Александр Грин
Недотрога

Заметив Хариту, они приняли более спокойные позы.

Харита заметила, что Дегж прячет газеты, а у Флетчера осунутое выражение лица. Инстинктом поняла она, что эти люди знают друг друга, только что говорили очень серьезно и что от нее будет многое скрыто. Став печальной, Харита сказала, вздохнув:

– Хорошо ли теперь вокруг? Да, а будет еще лучше. Вот мой очаг, – красота!

Но мысли ее ушли внутрь, и слова, спутники верхних мыслей, исчезли. Подав Дегжу красный дикий цветок на колючем стебле, девушка коротко сказала: «Это для вас красный, как кровь, и хорошо защищен».

Дегж не выдержал. Каменные его нервы сломились. Бессознательно оттолкнув цветок, он едва удержал рыдания, но лишь таким усилием, от какого затряслись все мускулы его лица. Он пошатнулся, расставил руки, взглядом очертил землю и рухнул без сознания к ногам девушки. Изумленно сжав губы, стояла она над ним, не зная, что делать. Флетчер плеснул ему рукой в лицо холодной воды. Дегж вздохнул и быстро вскочил, ненавидя себя за мгновенную слабость. Растерянно улыбаясь, он вытер лицо. Загадочно кивнув Харите, Флетчер сказал: «До вечера», – вышел, сел на лошадь и поскакал домой, а Харита, заложив руки за спину и нахмурясь, стала ходить по двору взад и вперед. «С чужим горем, с несчастьем начинаем мы жить в этих стенах, – думала она. – Не было бы горя и нам. О, птицы, птицы! – взмолилась девушка, увидев пролетающих вверху белых чаек. – Скажите всем, чтобы никто не беспокоил, не трогал нас, так же как и мы не трогаем никого. Вклюйте это им в голову!»

VIII

Между тем Дегж сел у стены, напряженно думая, курил сигарету. Глубоко вздохнув, Харита подошла к нему с решительным и мрачным лицом.

– Ну-с, довольно всех этих штук, – сказала девушка, – я не заслужила ни молчания, ни тревоги. Я не могу жить в тревоге. Говорите обо всем, во всем признайтесь, или же мы вынуждены будем обойтись без вашей помощи.

– В том и в другом случае вам придется меня прогнать, – ответил Дегж. – Вы сами не знаете, чего требуете. Тут необыкновенное дело.

– Оставьте вы меня пугать. Я не упаду в обморок, не убегу и не донесу.

– В таком случае будьте добры слушать, не перебивая. Садитесь рядом со мной.

Дегж поставил два камня, и они уселись. Но ему трудно было начать, он берег каждую секунду молчания, делая вид, будто желает прежде докурить сигарету.

– Хорошо, что Флетчер не дал вам прочесть газеты, – заговорил Дегж, – там искажено это черное дело. Оно стало грязным, но оно не грязное: оно просто черное. Прежде всего меня зовут не Рейтар. Мое имя – Дегж. Я проводник.

– О! О! – вскричала Харита. – Ведь вчера Флетчер рассказывал нам о Дегже! Так вы Дегж?! Очень приятно! Впрочем, извините, что я перебила вас.

– Ничего. Я жил в Гертоне с женой. Наша квартира помещалась в доме Гайбера, торговца мясом. Сам Гайбер живет там же. У него был сын, подросток четырнадцати лет, мерзкое и злое животное.

– Гайбер? – спросила Харита.

– Да, Гайбер. Вы его знаете?

– О, нет, я не знаю его.

– Мне показалось…

– Ну, ну, я вас слушаю.

– Вам слушать легче, чем мне говорить.

Дегж подошел к углу стены, где стояла провизия, выпил из бутылки большой глоток виски и уселся на место.

