Александр Гуличев
Шепот Киприды
– Знаете, это какой-то сюр, я совсем недавно еще нежился с женой в кровати, а теперь неизвестно где, неизвестно у кого, и даже успел посмотреть на так называемые шедевры. Я словно в тумане и будто бы все это происходит не со мной.
– Во-первых, не неизвестно у кого, мы познакомились. Ну, а кто я, Вам знать вовсе не обязательно. И самое главное, Вы здесь добровольно, Вы согласились поработать за деньги. Важно, сколько времени вы будете здесь работать, вот в чем вопрос.
– Ну, я же изучил картины и могу сказать, что они являются подлинными, и значит, я имею право уехать домой?
– Вот смотрите, Аким, Вы не очень внимательны, либо забыли, что сегодня Вы всего-навсего ознакомились, а уже завтра исследуете материал, напишете заключение и все, домой.
– Да, но…
– Давайте так, мы с Вами больше ни о чем не спорим, мы поужинаем, выпьем обещанного вина с сигарами, поболтаем о том о сем, уж тему-то, надеюсь, мы найдем. Затем в отведенных для Вас апартаментах отдохнете день-два, и – за работу. Пойдемте ужинать. И расслабьтесь, наконец, я не предлагаю Вам дружбу, но пока Вы здесь, давайте общаться, уверен, у нас есть общие интересы…
Я пошел навстречу, и мы оказались в большом зале с камином, в современном и очень простом стиле.
– Ух ты, как все просто, а я думал…
– Вы думали, что здесь все в золоте и с рюшками, вазочками, статуэтками и зеркалами? Ну это же чистой воды мещанство, а здесь все просто, как я люблю. Думаю, Вы знаете этот стиль, Вы же художник, в конце концов.
– Контемпорари! Или я ошибся?
Он одобрительно хмыкнул:
– В точку! Вы прям ходячая энциклопедия, все знаете, во всем разбираетесь.
– Обычно меня жена так называет, и Вы так же сказали, смешно даже как-то.
– Действительно смешно. Ну, да ладно, давайте уже ужинать, а то, как говорится, под ложечкой сосет.
Я огляделся, садясь за большой квадратный стол, накрытый на две персоны. Зал был просторный, метров сто, с очень высоким потолком метров пяти и такими же окнами, за которыми светило солнце, и ветер раскачивал верхушки сосен. Я встал, подошел к окну, затем обернулся и с удивлением посмотрел на хозяина дома. Неужели прошло так мало времени, и еще не стемнело?
– А, нет-нет, сейчас на улице совершенно темно, а это имитация, современные технологии, и можно все-все менять. Вот смотрите, нажимаем кнопку выбора, вот список: допустим, выбираем вот это и, вуаля – получаем вот такой пейзаж и наслаждаемся видами.
За окном появился океан со скалистым берегом. Волны били о скалы, раздавался шум прибоя, я даже на секунду ощутил запах соленой морской воды, и откуда-то слева, совсем слегка, дунул ветерок. Все было абсолютно натурально, и, если честно, я даже слегка обалдел, позабыв обо всем.
– Помните, я Вам говорил про «погоду в доме»? Вот это самое и есть. Такое новшество существует в малом количестве, конечно, и не у многих. Да, и это очень, очень дорого стоит. Вот смотрите…
Роберт нажал какую-то кнопку, и за окном образовалась самая настоящая пустыня. Передо мной неслись гонимые ветром шары саксаула, а метрах в трехстах по бархану шел большой караван верблюдов и навьюченных лошадей, сопровождаемых несколькими погонщиками. Мне даже захотелось окликнуть их и помахать им рукой. Напротив этого большого окна, вернее, экрана, был совсем небольшой камин, над которым висела картина, которая привлекла мое внимание, и я, взяв предложенный мне бокал вина, подошел к ней. Залпом выпив вино, я затянулся сигарой очень глубоко, как сигаретой, и даже не закашлялся. Мой взгляд уперся в шедевр, в шедевр Густава Климта «Портрет Адели Блох-Бауэр» 1907 года, и я тут же вспомнил ужасно грустную историю написания этой картины.
