Александр Федорович Чебыкин
Судьбы людские
Уходим, уходим! Вывод советских войск
Выписка из госпиталя задерживалась. Операция за операцией: то сухожилия сращивали, то нервы сшивали.
Пролежав месяц в госпитале, подал заявление в военную академию им. Фрунзе. Начал усиленно штудировать учебники. Готовился серьезно, хотя имел право поступить без экзаменов. Ему было необходимо вспомнить азбучные истины.
Вступительные экзамены сдал на пятерки.
Учась в академии, одновременно числился консультантом на кафедре «Огневая подготовка». Пока был в госпитале, выдали ордер на двухкомнатную квартиру под Москвой. Жена радовалась: наконец-то кончились мытарства по общежитиям и частным квартирам.
В КЭО Московского военного округа объяснили, что квартиру получили благодаря ходатайству командующего 40-й армии, тут некоторые офицеры-слушатели ждут квартиры по два-три года.
Политбюро решило выводить войска из Афганистана. Этому предшествовало много событий: утрата авторитета Советским Союзом на мировой арене, брожения в странах Варшавского блока, спад экономики в Союзе, говорильня Горбачева, направленная на распад Союза, расцвет махрового национализма в республиках.
В марте 1988 года, как участника боевых действий, вызвали в генеральный штаб.
Здесь Устюжанин встретил бывшего командира дивизии. Поинтересовался: «Зачем?»
– Вы, академики, больше знаете, чем мы. Увязли мы в Афганистане. Пора уходить. Нужен не один десяток лет, чтобы народы этой страны привести к обычным цивилизованным отношениям. Рабство слишком глубоко сидит в этом народе. Из эпохи феодализма им долго надо выбираться. Даже в этой ситуации наши старания не пропали даром. Тысячи афганцев учились в Советском Союзе, приобрели современные специальности, ознакомились с жизнью страны, вдохнули нашу идеологию. Мы там построили десятки школ и больниц. Вырвали страну из вековой отсталости. Американцы свое дело сделали, но им придется не сладко. Пусть попробуют. Они привыкли жар загребать чужими руками. Я думаю, нас пригласили как специалистов, хорошо знающих Афганистан. У многих есть знакомые как на той, так и на этой стороне среди афганцев. Создается комиссия по выводу советских войск из Афганистана. Надо вывести войска с минимальными потерями.
В средине апреля подполковник Устюжанин прибыл в Кабул. В Подмосковье на полях лежал снег, а здесь цвела алыча, персик, склоны гор были усеяны ярким ковром саранок. Весна в полном разгаре. 20 апреля на расширенном заседании Военного Совета командующий армией поставил задачу по организации вывода войск из Афганистана. Потребовал от командиров частей варианты отхода, договоренности с местной властью. На высотах по пути отхода поставить засады, на опасных направлениях выдвинуть блок-посты.
Олег приглядывался: кто-то же должен быть здесь из тех, кого он знал, за две командировки в эту страну. В перерыве он заметил, как через толпу, торопясь, пробирается на голову выше всех, молодой майор, со шрамом на левой щеке. Обхватив Устюжанина длинными руками, забасил: «Олег Игоревич, командир, здравствуйте. Вспомните молодого зеленого лейтенанта, командира разведки Вашего батальона в 1981–1983 годах».
– Иван Сосновцев, дорогой мой братишка!
Олег вспомнил, как осенью 1981 года к нему в батальон прибыл на должность командира взвода разведки длинный, тощий, с пухлыми губами, озорными глазами молоденький лейтенант. Олег тогда удивился, какой из него разведчик, когда видно за полверсту.
Но на тактических занятиях Устюжанин увидел, как эта жердь мгновенно преображается. В полной экипировке исчезал на глазах среди песка и камней. Память была великолепная, схватывал мгновенно и надолго. Ознакомившись с аэрофотосъемкой, он запоминал особенности местности до мелочей.
Офицеры в шутку прозвали его Иваном Сусаниным.
Дружба у них возникла сама собой. Майор и молодой лейтенант были неразлучны. Делились самыми сокровенными тайнами жизни. Олег знал, что Ивана ждет невеста, заканчивает филологический факультет пединститута.
– Олег Игоревич, как Вы тут? Откуда? Как дети? Как Наталья?