– Сына Гайбера звали Иегудиил, а попросту – Гуд. Соседи вечно жаловались на него отцу. У него была мания делать гадости. Он выбивал окна, калечил чужих собак, пачкал развешанное на дворе белье. С девочками Гуд вел себя совершенно скотиной. Меня он боялся и ненавидел, так как я выдрал его за уши. Гуд осмелился нагадить перед крыльцом нашей квартиры, а я его уличил. Бывая подолгу в отсутствии, я по возвращении узнавал от жены, что Гуд сказал ей дерзость или, будто случайно, разбил камнем окно. Гайбер любил сына так глупо, совершенно по-скотски, что оставлял без внимания даже худшие его выходки: сам Гайбер – человек низкий и злой.

Харита печально слушала, с напряжением ожидая, что случай или судьба, руками Дегжа, как дальше окажется, уничтожит так мрачно оскорбившего ее человека. Однако ей предстояло более сложное удивление.

– Исследуя горные тропинки вокруг одной системы карьеров, – продолжал Дегж, – я нашел в лесу птенца-ястреба и привез его домой. Надо сказать, что я вообще люблю птиц, а этот птенец весьма тронул меня смелым нападением на мой сапог; летать он еще не умел. Я воспитал его, положив на дело много терпения и труда, за что был вознагражден. Мой Рей стал ручным, более того: он сделался нашим любимцем; я и жена так привязались к нему, что если он улетал надолго, то мы скучали и беспокоились… Это была красивая коричнево-серая птица, величины дикого голубя, с двухфутовым размахом крыльев. Иногда он едва видно мерцал в небе, прямо над домом; утром он улетал, вечером прилетал, садясь на крышу или мне на плечо, как когда ему нравилось. В дождь Рей проводил день дома, перелетая с картины на шкаф, с вешалки на обеденный стол, возился часто под ногами, катал пуговицу или орех, словно котенок. Он засыпал у меня на плече, чистил клюв о мою щеку. Рей был очень хорош.

– Он был очень хорош, – серьезно произнесла девушка. Дегж невесело рассмеялся.

– Леона иногда ворчала, что Рей невежа; действительно, подтирать за ним надо было часто и основательно. Хорошо. Три дня назад я сидел с женой за столом; служанка подавала обед. Всю ночь не было ястреба, и мы беспокоились. Он был для меня, как бы я сам, – ставший птицей. Вдруг Рей явился на подоконнике, но странно было его поведение: он бил крыльями, не взлетая, и как бы полз. Я встал, посмотрел, не схватил ли он ящерицу или жука. Неожиданно Рей взлетел, закричал долго, ужасно и бросился мне на грудь… С этой минуты он не переставал кричать. Ноги его были обрублены посередине голеней. Моя рубашка пестрела кровавыми пятнами. Рей бил крыльями и полз на плечо. Леона, увидев кровь, закричала, как сумасшедшая. Я хотел взять птицу, но она вырвалась и полетела, обезумев, как слепая, ударяясь о мебель, стены, падая на стол боком, снова взлетая и снова падая. Тарелки и скатерть были закапаны кровью… К руке Леоны, хотевшей поймать Рея, прилипло окровавленное перо. Наконец я его поймал, рассмотрел обрубленные ноги и держал птицу в руках, пока ее дрожь не кончилась и не закрылись ее глаза. Тогда я положил Рея на стол и вышел вымыть руки. Поверьте, Харита, я видел смерть, опасность, убивал сам, но никогда ребра мои так не сводил гнев, худший всяческого рыдания. Никогда я не задыхался. Но здесь я мог только раскрывать рот. «Это Гуд!» – крикнула Леона, а затем ей стало так нехорошо, что служанка отвела ее в спальню. Леона слабая, она очень нервна… Харита, не плачьте так. Ведь это я волнуюсь сейчас.

Дегж взял у девушки из рук платок и утер ей глаза; отдав платок, он продолжал, уже торопясь, кончить.

– Расстройство наше я выкладывать вам не буду. Весь день у меня рябило в глазах; куда я ни смотрел, там появлялись черные, а затем красные пятна; так это и до сих пор, если я не занят ничем.

Ну, я зарыл Рея в цветнике перед окнами и все смотрел, не выйдет ли Гуд, но он не показывался. Соседи уже знали всю эту историю; один голос, одно мнение было у всех: «Благодарите сынка Гайбера!» А улик не было. Еще неразрешенным оставался вопрос, как Гуд мог схватить Рея. Но это был Гуд.