– Хотите сказать, что это тоже подлинник? – обратился я к Роберту.
– Вне всякого сомнения, я Вам говорил, что здесь только подлинники и дубликаты самих авторов. Вот, например, это – дубликат, а подлинник – в «Новой галерее» в Нью-Йорке, что создал когда-то Рональд Лаудер, Вы должны это знать.
По настоянию Роберта мы сели за стол и принялись за трапезу. Вино было очень приятным на вкус. Я не гурман, но, вкушая его, я ощущал, будто это терпкий и не приторный нектар, во всяком случае, другого определения я бы не смог предложить.
На других стенах зала также были картины, и спустя некоторое время, я подошел к той, что была у меня за спиной.
– Послушайте, Роберт, ну это же этот…, как его, черт побери, ну этот…, ну точно, Карло Кривелли «Благовещение с Эмидием», год не помню.
– Если точнее, то «Благовещение со Святым Эмидием», а год 1486.
– Да, точно, я уже много чего не помню.
Ну а за спиной Роберта висело вообще нечто запредельное для тех, кто хоть мало-мальски приобщен к искусству или видел эту картину когда-нибудь. Это был «Святой Вольфган и Дьявол» 1475 года написания Михаэлем Пахером.
Я громко рассмеялся.
– Что именно Вас развеселило, Аким?
– Ну, это тоже, видимо, дубликат?
– Нет напротив, это как раз подлинник, а копия в Старой пинакотеке в Мюнхене, вот так-то, мой друг.
Я съел совсем немного, в горле постоянно пересыхало и хотелось все время пить, поэтому после того как я залпом выпил два бокала вина, я все больше курил сигару, окуная кончик в вино, как предложил хозяин дома. Само вино я разбавлял водой, мне не хотелось пьянеть. Сюжет за окном сменился на Тибет, там уже величественно возвышался Кайлас, вершина которого освещалась вечерним солнцем.
На меня напала зевота. Я уже не понимал, сколько вообще времени. Роберт Ионович проводил меня в предоставленные мне апартаменты. Они находились в другом крыле здания. Нас сопровождали два человека, и, когда хозяин дома жестом показал им что-то, они будто бы растворились в воздухе. Мы шли по широким коридорам довольно быстрым шагом, но я успевал заметить много, очень много, различных картин и каких-то экспонатов на стойках и в стеклянных витринах. Мы подошли к стене, незаметная на первый взгляд матовая дверь ушла вправо в стену, за ней появилось помещение. В моем распоряжении оказался роскошный номер с кухней, гостиной и большой спальней с огромной высокой кроватью. Роберт показал на дисплей, с которого можно было управлять сюжетом за окнами и, так сказать, «погодой в доме», рассказал, как можно вызвать прислугу. Перед тем как уйти Роберт как бы невзначай бросил, что третьего дня здесь проживал сам Джорж Сорос и любовался только одной картиной, ради которой, собственно, и приезжал, заплатив за это удовольствие неприлично большую сумму. Это была картина Поля Сезанна – «Игроки в карты». Сорос часами неотрывно глядел на игроков, пил виски Penderyn Legend, а затем резко собрался и уехал.
Хозяин гостеприимно пожелал мне спокойной ночи и ушел.
Я справил естественную нужду, листая журнал с фотографиями роскошных авто, принял душ и, надев халат, уселся в кресло напротив пейзажа китайского зоосада, в котором весело играли шесть панд. Наблюдать естественные виды из окон этого дома мне в этот час, как видно, было не суждено.
Хоть я и выпил вина, чары Диониса не овладели моим организмом, и от количества полученной моим мозгом информации спать совершенно не хотелось. Внутри меня будто жужжала какая-то мини – динамо-машинка, я даже слышал ее.
Я был сильно разочарован тем, что воспитан в иных парадигмах, и то, что вокруг ложь и иллюзия меня очень, очень сильно удручало. Мне было совершенно наплевать на всяких там приезжающих сюда Соросов, я их знать не знал, да и, собственно, не очень-то и хотелось. Я был раздавлен, просто разрушен тем, что узнал и увидел. Ложь, одурачивание, околпачивание миллионов и миллионов так называемых ценителей искусства, думающих, что они видели тот или иной шедевр, с гордостью рассказывая об этом друзьям и знакомым.