– Иван, пока дела идут хорошо. Учусь в военной академии им. Фрунзе и одновременно являюсь сотрудником кафедры «Огневая подготовка». Дети растут, как подмосковные грибы. Крепкие, смышленые. Наталья учится заочно в аспирантуре. Как ты, как твоя любовь, не заржавела?
– Что Вы, товарищ подполковник. После первой командировки сразу поженились. Письма мои Анюта хранит до единого. Есть длинные, на пяти-шести страничках, есть и в три слова: люблю, скучаю, Иван. Дай Бог, чтобы до конца жизни было так. По утрам просыпаюсь, мысли только о них, моей троице: Анюте и двум пушинкам – сыну и дочери.
– В какой должности?
– Стыдно сказать. В конце срока первой командировки, Вы тогда уже вернулись в Союз, новый комбат оказался нерасторопным. Попали в засаду. Меня контузило. Осколков понахватал предостаточно. Из черепушки вытаскивали, как забитые гвозди. После этого и слух, и зрение потерял, да и голова стала не такой сообразительной. Перешел па политработу. Поступил на заочное отделение военно-политической академии им. В. И. Ленина. Москву, наверное, знаешь уже хорошо, эта на площади Маяковского. Сейчас заместителем начальника политотдела стрелковой дивизии. Мне больше по душе разведка, там я как рыба в воде. Ничего, пообвыкнусь, главное, чтобы не очерстветь. Сохранить любовь к людям.
– Будешь в Москве, рад Вас видеть с женой у нас в гостях.
– Товарищ подполковник, разрешите направиться к своим, нас тут из дивизии человек десять.
Только отошел Иван Сосновцев, как Олега кто-то крепко схватил за руку.
– Командир, здравствуйте.
Перед Устюжаниным стоял незнакомый капитан, с обожженным лицом, в темных очках, среднего роста, ногами-калачами. Голос до боли был знакомый. Господи, неужели это лейтенант Пивоваров, командир взвода БТР. Еще в первую командировку.
– Сергей Митрофанович, Вы! И как эго Вас угораздило. Помню, даже очень, голубоглазого с копной курчавых русых волос, задиристого непоседу, заядлого футболиста. В карман за словом не лез. Начальство побаивалось вступать с Вами в полемику. Что случилось с Вами? И почему только капитан.
– Я Ваш разговор с Сосновцевым слышал. Судьба у нас одна. Во время того боя, когда его контузило, мой командирский БТР подожгли. Пока был в госпитале полгода, жена ушла с двумя детьми. Я тогда сдался. Душманам не поддавался, не трусил, а тут спекся. Скучал по детям, жене. Она была у меня красавица, видимо, застыдилась меня, калеку. Сами видите, с таким лицом на людях показываться неприятно. Сейчас с судьбой смирился, а тогда запил по-черному, чуть было из армии не выгнали. Куда бы я тогда. Я же Суворовское училище кончал. Отец после войны мало пожил, а мать с горя вскоре за ним ушла. Один оставался на белом свете, как перст.
Случайно встретил своего командира полка, который демобилизовался и работал вторым секретарем обкома. Взялся он за меня серьезно. Гонял из санатория в санаторий, где познакомился с выпускницей медучилища. Потихоньку, потихоньку у нас с Оксаной разгорелась любовь такая, что водой не зальешь. Она говорит, что ты у меня самый чистый и светлый человек на белом свете.
Заказала портрет именитому художнику, с той фотографии, когда я выпускался из училища. А когда художник Василий Петрович, царство ему небесное, увидел меня и побеседовали, то за портрет денег брать отказался. Говорил, что я Вам должен, как пример мужества и стойкости. Напросился второй раз в командировку. Покоя нет, тот бой по ночам снится, пока не разыщу того гада, который поджег меня, покоя не будет. Войне конец. Думаю, к дню рождения сына вернусь в Союз. Начальник политотдела дивизии сообщил, что в Москве на майора приказ подписан. Жду официального сообщения, с приказом на звание обещали разыскать представление на «Боевик» за тот бой. Я тут за полгода столько натворил, что, наверное, пригоршни для орденов не хватит.
– Я рад за Вас от души, что выстоял и не сломался. Слава Богу, что повидались. В долгие зимние ночи проведенные бои крутятся, как в калейдоскопе.
15 февраля 1989 года подполковник Устюжанин с офицерами штаба 40-й армии перешел границу Советского Союза. Шла весенняя сессия.
