Александр Феликсович Борун
Минус на минус

Над Пакистаном летели пять часов, а в 21:00, как раз при пересечении границы Ирана, было назначено собрание делегации. На которое их с Агатой очень настоятельно пригласили.

А там начался ад.

Но не сразу. Сперва его, как и планировалось, попросили рассказать о сути его изобретения, явившегося результатом трёх лет расчётов и экспериментов, начатых в Японии и завершённых в Бхубанешваре. Ведь он включён в их делегацию – должны же они знать, что он собирается демонстрировать на фестивале. Он очень обрадовался. Жизнь не баловала Симахиру интересом людей к его любимому делу.

2. «Ченгон», Мыс Доброй Надежды

На подлодке «Ченгон» общих собраний не собирали. Не то чтобы времени не хватало – традиции не было. Да и места.

Её скорость, по совпадению, была, как у дирижабля, 150 км/час, что, между прочим, для подводной лодки показатель менее рядовой, чем для дирижабля. До недавнего времени максимальная скорость подводных лодок, несмотря на то, что для их образа действий «бей и беги» это один из самых важных тактико-технических показателей, не достигала и 90 км/час, скорости торпед. Потом РФ объявила об испытании беспилотной подводной лодки «Посейдон» со скоростью «более 200 км/час». Но на вооружении военно-морского флота РФ таких беспилотников пока нет. И эта цифра могло ещё оказаться дезой. Поэтому новая китайская подлодка – тем более, не маленький беспилотник, а нормальный крейсер – могла считаться рекордсменом. Тайным, впрочем. То, что экспериментальный корабль купила частная гонконгская фирма, было не меньшим рекордом, хотя и в совершенно другой области.

Конечно, при той же скорости маршрут вокруг Африки, повторяющий путь легендарной джонки «Кхэйин», должен был занять гораздо больше времени, чем напрямую. Не четверо суток, а почти неделю. Это не беспокоило китайцев, так как они и в путь вышли раньше индусов, и даже не на три, а на четыре дня, и теперь уже огибали мыс Доброй Надежды, переходя из Индийского океана в Тихий. До США из Гонконга было бы проще добираться, пересекая Тихий океан, но им нужно было на восточное побережье Америки, а не на западное. Можно было бы также сократить путь, пройдя через Красное и Средиземное море, но подлодкам, которые не хотят привлекать к себе внимание, лучше было не плыть Суэцким каналом, глубина которого всего 20 м, а в окрестностях периодически происходят боевые действия, вынуждая Египет, собственника канала, держаться настороже. Неделя, если подумать, не так уж много, подумаешь, семь дней. У «Кхэйин» путь из Гонконга в США занял семь месяцев – с начала декабря 1846 года до июля 1847. Очевидно, быстроходная для своего времени «Кхэйин» имела среднюю скорость в 30 раз меньше, чем «Ченгон» – около 5 км/час, скорость пешехода на суше. При штиле 0, при редко выпадающем удобном ветре, может быть, 30, при урагане – гораздо больше, но только туда, куда унесёт, и потом возвращаться… То ли дело на подлодке – ураганы где-то там, наверху…

Условия на «Ченгоне» были, конечно, не в пример хуже, чем на дирижабле. Каюты почти одинаково тесные и там, и там, но ощущение простора сильно зависит от окон, а их-то на подлодке и нет. Пребывание в железном ящике на троих, причём все три койки располагались одна над другой, могло бы сильно действовать на нервы неподготовленным людям. Но, если кому-то из пассажиров и было не по себе, никто не жаловался. Даже товарищам по каюте. Тоже традиции не было. Все априори считались подготовленными ко всему, а если кто-то нет – кто ему виноват?

Пассажиров было пятнадцать человек. Что – тоже совершенно случайно – совпадало с численностью индийской делегации.