– Бред сивой кобылы, да и только. Либо я сошел с ума и нахожусь в дурдоме, весь обколотый лекарствами, либо умер. Или все это – какой-то розыгрыш? Но зачем и ради чего? Вот именно этого и не должно было быть. Но есть. Завтра проснусь и уеду домой, вернее сказать, уже сегодня. Нет, выполню условия договоренности, напишу заключение и домой. Получу вознаграждение, и уедем с женой в отпуск. Да-да, точно уедем куда-нибудь подальше к чертовой матери. В Азию, в Таиланд, в Китай! Уедем недели на две, а, может, и на три. Да на целый месяц уедем. Блин, и с женой связи нет, она, наверное, изволновалась вся. Просила же, чтобы я на связи был, а ее, как назло, нет. А, может, ее специально нет, этой самой связи? Бред какой-то…
Я не заметил, как заснул, мне снился удивительный сон, нет, похоже, это был даже не сон, а скорее иная реальность, да-да, так вернее будет сказано.
…Я стоял на высоченном обрыве, внизу была огромная, залитая солнцем, долина, простиравшаяся на много километров вправо и влево. Обернувшись, я увидел вдалеке кустарники дикой ежевики, извилистую асфальтированную дорогу, а за ней раскинувшийся по всему склону городок, состоявший из одноэтажных построек. Я стоял, обдуваемый теплым ветерком, и на душе было ощущение спокойствия и умиротворения. Нет, неправильно, по ощущению – это была гармония, самая настоящая гармония, о которой все говорят, которую все воспевают и к которой стремятся. Повернув голову вправо, я заметил приближающийся летательный аппарат. Он был огромным и похожим на дирижабль, но другой формы. Длина его была метров сто, а высота метров пятьдесят, поэтому он казался гораздо круглее, чем дирижабль. По обоим бокам находились небольшие крылья, в центре которых были внушительных размеров электродвигатели, похожие на двигатели современных самолетов. Они вращались, но с небольшой скоростью. Вдоль самого корпуса находились иллюминаторы диаметром по полметра. Так как скорость была небольшой, я успел подробно разглядеть этот диковинный аппарат. И самое главное то, что я понимал, вернее сказать, я знал, как он устроен, технически устроен, почему он был такой огромный и такой легкий, как воздушный шар. Он состоял из герметичных, внешней и внутренней, обшивок из легкого сплава наподобие дюралюминия, а между ними было наполнение из некоего специального газа, который и делал этот самый летательный аппарат настолько легким. Я даже осознавал, что именно такого газа-наполнителя в нашей «земной» жизни не существует, ну, может, и существует, но не для «серой массы», это точно! Газ делал аппарат очень-очень легким, электродвигатели несли его вперед, а позади на корпусе находились вертикальные воздушные рули. Когда он поравнялся со мной и оказался на расстоянии примерно тридцати-сорока метров, не больше, я разглядел пассажиров, находящихся в нем. Запомнил девушку, читающую книгу возле иллюминатора, и мужчину в костюме и галстуке, сидящего тоже возле иллюминатора, но чуть позади. Разглядывая конструкцию, чтобы как можно подробней запомнить все, я как-то стыдливо и неуклюже помахал рукой. Мужчина в костюме и галстуке улыбнулся и помахал рукой мне в ответ…
Я открыл глаза. Было ощущение, что я не спал, а просто был где-то в другой реальности, постоял, посмотрел и вышел. Меня не покидало удивительное чувство того, что я четко понимал смысл и простоту устройства того самого аппарата, который только что наблюдал. Но было досадно то, что не узнал состав наполнения между простенок.
Сон был настолько ярким и подробным, что я даже запомнил автора и название книги, которую читала девушка в дирижабле…
Какое-то время я лежал и улыбался, а затем, когда вспомнил, где я и зачем, улыбку с моего лица как ветром сдуло.
