Александр Федорович Чебыкин
Поломка
Оживление
В марте 1921 года отменили налоги и недоимки. Оставили один продналог. Крестьяне на селе зашевелились. Излишки продовольствия повезли на рынок в рабочие поселки, в первую очередь в Нытву. В Нытве торговля шла слабо, около каждого дома был свой большой огород, многие держали коров, некоторые лошадей. По возможности продукты везлись в Пермь, там товар шел ходко. Его быстро разбирали, и цены можно было поставить повыше, но времени на дорогу уходило больше. Нужно было вставать с первыми петухами, а возвращаться домой заполночь.
Согласно постановлению о новой экономической политике землю делили на всех едоков и сроком на десять лет. Крестьяне приняли это с радостью и старались облагородить землю: вносили навоз, расчищали неудобья, осушали болота и луговины. Резко возросли урожаи. В деревне началось строительство: обновлялись старые дома, рубились новые, особенно в тех семьях где были взрослые сыновья. На строительство лес отпускался по низкой цене.
Максим, управившись осенью с хозяйством, подрабатывал на стороне. Научился не только плотницкому делу, но и столярному, хотя грамоты и было три класса, но все выкладки держал в память. В 1922 году вдвоем с Иваном Коробейниковым сложил двухэтажный дом для Ширяевых в Нытве, который и сейчас поражает своим изяществом. Максиму хотелось, чтобы и другие мужики владели этим ремеслом. Те поначалу не сильно к этому стремились, но с годами, овладев такой нужной специальностью, благодарили его. Максим был очень строг и к себе, и к детям, и товарищам. Хотел, чтобы люди поступали по справедливости и жили по совести. Его жена Екатерина была глубоковерующей, очень доброжелательной, совестливой. Полностью посвятила себя мужу и детям. Колотилась в работе с утра до вечера, некогда было порой присесть и перекусить. На ходу перехватит кусочек хлебушка – и весь обед. Девять детей, хозяйство – работы непочатый край. Если родители в поле, то дети сами досматривали друг за другом.
Анатолий родился 23 октября 1922 года. Резко похолодало, вода в Березовке покрылась тонкой коркой льда, полетели белые мухи-снежинки. А в поле стояли суслоны еще не свезенной ржи, управились только с уборкой овса. Присесть некогда, не то что прилечь. Схватки начались во дворе, Катерина успела подняться по ступенькам и открыть двери в дом, и начались роды. Так и родила Анатолия у порожка. (Памятуя об этом, Анатолий по традиции в день своего рождения выпивал рюмку водки у порога.) Екатерина один вечер отлежалась и на другой день с раннего утра – в работу. Сначала за Толей приглядывала старшая сестра Анна, а как немного подрос, стали оставлять с Таней, которая старше его была на пять годиков, а Анюта пошла работать наравне со старшими. Другой раз Тане шибко хочется выбежать под окошко, попрыгать с подружками на скакалочке, но братика не оставишь. Откроет она окошко и наказывает: «Толя, ты посиди у окошка, посмотри, как мы прыгаем, я быстренько: раз-два прыгну – и домой, смотри не упади». Несколько раз Толик выпадал из окошка, засмотрится – и бух вниз. Иногда обходилось благополучного, но один раз грохнулся вниз головой так, что под окном на завалинке лежал до прихода родителей. Танюшка с перепугу спряталась под кровать и уснула там. Родители ее еле отыскали. Как-то раз над деревней на низкой высоте пролетел самолет, так Толик, испугавшись, залез в собачью конуру и до прихода родителей просидел в ней. Как только не уговаривала его сестра, чтобы вылез – ни в какую, только пальцем из конуры показывал в небо и говорил: «Бука! У-у-у-у!». Мать хотела воспитать сына нежным и послушным. В церковные праздники водила в храм, где батюшка причащал сладким вином с ложки и вытирал рот всем по очереди плюшевой тряпкой. Тогда у Толи появилась брезгливость, и он ни в какую не хотел причащаться, его не радовало сладкое снадобье.
