Александр Феликсович Борун
Самангелы
Несмотря на гигантские размеры зала, потолок не был сделан в виде купола. Он даже казался неприятно провисающим в середине. Вероятно, за счёт того, что его края были намного дальше, чем середина, казалось, что она ниже. В общем, было не очень уютно. Недаром всё-таки в больших залах делают обычно потолки в виде купола. Это диктуется не только соображениями прочности, но и психологией человеческого восприятия. Ха, вот именно, что человеческого.
Витражи в окнах и мозаика на стенах и потолке были красивые, ничего особенного не изображали, так, какие-то абстрактные узоры, но разноцветные и приятные для глаз. Не кричащие, а с плавными переходами цвета. Причём отдельные элементы изображения, все эти пятна и линии, нигде не прерывались, а переходили с витражей окон на мозаику стен и потолка, как будто сперва был создан узор в замкнутом помещении, а потом часть мозаики сделалась прозрачной и превратилась в витражи, образовав окна. А может, не как будто, а так оно и было.
– Не посыплется? – спросила Уля, показав глазами на потолок. – А то при падении с такой высоты даже один камешек мозаики пришибёт насмерть. А ведь они, наверное, только отсюда кажутся маленькими, а?
– Я понимаю, ты это нарочно, – обиделся хозяин и, вероятно, творец всего этого неоценённого недобровольной гостьей великолепия. – Ну, извини, призвал тебя без предварительного согласования, вот ты и мстишь по мелочам! – Мысль о том, что она и на самом деле может не одобрить что-то в его творении, ему, очевидно, не могла и в голову прийти. С другой стороны, он был прав: Уля на самом деле не очень опасалась, что мозаика посыплется. Просто ей было неуютно под провисшим, по впечатлению, потолком огромной площади и на огромной высоте.
– Ну, вы же упоминали какие-то войны богов, – сказала она в своё оправдание. – Я понимаю, сам собой потолок не упадёт. А если придёт ваш коллега, не одобряющий моего приглашения, и слегка поможет? Тут и до выхода не добежишь. Да я выхода и не вижу что-то… Может, вы меня лучше пригласите в тесную каморку в каком-нибудь подземелье? Раз уж насильно и без предупреждения вытащили. Там хоть клаустрофобия без примеси агорафобии может разыграться, а тут как-то с обеими одновременно бороться приходится… Ну ладно, ладно, шучу. Вы правы, на самом деле меня просто не приводит в восторг ваша навязчивость. Я думала, мы уже обо всём поговорили. Разве нет?
– На тот момент – да, – согласился хозяин, – но я поговорил с друзьями, и мы пришли к выводу, что я могу тебе всё-таки рассказать то, что ты сделала камнем преткновения на пути согласия. Так уж и быть, я сперва расскажу о наших трудностях, а потом ты согласишься вступить в наши ряды. Итак…
– Погодите-погодите, – забеспокоилась Уля. – Мне не нравится такая формулировка, что сперва вы расскажете, а потом я соглашусь. – Волшебник выпучил глаза в изумлении – что тут может не понравиться? Ведь сначала это, а потом – то?! – Лучше потом я соглашусь или НЕ соглашусь. А в такой формулировке, как у вас, это уже и есть согласие, данное предварительно, до рассказа.
– Ну вот, – проворчал пока несостоявшийся рассказчик, – я же им говорил, что ты заметишь. Хорошо, ты согласишься или не согласишься. Итак…
– Нет, погодите ещё немного, – снова перебила Уля. – Надо ещё дополнить, что несогласие ничем мне не грозит. А то вы можете подразумевать, что я соглашусь или не соглашусь, а в последнем случае вы меня убьёте или модифицируете мне память, или угрозами добьётесь согласия. Или будете тут держать, пока не соглашусь, у вас-то времени много. Или ещё что-нибудь.
Хозяин витражно-мозаичного зала некоторое время скептически разглядывал её, склонив голову набок. Видимо, размышлял, не лучше ли прибить склочную гостью на месте до всякого рассказа, чтобы сберечь себе нервы. Уронить на неё кусочек мозаики с потолка. Уля отвечала ему прямым бесхитростным взглядом, прикинувшись шлангом2.
Очевидно, трудности, для борьбы с которыми её собирались привлечь, были очень серьёзными, так что условный (по его словам) бессмертный был вынужден и в этом случае себя сдержать.
