Александр Геннадиевич Сорокин
Санька при дворе князя Владимира
Глава 5
Где Санька наконец-то добирается до города.
Грунтовка вела меня то через чащу, то через луга и овраги, но еще ни разу не вывела на такое место, откуда можно было бы посмотреть вдаль. Я уже изрядно запыхался, когда увидел впереди невысокий холм. Когда я поднялся на него, то некоторое время стоял в оторопении…
Передо мной расстилался натуральный древний город. Я не видел такого даже во время экскурсии по Золотому Кольцу России. Нельзя даже и сравнивать – город имел жилой вид. Да и выглядел он совершенно новым, только что отстроенным.
Вначале я увидел стены – здоровенные, высотой с пятиэтажку, в которой я живу. Или даже не стены, а земляные валы. А на них уже небольшие бревенчатые пристройки со сторожевыми башнями. Я задумался: как же насыпали такие крутобокие валы? Почему они не рассыпаются? Память подкинула решение – сперва сложили стену, а потом обложили её землей, чтобы нельзя было поджечь.
За стенами виднелись крыши домов и храмов – самые высокие здания города, а в сторожевых башенках, едва заметные с моего наблюдательного пункта, стояли часовые. Так, нормально, город охраняется, ведь памятники архитектуры нужно беречь.
Я тихонько, бочком пошел влево, вдоль крепостного вала, не отрывая глаз от этого чуда. В голове вспыхивали и вертелись разные мысли. В частности, я думал, куда же меня занесло. В радиусе пятисот километров от моего степного города не наблюдалось ничего подобного – тысячелетие моя родина справит лишь через шестьсот лет. Поэтому подобных раритетов в области, к сожалению, нет.
Так, бочком, словно черноморский краб, я прошел метров двести. И тут мне всё стало ясно. Или почти всё.
Во-первых, мне открылась река. Не очень широкая по сравнению с Волгой. Но в Европе она считалась бы большой. Город стоял на крутом берегу этой реки. Но главное было не в этом.
Главное было в том, что у города имелись ворота. Да-да, настоящие такие древние ворота, где путник может попасть внутрь по опускающемуся на цепях деревянному мостику. А над воротами… Над ними была построена церковь. Деталь, казалось бы незначительная для неизощренного глаза. Но мне она сказала многое.
Дело в том, что подобные ворота были, как мне помнится, только в славном граде Киеве. Сегодня они имеются лишь в реконструированном виде – то бишь, их возвели заново, руководствуясь древними изображениями.
И как окончательно добивающая деталь – далеко за стеной, в гуще застроек, я увидел высоченный храм, пирамидально вздымающий свои купола высоко над всеми остальными зданиями. И куполов было совершенно случайно тринадцать.
Конечно, тринадцать – это число апостолов вместе с Христом. И немудрено, что многие храмы имеют именно такое количество куполов. Но река, похожая на Днепр, ворота, похожие на уже давно разрушенные Золотые, говорили мне, что этот храм – знаменитый Софийский собор.
Приметы Киевской Руси меня не обрадовали – как-то больше хотелось увидеть сейчас пусть неприметную, но всё-таки свою хрущевку. А вместо этого я сидел сейчас неведомо где и глазел на неведомо что. А тут еще, приглядевшись, я увидел людей, которые заходили в ворота – они казались мне совсем маленькими фигурками, и чуть не взвыл от отчаяния. Это были вовсе не японцы с японскими фотоаппаратами. И даже не американцы опять-таки с японскими фотоаппаратами. Это были всё те же, одетые как и полагается в старину «бортники». Лапти, шнуровка, холщовые рубахи, кое-где мелькали нарядные кафтаны. В общем, хана.
Глава 6
Где Санька колеблется и вспоминает о Гламдринге
В этот момент я почему-то вспомнил о своём сотовом телефоне. Обычно я не слишком уважаю эту назойливую машинку, готовую ежесекундно вывести тебя на разговоры о пустяках. Но сейчас мобилка показалась мне чем-то родным, связывающим меня с внезапно ставшей зыбкой реальностью. Слишком далеко я зашёл сюда, в эту страну любителей исторических игр…
Так и есть. Абсолютно нет связи. Да и батарея разряжена. Внутренний голос подсказал мне, что я вряд ли найду здесь зарядку для «Нокии». Впрочем, как и розетку. Поэтому я выключил телефон – про запас.