Хотя и водила мать Толю в церковь, но креститься он так и не научился. Он был самый младший в семье, и родители немного баловали его. Отец то ладил для него коньки, то клеил силки для ловли птиц, то выстругивал лыжи. Если старшие брат и сестра научились только читать и писать, то Анатолия решили выучить полностью, как бы тяжело не было. Родители любили его за понятливость, сообразительность и смекалку. Отец часто говорил: «Головастый парень растет – весь в деда Григория». В тридцатом году Толю определили в первый класс. Занимался он с великим прилежанием, в этом заслуга была и его первой учительницы Вожаковой Александры Григорьевны. Отец очень гордился тем, что сын отлично учится и является примером для других. В селе говорили: «Этот умница – сын Максима Григорьевича». Отец в виде поощрения скатал для Толи валеночки.
Жизнь в деревне бурлила, люди собирались на сходки, не желая жить по-старому. Со сменой власти хотелось новых перемен и в хозяйстве. В стране создавались первые колхозы и совхозы. В деревне Якимята образовалась коммуна, куда в основном вступили многодетные семьи и вдовы (после германской и гражданской в каждом третьем дворе не было мужика). При коммуне были столовая, клуб, изба-читальня. Вечерами в клубе проводились занятия по ликвидации неграмотности. Для поднятия престижа коллективного труда в коммуну стала поступать техника: сноповязки, сеялки, трактора «Фордзоны». Первый трактор направила в коммуну «Красный отряд» в деревню Верхняя Палица. Народ с окрестных деревень шел за десятки километров, чтобы посмотреть на диковинку. Организовался колхоз в селе Мокино. Лошадей свезли на общий двор. Днем лошади были задействованы на работах, а вечером выгонялись на выпас за Поломку. Сельские подростки отправлялись в ночное. Было интересно. Накупавшись в Поломке, наигравшись, устраивались под стогом сена. Пересказывали отцовские байки, любовались яркими звездами и засыпали крепким сном. В те вечера, когда в село привозили кинопередвижку, охотников пасти лошадей не было, тогда отряжали в ночное стариков. Стрекотал мотор, который крутил механик, трещала динамо-машина, которую вращали подростки по очереди. Люди были захвачены событиями, происходящими на экране, и посторонние звуки не отвлекали их. Стали сеять лен на косогорах, и в полдень, когда на небе появлялась тучка и понимался ветер, можно было видеть бегущие волны нежно-голубого цвета. Построили льняной завод, завезли технику для уборки и обработки льна.
Для малышни самой большой радостью была река Березовка, она хоть была и не большая, но полноводная, в ней водилась некрупная рыба: пескари, красноперки, налимы. По Поломке было множество прудов с мельницами, где было раздолье для более крупной рыбы: окуней, щуки, сороги, язя. Пацаны целыми днями пропадали на реке, ловили рыбу, раков и купались.
Тяготы
Если в первые годы Советской власти в коллективные хозяйства шли добровольцы, то с 1931 года заставляли идти всех поголовно. Радостное детство для Толи закончилось. Чтобы не ввязываться в непонятную затею, Максим Григорьевич подался на подрядные работы. Восстанавливал разрушенный колчаковцами мост через Каму. Заработки были хорошими, по отношению других семья Черемных жила зажиточно.
Осенью по селу поползли слухи, что некоторые семьи попали в списки к раскулачиванию, в том числе и семья Максима Черемных. Пошли кляузы друг на друга. Каждый выгораживал себя и чернил другого. Писались заявления в партячейку. Собирался сход, читались доносы. Спрашивали, согласны ли с тем, что написано. Людей охватил страх и многие, чтобы не накликать на себя беды, поднимали руки и этим обрекали своих соседей на нищенствование. Выносился приговор: раскулачить.