– Хорошо, – с показным смирением вымолвил он, – пусть будет так. Ты согласишься или не согласишься, и в последнем случае я верну тебя на место, никак на тебя дополнительно не воздействуя. И мои друзья тебе ничего не сделают, чтобы не возвращаться к этому вопросу. И ты сможешь жить прежней жизнью, хотя, сама понимаешь, я не гарантирую тебе отсутствия ужасных сожалений о потерянном бессмертии. Если не сейчас, то в свой смертный час ты вспомнишь, вспомнишь наверняка! И страшно пожалеешь!.. Разумеется, я надеюсь, он не наступит по вашим меркам скоро, и ты проживёшь долгую, по вашим меркам, жизнь, бла-бла-бла. Но когда-то он наступит!.. – Он перевёл дух. – Теперь ты довольна, наконец?!
– Да, – сказал Уля и приготовилась выслушать уклончивое недостоверное описание. Она не верила, что сразу услышит правду после таких долгих приготовлений.
– Итак, – в который раз начал маг, – проблемы нашего сообщества, если вообще можно так назвать это скопище отъявленных индивидуалистов, заключаются в том, что у нас нет полиции, судей первой инстанции и апелляционных, прокуроров и адвокатов, тюрем и охранников и так далее. И уголовного кодекса. Никакого организованного принуждения. Отдельные конфликты возникают и разрешаются силами конфликтующих сторон. Или, скорее, не разрешаются, а на время затихают и откладываются, даже если они очень ожесточённые, потому что, понимаешь ли, убить никто никого не может в принципе, и держать бессмертного в плену очень хлопотно. Это всю свою бессмертную жизнь надо на это положить, причём не одному человеку, а минимум двоим, чтобы с таким делом справиться, а лучше не двоим, а компанией из нескольких человек, чтобы отдыхать иногда. Вот мы трое и подумали, что кто-то должен всё это организовать. Конечно, потребуется уговорить согласиться с необходимостью таких мер достаточно большой процент сообщества. Из которого и набирать, в качестве сугубо временной общественной нагрузки, разработчиков законодательства, полицейских, судей и тюремщиков. Но, если дело пойдёт успешно, эта часть сообщества будет процветать. Тогда она станет увеличиваться, и постепенно к ней примкнут почти все. А отдельные сохранившиеся упёртые анархисты погоды не сделают. Если они просто будут отказываться поработать на благо общества, то и пускай, это очень мало повлияет на общественную нагрузку остальных. А если будут активно противодействовать, окажутся в категории преступников, на которых обрушится вся тяжесть законов и обеспечивающих их соблюдение мер. – Он замолчал и посмотрел на Улю с торжеством. Мол, оцени, как кратко и исчерпывающе сформулирована такая сложная проблема. И какое изящное решение предложено.
Ну вот, – подумала Уля. – Говорили же умные люди: не лезь в политику. Чтобы попасть в элиту, тебе рано или поздно предложат как-то запачкаться. Ну, там, например, чемодан наркоты перевезти из одного места в другое, безо всякого смысла, но под запись на видео. Может, даже не наркоту, а стиральный порошок в похожих пакетиках. Просто чтобы иметь уздечку и шпоры. Компромат. Это как в бандитскую шайку вступать, потребуют на камеру убить мента, чтобы повязать кровью. Может, даже не убить, а сымитировать убийство. И никаких исключений ни здесь, ни там нет. А если не согласишься, то тебя в твоей политической карьере остановят, любыми средствами. А я на это отвечала, что не собираюсь попадать ни в какую элиту. И буду бороться за то, чтобы в управлении принимала участие не только элита. Вот уж не ожидала, что и у этих волшебников-анархистов всё так же устроено. Хочешь к нам – согласись для начала на должность палача. Ну ладно, не палача, а организатора тюремной системы в обществе, которое до сих пор как-то без неё обходилось. Тоже ничего хорошего…
С другой стороны, если она всерьёз занимается политикой, и её цель – исправление многих существующих недостатков политической системы, то для этого, так или иначе, нужно получить власть, не ей лично, но всем оппозиционерам. Отвлекаясь от той проблемы. что они не могут договориться между собой даже до того, так что уж после разругаются точно… А получив власть, им так и так придётся заниматься всеми проблемами. В том числе, неприятными. Например – кроме судов и тюрем – банками. Ведь «что такое ограбление банка по сравнению с основанием банка?», как заметил Бертольд Брехт, правда, устами Мекки-Ножа3…
Ну ладно, в данный момент её просят не банки основать, а суды и тюрьмы. Вообще-то, это ведь тоже система рабства, с внеэкономическим, в отличие от банков, принуждением, но тоже с коммерческой составляющей, и, возможно, именно это в ней плохо…
Она не могла сказать, что они обратились не по адресу, что она не специалист по судам и тюрьмам. Ведь понятно, что посоветовать им обратиться к специалисту было бы просто издевательством. При тех судах и тюрьмах в России, о которых она поневоле знала, никому ни в коем случае не следовало перенимать такой опыт4.