Вместо общего собрания они пользовались совершенно противоположной системой коммуникации. Если какой-нибудь рядовой член отряда, «крайний» (в смысле, дальний от главного) имел информацию для всех, он не пытался сам всех оповестить. Он докладывал старшему тройки, «середняку», располагавшемуся, в данном случае, в той же каюте на нижней койке. Таких кают, условно низшего класса, было четыре. Условно, потому что по комфорту каюты более высоких классов от них не отличались. По занимаемой койке – или по каким-то другим правилам, более общим, чем для нахождения на корабле – они называли друг друга 首先 Shǒuxiān Шоу Синь («Первый»), 第二 Dì èr Ти Лаер («Второй») и 第三 Dì sān Ти Сан («Третий»).

Кстати, середняк Шоу Синь, руководитель тройки, мог находиться и в каюте среднего класса (таких кают было две), но там он был подчинённым и мог лежать только на одной из верхних коек. И звали его там, соответственно, Ти Лаер или Ти Сан. Правда, в отличие от низшей каюты, тоном ниже. Высота тона находилась в обратной зависимости от значимости должности. Если он был там, крайний, его подчинённый, чтобы что-то ему сказать, должен был вызвать его в коридор, не входя и не заглядывая в каюту среднего класса, чтобы не контактировать с другим середняком и его начальником, «кулаком», ближним к шефу. (В другие каюты он и стучаться не должен был, а в коридор выходить – только если там никого нет. И ещё одно правило: из каюты выходить в маске – на случай, если другой член отряда не соблюдёт предыдущего правила).

Полученную инфу, если она действительно заслуживала того, чтобы быть доведённой до сведения всей делегации, середняк, начальник низшего класса, он же подчинённый среднего класса, сообщал своему начальнику – кулаку, тому, кто лежал на нижней койке в каюте среднего класса. И там уже этого кулака звали Шоу Синем – на тон ниже Шоу Синя в низшей каюте.

Или, впрочем, он мог оказаться на одной из верхних коек в единственной каюте высшего класса, в которой на нижней койке ехал глава всего отряда. Потому что двое его непосредственных помощников, кулаков, были начальниками над средним звеном. Тогда уже середняку придётся вызывать оттуда своего непосредственного начальника, он же кулак, помощник шефа, Ти Лаер или Ти Сан в начальственной каюте. Наконец, на следующем этапе передачи информации, она доберётся до шефа, называвшегося Шоу Синем в главной каюте. Ещё на тон ниже Шоу Синя средней каюты. А шеф уже решит окончательно, что с ней делать: посылать вниз по разветвляющимся цепочкам, не посылать, или посылать как-то выборочно.

В принципе, всё это на «Ченгоне» не заняло бы много времени, другое дело – когда все находились в городе кто где. Однако эта схема применялась и там. Зато управляемость информации гораздо лучше, чем с этими демократическими общими собраниями. Информация – это ведь нечто вроде вируса, только не физического, а духовного. И тоже может быть как полезной, так и вредной… Ну и другие соображения повлияли на выбор такой системы коммуникации. Более важные.

Собственно, всё это теоретические рассуждения. А практически – откуда бы это у рядового члена отряда вдруг взялась какая-то инфа для всех, когда он находится точно в таком же положении, как все – в положении ожидания, безо всякого поступления информации извне?

3. «Гибризавр». Собрание коллектива

Устроить собрание на борту дирижабля было проблемой, а терять время на остановку и приземление они не хотели. И так завозились со сборами. На «Гибризавре» же было только два помещения, где могли бы поместиться, хотя бы стоя, все пятнадцать членов делегации: обзорная палуба и кают-компания, если бы из неё вынести стол. Но куда его вынести?! А на обзорной палубе все бы всё время отвлекались. Вскоре должен был начаться впечатляющий закат…

Симахира предложил решение проблемы: не выносить из кают-компании стол, а перевернуть его ножками вверх. Тогда на нём можно будет стоять, совсем немного возвышаясь над остальными. Коробку с одноразовой посудой поставить пока что на холодильник, она большая, но лёгкая. А СВЧ-печки и чайники задвинуть под лавки.