Зимой 1932 года в семью Черемных явились представители власти и зачитали бумагу: что Черемных Максим Григорьевич лишался гражданских прав и имущества, которое передавалось в государственную собственность. Были изъяты под чистую зерно, скот, одежда. Оставили только то, что было на себе. Из дома выселили в маленькую избушку-зимовник. В избушке было так тесно, что спать места всем не хватало. Тетка, которая работала няней в яслях, забирала иногда Толю на ночь к себе в дом. Кто-то донес. Тетке пригрозили. Толя был вынужден ходить по деревне и просить ночлега. Поступило распоряжение – кулаков из деревни выселять. И стала семья Черемных мыкаться по белу свету, сначала по близлежащим деревням. Если где-нибудь и зарабатывали зерно, то смолоть его было нельзя. Семьям кулаков не разрешалось молоть зерно на мельницах. Мельники боялись, а если и мололи, то отдавали только половину. Пожаловаться было некому. Наскитавшись с семьей, Максим Григорьевич и Екатерина кое-как смогли устроиться работать на сюзьвенский лесоучасток. Шкурили бревна. Работали от зари до зари – надо было выполнять норму. К вечеру разламывало спину и деревенели руки от монотонных движений. Семья голодала. Жили на квартирах. В сельских домовладениях полнейшая антисанитария. От навоза во дворе тысячи мух летели в избу. Насекомые лезли в рот, нос, пищу. Толя продолжал ходить в мокинскую школу, с началом холодов его определили в Мокино на квартиру.
Голод мучил всех с утра до ночи. Хлеб выдавали по карточкам, тех денег, что зарабатывали, не всегда хватало, чтобы выкупить его. У Екатерины от недоедания стали опухать ноги. Если какой кусочек перепадет, то старалась сохранить детям.
Хозяин дома Иван Коробейников, у которого Толя квартировал, издевался над ребенком. Заставлял спать в амбаре рядом с гробом, который он смастерил про запас, но деваться было некуда – приходилось терпеть и со слезами на глазах сносить унижения и издевки.
Когда Толя учился в четвертом классе и поехал с матерью в гости к ее сестре Татьяне, он в первый раз проехал на трамвае. Для него это было величайшим наслаждением: справа и слева мелькали красивые дома, кондуктор усиленно трезвонил на перекрестках улиц, а он чувствовал себя хозяином положения – смотрите, я еду! После 4-го класса Анатолия определили в школу при селе Григорьевском. И снова скитания по квартирам, то у одних, то у других. Сначала у Максима Степановича Черемных, потом у Георгия Яковлевича Кайгеродова (фельдшера), потом к Потапу, затем к Мартовым, от них к Феодосье Теплоуховой. Занятия в школе увлекали Анатолия, и он не замечал трудностей быта. Каждый день познавал что-то новое. Время летних каникул для него было тяжелым. Родители мыкались по квартирам, а книг на лето из школы не давали. Единственная радость взобраться на перекидной мост, который был за Сюзьвой между деревнями Бураки и Велеги и смотреть как поезда идут на подъем. Пыхтели паровозы. Иногда не брали подъем и медленно сползали на разъезд, ждали, когда прибудет дежурный паровоз со станции Чайковской и потянет наверх. С моста далеко просматривались грузы в вагонах, деревушки, поля, сколки леса. Иногда, при тихом ходе, Толя заскакивал на тормозную площадку и проезжал метров триста, а потом спрыгивал. Это было рисковало и страшновато, но зато захватывающе. В каникулы Толя навещал родню и за лето бывал в Усть-Сынах, Ленино, Луговой. Хотя и был Анатолий к 12 годам парнем самостоятельным, но, когда при переправе через Каму, на пароходе, оказался около дымовой трубы и пароход на фарватере подал сильный гудок, Толя от внезапности и мощности гудка так встрепенулся, что долго-долго трясся, не попадая зубом на зуб. Гонение на родителей ущемляло сознанье Анатолия, и он хотел во чтобы то ни стало вырваться из этого заколдованного круга, поэтому всю свою энергию вкладывал в учебу. На занятиях его всегда ставили в пример. Это радовало Анатолия и подогревало его самолюбие.
