Александр Григорьевич Домовец
Ратники преисподней
Часть первая
АДВОКАТ ДЬЯВОЛА
(Рассказано директором информационного агентства «Убойные новости»
Григорием Кирилловым)
Глава первая
Ходят тут всякие
Эта странная история началась в одно далеко не прекрасное январское утро.
И с чего ему, спрашивается, быть прекрасным? Я только что вернулся из отпуска и сразу понял, что лучше бы не уезжал. Без меня всё пошло наперекосяк. Доклад референта Наташи неопровержимо свидетельствовал: пока я плескался в Красном море и грел кости на пляже пятизвёздочного отеля в Шарм-Эль-Шейхе, народ разболтался.
Фотокор Сизокрылов разбил оглушительно дорогую камеру и в ожидании административно-финансового возмездия дрожал, как заячий хвост. Спецкор Маняшин по прозвищу Маня никак не мог прийти в себя после Нового года и Рождества. Обозреватель Кукуев, разводившийся с женой, пребывал в агрессивно-истерическом состоянии…
И так далее, и тому подобное. Такое ощущение, что ни одной боеспособной единицы в агентстве не осталось. Чёрт бы их всех побрал! Чудный заказ, давшийся мне потом и кровью, горел синим пламенем.
Вызванный на ковёр заместитель Юра Денисов в предчувствии выволочки неестественно радовался моему возвращению.
− Юра, − ласково сказал я ему, − ты видишь этот большой красивый кальян, который я, как дурак, тащил из Египта тебе в подарок?
Вот тут Юра обрадовался абсолютно искренне. Любит человек презенты, ох любит.
− Спасибо, шеф, − растроганно сказал он. − Отслужу ударным трудом. Какая прелесть!
И тянется к кальяну с таким видом, словно не терпится курнуть гашиша.
− Руки! − гаркнул я, убирая кальян на стеллаж. − Не заслужил. Я тебя зачем на хозяйстве оставил? Чтобы тут всё прахом пошло? (Я виртуозно выругался.) Заказано десять статей, а написано три. Иллюстраций вообще ноль. (Я выругался ещё лучше.) Через неделю сдавать пакет материалов, а он ещё и вполовину не готов. Ты хоть понимаешь, каким убытком пахнет? (Тут я загнул такое, что оробевший Юра восхитился и, схватив блокнот, попросил разрешения законспектировать.) Ну, что скажешь?
Оправдываясь и невольно поглядывая на кальян (сувенир временно недоступен!), Денисов ссылался на охвативший коллектив постпраздничный ступор (Маня), форс-мажорные обстоятельства (Сизокрылов) и судьбу-индейку (Кукуев). Закончил он признанием, что и сам пребывает в прострации: издательство только что завернуло ему рукопись детективного романа. «Волки позорные, − горько сказал он, поникнув головой. − Два года писал…» «Надеюсь, не в служебное время?» − бестактно уточнил я.
В общем, работай после этого с творческими людьми. Я сам творческий, но не до такой же степени!
Последний штрих в картину тотального разброда и шатания внесла главный бухгалтер Лена. Зайдя в кабинет, она приветливо поздоровалась, поздравила с выходом на работу и спросила, есть ли в нашем налаженном хозяйстве мыло, верёвка и крюк. Это у неё любимая шутка такая. Значит, контора стоит на пороге финансового кризиса. От такого юмора аж холодок по спине… Выяснилось, что скоро платить налоги, денег не хватает, а я ещё на новогоднем банкете в предвкушении отпуска размяк и пообещал коллективу двадцатипроцентную прибавку к жалованью. Так сказать, сорвал аплодисменты. Тоже, народолюбец…
«Что будем делать, Григорий Александрович?» «Повесимся вместе», − утешил я Лену и, сунув статуэтку Нефертити, от греха подальше выпроводил из кабинета. Для начала первого рабочего дня было достаточно.
Тут-то по внутренней связи позвонил дежурный «чопик» Вениамин.