В общем, не могла она советовать ЭТО перенимать. Но самой заниматься организацией тюрем тоже очень не хотелось. Спросить, почему они обратились с таким специфическим делом именно к ней? Но он, скорее всего, всё-таки ознакомился с российской тюремной системой, и не горит желанием её воспроизводить. Если он достаточно умён, то есть, попросту, не совсем идиот, как большинство из тех, кто за всемерно строгое отношение к ворам, бандитам и врагам народа, отсутствие такого желания естественно. Это большинство не желает помнить истории, в которой много примеров опасности жестокого поведения. Ложе Прокруста, медный бык Фаларида, клетка кардинала Балю, гильотина, все эти изобретения, обрушившиеся на своих создателей, почему-то не учат их не рыть другому яму, в которую сам легко можешь попасть. А ведь как раз в России никто не застрахован от знакомства с тюремной системой изнутри. Если этот тип, собирающийся вводить тюрьмы в своём обществе, оценивает вероятность своего собственного попадания в них хотя бы как 1%, он не будет воспроизводить российскую систему. И американскую не будет. Скорее, шведскую…
В общем, лучше не спрашивать его «почему я?».
– По-моему, – сказала Уля, – вы рассказали мне только часть проблемы. Причём, как бы сказать, внешнюю часть. Если я правильно себе представляю по той скудной информации, которой вы нехотя поделились ранее, настоящие трудности совсем не в том, что в вашем обществе нет органов принуждения. И недаром до сих пор с теми – настоящими – трудностями пытались бороться физики и математики. У вас, сдаётся мне, какой-то кризис с основой вашей магической жизни, или очень близко к этой основе. Как вы сказали, слишком много магов накопилось. Но не сказали, слишком много для чего. Однако это должно быть что-то серьёзное. Не на уровне конфликта между личностями или немногочисленными группами. И полиция вам нужна, следовательно, не просто так, а именно чтобы пресечь всё новые посвящения простых людей в сообщество волшебников, потому что кто-то то и дело нарушает общественный запрет это делать, несмотря на те возникающие от этого трудности. Или, может быть, полиция нужна для того, чтобы тех магов, которые нарушают этот запрет, самих размагичить и превратить в обычных людей, чтобы неповадно было, и чтобы уменьшить общее количество колдунов. А может, и других, в чём-то другом провинившихся перед обществом магов размагичить, если это вообще возможно…
Её визави, казалось, сначала был потрясён её словами – так она угадала?! – но, по мере того, как она развивала свою ещё неясную идею, постепенно пришёл в себя.
– Ход твоих мыслей мне очень нравится, – сказал он. – Но, к сожалению, под конец ты забрела не туда. Многочисленные исследования показали, что размагичить, как ты изящно выразилась, никого невозможно. А вот прекратить нарушение запрета, мы с друзьями надеемся, можно. Так что, возьмёшься всё это организовать?
– Нет, погодите, – запротестовала Уля. – Вы же так и не сказали мне, в чём суть трудностей. Ну, не можете вы приструнить каких-то антиобщественных индивидуалистов, и что в этом плохого? Ну, не заканчиваются частные конфликты, и что?
– Количество отложенных конфликтов накапливается, – с похоронным видом пояснил маг.
– Ну да, спасибо, кэп, я догадалась. Накапливается. И что?
– …Ладно, – сказал маг после долгого молчания. – Ты всё равно уже практически догадалась. Да, дело, похоже, в магической структуре вселенной. На самом деле никто пока не понял, что происходит. Но выглядит это так, что волшебство время от времени случайным образом отказывает. Каким-то случайным магам, в случайных случаях. Ни те маги, ни те случаи не связаны, по всей видимости, с постоянным увеличением числа волшебников напрямую, но, скорее всего, глобально всё-таки связаны. Потому что увеличивается частота таких случаев, а почему бы ещё ей увеличиваться? Связаны они, видимо, через какие-то неисследованные механизмы устройства мира. Потому, хотя такие случаи пока не очень часты, это очень тревожит. Надеюсь, ты понимаешь, хотя ты и не волшебница.