Подступь
В 1936 году семья Черемных получила разрешение вернуться на свою усадьбу. Хотя дом и не отдали, но можно было держать скот, жить в зимней избушке, пользоваться хозпостройками, огородом, который упирался в речку Березовку.
Самыми интересными школьными годами для Анатолия стала учеба в старших классах. Молодежь готовилась к вступлению в большую жизнь, к службе в армии. В школьниках воспитывалась любовь к Отечеству, они гордились, что являются гражданами огромной страны – Союза Советских Социалистических республик. Ученики верили в свое светлое будущее. Несмотря на бытовые неудобства, Анатолий продолжал отлично учиться. Жили на квартире втроем: Анатолий и его одноклассники Павел Черемных из Архипово и озорник Ваня Беклемешев со станции Григорьевской. Спали на полу. Из-под дверей тянуло холодом, ноги постоянно мерзли. Уроки делали по углам. Питались, кто как мог. Основной едой была картошка, сваренная в чугунке. В школе Анатолий был активистом, редактировал школьную газету «За учебу». К 9 классу он обогнал в росте своих сверстников, его непослушный белесый чуб выдавался над головами учеников. Изменился и взгляд: серые глаза смотрели сосредоточенно и насмешливо.
К этому времени родители вернулись в свой старый домик. Во дворе жевала сено корова Пеструшка, блеяли овцы, кудахтали куры, в загородке подрастал поросенок. Жизнь год от года становилась лучше.
За отличную учебу отец купил Толе велосипед. Радости не было предела. Как только просохли дороги, он ежедневно в школу и из школы мотался на велосипеде. Тут тебе и от езды с ветерком удовольствие, и экономия времени для выполнения школьных заданий, и решение проблемы с питанием: домашняя еда, а не сухомятка.
В 1939 году в школе создали комсомольскую организацию. Анатолий обстоятельно готовился к вступлению в комсомол. Закалял себя физически. Лучше всех работал на спортивных снарядах. На турнике крутил солнце. Сдал нормы противовоздушной и противохимической обороны, получил значки ГТО и Ворошиловский стрелок. В феврале 1940 года Анатолий Черемных был принят в комсомол.
ВЛКСМ шефствовал над Военно-морским флотом. Мальчишки-комсомольцы горели желанием служить во флоте, а для этого надо было отлично плавать. Анатолий по несколько часов в день тренировался в своей родной Поломке, когда почувствовал, что набрался сил и умения – решил с друзьями переплыть Каму. Получилось. Он переплыл ее первым, а его товарищи с отдыхом еле-еле осилили эту полноводную реку с быстрым течением.
Он гордился званием комсомольца, а когда наступила Великая Отечественная война, то свой комсомольский билет он держал в нагрудном кармане у сердца. В тяжелые минуты боев тот словно согревал его и призывал к подвигу во имя людей.
Анатолия и его ровесников захватывали сообщения о грандиозных стройках страны. Любимым их чтением стал журнал «СССР на стройке». У подростков пробуждалось чувство ответственности за свою Родину, свой колхоз, свою деревню.
Как-то председатель сельского совета Минеев Гаврил Семенович собрал учеников старших классов и предложил им проверить в колхозных бригадах готовность сельхозинвентаря к посевной. Получалось, что им доверяли важное государственное дело. Каждому был выписан мандат с печатью и подписью председателя. Анатолий был направлен в бригаду деревни Щулаки. Три дня он дотошно проверял плуги, сеялки, конскую сбрую и все недостатки записывал в тетрадь. Бригадир удивлялся настырности и знаниям пацана.
Анатолий составил акт и заставил подписать бригадира. Чувствуя, что ему не сдобровать, бригадир собрал колхозников и начал устранять недостатки. Председатель сельсовета по итогам рейда провел совещание и поставил Анатолия в пример за его добросовестность и принципиальность. Через неделю бригадир приехал и попросил председателя прислать Анатолия, чтобы тот убедился в устранении недостатков.