Агентство у нас довольно специфическое, народ ходит разный, и на первых порах, когда дело только разворачивалось, была пара-тройка нежелательных инцидентов с некоторыми посетителями. Поэтому, как только позволили финансы, я заключил договор с частным охранным предприятием. Сокращённо − ЧОП. Охранники, стало быть, − чопики.
Так вот, звонит мне Вениамин и докладывает:
− Григорий Александрович, тут посетитель с какой-то информацией.
− Отправь к Денисову. Или к Кукуеву, − распорядился я.
− Говорит, информация такая, что может сообщить только директору.
Директор − это я. Только посетителя мне сейчас не хватало…
− Занят директор, − сказал я. − Совещание проводит.
− Тогда, говорит, пропустите к главному редактору.
Главный редактор − это тоже я.
− Занят главный редактор, − отбился я. − На том же совещании парится.
− Ну, говорит, в таком случае хочу сообщить информацию хозяину агентства. Его наверняка заинтересует.
Хозяин, как вы уже догадались… м-да. Сосредоточил, понимаешь, в своих руках необъятную власть. Между прочим, для относительно небольшой частной структуры − самый рабочий вариант…
− Ладно, − сдался я. − Проводи его ко мне. Он как, вообще, адекватный?
− Навскидку − да…
Посетитель и впрямь производил неплохое впечатление. Это был высокий, тощий, прилично одетый человек лет шестидесяти без особых примет, если не считать обширной, образцово-показательной лысины. Замечательными в его внешности были, пожалуй, только маленькие умные глазки с внимательным цепким взглядом. Из врученной мне визитной карточки я уяснил, что имею дело с врачом-психиатром, кандидатом медицинских наук, завотделением городской психиатрической больницы номер один Павлом Петровичем Бормоталовым.
Павел Петрович заметно нервничал, и я не стал его торопить: пусть успокоится, оглядится. Я вообще люблю, когда посетители знакомятся с моим кабинетом. Мебель − только морёный дуб, кресла и стулья − сплошная кожа, оргтехника − хакер не постыдился бы, плоский телевизор − на полстены… Про невидимый миру бар я вообще молчу. Главбух Лена рыдала, оплачивая всю эту роскошь. Кажется, я так и не сумел втолковать ей, что на имидже не экономят…
− Ну, Павел Петрович, слушаю вас внимательно, − сказал я, сочтя, что посетитель освоился. − Рассказывайте, что за информация такая.
Бормоталов поспешно закивал головой:
− Да-да, конечно… Только вот не знаю, с чего начать…
− Начните с начала. Или с самого главного. Как говорят газетчики, с анонса, − терпеливо посоветовал я.
− Тогда уж лучше с анонса, − решился Бормоталов.
Он выдержал паузу, потом наклонился ко мне, словно хотел перескочить через стол, и негромко сказал:
− У нас в Нижневолжске действует нелегальная община черных вудуистов.
Глава вторая
Агентство «Убойные новости»
Вудуисты в Нижневолжске? Да еще черные? Ни себе чего…
− Вы уверены, что информация объективная? − на всякий случай уточнил я.
Бормоталов развёл руками:
− Куда уж объективнее… Из первых уст…
Вот это новость! И как раз для моего агентства…
Но прежде чем продолжить рассказ об этой странной истории, надо бы коротко пояснить, что собой представляет мое агентство.
Зарю перестройки я встретил двадцатипятилетним, уже довольно известным в городе журналистом, и быстро оценил возможности, которые она предоставила энергичным людям. Вместе с тремя друзьями-коллегами мы начали издавать межрегиональную демократическую газету «Нижневолжские новости». Некоторое время все шло прекрасно. Тираж рос, читатели заваливали письмами, первые городские рекламодатели робко переступали редакционный порог. Мы наслаждались популярностью и гигантскими по советским меркам доходами. Слухи о баснословных зарплатах бросали в наши объятья лучших нижневолжских журналистов. Без дураков, мы делали хорошую, острую, интересную газету. Яркую! Казалось, что будущее обеспечено и определено на десятилетия вперед. Но, увы… На политике мы поднялись, она же и погубила.