Руководитель делегации Маюр Абхимани, который не меньше, чем Симахира, не любил, когда на собрании не слушали докладчика, не преминул поблагодарить его за отличную идею.

– Сразу видно изобретателя, – важно сказал он.

Эта важность была смешной в самом молодом человеке из всей делегации. Симахира не удивился бы, если бы узнал, что он по возрасту даже не первокурсник, а школьник. Раньше поступил, бывает. И не только с вундеркиндами.

Был он красавчик. Не совсем типичный для чистокровного индуса, каким должен быть брахман. Отчасти на перса похож – нос немного толстоват для чистокровного индуса, а кончик его загнут, как у хищной птицы. Тем не менее, красивый нос, да и все черты лица тоже. Треугольный подбородок, и, при соответствующей линии края волос, притом у женщины, это называлось бы «лицо сердечком»… впрочем, нет, сердечко пришлось бы расставить по вертикали, сделав его боковые стороны не закруглёнными, а прямыми. Нежный юношеский пушок на месте усов и бороды, причём будущая борода избегает приближаться ко рту, обрамляя лицо по нижнему краю, как бы чтобы заставить владельца в будущем косить под модного мусульманина, вопреки всем взглядам бородача. А идеальные дуги тонких бровей намекали, казалось, на утоньшение их с помощью пинцета – удаление волосков с верхней части по краям и нижней в середине, сделанное, притом, мастером парикмахерского искусства или профессиональным визажистом. Сочетание намечающейся мужественности и утончённой соразмерности черт производило на Симахиру, как ни странно, неприятное впечатление, как фальшивый аккорд. Притом что он не мог отрицать, что Маюр – красавчик… Может, так работало его отрицательное отношение к назначению столь молодого человека на должность руководителя – не испортит ди это его? Или уже некуда? Хотя, казалось бы, ему-то какое дело?

Назначение объяснялось тем, что Маюр Абхимани был сыном высокопоставленного правительственного чиновника. Это не было секретом – сам же он никогда не давал окружающим об этом забыть. Для чего часто упоминал этот факт или некое связанное с ним обстоятельство. Ещё не обнародованные планы правительства по решению интересующей всех проблемы или какую-нибудь деталь быта крупного правительственного чиновника, известного всем по СМИ. Вероятно, он и сам занимал важный пост в какой-нибудь молодёжной организации – так и руководителем делегации стал…

Для пущей важности Маюр носил на поясе открытую кобуру с пистолетом. Кобура, с учётом брахманской варны владельца, была не кожаная, а деревянная, лакированая, из ореха, с золотыми накладками. И свисала с плеча Маюра не на кожаном ремне, а на красивом разноцветном шнуре. Сам пистолет был копией старинного, жутко шикарный, и Маюр всем новым знакомым охотно его демонстрировал. Он был легкий, со стоящим под углом курком, имеющим форму изящного завитка, с тонкими золотыми насечками. – Он не перекошен, – объяснял Абхимани, – а специально так расположен, потому что ударяет по закраине гильзы; притом при новом взведении курка гильза извлекается из ствола!). Ореховая лакированная рукоятка с изысканным узором древесных волокон и золотыми накладками, идеально сочетавшаяся с кобурой, воронёный как будто светящийся ствол, тоже с причудливым узором золотом, не пистолет, а произведение ювелирного искусства! Даже гильзы были позолоченные! Маюр охотно разряжал пистолет, демонстрировал миниатюрный патрон с короткой гильзой и вновь заряжал. Назывался пистолет по-русски монтекристо, потому что был подарен русскими друзьями отца. И нет, он не дамский, иначе на нём были бы ещё драгоценные камни. Изготовлен по специальному заказу для Маюра Абхимани, он лично утверждал присланный эскиз…