Я принял утренний душ и, вытерев себя мягким бархатным полотенцем, совершенно голым вернулся в спальню. На краю кровати уже лежал новый комплект нательного белья. Надев новые трусы и майку, как ни странно, подошедшие по размеру, я оделся и вышел из номера. По памяти пройдя по коридорам здания, я с легкостью нашел зал, где мы пили вино и курили сигары. В зале уже сидел хозяин дома и пил кофе. Я взглянул на часы, было уже девять часов утра.
– Доброе утро, Аким, присаживайтесь, давайте позавтракаем и займемся делами. Я уеду, а Вы найдете все необходимое, уже приготовленное для Вас, проверите картины, напишете на готовых бланках отчет, и Вас отвезут в Москву. Гонорар я переведу на Ваш счет.
– Доброе утро, но у меня нет никакого счета, если только карта «Сбербанка», и все.
– На вас открыт счет в APS Bank, это на Мальте.
Я ничего не ответил. Помолчав, выпил теплой воды, а затем крепкий черный кофе, съел сэндвич и снова выпил теплой воды с лимоном.
– Когда закончите работу, отчет пишите прямо здесь. Тут можно и перекусить, и выпить напитки – в общем, спокойно занимайтесь, Вас никто не побеспокоит. Вот смотрите: здесь сбоку кнопка, если ее нажать, Вас обеспечат всем необходимым. После окончания работы Вас отвезут в Москву к тому месту, где забрали – на Кутузовский проспект. Я молча слегка кивнул головой.
Затем Роберт нажал на кнопку, и через минуту в зал зашла высокая девушка восточной внешности, с миндалевидными глазами. Он что-то сказал ей на непонятном мне языке, явно азиатском, она поклонилась и вышла, кинув короткий взгляд на меня.
– Аким, смотрите какая красота!
Перед ним стояла высокая черная бархатная подставка, на которой возвышалась тонкая ножка с небольшой платформой, а на платформе лежал огромных размеров бриллиант.
Знаете, это «Кохинур» (Гора света)! Считается, что это самый дорогой ограненный камень в мире! Да-да, его стоимость составляет примерно 1 миллиард долларов США. Хотите подержать в руках такую сумму денег?
Я громко расхохотался и долго не мог остановиться. Роберт в это время терпеливо молчал.
Успокоившись, я сказал:
– Простите великодушно мое поведение, но это же просто какой-то ералаш, ну бред, ну действительно, 1 миллиард долларов, ей-богу, вот в это уже поверить нельзя.
– То есть, в то, что Вы вчера видели, поверить можно, а в этот бриллиант – нет? Это ералаш?
– Так не может же быть такой цена!
– Аким, Вы сейчас серьезно? Две картины из тех, что я Вам показал, стоят таких денег, а то и больших!
– Ой, действительно, видимо, от волнения я несу чепуху.
Хозяин дома пододвинул ко мне бархатную стойку с камнем, и я осторожно взял его в руку. Он был и вправду большим, холодным и гипнотически притягивал к себе взгляд. Я крутил его в руках, пристально и медленно разглядывал его грани, хотя был далек от увлечения драгоценными камнями.
– Знаете, если Вы посмотрите фото английской королевы в короне, то увидите его прямо по центру короны, так сказать, во лбу.
Я, видимо, сделал очень удивленное лицо, потому что Роберт рассмеялся! Я хотел было что-то сказать, но он опередил меня, вернее, продолжил говорить:
– История камня достаточно кровава, многие его поклонники сложили свои головы за право владения им. Короче говоря, если не вдаваться в подробности, а Вам и не следует знать лишнее, история следующая: это настоящий камень, а у бабули в короне очень-очень хорошая копия. Вот так-то, мой друг…
Еще какое-то время я покрутил «безделушку» в своей руке и аккуратно положил на место. Затем Роберт взял бриллиант и положил в правый карман своего клетчатого пиджака, который висел на спинке его стула. Сменился сюжет на огромном экране-окне, и минут пять мы смотрели, как оказалось, прямой репортаж гонок велосипедистов прямо из Монте-Карло. Я, разглядывая действие на экране, ощущал на себе пристальный взгляд Роберта, было неприятное, нервозное состояние. Очень не люблю, когда на меня так смотрят. И главное, я почему-то понимал, что Роберт чувствовал эту мою нервозность. Я посмотрел на него, и он, улыбнувшись, отвернулся, затем молча встал и так же молча ушел.