Когда осенью 91-го Союз рушился, выяснилось, что четверка хозяев и руководителей «Нижневолжских новостей» разделилась пополам из-за идейных разногласий: двое были сторонниками Горбачева, а двое поддерживали Ельцина. Начались споры, переросшие в склоку, дрязги и взаимную неприязнь. Междоусобица самым пагубным образом сказалось на содержании газеты. Еженедельник забуксовал, утратил остроту и позицию; полосы все чаще забивались проходными материалами, потому что мы никак не могли согласовать между собой принципиальные вещи. Не знаю, кому раньше все это надоело − нам самим или читателям… В конце концов, газета развалилась. К тому времени от былого тиража мало что осталось.
Из этой локальной гражданской войны я сделал для себя три вывода. Первое: в коллективе должно быть жесткое единоначалие. Второе: с политикой больше не связываться. Третье: популярность газеты, которую мы сами же угробили, показала: информация становится самым ходовым товаром, и работать надо именно с ней. Дальнейшие планы я строил, исходя из этих тезисов.
Информационный рынок рос, как на дрожжах. Что ни день, появлялись новые газеты, журналы, телерадиокомпании − и в Москве, и в регионах. Всем требовались новости, и не какие-нибудь «вести с полей», а такие, чтобы читатель дрожал от интереса. Или хотя бы просто дрожал… Именно такие новости поставляло мое информационное агентство.
Я долго думал, как его назвать. Перебрал десятки вариантов, выкурил сотни сигарет, напился кофе на год вперед. Заголовки для меня вообще − мука мученическая. Наконец родилось название «Убойные новости». А что? Как говаривал старик Мюллер, категорично, скромно и со вкусом. Во всяком случае, в работе агентства криминальная тематика и журналистские расследования были главным направлением.
Второе направление было связано с богемой, тусовкой, жизнью звезд и знаменитостей. Вы спросите, какие такие знаменитости и тусовка могут быть в провинциальном Нижневолжске. Ну, не скажите… Во-первых, у нас миллионный город, и недостатка в известных гостях − от политиков до артистов − сроду не бывало. А главное, Нижневолжск дал миру олимпийских чемпионов, академиков, шоуменов, олигархов, прославленных писателей и актеров. Да что там академики или чемпионы! Выпускница «Фабрики снов» Жанна Несчастных с нашумевшим клипом «Я конкретно твоя» − и та наша… Знаменитые выходцы из Нижневолжска основали в Москве своеобразную диаспору. Мне пришла в голову счастливая мысль установить с нею связь. Играя на патриотических чувствах земляков, я добился, чтобы «Убойные новости» постоянно освещали их звездную жизнь. Свадьбы, разводы, премьеры, поездки, рекорды, сделки, доходы знаменитостей… Все это становилось добычей «Убойных новостей». И никакой политики!
Чтобы создать агентство, я взял крупный банковский кредит под залог квартиры, дачи и гаража. Жена была в панике, я и сам внутренне вибрировал. Для поднятия духа я перечитывал биографию Наполеона с его знаменитым: «Надо ввязаться в драку, а там будет видно». Ввязался я по полной программе. Снял офис, закупил компьютеры, нанял трех молодых журналистов и вместе с ними работал, как проклятый. Сам висел на телефоне, сам бегал за информацией, сам писал… Мы делали ежедневную новостную ленту, которую рассылали в десятки московских, питерских, региональных изданий. Причем сначала рассылка шла по факсу (электронная почта появилась потом), и шутка бухгалтера Лены насчет мыла и веревки родилась именно тогда, когда мы получили первый счет за междугородную связь…
Несколько месяцев мы работали в презентационном режиме, лишь бы наши информации публиковали со ссылкой на «Убойные новости». Затем я начал предлагать подписку на материалы агентства за весьма небольшие деньги. Желающие нашлись, и было их не так уж мало. Расширяя круг подписчиков за счет деловых структур, я постепенно увеличивал расценки. Потом в новостных лентах стали появляться рекламные врезки, поначалу стоившие рекламодателям сущие копейки. Потом появилось самостоятельное рекламное направление, работа с Интернетом и соцсетями…
Не буду описывать финансовые перипетии, скажу только, что мои тезисы себя оправдали. Спустя два года после начала работы я прочно стал на ноги, расплатился с банком и начал работать на себя. Правда, за год до этого жена развелась со мной, забрав дочку. Это было в самый трудный период, когда все висело на волоске, и я ощущал себя без пяти минут банкротом… Впоследствии она жалела о своем решении и даже намекала, что хорошо бы снова сойтись. Пришлось объяснить, что зла на нее не держу, но предательство есть предательство…
Итак, я начал работать на себя. Прошу понять правильно. Говоря так, я вовсе не имею в виду, что мало плачу своим сотрудникам (а их уже около тридцати) или беспощадно эксплуатирую их. Ничего подобного. У нас превосходные отношения. Да и как можно обидеть Юру Денисова или Ваню Кукуева? И начинали плечом к плечу, и столько вместе сделали… Но хозяин в доме должен быть лишь один. А если кто-то об этом забыл, могу и напомнить. Как вот сегодня утром…
Однако вернемся к моему посетителю и его сногсшибательной информации.
