлюсь я на небо…»
26 мая 2022 г.
Аэрокосмический и технологический фестиваль TEKNOFEST Azerbaijan начался сегодня. В честь открытия устроено было авиашоу над Баку и Бакинской бухтой.
Подобно многим и многим, я наблюдал за тем, что выделывают в небе азербайджанские и турецкие пилоты на своих машинах, и одолевали меня смешанные чувства.
С одной стороны я, человек сугубо гуманитарный и естественник, все же люблю всякую технику, это проявление машинной цивилизации. Более того, человек сугубо миролюбивый, я восхищаюсь военной техникой, ибо именно в ней мысль конструкторов принимает максимально отточенную, рациональную форму. Война это война, тем более современная, и все эти железные звери, птицы, левиафаны, нашпигованные электроникой, построены так и для того, чтобы в адской дуэли наземного, воздушного или морского боя успеть плюнуть огнем на доли секунды раньше противника. И для этого всей этой феррофауне требуются в том числе изворотливость, высокая проходимость и дикая скорость. И еще – люди, должным образом обученные.
Однако, восхищаясь обводами кораблей и субмарин, очертаниями танков или вот как сейчас силуэтами и пируэтами истребителей и геликоптеров, я всегда помню, что вся эта красота создана для убийства, и ничего тут не попишешь.
Потому-то и «дивлюсь я на небо та й думку гадаю»… правда, не как в той песне – почему, мол, Господь не дал мне крыльев, чтобы я мог сняться отсюда и улететь в поисках лучшей доли, – но думки мои тем не менее столь же невеселы…
Сколько мне было полвека назад – двенадцать? Юнец, я, подобно многим тысячам таких же юнцов, верил, что в начале двадцать первого века человечество навсегда покончит с войнами, сдаст все танки и бомбардировщики в переплавку, понастроит вместо них космических кораблей и высадится на Марсе, Венере, спутниках Юпитера, Сатурна, Урана…
Одного я тогда не принял в расчет, что человек, сволочь такая, не желает жить в мире, как его к этому ни тяни, а все норовит повоевать. И по сей день мы все хвастаем и хвастаем Супермашинами для Супербойни, способными разнести в пыль уже не квартал или весь город, а целый континент. Являющимися, по сути, до предела усовершенствованными костяными дубинками питекантропа, которыми тот проламывал череп своему собрату из чужого племени.
Но, провожая взглядом боевые вертолеты и истребители, проносящиеся над Баку в майском небе, я помимо воли говорю себе: «До чего же красивы, черти!» «И до чего же ловко управляются с ними пилоты!» – это восклицает сидящий во мне малыш-милитарист, обожавший в детстве оловянных солдатиков и заводные танки. А юный пацифист и романтик, сидящий во мне же, тянет и тянет печальную песню…
Зрелый рационалист, сидящий все во мне же, трезво рассуждает: «Ну раз уж человек, мать его ети, не желает жить в мире и в ладу с другими себе подобными, то придется, трам-тарарам, выдумывать и строить всё новые и новые такие вот машины, чтобы ухайдокать врага и уцелеть самим, а Марсы-Сатурны подождут до лучших времен…»
(…«до морковкина заговенья»[2], как говаривала моя русская бабушка…)
Но есть еще один Я, который помнит, что люди где-то строят не только боевую технику.
28 мая 2022 г.
Второй день аэрокосмического и технологического фестиваля TEKNOFEST Azerbaijan.
Baku Crystal Hall.
В глазах рябит от множества посетителей всех возрастов и от разнообразной техники. В силу личных предпочтений некоторые из экспонатов привлекают мое внимание больше других.
Например, робот-сапер Defender: манипулятор на шестиколесной тележке; способен находить и обезвреживать различные взрывные устройства, а также перенести подозрительный предмет на любое расстояние без участия человека; может сунуть этот предмет в специальный бункер и самостоятельно обезвредить его, окажись предмет действительно бомбой… А вот дрон. И ему найдется применение как в мирных, так и в военных целях. Военных. Война…
Я гляжу на робота-сапера, на дрон, и перед моим мысленным взором возникает совсем другая техника, похожая, но другая.
Два с небольшим года назад марсоход NASA Perseverance («Настойчивость») успешно сел в северном полушарии Марса, в кратере Джезеро. Тоже шестиколесный ровер, и тоже с механической рукой-манипулятором, но предназначенный для совсем иных целей, нежели робот-сапер, и потому богаче оснащенный аппаратурой и приборами. С тех пор Perseverance наездил по Марсу несколько километров, проводя разнообразные исследования и посылая данные на Землю…
Но это еще не все.