– Гуд Гайбер, – сказала Харита.

– Гуд Гайбер, да, проклятое существо, отрубившее ноги моей душе. Под вечер Леона все еще лежала в постели, а я беспрерывно видел падающие вокруг меня красные пятна и пошел во двор, в кладовую, чтобы отвлечься. Я заметил, что если делаю что-нибудь, – пятна пропадают. В кладовой лежал запас угля, там же я держал инструменты и разный хлам. Весь день я не видел Гуда, но неожиданно он пришел, когда я сколачивал ящик для шкур, чтобы хранить их от моли, и остановился в дверях.

Гуд смотрел на меня спокойно, чуть прищурясь и, может быть, бессознательно улыбаясь. Этот рыжий сутуловатый парень с жирными плечами был мне всегда противен, а тогда я едва не выбросил его пинком ноги, однако сдержался. «Что, умер ваш Рей?!» – сказал Гуд, держа руки в карманах штанов и не смея подойти ближе. «Не знаю, кто это сделал, – ответил я, – но, кажется, я благодарен в душе хитрому оператору, так надоела мне птица». Гуд всматривался в меня, но молчал. Я сказал: «Если бы не случай, я сам прикончил бы Рея, от него так много помета, что надоело убирать».

Заметьте, Харита, так было легко и естественно мое притворство, что Гуд осмелился и подошел ближе. «Ваше дело, – сказал он, – а я тоже не люблю птиц. Я их режу, если поймаю». Он вытащил из кармана кастет: «Вот я сегодня купил, смотрите, хотите, я вам продам?» – и не заметил, как выпала при этом движении из его кармана скорченная сухая лапка. «Для этой лапы нужен был бы кастет», – сказал я, подымая жалкий остаток Рея. Все изменилось, сверкнуло и перевернулось во мне; был я легок и оглушен, но был дик и ясно-прозрачно безумен.

Гуд так смутился, что начал быстро мигать, говоря: «Оставьте, это не я. Я нашел ее». – «Послушай, милый, – сказал я, легко держа его за плечо. – Мне все равно, я не сержусь, только интересно знать, как ты его поймал?»

Гуд угрюмо, недоверчиво смотрел на меня исподлобья. «Все равно вы мне ничего не сделаете, – заявил он. – Хотите знать? Ха-ха! Я поймал его, приманив мясом в петлю; ведь он садился и на нашу крышу. Так что, вам это приятно?!»

О дальнейшем я скажу коротко. Топор лежал возле меня. Я нагнул Гуда и бросил его, как маленького, к своим ногам. Должно быть, ему передалось все, что было во мне, так как Гуд не вскрикнул, не противился: страх сделал его как бы безжизненным. Я придавил его рукой и отсек ему ноги топором выше колена, потом добил его обухом в лоб и зарыл все в угольной куче. Того состояния я возвратить теперь, конечно, не могу. Мне кажется, что это произошло не со мной, а я как бы лишь узнал, что где-то такое произошло. Присыпав сырость на земле угольной пылью, я вышел, запер кладовую, зашел к себе, взял деньги, револьвер и сказал Леоне: «Я убил Гуда. Медлить нельзя, я немедленно скроюсь и буду ожидать тебя в Лимском блокгаузе». Леона знает блокгауз, так как мы с ней бывали в этих местах. «Когда ты оправишься, то приходи в блокгауз; я проведу тебя тайной тропой в Сан-Риоль, а тайну мы увезем в Европу на одной из шхун Гарвея. Он скроет нас. Слышишь, я убил Гуда». Леона содрогнулась, привстала и рухнула вниз лицом. Я поднял ее, она лишилась сознания. Послав служанку за ее младшей сестрой, я пошел в порт, нанял парусную лодку и ночью был здесь, а лодку отвел за скалы, в одну из бухт, о которых никто не знает, кроме меня. Я должен был ждать известия от Леоны, ее самое ждать, а потому уговорился с вашим отцом о работе, иначе, если бы я ушел, то как Леона найдет меня? Что теперь скажете? Ни на что не смею возражать. Дело мое – суд ваш; я только прошу разрешения ожидать здесь до утра; если известий не будет, я отправлюсь в Гертон. Без Леоны я жить не могу.