Глава третья
Везучий Колбасьев
Как уже упоминалось, Нижневолжск город миллионный, и с конфессиями у нас все в порядке. Есть православные, католики, протестанты, мусульмане, иудеи. Наличествуют баптисты, иеговисты адвентисты. Время от времени по улицам с песнями и плясками шествуют кришнаиты. Я не специалист и, наверное, кого-то пропустил… Но вудуисты?! Откуда они взялись в российской провинции и какого черта им здесь надо? Во мне проснулся репортер.
− Рассказывайте! − велел я, придвигая стопку бумаги и ручку.
Вот что я услышал.
Как человек холостой, одинокий и располагающий избытком свободного времени, Бормоталов не только работал в больнице, но и вел частную практику. Пациентов он принимал у себя дома, оборудовав одну из комнат под врачебный кабинет. «Хорошее дело, знаете ли. И квалификацию поддерживает, и деньги не лишние…» И вот недавно к нему на прием пришел молодой человек лет около тридцати, назвавший себя Максимом Криволаповым.
Наметанным взглядом Бормоталов определил, что у парня депрессия на грани острого психического расстройства. Дрожащие, словно с перепоя, руки, нервическое подергивание лицевых мускулов, рассеянное внимание, неадекватные реакции. Сломленный человек с потухшим взглядом… Максим пожаловался, что замучила бессонница, и вообще жизнь для него утратила интерес.
Ежу ясно, не говоря про опытнейшего психолога и психиатра, что молодого пациента до такого состояния довело нечто гораздо более серьезное, нежели банальные семейно-служебные неурядицы, о которых он что-то лепетал. Однако Павел Петрович оставил эту мысль при себе. Он дал Максиму несколько рекомендаций, выписал рецепт и предложил снова прийти через неделю.
Повторный визит, а точнее, вид пациента ужаснул Бормоталова. Максим двигался с трудом, страшно осунулся и начал седеть. Складывалось впечатление, что он угасает. Павел Петрович вновь, на этот раз настойчиво спросил парня, что у него происходит. «Поймите, голубчик, чтобы лечить следствия, надобно знать причину…» Максим еле слышным голосом повторил версию о конфликте с директором и неладах с любимой женщиной. Терпение Бормоталова лопнуло. Он совершил то, что выходит за рамки врачебной этики − не спросив согласия, загипнотизировал пациента. «Конечно, с моей стороны это нехорошо. Но что прикажете делать? Я должен был понять, что с ним творится. Иначе все мои советы и рецепты гроша ломаного не стоят…» В состоянии транса Максим начал отвечать на вопросы Бормоталова.
Максим Криволапов угодил в опасную и темную историю.