В школе из старшеклассников образовался дружный комсомольский коллектив. В Великую Отечественную войну выпускники 1939 г. (первый выпуск десятиклассников) Таскаев Николай, Холмогоров Николай, Черемных Василий, Чирков Иван, Гохнер Петр и одноклассники Толи выпуска 1940-го , в том числе его друг, секретарь комсомольской организации Анисимов Юра, а также Постаногов Иван, Лучников Михаил, Лесников Иван – все погибли на полях сражений, защищая свою Родину – Союз Советских Социалистических республик.
А 22 июня 1940 года состоялся выпускной вечер. Впереди широкий выбор жизненных дорог. Но мальчишки-выпускники рвались служить Отечеству – во флот и только во флот. В конце июня Анатолий был приглашен в военкомат, получил приписное свидетельство и был зачислен на Тихоокеанский флот. Сказали – жди повестку. Так как он считался приписной, то на постоянную работу его не брали, но некоторые ребята смогли трудоустроиться. А Толя ждал вот-вот со дня на день придет повестка.
Служба Отечеству
Осенью 1940 г. Анатолий, обивая пороги райвоенкомата, наконец, получил долгожданную повестку. В то время отправка в армию носила ритуальный характер, который сохранился, наверное, еще со времен двадцатипятилетней службы, когда в отсутствии солдата вырастало новое поколение, а родителей и многих из родни уже не было в живых. У Анатолия на проводах гуляли всем селом. По тем временам десятиклассник в селе считался ученым и воспитанным человеком, к тому же Анатолий был парень хоть куда: высок, улыбчив, голубоглаз, заводила деревенских ребят. Шустрая девчушка Римма вместе с подружками исполнила для него песенку «Дан приказ ему на Запад…» Анатолию запомнились ее черные глаза-бусинки.
После прохождения курса молодого краснофлотца Анатолия направили в береговую оборону Владимиро-Ольгинской военно-морской базы Тихоокеанского флота. Во время учебных стрельб 22 июня 1941 года услышали по радио выступление В.М. Молотова о вероломном нападении фашисткой Германии на Советский Союз.
На рубеже с Японией обстановка сразу резко обострилась, начались провокации: японские самолеты и корабли ежедневно нарушали границы советского территориального пространства. Решено было начать строительство укрытий для размещения специальных береговых батарей 76 мм зенитных пушек. В январе 1942-го Черемных был назначен командиром орудия.
Из частей Тихоокеанского флота формировались команды для отправки на фронт – прикрывать границы осталось только минимально необходимое количество войск. В одно из подразделений попал и Анатолий. Из Владивостока выехали в середине января 1943 года, а в Москву прибыли только 23 марта. Два месяца провели в дороге. В Красноярске стояли месяц. Выгрузили их из эшелона, и пришлось им жить в землянках при минусовой температуре. Спали на земляных нарах, на соломе. Питание было отвратительным: картофельный суп и пятьсот граммов хлеба. За топливом ходили в лес за десять километров: рубили березняк. Под печи приспособили железные бочки. Топили сырыми дровами, которые не давали тепла. Участвовали в марш-бросках, цели которых не знали.
Фронт
По прибытии в Москву Черемных направили учиться работать с установками «РС» (реактивных снарядов) в минометную бригаду. На занятиях Анатолия охватывала гордость, за то, что он имеет дело с таким страшным и грозным оружием. За две недели он выучился на оператора переносной радиостанции «РБМ» в радиобатарее. По окончании двухмесячных курсов он стал командиром ракетной установки «БМ-31» в формирующейся 4-ой минометной бригаде. В июне 1943-го бригада была направлена на фронт, и первые залпы были произведены под Спас-Демьянском на Калужской земле.