Ступор
Была долгая пауза и абсолютная тишина, в которой я сидел, не двигаясь, словно в забытьи, а затем, тряхнув головой, глотнул кофе и вышел из зала. Далеко уходить было совершенно не нужно, прямо напротив находились те самые экспонаты, с которыми мне предстояло поработать.
Я сел на большой пуф напротив картин и довольно долго разглядывал их, бросая взгляд то на одну, то на другую, то на третью. Спустя минут пятнадцать, хотя понятие времени стерлось, я подошел к столу и надел тонкие резиновые перчатки, хотя и так понимал, что эти картины – подлинники. На секунду я вспомнил деда и бабушку. Заморачиваться не стал и первое, что я взял, был раствор «Невская палитра» и самое главное – жидкость для выявления зубного налета «Колор-Тест №3». Это была моя, и только моя методика проверок, многие пользуются супердорогими средствами, чем загоняют себя в тупик, а меня приучили к простейшему, и я еще ни разу не ошибся.
Провозился я часа два, хотя «провозился» – грубо сказано, просто еще раз убедился в подлинности, взял папку с бланками и пошел назад в обеденный зал. Пока наполнялся бокал кофе, я разглядывал картины на стенах, а затем сел заполнять отчет. Закончил я быстро, поставил подпись и, выпив еще один бокал кофе, засобирался в дорогу.
Фон на экране резко сменился, и передо мной появился парк, правда, в черно-белом изображении, никаких звуков не было слышно. Не знаю почему, но меня этот вид неподвижного парка чем-то привлек, и я остался сидеть, хотя ничего такого диковинного на экране не происходило, скорее всего я давно не видел изображение без цвета, поэтому не мог отвести взгляд, как когда-то в детстве. Через некоторое время камера стала подниматься все выше и выше над кронами деревьев, и я узнал парк Сокольники. Да-да, я очень хорошо знаю этот парк, пару лет моего детства были связаны с ним, потому что там, на базе общества «Спартак», я занимался конькобежным спортом, и мы большой гурьбой гоняли летом по его аллеям на роликовых коньках, пугая редких прохожих. Я почему-то начал нервничать. Казалось, ничто не могло разбередить мои нервы, разве только детские воспоминания. Камера все кружила и кружила над одной из самых дальних троп, где когда-то был тир. Она подлетала, а затем быстро отлетала от пары, идущей и державшейся за руки, пары немолодых, модно одетых людей. Я поймал себя на том, что что-то знакомое уловил в походке этой женщины.
Нет-нет, видимо, просто показалось, у меня нет друзей в тех краях, и знакомых тоже нет, и быть не может.
Камера вновь очертила круг над деревьями и теперь, сделав «мертвую петлю», полетела прямо навстречу той самой гуляющей паре. Летя на бешеной скорости, она остановилась в метре от их улыбающихся лиц. Картинка замерла во все огромное окно. Потом в замедленном режиме я смотрел, как они смеялись, а затем слились в страстном поцелуе. В момент этого самого страстного поцелуя камера приблизилась еще ближе и замерла прямо возле их лиц так, что можно было разглядеть даже поры на их коже.
Ладно, поры и поцелуи, Бог с ними, но это была… моя жена. Моя жена… И этот хмырь, что ее облизывал, был не кто иной, как этот самый Роберт. Я сидел и смотрел на все это действо, словно в каком-то ступоре, словно это было кино с Софи Лорен и Марчелло Мастрояни в черно-белом фильме «Брак по-итальянски».
Ну, это же бред какой-то, это же невозможно, это невозможно даже на долю секунды представить! Нет, нет и еще раз нет! Ну, конечно же, нет, нет и все тут, это какое-то кино, компьютерный фильм! Анимация, анимация чистой воды, кино, блин. А кто мне скажет, зачем такое кино, а? Хрен на! Вы посмотрите на все это, это ж надо такое придумать, прям ерунда какая-то!