Трудно было решиться сделать первый шаг в сторону города, который я идентифицировал как Древний Киев. Съёмочных стрел «Мосфильма» или «Уорнер Бразерс» поблизости причудливых строений по-прежнему не наблюдалось, также не было видно ни Михалкова, ни Спилберга с рупорами в руках.
Впрочем, не исключено, что всё это – обыкновенная историческая реконструкция. Я сам знавал многих толкиенистов, которые, хлебнув лишку тёмного пива с гордым названием «портер», носились по лесу полчищами с воплями: «О Элберет Гилтониэль!» Ведь брали же они где-то «эльфийские доспехи» и многочисленные мечи, каждый из которых претендовал на роль «Гламдринга».
Не обращая внимания на мои утешительные размышления, в ворота города заходили толпы людей в разнообразных эксклюзивных костюмах. На конях и пешие, иногда попадались целые караваны, гружёные тюками, перемежаемые простыми телегами. Из города выходили, как правило, налегке, с довольными лицами, похлопывая себя по поясу, где звенели монеты в кошельках-мешочках. Знатные и простолюдины двигались зачастую бок о бок, но не наблюдалось, чтобы кого-то втаптывали в грязь при движении очередной «vip-колонны».
…Сделав глубокий вдох, я пошёл к дороге, которая была от меня в каких-то пятидесяти метрах. Даже если это розыгрыш, трудно придумать лучший способ его раскусить, чем оказаться в самом большом скоплении ряженых.
Ступив на грунтовку, я оказался поблизости двух благородного вида персонажей, в чёрных бархатных одеждах, которые неторопливо шествовали верхом. Слегка покосившись на меня, они продолжили прерванный разговор. Прислушавшись, я понял, что эти господа разговаривали по-немецки. Что ж, историческая игра становится международной…
Нас легко обогнал смуглый, горбоносый юноша в тюрбане на великолепном арабском скакуне. «О дивная ночь, о славный Восток! Здесь яд и булат погибель сулят, смотри, не зевай!» – почему-то вспомнилась песня из дурацкого диснеевского мультфильма. Уж больно этот всадник был похож на Аладдина.
Что-то в моей голове не стыковалось с Древним Киевом. Какие-то шейхи, немцы в бархате – мне казалось, что в столицу Русской земли должны въезжать исключительно славные ратники с красными щитами, да крестьяне в сермяге.
В этот момент с нами поравнялась телега, запряжённая крепкой, серой в яблоках, лошадью. Правил ею молодой здоровый парень, а в телеге, на рогожке, покрывавшей груз, лежал мужик с бородой и жевал яблоко. Одеты они оба были весьма нарядно – на ногах не лапти, а красные сапоги, рубахи и штаны были опрятными. Любопытный взор парнишки буквально рентгеном прошил сперва камзольных немцев, а потом и меня. Оглядев мои джинсы и свитер, возница обернулся к своему спутнику:
– Так и прёт немчура в Киев! Эти, – кивнул он на всадников, – небось послы какие-нибудь!
– Это точно, Николка, – отозвался мужик, управившись с очередным куском яблока. – Небось, опять будут князю-батюшке челом бить – либо денег взаймы попросят, либо дружинников наших – их лыцарские свары расхлёбывать!
– А этот, Нифонтыч, – кивнул в мою сторону парень, нисколько не смущаясь, – кажись, ихний учёный. Будет всё у нас замерять, вынюхивать.
Нифонтыч скосил на меня глаза и с некоторой задумчивостью продолжил вгрызаться в сочную мякоть. В этот момент в моей голове родилась шальная идея…
– А вот и врёшь ты, Николка! – громко воскликнул я. – Не немчура я, а русский человек, такой же, как и ты!
Возница едва не рухнул с облучка, а его пассажир плотно подавился яблоком. Потребовалось некоторое время, чтобы они пришли в себя от неожиданности.
– А чего это ты, – наконец выдавил из себя Николка, – одет как-то не по-нашенски?
– Ездил я, друг, в земли чужедальные, наукам всяким заморским обучался, – с этими словами я залез в остановившуюся телегу.
Нифонтыч посмотрел на меня недовольно, но всё же подвинулся:
– И чего тебе дома не сидится, паря? Небось, в стольном граде любому ремеслу научат!