Симахира, имея специальность, близкую к специальности оружейника, знал, что в Европе такие старинные пистолеты и ружья назывались, по имени изобретателя, пистолетами и ружьями Флобера. Наверное, у литературного персонажа, графа Монте-Кристо, было такое мелкокалиберное ружьё – выгонять из сада ворон, отсюда русское название… Вообще же такие покупали детям. Богато украшенные – детям богатых родителей. Патрон, изобретённый Флобером, не имел пороха, и отправлял пулю или дробь в полёт за счёт заряда той же гремучей ртути, что служила в более серьёзных патронах капсюлем. Летела она примерно с той же силой, что пулька современно пневматического ружья, какие используются в тире для развлечения публики. Убить или серьёзно ранить человека из такого оружия было затруднительно… Таким образом, посмеивался про себя Симахира, хвастаясь своим красивым пистолетиком, Маюр выставляет себя великовозрастным дитятей. И то, что сам он того не понимает, тоже работает на этот нежелательный для него образ. (Ну, не совсем про себя посмеивался Симахира: Агате, конечно, рассказал потихоньку)…

**********

Сказано-сделано; на восьми сидячих местах на лавочках вдоль стен, потеснившись, разместилось десять человек, остальные пятеро, включая докладчика, остались стоять. Стоял и Маюр, не захотевший тесниться. Ему, конечно, оставили место на лавочке, и даже ещё до того, как уплотнить её с четырёх человек до пяти, более того, до того, как на неё вообще кто-нибудь сел, уступая ему право выбрать место, но он жестом отправил туда пятерых подчинённых, попросту пихнув их в нужном направлении. Хотел было пихнуть на лавочку и Агату, вроде как из вежливости, но она увернулась и показала полные руки плакатов. Повесить экран и поставить проектор было негде, но Симахира к такой ситуации подготовился. Ведь, возможно, на фестивале ему тоже придётся делать доклад прямо в воздухе, во время экскурсии на дирижабле. Конструкторы дирижабля расскажут о своём, а он о своём. Ещё в Бхубанешваре он нарисовал иллюстрации к докладу в виде плакатов, а Агату попросил в нужный момент подавать ему новый плакат, забирая предыдущий.

– Как вы все, возможно, знаете, – начал Симахира, – я пиротехник. Но, наверное, никто ещё не знает, что за новый вид фейерверка я изобрёл и изготовил. При поддержке спонсоров, помогавших, если я правильно понимаю, организовать и поездку всей нашей делегации на фестиваль. Большое им спасибо за оба этих благородных поступка.

– К сожалению, трудно себе представить менее популярный в Японии вид фейерверка, чем этот. Я должен был бы это понять с самого начала. Тогда я сразу стал бы искать возможности осуществить свою мечту где-нибудь ещё. А так я потратил много времени, пытаясь заинтересовать своим проектом различные организации и отдельных лиц в шоу-бизнесе. Ну ладно, всё хорошо, что хорошо кончается…

**********

Как только он начал говорить, его оставила тревога, связанная с подслушанным перед собранием обрывком разговора между Маюром и его, по-видимому, секретаршей Рáтой.

Симахира мельком видел её раньше. Эта светлокожая блондинка, похожая на европейскую даму, но чёрные глаза, полные губы и то, что она была, как и её начальник, из варны брахманов, напоминали, что существует перекись водорода для волос и отбеливающие средства для кожи. Во время спора её томный воркующий голос делался временами резким, но Симахира, не заглядывая в кают-компанию, узнал обоих спорщиков по голосам.