Харита встала и подошла к очагу, где развела огонь, налила в кастрюли воды, опустила в них мясо, зелень, бобы, присыпала перцем, солью.

– Дегж, – сказала Харита мрачно наблюдавшему за ней Дегжу, – устройте, пожалуйста, сиденье – сидеть не на чем.

Дегж встрепенулся и притащил четыре плоских камня. Он уложил их на меньшие камни, чтобы сиденья отвечали высоте обеденного стола-доски.

– Хорошо, – похвалила Харита. – Больше ничего, теперь курите вашу сигару.

– Я не считаюсь с мнением людей о себе, – сказал Дегж, ходя за ней от очага к столу, – но хотел бы слышать ваше суждение. Что мне в нем? Вы почти девочка. Знаете, есть что-то зависящее не от возраста и опыта.

– Не могу сказать, конечно, чтобы я была восхищена вашим поступком, Дегж, – ответила Харита, кончив уталкивать мясо в кастрюле так, чтобы вода покрывала его вполне, – я судить не буду. Я сама непокорная, меня тоже надо было бы судить, если так. Я сама – недотрога. Короче говоря, ничего особенного в вашем поступке я не вижу, потому была непобедимая сила уничтожить Гуда. Вы его уничтожили. Каким образом – дело второстепенное. Вот мое мнение!

Харита произнесла свою тираду совершенно спокойно, так что Дегж удивился. Он ожидал вопросов и восклицаний, но, видя, что девушка принялась мешать бобы, отошел, смущенно кивнув. Обернувшись на голоса, Дегж увидел, что Харита разговаривает с Ферролем.

– Сейчас приедет фура, – сказал разгоряченный и усталый Ферроль, очень довольный дымящимся очагом и всей картиной двора. – Большое несчастье и тревога вокруг нас; я встретил Флетчера…

– Тише, – перебила девушка. – Я все знаю. Дегж рассказал мне…

– Что же ты?

– То же, что и ты. Делай вид, что как будто мы ничего не знаем. Едва ли он из таких, которые нуждаются в утешении, милый мой родитель, – важно сообщила Харита, – потому что они больше страдают. Хочешь есть? Хочешь вина? Скажи, чего хочешь?

– Да… надо стакан вина. – Ферроль выпил поданное вино. – Рейтар, я послал телеграмму, – сказал Ферроль, подходя к проводнику, – ждал нарочно ответа, но еще нет ответа. Я схожу за ним через два часа.

– Благодарю вас, – сказал Дегж, – вы очень мне помогли.

Он посмотрел на Ферроля так, как если бы хотел сказать что-то, но махнул рукой и принялся снова работать.

Ферроль некоторое время смотрел за ним издали, затем вышел посмотреть, не подъезжает ли фургон. К тому времени Харита покончила свои дела около очага и вышла вслед за отцом.

Девушка рассказала отцу дело Дегжа, передала точно все его выражения, подробности происшествия, и как кончила рассказывать, то Ферроль развел руками.

– Это как дурной сон, – сказал, подумав, оружейник. – Так бывает только во сне. Я не смею ни судить его, ни даже размышлять о таком черном несчастии. Тут, Харита, заложен предел всяким соображениям. Кстати, я забыл фамилию мясника. Это не тот, случайно, мясник, который пришел в Гертоне к старухе?

– Не знаю, тот ли, – ответила Харита, снимая передник, – но фамилия того мясника одинакова с фамилией этого: Гайбер. Я тоже подумала.

– Странные бывают случаи, – заметил Ферроль, направляясь обратно, но если это тот самый мясник, то Дегж… Однако я не смею судить. Идем. Накорми его как можно лучше: он заслужил все доброе, что есть в наших руках.