Александр Феликсович Борун
Сны Бориса
Толпу в Кремле отнюдь не собирают,
А вызывают граждан, сам-один,
По чину, во приказ Голосовой.
Приказный дьяк вошедшему сурово
Так задает Вопрос: «Ты любишь ли Царя
Бориса сына Федора, что прозван
За подвиги в народе Годуновым?»
А сам глядит: как спрошенный откроет
Для отвечанья рот? И если тот
Как бы пещерой широко его раззявит,
То, значит, хочет «Да!» промолвить. И ему
(Пусть будет то Басманов) голос царский
Тогда приказный в горло задвигает.
То видом шкворень в палец толщиною,
Железный, гладкий, круглый, вороненый.
И письмена на нем латыньские сияют
«Енергизер», иль, может быть, другие,
О мудром устроенье говоря.
(Будь милостив, доступен к иноземцам,
Доверчиво их службу принимай).
И получивши голос, голосящий
Тотчас своею волею его
Охотным «Да!» за батюшку-царя
Дьяку вручает. Тот же, вынув шкворень
(Будь молчалив; не должен царский голос
На воздухе теряться по-пустому),
Запишет это «да» в большую книгу,
И следующего позвать немедля
Проголосившему велит, прощаясь…
Когда же голосящий как бы вширь
Распялит пасть для злого отрицанья,
Тому зачем тогда давать и голос?
Собаку, члены заковав в железы,
В позорное мучительное рабство
Отправят туркам нехристям поганым:
Такому-то в таком лишь месте место!