Как докладчик, он пришёл к кают-компании пораньше, нужно же было подготовиться. Но они уже там были и спорили на повышенных тонах, так что было слышно через закрытую дверь – звукоизоляция не была для конструкторов дирижабля первоочередной задачей, а скорее, они о ней даже не подумали, сосредоточившись вместо того на тихой работе двигателей. Секретарша отговаривала своего босса от какого-то намерения, называя его замысел опрометчивым, грозящим непросчитанными последствиями, не соответствующим линии правящей партии и инструкциям для молодёжных организаций устраивать провокации против политических противников, причём так, чтобы в результате народ Индии объединялся в единое целое на основе традиционных ценностей. А здесь неизвестно ни кто вообще узнает о результатах его акции и узнает ли хоть кто-нибудь, ни как люди среагируют, да что там, и сами последствия не просчитываются! Он может вызвать неудовольствие своего отца, даже в случае, если добьётся каких-то положительных результатов, именно из-за того, что предпринимает что-то самовольно и не имея возможности всё хоть как-то рассчитать… А начальник в ответ тупо твердил, что главный тут он и потому будет поступать так, как считает нужным и правильным в свете поддержания традиций, обычаев и заветов предков, а она может докладывать его отцу всё, что ей заблагорассудится, чтобы он, в свою очередь, наконец-то получил повод выгнать её ко всем ракшасам с тёпленького секретарского местечка. О сути его «опасного замысла» они не говорили, и невольно их подслушавший Симахира её не понял, но почему-то его этот разговор напугал: он вдруг представил, что он мог иметь к нему какое-то отношение. Впрочем, он вообще побаивался Маюра – тот выглядел в достаточной степени идиотом со своей царственной важностью, чтобы его опасаться. А куда от него деваться на дирижабле?.. Хоть дирижабль и не подводная лодка. Впрочем, теперь Симахира рассказывал о своём любимом деле, и всё остальное стало неважным.

**********

– Наверное, вам, как конструкторам дирижаблей, были бы непонятны и неинтересны мелкие технические подробности, вроде того, какие именно химические вещества я использовал, как они взаимодействуют в процессе, собственно, запуска и так далее, – продолжал он. – Вкратце, за счёт сочетание технологий термобарического взрыва и объёмного взрыва… Хм, пожалуй, я должен заметить, что некоторые путают эти две технологии, хотя у них есть как сходство, так и принципиальные отличия. Я на них остановлюсь только очень кратко. Вот, на этих двух плакатах вы видите схемы производства объёмного и термобарического взрыва. Могу с гордостью сказать, что про сочетание обеих технологий я нигде не читал даже для применения в оружии, не говоря уже о пиротехнике. Правда, это не значит, что нет и соответствующих исследований – они ведь засекреченные. Но, во всяком случае, вроде бы, на вооружении такого нигде нет, а то бы журналистам сообщили – ведь всё новое оружие играет пропагандистскую роль ещё до того, как может сыграть военную. Значит, получается, я, пиротехник, опередил настоящих оружейников! Это, в частности, не помогало, а мешало мне добиться финансирования в шоу-бизнесе – если кто-то вообще соглашался выслушать такие подробности, что, кстати, бывало очень редко, то в этом месте меня начинали активно посылать за деньгами к оружейникам. Но я не оружейник, и заниматься не своим делом не хочу, а они, если бы и дали денег, то, естественно, только под разработку оружия…

– Вот на плакате номер три эскиз конструкции созданного мной гибрида. Термобарический заряд весом два килограмма без пятидесяти граммов, состоящий из смеси этиленоксида с загустителем, роль которого играет воск, и металлическим порошком алюминия и магния, вынутый из списанных гранат реактивного гранатомёта и модифицированный добавками, в разной химической форме, калия, натрия, циркония и обеднённого урана и ещё парой-тройкой горючих и других веществ. Детального описания состава, как вы догадываетесь, в моём докладе не будет. Кстати, выражаю благодарность спонсорам за то, что предоставили все эти полезные химические материалы. Вокруг него располагается, как видите, заряд объёмного взрыва весом одиннадцать килограммов, состоящий, в основном, из того же этиленоксида, но уже без примеси металлического порошка. Снаружи располагаются угольный порошок, который сгорит не весь, и порошок ржавчины, который тем более не сгорит.