Установки «БМ-31» среди солдат назывались «Ванюшами», а чаще «Иван-долбаями». Это была установка для тяжелых снарядов калибра 300 мм и весом 92,5 кг. На фермах установки в два яруса закреплялись ящики, в которых и транспортировались снаряды, сходили они прямо из ящиков по направляющим брусьям. Угол возвышения устанавливался наклоном рамы. Подготовка к залпу требовала больших физических усилий и риска. Дальность полета снарядов вначале была немного больше двух километров, а так как огневой удар наносился в глубину обороны противника, то монтаж установки приходилось проводить в непосредственной близости от переднего края. Во время подготовки к боевым работам бригада зачастую попадала под артиллерийские или авиационные удары противника. От попадания осколков воспламенялась реактивная часть снарядов, и они беспорядочно разлетались вокруг установки. Под Ельней бригада попала под массированный налет авиации фашистов. Бомбы взрывались среди штабелей реактивных снарядов. В спасении снарядов участвовал весь личный состав. Старались растащить их подальше друг от друга. Кругом бушевало пламя. В этой схватке с огнем погиб сержант Зотов, земляк Анатолия. В горящей одежде, с поднятым комсомольским билетом, он бросался к снарядам и вытаскивал их из огня, заражая своим геройским поступком других. На такой подвиг солдат толкали только что увиденные зверства фашистов – повешенные вдоль дороги на телеграфных столбах красноармейцы-партизаны.
Бригада вела бой на подступах к Орше, Смоленску, Витебску. Зимой 1943-1944 годов шли затяжные позиционные бои. Бригада несла больше потери техники и личного состава. После Витебска ее отправили в Москву на переформирование и перевооружение новыми ракетными установками, смонтированными на студебеккерах. Дальность полета мин увеличилась до 4300 метров, улучшилась кучность. По маневренности и огневой мощи новые установки превосходили «М-13».
В июне 1944-го бригада прибыла на Западный фронт. Готовилась операция «Багратион». Сержант Черемных был избран секретарем комсомольской организации дивизиона. Перед наступлением был проведен комсомольский слет при политотделе дивизии. Перед солдатами и сержантами выступал командир дивизии герой Советского Союза, генерал-майор Казбек Карсанов, который говорил о важной роли комсомольцев в предстоящих боях, их ответственности перед Родиной и просил с честью пронести боевое знамя дивизии по белорусской земле, освободив братский народ от немецко-фашистских оккупантов. Поставил задачу в короткие сроки уничтожить глубоко эшелонированную оборону противника, несмотря на находящуюся впереди труднопроходимую заболоченную местность, водные преграды Днепра, Березины, Свислоди. Призвал комсомольцев к мужеству, смелости и находчивости.
Рано утром 23 июня 1944 года был нанесен артиллерийский удар из тысячи орудий. Три бригады в течение нескольких минут обрушили на врага 330 тонн снарядов. Оборона противника была сломлена. Началось стремительное наступление войск Красной армии. Дороги были запружены наступающей техникой, приходилось искать обходные пути для движения вперед.
Установка сержанта Черемных попала в мочажину, чем больше дергались туда-сюда, тем больше машина уходила в болотину. Когда сели на днище кузова, поняли, что самим не выбраться. Расчет из трех человек: командира установки, шофера и заряжающего – за месяц учебы и подготовки к боям стал единой семьей. Радовало то, что все были земляки. Водитель Степан Шипица оказался из одного района, а заряжающий Вася Опарин из Чусовой. Убедившись, что самим из ловушки не выбраться, стали ждать технику. Ничего не смог сделать и экипаж техлетучки. Командир дивизиона приказал установку разрядить и оставить, а расчет распределить по другим машинам.