Да я… – я замялся, столкнувшись с непривычным для меня неприятием модного зарубежного образования. – Я это… с детства к языкам способный. Толмачом у князя хочу быть.
– Фью-ю! – присвистнул бородатый. – Нашёл, чем удивить! Да у князя этих толмачей – как грязи! Небось, не чета тебе!
– Ну ладно тебе, Нифонтыч! – оборвал своего спутника Николка. – Может, у парнишки всё получится, не ворчи! Как тебя звать-то, толмач?
– Санька, – почему-то я представился именно таким образом.
– Ну-ка, Санька, скажи чего-нибудь, как неметчина! – улыбнулся возница.
Вот те раз! Вляпался, лингвист несчастный! Я же по-немецки ни слова не знаю, кроме «Айн, цвай, полицай» и «Гитлер капут»! Я в школе английский учил, причём, так и не выучил…
– Май нейм из Саша, – бодро залопотал я привычную школьную скороговорку, – май фэмили из нот вери биг, бат ит из нот вери смол. Май еарз олд из соти…
– Во ладно лопочет! – восхитился Николка, а старый ворчун Нифонтыч усмехнулся.
В этот момент телега подъехала к внушительным воротам города.
Глава 7
В которой Санька наблюдает и сражается
Выяснилось, что я не зря присел на телегу к мужикам. Вход в этот клуб любителей истории был по флаерам. Фэйсконтроль в виде двух давно ожидаемых мною славных ратников остановил неспешных немцев, которые незамедлительно предъявили какие-то бумаги.
Наш экипаж подъехал к строгим контролёрам. Я на всякий случай засунул ноги в джинсах под рогожу. Но воины на меня даже не посмотрели:
– Что везёшь? – старший копьём слегка приподнял край ткани.
– Яблоки торговать! – бойко ответил Николка.
Нас пропустили внутрь. За внушительным крепостным валом было весьма уютно – здесь высились красивые храмы и крепкие жилые дома, а мостовые были вымощены бревнами – почище иного паркета.
– Княжеские палаты там, – показал Никола вглубь города, – князь сегодня в Южных хоромах должен быть. Ну, бывай! Нам торговать надо.
– Удачи тебе, Санька-толмач! – неожиданно улыбнулся Нифонтыч.
…Простившись с этой парочкой, я осторожно зашагал по мостовой. Тут только до меня дошло, что я сам, неведомо для себя, играл сейчас по правилам этого «клуба». Как будто и впрямь оказался в Древнем Киеве. Постой-ка! А ведь тот идиотский набор английских слов, которые я им сейчас выдал, знает, пожалуй, каждый. А у них – даже тени сомнения в глазах не мелькнуло.
Прокручивая в памяти недавний разговор, я с удивлением убедился, что мужики были какими-то странными. Могу сказать наверняка – они не играли. А самое главное – в них не было привычного для каждого моего современника лукавства.
Мимо меня по улице то и дело проезжали всадники, прохожие несли корзины со съестным, мешки, тащили кур и гусей. Я обратил внимание на двух женщин – одна, совсем молодая, тянула вязанку дров к себе на крыльцо, а другая, постарше, поодаль выбивала коврик об угол дома. Что-то в этих дамах было не так…
Сперва я не мог сформулировать, а потом понял. В них не было той привычной доли распущенности, которая, в той или иной степени, присуща женщинам 21 века. Во взгляде этих двух девушек не было чрезмерного любопытства, оценочности. Они не сделали ни одного жеста или движения, которыми дамы, обычно любят отрабатывать модный тренд под названием «сексуальность».
Скромный, но не подавленный взгляд, нет затравленности, тем не менее, женственность бьёт ключом – просто и естественно. Это называется – первозданная чистота, будто набрёл случайно на прозрачно лесное озеро, которое и не ведает, как оно прекрасно…
Вскоре я дошёл до перекрестка. Здесь строили храм. Чернявый мужчина, похожий на грека, с мастерком в руках, аккуратно складывал стену из больших кирпичей. Другой, похожий на первого словно родной брат, висел в «люльке», подвешенной на верёвках на изрядной высоте – он корпел над фресками на фасаде церкви. Оба были странно одеты – в нечто, напоминавшее хитон или тунику. Как в фильмах про Древнюю Грецию или Византию.