Я стоял перед столом напротив экрана и возмущался в голос, даже в крик. Единственное, я не матерился, никогда в моем лексиконе не было матерщины, я этого просто не умел. Я эмоционально размахивал руками, а затем снова уселся на стул, глядя на окно-экран. Я нажимал кнопки для смены видов на нем, но ничего не получалось, на экране оставались они. Через пару минут действие вернулось в движение, и эти двое, улыбаясь, смотрели прямо на меня, затем Роберт подмигнул мне и отвернул камеру в сторону на девяносто градусов. Жирной точкой всего этого кошмара стало то, что, когда он отвернул камеру, моему взору предстала просто насмешка жизни, судьбы или природы бытия. Прямо передо мной на экране появилась здоровущая черная собака, которая делала свое дело – сидела и гадила на газон практически перед моим лицом! Стояла такая вонь, отвратительная вонь от огромной кучи собачьего дерьма! Вот вам и климат! Вот вам и погода в доме!
Вдруг это ужасное черно-белое безобразие, включая черную псину, сменило облачное небо и горизонт океана с небольшими островами вдали…
Наступила идеальная тишина, в которой я слышал только удары своего бунтовавшего сердца и шум! Это был не шум океанического прибоя, а сильный шум в моей голове, вернее, в ушах. Я понимал, что кровяное давление моего организма просто зашкаливало, но думать в данный момент о всяких там инсультах я не собирался. Я возненавидел всех: и Роберта, и жену, и собаку, и горничную и все, все, все.
Ну зачем я ответил на этот долбанный телефонный звонок? Хорошо, а если бы не он, то я бы мог ничего не узнать? А что я должен был узнать? Они же просто целовались! А может, они просто друзья?! Но, пардон, друзья так не целуются, это как минимум. Они так нагло смотрели мне в глаза, словно говоря: «На, смотри, дружок!». А вдруг это у них давно? Фу, как это все гадко и грязно!..
Я закрыл лицо обеими руками, будто мне было очень стыдно. Да, стыдно, очень стыдно, я столько лет прожил с ней, любя и наслаждаясь ею, а она сотворила такое, что даже и вслух-то произносить страшно и стыдно. Я залпом выпил литр воды и засунул голову под кран прямо здесь в этой кухне-столовой. Вытираться не стал и стоял, словно отрешенный, прикрыв веки, а вода тоненькими струйками текла с моей шевелюры вниз по телу, впитываясь в рубаху.
Налив кофе, я нажал кнопку вызова горничной. Через минуту зашла та самая девушка, и я сказал ей, что закончил дела согласно договоренности и хочу уехать. Она ответила, что минут через десять все будет готово, и она даст знать, затем, кивнув головой, вышла. Я сел пить кофе и, оглядевшись по сторонам, заметил, что нигде нет моего пиджака, он, видимо, остался в номере выделенных мне апартаментов. Но на спинке стула висел пиджак хозяина дома, этого, прости господи, «сильного мира сего». Плюнув на все, я взял его и, вывернув наизнанку, сунул подмышку. Увидев на экране авто у подъезда, я глотнул кофе, а остатки плеснул на ту самую стену, на которой висела картина «Святой Вольфган и Дьявол», брызги разлетелись по картине, образовав черный взрыв прямо посередине полотна. Чашку я с силой швырнул в жерло камина и с криком: «Сука!» – бросился к выходу, где передо мной сдвинулась в сторону дверь. Проходя мимо стола, я с силой смахнул на пол кипу бумажных документов. С той стороны прохода стоял мордатый верзила и молча жестом показал, куда нужно было направляться.
Внизу мне завязали глаза мягкой черной тканью и, выведя на улицу, аккуратно помогли устроиться в авто. Через некоторое время, примерно через полчаса, сняли с головы тряпицу, и я обнаружил, что нахожусь на переднем сиденье большого «Джипа Вагонир». На заднем ряду сидел щуплый человек в очках, очень походивший на Лаврентия Берию.