По возвращении из Афганистана Устюжанин почувствовал, что над Союзом нависла угроза распада. Душа болела: неужели труд трех поколений, кровь, пролитая в гражданскую, Отечественную, в Афганистане – и все это напрасно.
Капитал снова брал власть над миром.
В год погибели Великого государства – Союза Советских Социалистических Республик подполковник Устюжанин окончил военную академию. Впереди две поездки в Чечню.
2000–2005 годы – заведующий военной кафедрой в университете. В 2005 году полковник Устюжанин демобилизовался из рядов Российской армии.
Приобрел квартиру в городе Перми, поближе к родным местам.
В 1994 году сын Владимир поступил в Рязанское десантное училище. Когда на семейном совете обсуждался вопрос, куда поступать после окончания школы, решение было одно – в Рязанское десантное.
Полковник Устюжанин наказывал сыну: «Режимы приходят и уходят, а Родина у нас одна. В случае заварухи олигархи быстро смотаются за границу, там у них капиталы, а мы, россияне, останемся на своей земле и защищать ее, кроме нас – некому. Это наша Родина. Россия никогда не была под чужой пятой и не будет».
Развал Советского государства
Фитиль, подожженный Мишей Горбачевым, начал полыхать больше и больше. Искра была высечена в последние годы правления Брежнева. Андропов пробовал ее затушить, но было поздно – единомышленники уходили из жизни один за другим, а молодое поколение не подготовили к новым реалиям жизни.
В брежневские годы в партии начинался тихий застой. Каждый член ЦК старался удержаться на своем стуле и очень дипломатично кого-нибудь подсиживал, тихонько похлопывая по плечу, распиная вместе дорогой французский коньяк, съедали, чтобы пробраться выше по иерархической лестнице. Обсиживая свои теплые места, многие скопили неплохой капитал, втихаря вкладывая в иностранные банки, боясь всплыть тут. Переживали, не зная, куда его применить, как передать детям. Тряслись за свое место, а вдруг сшибут, куда тогда. А это значит – придется съезжать из престижной квартиры, терять медицинское обслуживание, отдых в лучших санаториях, положение в обществе, почет. Как говорится – сняли и забыли. И сразу вокруг пустота. Старые так называемые «друзья» на людях будут стыдиться здороваться. Но если капитал привести в дело, ты хозяин на все времена и пожизненно. Наследство твое – детям, внукам, правнукам. Приходилось задумываться, как это сделать и под каким лозунгом. Первое – это надо создать недовольство у народа тем строем, при котором живут, и показать новую конфетку в красивой обертке.
Заводы и фабрики работали на полную мощность и вдруг все стало дефицитом: спички, соль, одежда, обувь, керосин. Всем этим в одночасье можно было завалить население с ног до головы. Появились очереди за продуктами, молоком, мясом, хотя колхозы и совхозы, по донесениям, производили больше и больше. Получалась какая-то бестолковщина, неразбериха. Да, много пожирала армия, еще больше уходило на поддержку революционных режимов в Африке, Латинской Америке, Азии, но это было и при Хрущеве, при Брежневе, как-то выходили из положения.
Надо было поступиться неважным, а сохранить главное – это основы социализма в Союзе и в Европе, от того, что мешало, надо было временно отказаться: сократить расходы на армию и на зарубежную помощь. Бюджет бы быстро сбалансировался. Пересмотреть структуру армии. От разбросанности и раздробленности перейти к концентрации мощных ударных группировок по направлениям: Запад, Дальний Восток, Средняя Азия, неспокойный Кавказ. Недостаток продуктов первой необходимости создавал у народа недовольство, в первую очередь к руководящей и направляющей: Политбюро, объявляя о демократии, фактически теряло управление страной. Начались всходы махрового национализма. Сначала появились высказывания, что во всем виноваты евреи, а в республиках стали считать русских чуть ли не оккупантами. Республики исторически присоединялись добровольно, как при вхождении в состав России, так и образования Союза Советских Социалистических Республик. Первые секретари республик начали считать себя князьками. Говорят одно, а делают другое. Это было на руку американским империалистам. Советский Союз был для них бельмом в глазу. Имея огромные капиталы, начали создавать подполья, в первую очередь в странах Варшавского договора, подкармливая их, обильно снабжали деньгами, литературой, радиостанциями.