Под своим днищем марсоход принес на другую планету складной вертолетик-беспилотник Ingenuity («Изобретательность»). По виду это небольшой кубик весом в два килограмма с собственным двигателем, с парой винтов. Специалисты NASA положили под солнечную панель вертолетика маленький кусочек материи, которой было обшито крыло легендарного самолета братьев Райт, подчеркивая тем самым преемственность. Ingenuity совершил за все это время двадцать восемь полетов на разной высоте и на разное расстояние, пусть даже и небольшое, фотографируя Марс сверху. Он стал первым в истории летательным аппаратом тяжелее воздуха, совершающим управляемые полеты в атмосфере другой планеты!
…Изобилие и разнообразие техники, представленной на TEKNOFEST Azerbaijan, просто поражает. И вновь турецкие и азербайджанские летчики совершают тренировочные полеты над Баку, демонстрируя фигуры высшего пилотажа, рисуя в небе разноцветные полосы.
А когда на землю опустится ночь, я отыщу в небе красноватый Марс. Разумеется, не разглядеть отсюда ни Perseverance, ни Ingenuity даже в самый сильный телескоп. Но я знаю: они там, и они работают, так работают, как люди повелевают им отсюда.
И буду я вновь «дивиться на небо та й думку гадать», когда же, когда наступит то время, при котором нам более не понадобятся ни роботы-саперы, ни боевые вертолеты, ни истребители, ни смертоносные беспилотники, а все земные технологии перестанут работать на войну и будут работать на науку? На исследование других планет в частности.
Когда?..
30 мая 2022 г.
Территория Baku Crystal Hall.
Аэрокосмический и технологический фестиваль TEKNOFEST Azerbaijan. День третий.
Мирная и военная техника соседствуют друг с другом на выставочных площадках, и справа можно увидеть, например, легкий вертолет, предназначенный для нужд гражданской авиации, а слева – бронеавтомобили с задранными стволами крупнокалиберных пулеметов…
…или, скажем, легендарный Bayraktar TB2 SIHA.
«Знаменосец» в переводе с турецкого. Ударный оперативно-тактический средневысотный беспилотный летательный аппарат с двигателем внутреннего сгорания и воздушным винтом толкающего типа! Уф, ну и длинное название, словно титул какого-нибудь монарха…
Кстати, TEKNOFEST посетил сам Сельджук Байрактар, технический директор компании Baykar Teknoloji, «отец» этих и еще других машин. Он даже полетал в небе над Баку на истребителе МИГ-29 азербайджанских ВВС.
Bayraktar TB2 SIHA. Во время 44-дневной войны в Карабахе я видел его в деле – правда, лишь по телевизору. Вид сверху. Земля – словно карта; техника противника – будто спичечные коробки; солдаты противника – чисто муравьи; разрывы напоминают вспухающие мутные пузыри. Сверху и без звука все это выглядит не так уж и страшно, но я, как человек понимающий, не хотел бы оказаться там, внизу, в момент ракетного удара…
А вот беспилотник Bayraktar Akinci TIHA. Он прибыл сюда совершенно самостоятельно, стартовал из Турции, пролетел две тысячи километров над территориями трех стран и благополучно сел в международном аэропорту имени Гейдара Алиева; такой длительный перелет – первый в истории турецкой авиации.
Akinci назван так в честь средневековой маневренной кавалерии турок. У этого дрона титул покороче – штурмовой беспилотный летательный аппарат, зато он обладает более высокой огневой мощью. Я видел таблицу с изображением Akinci и разложенным перед ним на земле полным ассортиментом вооружения – двадцать разных типов ракет, включая крылатые. На все случаи жизни. Вернее, на все случаи смерти…
Малыш-милитарист, сидящий во мне, полон восторга и не прочь сфоткаться рядом с Akinci… но тут его одолевает юноша-романтик, увлеченный Космосом. Ну что ты, бубнит романтик, делать тебе нечего, Bayraktar – все ж-таки техника боевая, а ты в душе пацифист; помечтал бы лучше сняться на фоне беспилотника, который NASA создал для исследования Титана, одного из естественных спутников планеты Сатурн.