Строители заметили, что я за ними наблюдаю – чернявый с мастерком что-то крикнул мне на незнакомом языке, белозубо улыбаясь. На ум почему-то пришла единственная знакомая мне фраза на латыни – «Зик транзит глория урбис». Посчитав её неуместной, я, глупо улыбаясь, сказал:
– Я не понимаю!
Потом, зачем-то, добавил:
– Ай эм нот андерстенд!
Грек махнул мне мастерком и отвернулся. Оглянувшись я увидел, как двое рабочих тащат к стройке какую-то кадку. В ней было что-то вязкое, вроде раствора для скрепления кирпичей. Мужчина, как сейчас принято говорить «славянской внешности» зачерпнул массу рукой, растёр пальцами, поморщился:
– Опять яиц пожалел, Онаксимандр? Говорил я тебе, не дом строим, а храм – на века! Эх, греческая твоя натура!
– Да клал я, Ростислав, честное слово! – залепетал его курчавый напарник.
…Решив, что довольно посвятил времени этому зрелищу, я последовал дальше. Мостовая заметно расширилась, по бокам возвышались настоящие терема – затейливые, расписные. Вдали улица упиралась в самый настоящий дворец, украшенный резьбой, фресками, башенками. Наверное, это и есть те самые «княжеские хоромы».
Я задумался. Честно говоря, я никак не мог отойти от беспрерывных потрясений. Я был и раньше в старинных городах. К примеру, в Несебре, в Болгарии, где сохранилась крепостная стена римской кладки и повсюду встречаются памятники античности. Но там, среди всей этой старины, по булыжной мостовой ходят люди в шортах и джинсах, а на каждом углу – торгаши сувенирами. Да и в России, скажем, в городах Золотого Кольца – нигде нет такого количества целых и выглядящих абсолютно новыми памятников архитектуры.
Да, предположим, все жители такого города для привлечения туристов решили провести у себя такой вот маскарад. Но при игре кто-нибудь обязательно «прокалывается» – или хихикнет невпопад, или начнёт изображать «древнего русича» уж слишком усердно. Я же до сих пор видел совершенно органичный быт наших предков – все что-нибудь деловито тащили, работали старинными инструментами, а босоногие детишки в длинных рубахах гонялись друг за другом, не акцентируя внимания на одежду окружающих и на своё облачение. Современные дети наверняка стали бы ехидно комментировать: «Глянь, какой покемон прошёл!»
В общем, всё это очень странно. Я вспомнил «аэродинамическую трубу», бескрайний гаражный кооператив, свою потерю сознания и пробуждение в глухом лесу. Куда занесла меня эта странная «труба»?
Несмотря на глубокую задумчивость, я почувствовал чей-то очень неприятный и враждебный взгляд на своей спине. Оглянувшись, я увидел старого знакомого – человека, которого я прозвал про себя Высоким Шлемом. Наша последняя встреча на опушке леса была так незабываема, что не хотелось снижать её градус пошлыми частыми встречами.
«Тиун» смотрел на меня с минуту с отвисшей челюстью. Потом он истошно заорал:
– Прошка! Тихон! Ко мне! Тут этот, из леса…
Зная по опыту, что эта чудесная компания любит почем зря размахивать автомобильными рессорами, стилизованными под мечи, я не стал ждать, когда к «тиуну» прибудет подкрепление в виде Прохора с Тихоном. Я пустился бежать, прекрасно понимая, что эти серьёзно настроенные ребята вполне могут нарубить меня в капусту, в разрез с законодательством РФ. Приёмы каратэ-до вкупе с добрым словом их вряд ли остановят.
– Спускай Хвата! – услышал я за спиной не слишком приятные слова.
Что ещё за Хват? Остервенелый лай позади заставил меня похолодеть. Что ж, опасность надо встречать лицом к лицу…
Обернувшись, я увидел, как здоровенная псина непонятной породы мчится ко мне огромными скачками. В считанные мгновения я вспомнил всю свою прошедшую жизнь. Сейчас Хват будет меня есть, а хлопцы – шинковать.
Собака, широко разинув пасть, подскочила ко мне. Повинуясь какому-то наитию, я со всей силы пихнул свою руку ей чуть ли не в глотку. Другой рукой железно взял за загривок – откуда только силы взялись? Челюсти псины так и остались раскрытыми. Сомкнуть их собака не могла, ибо моя рука вклинилась до самого основания пасти. Секундной паузы хватило – я выдернул руку из пасти, после чего прижал Хвата головой к земле.