Соединенные Штаты начали мощную идеологическую обработку населения этих стран через радио, телевидение, издание книг, брошюр, одновременно подкупая руководство компартии. И это дало определенные результаты. Вместо того, чтобы твердо поставить на свои места врагов и колеблющихся, Горбачев занял позицию страуса, занялся демагогией.
Народ изначально верил ему, как привык верить первым лицам государства за долгие годы Советской власти. Проходят так называемые «бархатные» революции и страна за страной выходят из Варшавского договора. Михаил Горбачев попался на американские посулы: чтобы жить в мире, надо распустить Варшавский договор, и тогда они распустят НАТО. Варшавский договор был похоронен, а НАТО стало расцветать, принимая в свои объятия страны из развалившегося Варшавского договора. Утопив Варшавский договор, американцы бросили весь арсенал своих средств на разрушение Советского Союза, в первую очередь на обработку генерального секретаря М.С. Горбачева, министра иностранных дел Шеварнадзе, главного идеолога партии Яковлева. Они быстро переориентировались, попались на посулы и стали проводить политику на развал Советского государства и реанимацию капитализма. Это им удалось, так как руководство Союзных республик только этого и ждало. Партийная элита молчала, надеясь, что от распада государства им достанутся лакомые кусочки, что и подтвердили дальнейшие события. При приватизации государственная собственность оказалась в руках этих нелюдей, так называемых партийных бонз.
Народ в 1991 году не вышел на улицы, потому, что некому было его поднимать и организовывать. Бывшее партийное и государственное руководство сидело на тех же стульях, но в новых должностях.
Народ устал от безвластия, бескормицы и неопределенности – решил: хуже не будет, лишь бы не было снова Гражданской войны. Старшее поколение об этом помнило на примере отцов и дедов. Легко разрушить, растащить, но очень тяжело собрать. И разлетелось могучее государство, создаваемое тысячу лет, на мелкие национальные куски. Только от этого никому лучше не стало: разрубленными оказались не только экономические связи, но и родственные. Люди, живущие дружной семьей, оказались по разную сторону великого разлома. Больше всего пострадали русские, в годы пятилеток направленные на ударные стройки в союзные республики, оказались пленниками и заложниками. Они строили фабрики и заводы, обучали национальные кадры, а сейчас, никому не нужные, – стали изгоями. При возвращении в родные места, в Россию, для них нет ни работы, ни жилья, и здесь они стали нежелательными, людьми второго сорта, персонами нон грата. Бывшие первые секретари стали президентами с неограниченными полномочиями, которые сами себе устанавливали сроки правления и переизбрания.
Разорванные политические связи быстро сказались на экономике. Во многих республиках производство скатилось на дореволюционный уровень. Народ существовал на полуголодном пайке подачек из-за границы в виде займов.
Окаянный Ельцин своими амбициями, бестолковостью, властолюбием бросил под хвост семидесятилетние завоевания социализма. Скоропалительными методами стал насаждать капитализм.
На юге страны возрождалось казачество, основу которого составляли две ветви – это потомки белого казачества и ущемленных советской властью зажиточных казаков, а также бедные и сирые колхозники, после развала колхозов оставшиеся без работы и средств к существованию. Те и другие ругали коммунистов: одни за старые обиды раскулачивания, другие что коммунисты довели народ до черты бедности и сталкивали его в бездну. Ельцин умело использовал эту силу, как опору своей власти. Стал подкармливать и привечать верхушку казачества. Внутри Российской Федерации начались распри за владения природными богатствами между московскими олигархами и местной молодой буржуазией, особенно ярко это вылилось в национальных республиках Северного Кавказа, Урала и Сибири. Башкортостан, Якутия, Бурятия быстро соорентировались в обстановке и поняли, что с центральной властью враждовать нельзя.
Татарстан провозгласил свою государственность, что было смертельно опасно – в сердце России возник мощный нарыв. Если не вскрыть, то могло быть заражение всего организма Российской Федерации и погибель России. Только время расставит все на свои места.
Боевое братство
Мотопехота
После окончания десятого класса у Володи не было большого желания продолжать учебу. Был рад, что избавился от учебников. Настроился служить в армии. Впереди год свободы. Решил поработать слесарем на ТЭЦ. В мае 1979 года Чебатков Владимир Николаевич с радостью проходил комиссию при Советском райвоенкомате города Краснодара. Шестимесячные сержантские курсы в городе Самарканде. Осень 1979 г. – служба в Прибалтике. В январе 1980 г. батальон мотопехоты прибыл в Кабул. Командир роты капитан Росляков обратил внимание на исполнительного командира отделения сержанта Чебаткова и ставил его в пример другим младшим командирам. В задачу батальона входило – охрана объектов и сопровождение грузов.