– А вот на плакате номер четыре вы видите схему процесса. Термобарический заряд в моём фейерверке даёт центральный огненный шар, распыляет этиленоксид и поджигает его. Заряд объёмного взрыва образует вокруг него огненное кольцо, быстро темнеющее под действием распылённого при взрыве угольного порошка и приобретающее багровый цвет за счёт порошка ржавчины, поднимающееся вверх и превращающееся в шляпку гриба! Потому что, как вы, наверное, уже догадались, этот фейерверк имитирует ядерный взрыв. Конечно, в миниатюре, и, разумеется, только внешне – никакой радиации нет.

– Ударная волна есть. Конечно, не такая, как при ядерном взрыве, но всё же. Тротиловый эквивалент моей игрушечной «бомбочки» составляет восемьдесят два килограмма! Поэтому взрыв нужно производить на достаточно большой высоте, куда главную часть конструкции доставляет вот этот пороховой ракетный двигатель. Кстати, могу похвастаться, сочетание технологий термобарического и объёмного взрыва не просто даёт возможность получить задуманную картинку, оно и технологически весьма выгодно, так как позволило обойти обычное ограничение снизу на вес заряда объёмного взрыва, при котором он вообще эффективен, это, как считается, двадцать-тридцать килограммов. А у меня всего одиннадцать. Не претендую на какие-то ещё рекорды. Ни в коем случае – на рекорд мощности объёмного взрыва. Стоящая на вооружении в армии США бомба, прозванная журналистами «мамой всех бомб» имеет тротиловый эквивалент одиннадцать тонн, а Россия в 2007 году заявила об испытании бомбы с тротиловым эквивалентом вчетверо больше, немедленно прозванной «папой всех бомб». Масса взрывчатого вещества в ней была, по заявлению России, семь тонн. Таким образом, несмотря на то, что у меня, по сравнению с ними, совершенно игрушечный заряд, вдвое-втрое меньше того, что считается минимальным, соотношение веса взрывчатки и тротилового эквивалента взрыва у меня не хуже, что и доказывает сделанное выше заявление, что я обошёл это ограничение эффективного объёмного взрыва. Что касается термобарического заряда, для него такого ограничения и нет, что легко видеть по применению его в ручном гранатомёте. К слову, бывают и термобарические ручные гранаты. В заключение позвольте ещё раз поблагодарить спонсоров проекта за всемерную поддержку. Вот, пожалуй, и всё. Вопросы?

Последовавший град вопросов его ошеломил. Слушатели хотели знать буквально всё до самых мелких мелочей. Часть из которых он, вообще-то, раскрывать не хотел. На всякий случай, для охраны своих авторских прав. Конечно, вопросы были, по большей части, дилетантскими. Например, его спросили, ядовит ли этиленоксид (!). Поэтому он мог спокойно и на неудобные вопросы выдавать уклончивые ответы, скрывающие суть. Вопрос про этиленоксид не затрагивал ничего секретного, но он зачем-то и на него ответил наполовину. А именно, что да, очень ядовит, очень опасен, в частности, впитывается через кожу! Всё это совершенно не расходится с истиной. Но он не упомянул, что признаки отравления могут проявиться через трое суток. Так что в качестве боевого ОВ это вещество никак не годится, если даже не сгорит в пламени взрыва объёмной бомбы. А оно сгорит, уж об этом-то он тщательно позаботился при разработке. Почему-то ему показалось, что военные аспекты взрывов интересуют слушателей едва ли не больше, чем пиротехнические.