В этот момент подбежали мои «доброжелатели» – у одного в руках был меч, у двух других – увесистые топоры. Высокий Шлем размахнулся над моей головой…
Жить захочешь, не так раскорячишься! Двумя руками я поднял перед собой, как живой щит, отчаянно вырывающуюся собаку. «Тиун» опустил меч. Тут на меня слева начал надвигаться парень с топором. Но его остановил гневный оклик:
– Не смей, Прошка! Я Хвата для охоты берегу!
Незадачливая троица начала совершать вокруг меня обходные маневры. Ещё секунда, и они меня возьмут в кольцо!
В это отчаянное мгновение я услышал мощный, чёткий стук множества копыт. Не знаю, почему, но я сразу понял, что пришло моё спасение.В память надолго врезались алые развевающиеся плащи статных дружинников, их блестящие кольчуги и шлемы.
Моих обидчиков мгновенно разметало в разные стороны – как котят. Меня тоже сшибло с ног, чем Хват не замедлил воспользоваться – вцепился-таки мне в руку. Вся эта катавасия продолжалась несколько секундд, после чего раздался властный, но очень спокойный голос:
– Сеньку ко мне на суд, немедленно! Незнакомца освободить, полечить!
Этот голос завораживал – он был полон силы и в то же время – доброты. Воины расступились и я увидел его – князя-батюшку. В том, что это – самый настоящий князь, я ни минуты не сомневался.
Глава 8
Где Санька наблюдает княжеский суд
Могу сказать с уверенностью – дружинники, которые сопровождали нас во дворец князя, были не слишком похожи на тех людей, которых я знал в своей жизни. Во-первых, они держались с каким-то естественным благородством и достоинством, причём без тени надменности или самолюбования. Во-вторых, они были очень добрыми и крайне бережно относились к задержанным – никого не пинали и не толкали. В-третьих, в них чувствовалась реальная сила – видно было, что они люди бывалые и опытные. Но они этой силой не бравировали, а лишь обладали.
А князь… Он был средоточием всех вышеописанных добродетелей. Его лицо, мужественное и красивое, то и дело освещала какая-то необычайно приятная улыбка. Он шла из глубины сердца – несмотря на то, что он ехал вроде бы вершить суд над нарушителями спокойствия и порядка. Видно было, что и дружина подобралась ему под стать, освещаемая его духом.
Я всегда был уверен, что рыба, согласно пословице, гниёт с головы. То есть, моральный климат в коллективе всегда зависит от шефа. Могу поручится, что в этом княжестве «рыба всегда свежая», от головы до пят. То бишь, здесь отличный моральный климат. За исключением, конечно, отдельных уродов вроде этого Сеньки.
Стоп! Выходит, я уже признал, что оказался каким-то образом в прошлом? А что? Вполне вероятно – давешняя «труба» могла оказаться какой-нибудь засекреченной машиной времени. Или какой-нибудь аномалией. Да что мы вообще знаем о природных явлениях?
Доложу вам, что только в художественных книжках и фильмах люди с лёгкостью принимают на веру тот факт, что они попали в иное время – в прошлое или будущее. В реальности поверить в чудеса очень сложно. Даже когда они очевидны. Если только я сплю? Я ущипнул себя за руку – больно. Да нет, уж больно много мелких подробностей и ощущений. Во сне всё фрагментарно. Да и укус Хвата ноет – хорошо, что он не прокусил мою куртку, а только наставил синяков на руке своими клыками. Кстати, надо поинтересоваться подробностями…
– Мил человек, – обратился я тихонько к везущему меня дружиннику, – не посчитай за сумасшедшего! Как князя-батюшку зовут и как называется сей славный град?
Воин удивился, но довольно приветливо ответил:
– Князь у нас Владимир, а град – стольный Киев!
– А год какой?
Воин бросил на меня изумлённый взгляд, я поспешил оправдаться:
– По голове мне крепко съездили, ироды, всё вылетело из неё! Так какой год-то нынче, мил человек?
– Шесть тысяч шестьсот двадцать четвёртый! – отчеканил дружинник.
В моей голове произошло короткое замыкание. Я даже подумал, что оказался в будущем. Потом возникла мысль, что я всё-таки нахожусь в филиале больницы имени Кащенко. Общаюсь с вольноотпущенными. Правильная догадка пришла самой последней:
– Это ты от сотворения мира? А от Рождества Христова?