Несколько месяцев назад, сидя за рулем своей «десятки», Максим увидел посреди дороги «тойоту» с пробитым колесом, возле которой растерянно суетился солидный, хорошо одетый человек. Есть такие автолюбители, которые сроду не держали в руках ничего, кроме баранки, про двигатель знают лишь то, что он существует, а слово «домкрат» считают изощренным ругательством. Из чувства сострадания Максим притормозил, вылез из машины и быстро установил «запаску». От предложенных с благодарностью десяти долларов наотрез отказался, но взамен удостоился роскошной визитки. Выяснилось, что техническое содействие было оказано некому адвокату Колбасьеву. «Если понадобится юридический совет или консультация, обращайтесь, милости просим…»
Вскоре у Максима началась тяжба с верхними соседями, устроившими форменный потоп. Дело тянулось долго, вяло; Максим позвонил Колбасьеву. Тот охотно проконсультировал парня и заодно сделал пару звонков в районный суд, после чего дело мигом решилось в пользу Криволапова. Максим приехал в адвокатский офис с бутылкой хорошего виски; распили, естественно, тут же, и с этого момента началось их приятельство. Вместе ездили на охоту и рыбалку, иногда выпивали и вообще, несмотря на разницу в возрасте, с удовольствием общались.
Адвокат Колбасьев оказался очень любопытным дядей. Кстати, по ходу выяснилось, что он не только адвокатствует, но и, прежде всего, занимает важный юридический пост в крупном промышленном холдинге. За вальяжной внешностью и неторопливыми манерами скрывалась колоссальная внутренняя энергия, позволявшая всюду поспевать, быть в курсе событий и успешно чередовать работу с развлечениями. Он был нарасхват и, располагая обширными связями, без видимых усилий мог решить любую проблему. Он много поездил, и его большая холостяцкая квартира была битком набита иноземными сувенирами. Красочные фотографии на стенах фиксировали этапы большого пути. Колбасьев возле Триумфальной арки. Колбасьев подпирает Пизанскую башню. Белый дом на фоне Колбасьева. В окружении кокосовых пальм Колбасьев жмет руку негру преклонных годов. И даже Колбасьев, с улыбкой выглядывающий из сумки кенгуру. Последнее, впрочем, было явным фотомонтажом.
Во время очередных посиделок подвыпивший Максим откровенно сказал Колбасьеву, что завидует ему, − разумеется, по белому.
− Отчего же, друг мой? − благодушно осведомился тот.
Максим обвел взглядом богатую обстановку адвокатских апартаментов, разожженный камин. Нет, не этому завидовал он. И не деньгам, которых у Колбасьева было много. И не трем иномаркам, по очереди возившим упитанное юридическое тело. Все это здорово, но − не главное. Главным было то, чем в избытке располагал Колбасьев, и чего так не хватало ему, Максиму Криволапову. Но как это объяснить?
− Не трудитесь, − негромко сказал Колбасьев, словно читая мысли Максима. − Я все прекрасно понимаю. Вы завидуете моему везению. У меня все получается. Я живу и работаю в свое удовольствие, в полной гармонии с миром и окружающими. А вот вы, мой молодой друг, собой часто недовольны и даже порой считаете себя неудачником. Не так ли?
Максим кивнул, удивленный проницательностью адвоката.
− И вы наверняка задумывались, не могли не задуматься об истоках моего, так сказать, везения, − продолжал адвокат.
Максим только развел руками:
− Что тут думать, Зураб Матвеевич… Энергия ваша, ум − это от природы. Как говорится, спасибо матери с отцом… Образование получили в МГУ, опять же, за границей стажировались. Ну, может, на первых порах была какая-нибудь протекция. Одно к одному, вот все и получается.
− И да, и нет, − с улыбкой возразил Колбасьев. − Умных, энергичных, образованных людей предостаточно, однако далеко не каждый процветает. Возьмем хоть вас. Смею судить, что вы не ленивее и не глупее меня, да и на образование грех жаловаться. Но чтобы преуспеть, чего-то не хватает, верно? А вот у меня это «что-то» есть, и потому все складывается. Хотя еще несколько лет назад и у меня проблем хватало. Да что там: прозябал!
− Слово заветное узнали? − пошутил Максим, разливая коньяк.