В моей голове был целый винегрет из дум и мыслей, которые накладывались одна на другую вновь и вновь. Я думал об этих проклятых картинах, яйцах, о жене, про которую хотелось просто-напросто забыть, о гадящей собаке и о бриллиантах. Тут моя рука невольно скользнула по вывернутому наизнанку чужому пиджаку, и я нащупал нечто крупное и твердое. Меня будто ошпарило, я попросил остановить машину и сказал, что дальше домой я доберусь сам. Водитель ответил, что по инструкции он должен доставить меня до места, но затем со словами: «Хер с тобой, вылазь отсюда!» – остановил машину, и я быстро покинул ее. Машина с визгом развернулась и умчалась вдаль.
Я надел на себя пиджак этого… этого целовальника чужих жен, плюнул и, сунув руку в правый карман, достал из него…
Смех сквозь слезы
Я расхохотался так громко, что ощутил, будто весь мир с удивлением уставился на меня, и размышлял: «Что это его так развеселило, очень интересно?!»
Я достал из кармана пиджака тот самый огромный бриллиант! Да-да, тот самый, который, вроде как, должен был находиться в короне самой английской королевы, но он почему-то находился у меня в руке, в моей влажной руке. Смех сменился плачем, да-да, именно плачем мужчины, который стоял на обочине дороги, вдоль которой с большой скоростью неслись автомобили, я стоял и просто плакал.
Затем, решительно убрав в карман пиджака находку, достал из кармана джинсов телефон и обнаружил, что появилась связь. Связь-то есть, но на телефоне не было ни одного входящего вызова. Ни од-но-го!!! Меня это просто обескуражило и раздавило, я столько времени отсутствую, и мне никто не позвонил, прошу заметить – никто. Ни сын, ни жена. Ну, это было для меня уже за гранью понимания всяких там приличий, всех известных мне приличий! Буквально через минуту я уже ехал на подобравшем меня автомобиле медцентра «Инвитро», который собирает анализы клиентов на дому. Оказавшись в ней, я ощутил себя одним из их анализов. Нет, она была пустой, просто остановившийся водитель ехал из Питера от родителей, ну и, видимо, пожалел одиноко стоящего мужика на обочине трассы. Я посмотрел по геолокации в телефоне и обнаружил, что стоял, немного не доезжая Валдая. Бред какой-то, Валдай!
Вслух сказал:
– Это ж надо было так далеко забраться, господи боже мой!
– Смотря откуда! – удивился парень.
– От Москвы, конечно.
– Да ладно Вам, по этой новой трассе – пару часов, и дома.
– Ну да, ну да, и дома … – ответил я ему и подумал, что домой я не вернусь. Еще не хватало заняться глупыми разборками и слушать нелепые и смешные оправдания, как в кино: «Ты не так все понял, я тебе сейчас все объясню, милый!!!».
Я сидел и размышлял: хорошо, сын взрослый, у него своя жизнь, своя семья, и мы давно определились, что я не надоедаю ему своим присутствием в его жизни. Нет, у нас прекрасные отношения, я люблю его очень, и я есть в его жизненном пространстве, но он абсолютно самостоятельный семейный человек. В связи с тем, что он не позвонил мне за все время, пока меня не было дома, у меня нет к нему претензий. Ведь как бывает: некоторые люди говорят друг другу: «Вот, ты мне не позвонил, а если я там уже подох?!». Ну подох и подох, что так волноваться-то? Родственники определят тебя, куда следует! Поэтому я повторяю: у меня нет претензий к моему… ну хорошо, к нашему, сыну. Но вот она… Не могу подобрать слов и не хочу банальщины типа: «Как она могла, мы столько лет вместе, а как же любовь? Ах, она такая-растакая, подлая!» От нее не было ни одного входящего звонка!..
– И будь, пожалуйста, на связи, чтобы я не волновалась. Блин! – заорал я, изобразив ее, а водитель от неожиданности испуганно вильнул рулем. Я извинился за выпад, а он громко рассмеялся.