Дружинник приуныл. Он уже понял, что ведёт во дворец самого настоящего психа. Однако, несмотря ни на что, он так же ровно назвал год:
– Одна тысяча сто шестнадцатый!
Путём нехитрых подсчётов я определил, что нужно отнимать 5508, чтобы получить привычную для нас хронологию. Это, выходит, я живу в 7520 году от сотворения мира?
Пока я занимался этой научной работой, Сеньку-ирода больше интересовали политические интриги. Он то и дело поглядывал на князя и всё пытался с ним заговорить. Но князь явно витал в облаках, думая о чём-то своём. Прохор с Тихоном ехали спокойно – им явно было нечего бояться. Они всего лишь выполняли поручения хозяина. Хотя их отличие от княжеских дружинников было налицо – у подручных тиуна чувствовалась иная нравственная начинка. Видно было, что они готовы исполнить любой приказ. Ну, что-то вроде «быков», появившихся в 90-х годах в России.
Мы подъехали ко дворцу. Изрядных размеров здание было чуток поменьше школы, где я учился и представляло собой причудливое скопление отдельных «избушек», соединённых между собой переходами или просто плотно слепленных друг с другом. По углам высились терема, во дворе было несколько хозяйственных построек, а самое большое помещение находилось на втором этаже этой сложной конструкции. Память выталкивала откуда-то из глубин странные слова «клети», «гридница», «медовуши». Кажется, гридница – это нечто вроде актового зала, где происходят всякие пиры и торжества. А клети – это такие «корпуса» дворца, его отдельные помещения. В медовушах хранится мёд и медовуха – вон как сладко пахнет! Радует, что курс школьной истории не прошёл для меня даром. Наверное, это потому, что эта наука мне всегда нравилась – вот и не выветрились знания до конца…
Помимо крытых переходов здания соединяли различные лесенки и мостики, там и сям выступали балконы, радовали глаз причудливые окна. Повсюду высились резные столбы, которые были не только украшением дворца, но и поддерживали нависающие сверху строения.
Стража дворца расступилась, пропуская дружину вместе с нами на внутренний двор. Князь спешился, его коня сразу же увели за дом. Из дворца начали выбегать люди. Все радостно воклицали – видно было, что князь был в отъезде достаточно давно. Обнявшись и расцеловавшись с доброй половиной двора, Владимир призывно посмотрел на дом. Наконец, оттуда выбежала его симпатичная молодая жена и кинулась на грудь князю. Она словно бы стеснялась проявления своих чувств, потому что припав на секунду к своему возлюбленному, она отстранилась. Князь нежно взял её за руку и погладил по щеке. Княгиня покраснела и опустила глаза.
Слуги стали носить воду в деревянных кадках – дабы дружина могла умыться с дороги. Азартно пофыркивая, князь ополоснулся, обтёрся расшитым рушником (я вспомнил это слово!) и пошёл к высокому деревянному креслу, которое вынесли из дома.
– Я сейчас, милая, – кивнул князь своей супруге, – покончу с делами. Тут нужно небольшой суд совершить. Распорядись пока насчёт пира для дружины.
Меня и Сеньку с его подручными подвели к этому «трону». Нас окружила дружина и несколько слуг Владимира.
– Давайте приступим к делу, – посерьёзнел князь. – Властью, данной мне как главе стольного града Киева, прошу тебя, Семён, объяснить, зачем ты напал на этого чужеземца?
Высокий Шлем долго ждал этого момента. Он бросился в ноги к князю и залепетал:
– Не вели казнить! Это не простой чужеземец! Это шпион! Я видел, как он шпионил за бортником и за моими крестьянами в Горловке! Высматривал и вынюхивал что-то!
– Да брось! – сморщился князь. – Зачем что-то вынюхивать тайно, да ещё следить за каким-то бортником? Сюда, в стольный град, ежедневно несколько сот человек приезжает, из дальних и ближних стран. Всё, что можно высмотреть, уже давно высмотрено!
– Да ты посмотри на него, князь-надежа! – возопил Сенька. – Одет он совсем не по-нашему! Ни немец, ни половец так не одевается. Точно, шпион.