− Можно и так сказать…
− Поделились бы…
Колбасьев с минуту молчал.
− А вы этого действительно хотите? − негромко спросил он, искоса взглянув на Максима. − Заветное слово, знаете ли, многое дает, но многое и требует взамен. Не каждый к этому готов, далеко не каждый…
− Да я уже на все готов, − в сердцах сказал Максим. − Вы поймите правильно, Зураб Матвеевич. Жить можно, кто спорит, но как? Три года работаю, и все простой менеджер. Зарплата не ахти: ни жениться, ни машину поменять, ни в Париж на Рождество махнуть. Про собственную квартиру уже молчу, а так хочется от стариков съехать… Тускло все как-то! Беспросветно! А ведь уже под тридцать…
Он махнул рукой и в полном расстройстве опрокинул рюмку не чокаясь.
Колбасьев долго, пристально смотрел на Максима. Что-то обдумывал, пожевывая губами. Его добродушное лицо, выдававшее гедонизм хозяина, стало непривычно жестким и даже суровым.
− Ну что ж, − наконец сказал он. − Если вы так хотите… Я помогу вам. Но вы должны дать слово: все, что услышите, останется между нами. Это секрет и, смею сказать, весьма серьезный. Разглашать его нельзя, − прежде всего в ваших собственных интересах. Обещаете?
− Даю слово! − быстро сказал заинтригованный Максим.
− Ну, хорошо. Помните свое обещание.
Колбасьев медленно выпил коньяк. Аккуратно поставил хрустальную рюмку на столик. Наклонился к Максиму и негромко заговорил…
Глава четвертая
«Что с вами делать?»
− Постойте, − перебил я Бормоталова, чувствуя, что мы подошли к главному. − Давайте уточним. Насколько полно вы воспроизводите слова Максима? Или под гипнозом он произносил какие-то обрывочные фразы, а общую картину вы уже домысливаете? Например, в части адвоката?
− Воспроизвожу точно, − несколько удивленно сказал Бормоталов. − У меня, знаете ли, прекрасная память. Ну, не дословно, конечно…
− Продолжайте, − попросил я. Ни к чему было объяснять Бормоталову, что при упоминании адвоката Колбасьева я внутренне ощетинился. Тесен мир, ох тесен. Я знаю этого человека. А хотел бы не знать.
… Адвокат говорил об одной из древнейших и загадочных магий − вуду.
Этот культ зародилась невообразимо давно, в сердце черной Африки, и через много веков проник в Америку и Европу вместе с неграми-рабами. Здесь магические практики вуду соединились с христианскими обрядами и традициями, создав мощную, в сущности, новую религию. Точнее, взрывоопасную смесь религии и колдовства. При этом вуду во все времена оставалось тайной для общества. Секты и школы, практикующие афро-карибскую магию, существуют на всех континентах, но абсолютно закрыты и никак себя не афишируют. Обрывки информации, проникавшие в мир, говорили о колдовских ритуалах, о кровавых жертвоприношениях, о зловещей силе, которой наделены адепты вуду. Им приписывали возможность влиять на людей, события и стихии.
Проникло вуду и в Россию. Общины созданы в разных концах страны; одна из них тайно, вот уже несколько лет, существует в Нижневолжске. Он, Колбасьев, с первых же дней стал ее участником. «И это − величайшая удача всей моей жизни! Я принял посвящение, прошел обряд инициации, под руководством хунгана все эти годы совершенствуюсь в магических практиках… Кем я был до этого? Средним юристом, едва сводившим концы с концами. А теперь я владею силой. Я могу перестраивать мир под себя, под свои желания и стремления. Наверное, в это трудно поверить, но это правда. В моих возможностях вы сами отчасти могли убедиться… Вы мне нравитесь, Максим. Я предлагаю вам пройти тот же путь. Мы давно уже никого не берем, но за вас я готов поручиться, и будет сделано исключение… Что скажете?»