Я попросил высадить меня на МКАД и решил пешком дойти до дома, а сам, дойдя до Москвы-реки, остановился и сел на берегу. Я решил, что никуда не пойду, я просто исчезну. Да-да, я просто исчезну из их долбанной жизни. А что, сыну я не нужен, эта нашла себе олигарха-коллекционера, и я, вроде, теперь богат. Опля! Я теперь богат, и это мне откуп за ту гадость, которую мне устроили он и она, пускай милуются, а у меня в кармане целый миллиард, вот так-то вот! Да, но только кому он нужен, и что я с ним сделаю, ведь я не смогу его продать ни одному человеку на Земле!!! Блин горелый, я, кажется, попал, влип по самые уши! Точно, нужно исчезнуть, пропасть пропадом. Не, руки накладывать на себя я не стану, а вот уехать куда-нибудь, уеду, это как пить дать.
На телефон стали поступать звонки с неизвестного номера. Много, очень много звонков. Я вытащил сим-карту, разломал ее камнем и выбросил в реку вместе с телефоном. Да так и остался сидеть до самого вечера, перебирая «безделушку» в кармане чужого пиджака.
Друг
Я никогда не верил в чудеса, но вот только не сейчас, сейчас как раз в чудо-то я и уверовал. По дорожке вдоль берега прогуливался Петр, мой друг Петр Иноземцев. Увидев меня, он со всей своей широкой и открытой улыбкой направился в мою сторону и присел рядом. Я, конечно, очень, очень рад был его видеть.
– Акимушка, привет, как я рад тебя видеть! Ты где пропадал, я уже сто лет тебя не видал? Ты бы хоть позвонил когда, что ли?!
– А то, может, я уже подох … – горестно вздохнул я.
– Не понял, в каком смысле? Что-то я гляжу ты не в настроении! А, дружище?! – обеспокоился приятель.
– Привет, Петр! Ты на меня не обижайся, я тут понимаешь…
– Подожди, ты весь бледный, пойдем, расскажешь мне, что с тобой приключилось!
– Понимаешь, я тут влип в такую историю, что даже если броситься с небоскреба, то поймают на лету, изобьют, затем убьют и сожгут в топке, как Сергея Лазо.
– Ну ты, брат, и задвинул! Это ж где ты так набедокурил, что с тобой прям вот такое могут сделать? А впрочем, поехали! По пути все расскажешь. На парковке мы сели в его Гранд Чероки и умчались в ночь.
На даче его семьи никого не было. Петр сказал, что жена с детьми и внуками укатила на курорт, и что его одного после всех приключений оставлять не страшно. И рассмеялся. Я вспомнил, что с ним приключилась нелепая история, и он чуть было не погиб у нас в районе, как раз перед тем, как мы с ним познакомились на берегу реки.
Он согрел воду, приготовил очень вкусный облепиховый чай и сказал:
– Ну а теперь рассказывай, что стряслось, дружище?!
Я помолчал, а затем достал камень из чужого пиджака и протянул его Петру. Он протяжно присвистнул в потолок и нахмурил бровь.
– Да, брат, ты, видимо, и вправду влип в какую-то историю, но я не буду тебя ни о чем спрашивать. Ты скажи, что нужно, я постараюсь помочь.
– Помочь? Кому? Покойнику ходячему?
– Аким, давай так: ты вкратце расскажи, а я решу, чем конкретно я помогу или не помогу. Хорошо?
– Я его случайно украл, ну совершенно ненамеренно, я повторяю, случайно, это правда.
– И стоит он, наверное, аж миллион долларов? Поэтому ты так разволновался? Перестань, вернешь, и дело с концом.
– Не-е-ет, возвращать я его не стану, – категорично заявил я, – мне в душу насрали, жену увели и меня растоптали! А стоит эта штука не миллион, а миллиард. О, как!
Петр ошарашено откинулся на спинку стула, и было видно, что он надолго залип, глядя в потолок, не моргая… Затем он кому-то позвонил, но я не слышал, о чем он говорил, потому что вышел на свежий воздух. Потом Петр достал из серванта старый телефонный аппарат и поставил его на зарядку. Такие телефоны, я помню, были в девяностых годах, по ним можно было только позвонить и написать кому-то сообщение.
– Скажи, пожалуйста, а вот тот человек, у которого ты взял камень, видимо, очень серьезный, да?
– Я полагаю, более чем. И, если я его правильно понял, таких, как он, можно пересчитать на пальцах рук и ног.