Сержант Черемных попросил разрешения дать два часа на спасение машины. Приказал расчету разрядить установку, а сам побежал к танкистам, переправляющимся через реку. Через несколько минут подошел танк, специально оборудованный для вызволения танков из болота. Размотали толстый трос, около часа ушло на то, чтобы раскопать впереди вязкую почву и подобраться к раме установки. Попробовали вытаскивать. Установка медленно поползла вперед, воздвигая впереди себя гору грязи. Мимо проходила пехотная часть. Старшина какой-то роты оказался смекалистым мужиком. Крикнул: «Подможем сестрице Катюше, она нас всегда выручала, выручим и ее из беды». В техпомощи нашлись топоры. Рубили окружающий березняк топорами и саперными лопатками. По команде «раз-два взяли» подхватывали машину стволами деревьев под кузов и приподнимали, а при движении перехватывали в новом месте. Установка медленно выбиралась из грязевой ловушки на твердь. Завели – мотор работал. Очистили машину от грязи, и ровно через два часа установка догнала свой дивизион. От стресса у Анатолия стала дергаться правая щека, а товарищи на радостях орали «ревела буря, гром гремел…». Ракетная установка была спасена.
И 4 июля 1944 года части фронта подошли к западной границе Белоруссии 1939 года. Начался II этап операций «Багратион», Впереди был город Белосток, шесть дней и ночей шли беспрерывные бои за этот город. Бригада участвовала в штурме города и с честью выполнила свою боевую задачу.
С каждым днем росла боевая выучка командования и личного состава дивизионов. Расчеты установок научились метко поражать противника. Самой большой проблемой была доставка снарядов.
Июль-месяц, кругом зелень, а в солдатской пище только американская тушенка и концентраты. Из-за нехватки витаминов, бессонных ночей и физических нагрузок у Анатолия и его друзей стало мельтешить в глазах, а с закатом солнца терялось зрение: это была болезнь «куриная слепота». Она мешала разгрузке снарядов в ночное время и при передвижении колонны, которое осуществлялось в основном в темное время суток. В завершении операции «Багратион» бригада переправилась на западный берег реки Нарвы. Фронт стабилизировался.
В конце войны в бригаду стали поступать более совершенные установки с автоматическим подъемом узла прицеливания. Это позволяло вводить в бой не только крупные минометные соединения, но и отдельные батареи. За поддержку пехоты в наступлении солдаты любовно называли реактивные установки «Андрюшами».
Началась подготовка Висло-Одерской операции. Начало планировалось на 24 января 1945 года. Но из-за поражения союзнических армий в Арденнах, по просьбе премьер-министра Англии Уинстона Черчилля боевые действия приказано было начать раньше, что потребовало нечеловеческих усилий. Наступление готовилось с Наревского плацдарма. Техники на нем скопилось так много, что вновь переправляющуюся негде было ставить. Пятачок постоянно бомбила немецкая авиация, которая нанесла бригаде большой урон.
Наступление началось 12 января и было стремительным. После завершения артподготовки вражеские укрепления буквально были смешаны с землей. Ни первая, ни вторая линии обороны противника, никакого сопротивления оказать не смогли. Наши войска сходу форсировали Вислу, вышли к берегам Одера. В районе Щецина захватили плацдарм глубиной до десяти километров. Дивизион Черемных срочно перебросили на левый берег для поддержки частей удерживающих отвоеванный участок. Машины, одна за другой, в плотном потоке переправлялись на противоположный берег. Над переправой шел воздушный бой. Бомбы падали справа и слева. Понтоны раскачивало, захлестывало водой, вокруг свистели осколки. Сержант Черемных приказал расчету снять сапоги и ремни, открыть боковые двери машины. Берег был рядом, когда сильный взрыв хлестанул рядом. Студебеккер подбросило и развернуло. Шофера Степана Щипицина выбросило в реку, а Анатолия – на край понтона. Сидящий в середине заряжающий Вася Опарин удержался в кабине. Первым после контузии пришел в сознание Анатолий. Он увидел, что установка передними колесами свисала с понтона. Опарин сидел в кабине с закрытыми глазами, уцепившись за скобу, из ноздрей текли струйки крови. Саперы баграми вылавливали из воды Степана Щипицина. Анатолий заскочил в кабину, начал трясти Опарина, тот открыл глаза, Анатолий прокричал: «Живой! Вылазь, надо спасать установку!» Бомбежка кончилась. Движение на мосту застопорилось. К установке подбежал капитан, с красной повязкой на руке, слипшимися от пота волосами и очумелыми глазами, и прокричал: «Что, зимовать тут будете, давайте быстро освобождайте дорогу!» Черемных после контузии плохо слышал и соображал. Капитан взглянул на переднюю часть машины и, решив, что дело «плевое», приказал: «Столкнуть в воду!» И тут Черемных понял, что его установки, с которой он прошел сотни километров, вытаскивал из болота, громил врага, установки, к которой с любовью относился не только его расчет, но и все роды войск, называвшие артиллерию «царь и Бог войны», этой установки сейчас не станет. Он уцепился за борт студебеккера и закричал: «Не дам!»