И он рассказал строгому судье о нашей чудной встрече. В его рассказе я выглядел нарушителем границы в военное время. Которого нужно сейчас же, на заднем дворе, расстрелять из луков. Впрочем, князь не спешил с выводами.
– А ты что скажешь, мил человек? – обратился он ко мне. – Как тебя звать-величать? И откуда ты сам будешь? Зачем пришёл в Киев?
– Зовут меня Александром. Я всё расскажу, – вздохнул я, – только вы мне не поверите.
– Почему же не поверим? – удивился князь. – Поверим, особенно если твои слова кто-то подтвердит.
– Только поклянитесь мне, что всё это правда! – выпалил я.
– Что правда? – недоумённо спросил Владимир.
– Всё это, – я обвёл рукой кругом. – древний Киев, год, в котором я сейчас нахожусь…
– Неладное он что-то говорит, – заголосила дружина, – что-то с головой у него.
Князь внимательно посмотрел на меня:
– Да нет, ратники мои славные, вижу, с головой у него всё в порядке. Но не пойму никак, чего же он хочет.
– Поклянитесь, что вы не разыгрываете меня! Что я действительно нахожусь в 1116 году от Рождества Христова в граде Киеве. И что передо мной – действительно князь Владимир Мономах!
– Подтверждаю это тебе, – серьёзно и с достоинством сказал князь, – никто и не думает шутить с тобой. А теперь расскажи, путник, свою историю.
Я набрался смелости и начал рассказывать о своих странствиях. Труднее всего было объяснить людям Святой Руси словосочетание «я из будущего». Это для нас, детей современности это – банальный сюжет фантастического фильма. Тогда же и помыслить такое не могли.
– Ну вот смотрите, – растолковывал я, глядя в открытые рты собравшихся, – я ещё не родился. У ваших внуков будут внуки, а у тех внуков – прапраправнуки. И так далее. А потом на свет появлюсь я – через девятьсот лет.
– Эк, заливает, – воскликнул молодой воин, – врёт и не краснеет! Да как же ты здесь стоишь, ежели ты ещё не родился?
Всё дружно грохнули хохотом, а я принялся объяснять дальше.
– О чём я и толкую вам! Бежал я, значит, от тех злодеев, они стреляли мне в спину из… ну, в общем, стреляли. И я попал в такое место, где всё кружилось и крутилось, дул сильный ветер и было тёмно. Меня закувыркало, в итоге я очнулся уже у вас…
Князь пристально смотрел мне в глаза. Сейчас было видно, что он гораздо умней своих дружинников. И проницательней. Пока крепкие парни дивились моему рассказу и потешались надо мной, он словно бы сканировал моё лицо, крепко размышляя о чём-то.
– А нет ли у тебя, досточтимый Александр, какого-то доказательства твоему рассказу? Ну, наверняка, люди через столько лет станут жить по-другому. Что одежда у тебя непривычная, я вижу. Но это ещё не доказательство. Так могут сшить и на Востоке. Да и немцы чудно портняжат для нашего глаза.
– Да нет, князь, – возразил я, – так в ваше время не шьют. Посмотри на ткань, на то, как сшито. Да у вас даже швейных машинок нет – всё вручную портные делают.
Пока я объяснял, что такое швейная машинка, мою одежду тщательно осмотрели и пощупали десятки рук. Воины дивились моей странной одежде – ярким буквам на рубашке, джинсовой ткани, обуви. Но князь всё же сомневался. И тут я хлопнул себя по голове. Как же я мог забыть про сотовый телефон! Таких штучек в их время точно ещё не изобрели!
– Вот, гляди, князь-батюшка, – я вынул телефон из кармана и включил его.
Заиграла музыка и засветился экран – один из воинов дёрнулся было, чтобы отгородить князя от меня, но тот остановил своего телохранителя.
Ситуация была сюрреалистичной: древнерусское княжеское подворье, полное вооружённых воинов в кольчугах, а в середине этой толпы парень в джинсах хвастается своей мобилой самому Владимиру Мономаху!
Хорошо, что я вовремя выключил телефон и сохранил немного заряда батареи. Князь ещё сомневался поначалу, но когда я показал ему видео и фото, у него, выражаясь современным языком, отпала челюсть. Потом мобильник пошёл по рукам, все смотрели видео, снятое на фоне бизнес-центра, сооружённого из стекла и металла. И ещё много других роликов, пока батарея не села.