Максим слушал Колбасьева с легким обалдением, быстро переходящим в тяжелое. Сначала он испытывал жгучий интерес. Потом нарастающее недоумение. Наконец возникло чувство, что одним пальцем (пока только одним!) он пробует на ощупь нечто липкое, темное, вызывающее брезгливость. И в довершение всего почему-то охватило смутное ощущение опасности.
Несмотря на бредовый смысл адвокатских откровений, Максим поверил Колбасьеву сразу и безоговорочно. Когда-то парень запоем читал оккультные книги, общее представление о вуду имел и знал, что эта магия считается одной из древнейших и могущественных. Но дело не в этом. За время знакомства Максим достаточно хорошо изучил Колбасьева. Ни шутником, ни маньяком тот не был. Если такой человек говорит, что буквально под боком действует общество вудуистов, и приглашает вступить в его ряды, то это как минимум серьезное предложение, каким бы неправдоподобным оно ни казалось…
Молчание затягивалось, и Колбасьев прервал его легким вопросительным кашлем.
− Ошарашили вы меня, Зураб Матвеевич, − промямлил Максим, лихорадочно соображая, что сказать.
− Естественно, − спокойно согласился адвокат. − Но давайте не будем преувеличивать степень вашей, так сказать, ошарашенности. В конце концов, вы современный молодой человек с гибкой реакцией и широким кругозором. Что вас смущает? Или вы не знаете, что сегодня самые серьезные ученые признают реальность и возможности древних магий? Да и я вроде бы не похож на мистификатора…
Максим замахал руками:
− Да нет, я вам, конечно, верю. Просто неожиданно это все. Вот так, одним махом, взять и перевернуть всю жизнь… Я правильно понял ваше предложение?
− Абсолютно правильно, − подтвердил Колбасьев. − Но о какой жизни вы говорите? О той, в которой вы существуете от зарплаты до зарплаты? Друг мой, это не жизнь, это, знаете ли, тараканьи бега. Такую и надо менять − чем быстрее, тем лучше. Да и вы только что сами назвали ее беспросветной… В сущности, я предлагаю вам судьбоносный выбор. На одной чаше весов прозябание. На другой − тайное могущество, сказочные возможности и перспективы. Я не говорю, что все это упадет с неба уже завтра. Отнюдь! Но через пять-семь лет упорного труда под руководством опытного наставника (возможно, это буду я) вы достигнете ослепительных вершин. Вот это я вам обещаю.
Колбасьев был одновременно убедителен, мягок и настойчив. Он приводил все новые и новые аргументы, он по-отечески призывал Максима задуматься о будущем и даже цитировал роман «Как закалялась сталь»: «Жизнь дается человеку один раз…» Но чем дольше адвокат убеждал, тем неуютнее становилось протрезвевшему Максиму. Он вдруг заметил, что час уже поздний, в квартире царит полумрак, а висящая напротив африканская маска в отсветах каминного пламени гадко скалится и даже вроде бы гримасничает…
В конце концов, Максим свернул разговор, сославшись на то, что полон информацией по самое некуда. Надо все обдумать, взвесить; и вообще, такие решения с кондачка не принимаются… Колбасьев, так и не получивший ответа, отпустил гостя с явной неохотой. Договорились встретиться снова через три дня.
Эти дни Максим провисел в Интернете, изучая всю доступную информацию о вуду. Он окончательно понял, что странное предложение Колбасьева для него неприемлемо. Описание вудуистских ритуалов и церемоний вызывало омерзение, при мысли о жертвоприношениях тошнило, язык заклинаний звучал враждебно и угрожающе. Эта магия была не для Максима. Она и он были органически несовместимы. Конечно, где-то в подсознании тлела мысль о сверхвозможностях, а значит, о деньгах, женщинах, роскоши, карьере, о многом другом, на что не хватает фантазии… Но такую цену Максим платить не хотел даже за все это вместе взятое. И еще вчера глубоко симпатичный ему Колбасьев начинал казаться дьяволом-искусителем со стандартным предложением: бесчисленные блага в обмен на душу человеческую…
При следующей встрече Максим вежливо, но категорически отказался.
Колбасьев выслушал отказ спокойно, даже с легкой улыбкой, но за внешней корректностью Максим ощутил напряженность.