Вопросов было столько, что он даже невольно засомневался, что перед ним конструкторы дирижаблей, а не начинающие пиротехники или даже ученики по военной специальности «взрывчатые вещества». Видимо, будучи поставлены в известность, что кому-то из них придётся помогать ему запускать фейерверк, слушатели не желали подвести его и всю делегацию. И, в конечном итоге, не оправдать надежды правительства Республики Индия. В кои-то веки сформированного истинными патриотами, следующими идеологии хиндутвы – партией БиДжиПи. А уклон в военную сторону – что ж, хоть они и студенты, практически взрослые люди, но, видать, в детстве не наигрались в войну и не навзрывались с помощью доступных средств. В конце концов, в этом отношении он тоже не безгрешен. Его «атомный» фейерверк это ясно показывает.

Вопросы не кончились сами – конец им положил председатель собрания.

**********

Председательствовал на собрании, естественно, руководитель делегации Маюр Абхимани. Как только он объявил, что время вышло, остальные вопросы как-нибудь в рабочем порядке, если выпадет случай (?), все моментально заткнулись – никто не осмелился выпрашивать разрешения задать «ещё хоть один вопросик».

Но прекращение обсуждения не было бессмысленным самодурством с его стороны. Оказалось, есть ещё второй вопрос в повестке собрания. А именно… аморальное поведение двух членов делегации, уважаемого Симахиры и уважаемой Агаты!

– Но разве мы когда-нибудь?.. – начал Симахира, заподозривший, что их было слышно в соседних каютах, хотя они и вели себя как можно тише… но председатель оборвал его.

– Обвиняемым слово в конце! – заявил он, и Симахира, ошарашенный страшным словом «обвиняемые», замолчал.

Дело было не в том, как вели себя молодожёны. Гораздо хуже. В том, что они ими стали.

Ораторы непрерывно, один за другим, клеймили их позором. Говорили складно, как будто заранее подготовились. Как будто один какой-то человек написал все обвинительные речи и дал им выучить наизусть. И назначил порядок выступлений. Хотя руки каждый раз тянули все, председатель, похоже, давал слово по старшинству. Начал сам Маюр, и он как раз был довольно снисходителен. Упомянул формальную отмену системы варн и каст в Индии, несоответствующую современным веяниям, необходимость понимания со стороны населения прочих стран, да вот и их фестиваль на эту животрепещущую тему. Но всё же – нельзя совсем уж бесстыдно забывать о традициях предков… Надо как-то уважительнее к ним относиться…

За ним выступила секретарша Рата, которая вот о чём, оказывается, яростно с ним спорила перед собранием, но теперь послушно участвовала в общей травле. И отнеслась к проступку молодожёнов не так снисходительно, как начальник.

Советник Мантри (Симахира подумал, что, наверное, в табели о рангах секретарша стоит выше советника… да и секретарша ли она?.. небось, шпионка отца… и ядом плюётся, как змея… может, это входит в число обязательных умений секретарш?), маленького роста, худой, очень смуглый, был тоже брахман, несмотря на внешность представителя племён, которые не считались включёнными в кастовую систему общества, точно так же, как иностранцы, что было ещё хуже, чем если бы они были далитами. Его речь была преисполнена логики: он от имени Симахиры и Агаты придумывал несостоятельные оправдания их поступку, которые тут же легко опровергал. Оправдания были, скорее, слегка завуалированными издёвками: их было бы стыдно произнести сколько-нибудь разумным людям.

Помощник Гаджа больше похож на телохранителя, и имя ему подходит, здоровенный, как слон, широколицый, толстогубый. Если бы ещё волосы вились, впору было заподозрить, что кто-то из предков был с Гавайев, но он предпочёл побриться наголо. И тоже, кстати, не кшатрий, как положено было бы телохранителю, а брахман. Что-то подозрительный национальный состав для команды националистов получается. И говорить Гаджа не умеет, хотя и очень злобно старается… Симахира, японец, ещё недавно начавший было учить китайский, уже лучше говорит на хинди, чем он… впрочем, большинство из них жители штата Орисса-Одиша и, наверное, родной у них язык ория, а хинди государственный, конечно, но не родной.