Подошел танк, уперся в машину, та покачнулась и с грохотом бултыхнулась в воду. Понтон качнулся. Из воды остался торчать угол установки. Черемных видел, как Степана Щипицина забрали санитары. Приказал Опарину сидеть на месте, а сам побежал на берег. Слева на берегу разворачивалась какая-то воинская часть, как понял Черемных, это был ремонтно-технический батальон танкистов. Он разыскал командира части, стал упрашивать, чтобы помогли вытащить ракетную установку. Подполковник подозвал попавшегося под руку сержанта и приказал: «Слушай, Синицин, помоги ракетчику вытащить машину, а то пристал, как липучка». Сержант похлопал Черемных по плечу и проговорил: «Не тушуйся, браток, сейчас что-нибудь придумаем», Подъехали на танке к берегу, в метрах десяти от него торчал угол машины.
– Ну что, вояка, бери трос и цепляй.
Январь, вода холодная, плюс три. Черемных разделся до белья. С тросом доплыл до машины. Подумал: «Как пригодились тренировки по плаванию до войны». Нырнул, хотел уцепить трос за специальный крюк на бампере, но установка на полметра увязла в илистый грунт. Стал цеплять за задний мост. Закрепил, а сил плыть обратно не было. Судорогой свело тело. Только смог махнуть рукой, схватиться за трос и прошептать одеревеневшими губами: «Поехали!» Трос натянулся, и установка медленно пошла к берегу. Когда вытащили установку на берег, танкист крикнул зевакам: «В санпалатку его!»
Черемных подхватили под мышки и потащили в медсанбат. Анатолий, еле выговаривая слова, приказал Опарину «Жди в установке». В палатке Анатолия растерли спиртом. Доктор заставил выпить кружку разведенного. Анатолий запротивился: «Не буду я пить эту гадость». Доктор настоял: «Не хочешь, получишь воспаление легких, пей». Анатолий, чертыхаясь, кашляя и захватывая воздух, еле-еле осилил содержимое кружки и тут же провалился в глубокий сон. Ночью проснулся мокрый от пота. Подошла сестрица и проговорила: «Слава Богу, сынок, что пропотел, к утру будешь как огурчик». Утром Анатолий почувствовал, как кто-то его тормошит. У кровати стоял замполит дивизиона старший лейтенант Мутовкин. Спросил: «Ну как, сержант Черемных, живой? Молодец, геройский поступок совершил. За спасение установки командир дивизиона майор Вяткин приказал написать представление на орден Красной Звезды». Анатолий резко соскочил с кровати, под ногами закачалась земля. Сестрица подала кружку горячего чая и попросила: «Выпей, сынок, полегчает». Анатолий с жадностью выпил кружку до дна, попросил вторую. В животе потеплело, в голове прояснилось, в теле появилась легкость и осязаемость. Анатолий стал спрашивать: «Как там установка? Где Степан Щипицин?» Вяткин ответил: «Сержант Черемных, не беспокойтесь, заряжающий Василий Опарин отмывает машину от ила и грязи. Степан Щипицин в соседней палате кряхтит, там ему на спину до десятка банок понавтыкали. Через денек и он в строю будет».