− Вы делаете колоссальную ошибку, − негромко заметил адвокат. − Вы даже не подозреваете, от чего отказываетесь.
− Может быть, − покладисто сказал Максим. − Каждому, как говорится, свое. Видать, невысокого полета я птица.
− Высоту полета, мой друг, каждый выбирает сам для себя… Для очистки совести не могу не задать вопрос: вы хорошо все обдумали? Это окончательное решение?
Максим кивнул. Разговор тяготил его, очень хотелось встать и уйти.
− Ну, стало быть, и говорить больше не о чем. Забавно, давно я так не ошибался в людях… Но вот какая штука: что прикажете с вами теперь делать?
Максиму очень не понравилась формулировка. И уж вовсе не понравилось ему в этот момент лицо Колбасьева: обычно моложавое, гладкое, оно вдруг заострилось, осунулось и пошло морщинами. Максим начал закипать.
− А что вы можете со мной сделать? − вызывающе спросил он. − И, главное, с какой стати? Вы сделали мне предложение, я его отклонил. Точка! Никто никому ничего не должен.
− Вы так думаете? Инициатива разговора была ваша. Вы чрезвычайно трогательно жаловались на жизнь, не так ли? Вы просили меня поделиться рецептом успеха. И вот я из симпатии и жалости открыл вам величайший секрет. Я надеялся, что вы разделите его со мной и моими единоверцами. Но вы отказались. − Колбасьев подался вперед и буквально вцепился взглядом в Максима. − Никто… понимаете ли вы это слово?.. никто не знает о нас и нашем обществе. Полная тайна есть залог и условие нашего существования. Получается, что отныне я, мы все зависим от вашей скромности и умения держать слово. Хранить секрет вы обещали, но человек-то, по определению, болтлив и слаб… И я снова задаю вопрос: что с вами делать? − закончил он со странной улыбкой.
− Попробуйте убить, − посоветовал Максим. Сдерживая охватившее бешенство, он поднялся, сунул руки в карманы и посмотрел на Колбасьева сверху вниз. − Вы мне надоели со своим вуду, ясно? Что касается моей скромности, то на нее вполне можете положиться. Да и секрет ваш не из тех, что разглашают. Ну, шел человек по улице, чуть не вляпался в кучу собачьего дерьма, − о чем тут говорить? О таком молчать надо…
Вспылив, Максим уже не выбирал выражения. Но Колбасьев, как это ни странно, не обиделся. Напротив, он заметно расслабился и даже улыбнулся, словно грубость Максима развеселила его.
− Ну и ладно, − мирно сказал он, поднимаясь в свою очередь. − Как говорится, насильно мил не будешь. Не сердитесь, Максим, я погорячился. Безусловно, я вам верю и вообще предлагаю закрыть тему.
− Принимается, − буркнул парень. Ему уже было неловко за свою резкость.
− А чтобы не держать друг на друга зла, − продолжал Колбасьев, − не соблаговолить ли нам по стопке коньяка? Так сказать, в знак согласия и примирения?
Не дожидаясь ответа, он увлек Максима на кухню, сам полез в бар за бутылкой и рюмками, а Максиму дал в руки нож и распорядился нарезать лимон. На третьем ломтике лезвие соскользнуло с твердой кожуры и глубоко врезалось в большой палец.
− Ексель-моксель, − растерянно выругался Максим. − Извините, Зураб Матвеевич, я вам тут стол кровью залил.
Колбасьев заахал, принес пластырь и быстро залепил рану. Они выпили, с полчаса потрепались о разной ерунде, после чего Максим с чувством облегчения откланялся.
Ночью Криволапов проснулся от собственного крика. Ему приснился здоровенный полуголый негр в шаманской маске с большим закопченным ножом в руке. Негр склоняется над Максимом, привязанным к жертвенному столу, с явным намерением перерезать горло. При этом он нараспев бормочет заклинание, от звуков которого в жилах леденеет кровь. И почему-то в безобразных чертах маски проступает знакомый лик адвоката Колбасьева…