Имеется в виду Dragonfly, «Стрекоза», роботизированный вертолет-лаборатория. Несмотря на устрашающий вид, это абсолютно мирная машина. «Стрекозу» планируют запустить в 2027 году, а в 2036-м аппарат должен достигнуть поверхности Титана и проработать на нем в течение трех лет, пока не иссякнет заряд радиоизотопной батареи. Взлетать – и садиться, взлетать – и садиться, взлетать – и садиться… всякий раз на новом месте… и собирать, собирать, собирать данные! Интерес к Титану сейчас весьма велик, хотя это крайне негостеприимный и некомфортный (с нашей точки зрения) мир: мороз минус сто сорок, равнины и горы из водяного льда, дюны из бензола, озера из жидкого метана, облака из азота, снег из замерзшего аммиака… Цель миссии? Поиск жизни. У биологов все более крепнет уверенность в том, что на Титане имеются простейшие организмы, приспособившиеся к нелегким условиям.
Чего это я постоянно сбиваюсь на Космос, спросит кто досадливо. Так ведь, отвечу, в названии фестиваля присутствует слово «космический», а оно вызывает у меня вполне объяснимые ассоциации.
…Над головами низко проносится истребитель, рождая сильный гром. Уж не сам ли Сельджук-эфенди пилотирует эту машину?
Стемнело. Ушел еще один день, жаркий, суетливый, насыщенный впечатлениями.
Ищу в звездном небе Сатурн. Где-то рядышком с ним – Титан.
И вновь – «дивлюсь я на небо та й думку гадаю»… Уже как пожилой рационалист, сменивший маленького милитариста и юного романтика.
Ну как совместить это в сознании и как все это уживается в реальности – броневики с пулеметами и марсоходы? Истребители и беспилотники для других планет? Bayraktar΄ы и вертолетики для изучения Титана?
Как могут соседствовать на одном шарике упорный труд ради уничтожения жизни на своей планете и не менее упорный труд ради поиска жизни внеземной?
Ответ напрашивается неутешительный. Диалектический. Так устроен мир, что одни умы обязаны творить танки и истребители, чтобы другие умы в то же самое время могли строить космические корабли и межпланетные автоматические зонды. И наоборот – романтики и пацифисты, разрабатывающие миссии для изучения Космоса, параллельно «кормят» своими идеями военно-промышленные комплексы.
Такая уж мы дурная цивилизация.
Такая уж мы прекрасная цивилизация.
Такие уж мы…
Дописка от 1 октября 2023 года
Сегодня попался мне навстречу старик. Сухонький, сгорбленный, сморщенный. Он ковылял, опираясь на палку, протянув вперед руку, и что-то лопотал неразборчиво, но ясно было – просил милостыню. Прохожие иногда притормаживали, подавая старику мелочь. Когда он поравнялся со мной, я молча извлек из нагрудного кармана купюру достоинством в один манат и вложил ее в корявые пальцы. Старик забормотал что-то в знак благодарности, а я… странное дело, смотрел я на человеческую руку, больше похожую, правда, на птичью лапку, а перед мысленным взором моим стоял TAGSAM, трехметровый складывающийся манипулятор американского космического аппарата OSIRIS-rex. Этой самой роботизированной «рукой» аппарат взял пробы грунта с астероида Бенну, в 320 миллионах километров от Земли. Ему даже не пришлось для этого садиться на «небесный камень»: аппарат приблизился к нему вплотную, вытянул манипулятор, выстрелил в астероид зарядом сжатого азота, отчего поднялось облако мелких осколков, набрал их в специальный контейнер-ловушку на конце манипулятора. Случилось это три года назад. И вот только сейчас капсула с образцами грунта, взятого с Бенну, вернулась на Землю, опустилась на парашютах в американском штате Юта, к вящей радости ученых.
Я на ходу обдумывал статью о миссии OSIRIS-rex, а тут – старик…
Встреча с ним изменила ход моих мыслей, вернее, несколько вернула меня «с небес на землю». Попутно я вспомнил о прошлогодней выставке TEKNOFEST Azerbaijan. Тогда меня одолевали раздумья о сосуществовании на одной планете как сложных машин для войны, так и сложных машин для мирного исследования Космоса. А теперь я думал еще и о том, что на одной планете сосуществуют также и человеческая рука, просящая милостыню, и высокотехнологичный манипулятор, способный функционировать в космическом пространстве… Когда же не станет вовсе рук, протянутых за подаянием? Не повременить ли с постройкой манипуляторов и самих космических аппаратов до той поры, пока не будут побеждены в мировом масштабе бедность, голод, болезни? Помогут ли механические «руки» решить проблемы людей или, напротив, лишь навредят, и бедных и безработных станет еще больше? Нужен ли вообще Космос тем, кто не имеет крыши над головой или трудно добывает хлеб насущный? А тем, кто имеет все, о чем только можно мечтать, и даже больше, им Космос нужен?