Бои за высоту
В марте личный состав роты приступил к охране линии связи, которая осуществлялась радиорелейными станциями, расположенными друг от друга на расстоянии 50 километров. Взвод старшего лейтенанта Николая Серебрякова занял оборону вокруг одной из таких РЛС на площадке диаметром около ста метров.
На вершине горы по периметру располагались окопы, каждый с расчетом на три-четыре человека.
Расстояние между окопами до тридцати метров.
По углам стояли четыре танка, обложенные крупными валунами. Танки могли маневрировать.
27 марта. В сумерках наблюдатели-танкисты через приборы ночного видения заметили продвижение большой массы людей к высоте. Подали сигнал тревоги. Заняли круговую оборону. Доложили командованию, что к РЛС пробиваются душманы, около пятисот человек. Из штаба передали: «Высоту удержать, она господствующая над местностью. Высылаем подмогу. С утра склоны горы будем обрабатывать системой «Град». Сигнальные ракеты зависали над склоном. Местность ярко освещалась. Душманы хорошо просматривались. Можно было вести прицельный огонь. Танки передвинули к южной стороне, откуда лезли душманы. Танкисты, ротные пулеметы, автоматчики вели беспрерывный огонь по противнику. Запасов снарядов и патронов было предостаточно. Душманы то откатывались, унося убитых и раненых, то снова атаковали. И так до утра. Утром установки «Град» с интервалом 10–15 минут наносили ракетные удары по выявленным целям. Только в конце боя, перед обедом, защитники РЛС узнали, что душманам нужен был проход.
В обход горы шла тропа в дальние горы, их вторые сутки преследовали десантники. Взвод лейтенанта Серебрякова отбил атаки душманов, спас станцию РЛС от разгрома и помог блокировать противника и уничтожить полутысячную банду душманов.
Через месяц взвод лейтенанта Серебрякова заменили другим. После передышки бросили на новый участок.
Засада
В октябре взвод Чебаткова сопровождал транспорт с оружием в составе шести КРАЗов из Кабула в Кандагар. На полпути, на одном из перевалов попали в засаду. Слева отвесная скала, справа обрыв. Десятки гранатометчиков открыли огонь со стороны скалы. Машины загорелись. На одной из них стали рваться снаряды. На голой горной дороге спрятаться негде.
Старший лейтенант Серебряков подал команду: «Убитых и раненых забрать, прижаться к скале и вперед, а за поворотом взбираться на вершину». Пока душманы растаскивали груз с захваченных машин, бойцы успели взобраться на сопку. С трех сторон она обрывалась отвесно вниз и только с одной стороны была возможность на нее взобраться. Вскоре душманы сунулись, но получив отпор, отошли, унося убитых. Серебряков приказал: «Огонь вести только прицельный. Беречь патроны». Радист оказался легко ранен. Рация цела. Связались с командованием. Передали: «Продержаться до утра». С рассветом подлетели вертушки, обработали склон сопки и улетели. Командир группы кричал, нарушая всякие условности: «Нам нужна помощь, половина взвода убитые и раненые». Через полчаса прилетела еще одна пара, но при заходе на посадку, над ущельем, был сбит один вертолет. Второй зашел с противоположной стороны и удачно сел.
Бойцы ликовали. Первым рейсом отправили тяжелораненых. Прилетала еще пара. Прочесала местность, по наводке, ракетами и пулеметным огнем. Прибыли санитарные вертолеты. Забрали убитых и остальных бойцов. Солдаты на радостях качали, обнимали летчиков – благодарили за спасение. Передышка. И снова сопровождение транспортов, каждый раз на грани между жизнью и смертью. В июне 1981 года вернулся домой.
Воспитывает трех сыновей от трех жен. Нервы шалят до сих пор. Войны для мужчин не проходят даром.
Каждый бой оставляет глубокий след на сердце.
Чебатков Владимир Николаевич (справа). Афганистан 1980 г.
(«Мотопехота»)
Рота
(«Отчаянный»)
Жуков Александр Федотович (справа)
(«Армейская разведка»)