Помощник Азва очень похож на советника Мантри, только гораздо моложе, хотя и постарше Маюра, возможно, сын советника? Скорее всего, он у Маюра простой посыльный, мальчик на побегушках. Но на хинди говорит гораздо свободнее, чем Гаджа… а вот зачем они между собой на хинди общаются, если родной у них ория? А-а, наверное, начальник у них с родным хинди!.. Азва-то, однако, в ещё более обвинительном тоне говорит, чем предыдущие четыре оратора…

Потом выступали все остальные восемь членов делегации, которых Симахира ещё толком не запомнил. Трудности запоминания способствовали их имена, которые почему-то имели одинаковые окончания. Этих восьмерых звали Икпадати, Топадати, Типадати, Чападати, Панчпадати, Шепадати, Сападати и Атпадати. Если это «падати» означает принадлежность к их делегации на конференцию, или к какой-то молодёжной организации, то почему такого окончания нет у пятерых, выступавших перед ними? Или тут представители двух разных организаций? Спрашивать как-то не ко времени… Лица и комплекция были у них разные, и одевались они по-разному, но все скромно, в синее несколько разных, но не слишком разных степеней насыщенности. И без подмешивания в этот цвет оттенков зелёного или фиолетового. Примерно от среднего между синим и тёмно-синим до среднего между синим и голубым. Агата шепнула Симахире, что она оценивает полосу этих длин волн примерно от 455 нанометров до 481. Она получила эти цифры, посмотрев в телефоне границы синего с фиолетовым – чаще всего 440 нм, реже всего 430 нм, средне по частоте встречаемости 450 нм, при усреднении с весами 3, 1 и 2 получится около 442 нм, и границу с голубым – чаще всего принимается 485 нм, реже всего 470, средне по частоте встречаемости 480 нм, при усреднении с теми же весами – около 481 нм. После чего так же рассчитала среднюю ширину полосы, около 39 нм, и взяла по трети этой величины, 13 нм, к середине, оставив беднягам только треть полосы. Ему до такого пренебрежения остракизмом общества было далеко. Он всего лишь обратил её внимание, что, в отличие от «шестёрок», в одежде пятёрки их начальников преобладал белый цвет. Да и то она, наверное, и сама это заметила, хотя ему не сказала «спасибо, кэп». Симахира был не уверен, что был бы сейчас рад от неё это услышать. В смысле, оказало бы на него это успокаивающее воздействие или наоборот. Не очень-то легко осознавать, что девушка перед лицом опасности волнуется меньше, чем ты. Или выказывает меньше тревоги.

Сам Симахира был очень встревожен.

Потому что тон выступлений был всё более угрожающим. Последние ораторы уже призывали принять решение немедленно выкинуть «гнусных преступников» с дирижабля, провести обряд очищения его от их пребывания на нём и дружно забыть о том, что они вообще тут были.

Когда все выступили, Маюр, изображая великодушие и объективность, предложил Симахире попробовать сказать что-нибудь в свою защиту. Агату он старательно не замечал. Видимо, по его мнению, ей и пытаться что-то говорить не было смысла.

– Правильно ли я понимаю, – спросил Симахира, вспомнив подслушанный спор, – что у правящей в настоящее время Бхаратия джаната парти…

– Что значит – «в настоящее время»?! – перебил его председатель. – Она будет править всегда!

– Хорошо, – поправился Симахира, – у правящей с недавнего времени…

– По твоему, с две тысячи четырнадцатого – это недавно?! – возмутился Маюр. – Да мы за это время сделали столько, что так называемому Национальному Конгрессу не снилось за десятилетия! Кроме того, мы и раньше не всегда были в оппозиции. С девяноста восьмого по две тысячи четвёртый… а если бы в девяносто шестом все союзники не разбежались, как последние трусы, то ещё тогда… – Абхимани брызгал слюной. Его трясло. Симахира нечаянно наступил ему на больную мозоль. Он поднял руки в знак отказа от спора и поправился снова: