Александр Ермоленко
Россия: прорыв в новую эпоху
Представим историю России как движение в системе координат, в которой учитываются пространство и время. При этом пространственные особенности страны (протяженность, распределение ресурсов по отдельным территориям, рельеф и др.) тесно связаны с временными характеристиками ее исторических процессов (продолжительностью, скоростью, непрерывностью или прерывистым характером и др.). Напрашивается вопрос – чем определяется движение России в такой системе координат? Прежде всего, обстоятельствами, при которых она возникла на Земле:
– во-первых, конкретным местом и временем своего появления;
– во-вторых, той комбинацией исторических условий, которая сложилась в этих координатах пространства и времени.
Каждая страна обладает какими-то возможностями. Однако их надо еще постараться воплотить во что-то дельное. А для этого требуется, чтобы система общества была наделена достаточным субъектным потенциалом, чтобы ее народ был способен созидать, а также заинтересован в этом.
Россия как страна представлена своим народом, живущим в конкретном месте пространства, природные особенности которого неповторимы и задают характер этого народа. Его созидательный потенциал обеспечивает все, чего достигает страна. Если народ обладает достаточными возможностями, она может добиться успеха. Но далеко не всегда добивается потому, что народ, в свою очередь, действует в рамках системы общества. Такая система:
– опирается на запасы природных ресурсов, которые есть в стране;
– имеет свои интересы, потребности и возможности;
– обладает технологиями, инфраструктурой, формой государственного устройства, культурой, наукой;
– формирует оригинальную траекторию движения в общем потоке мирового развития.
Система общества придает силам народа конкретную форму, которая умножает или уменьшает их, ориентируя людей на достижение их общих целей и обеспечивая их материальными и духовными ресурсами. Она органична, если соответствует народу и дает выход его созидательным силам. Если же она отчуждена от народа и препятствует реализации его сил, то становится жесткой, инерционной и старается отгородиться от изменений. Это вполне устраивает ее конкурентов, но отнюдь не соответствует интересам ее народа. Такая система неизбежно входит в кризис, для преодоления которого требуются глубокие преобразования и огромные затраты энергии людей.
Пока система общества не изжила себя, она эффективно взаимодействует со своим народом в проведении назревших изменений. При этом силы народа воплощаются в новых средствах производства, формах государственного устройства, курсах политики, потребностях, нормах его системы общества. В свою очередь, новые характеристики системы общества вызывают к жизни приращение сил народа. Такое взаимодействие сил народа и возможностей системы общества обеспечивает успехи страны в мировой конкуренции. Но если система общества переоценила силы народа и ввергла страну в изменения, которые обречены на провал, то страна может оказаться на дальней периферии мирового развития или вовсе сойти с исторической дистанции, потеряв себя. Тогда она становится грудой мертвых артефактов, в которой копаются археологи. И такое в истории случалось не раз.
Для оценки сил народа используем ключевое положение теории этносов Льва Гумилева: каждый народ представляет собой закрытую живую систему, получающую при своем возникновении импульс организующей энергии, направляющий жизненные силы ее участников. Такой импульс ориентирован на важнейшие исторические задачи народа, начиная с его самоутверждения, продолжая взаимодействием с другими народами и завершая созданием своей зрелой культуры. Закрытый характер народной системы означает, что импульс организующей энергии не возобновляется – израсходовав его, народ как этническая общность завершает свой жизненный цикл, уступая свое место в истории другим общностям. Так было со многими народами.
Если исходить из того, что продолжительность жизненного цикла одного народа составляет примерно 1200-1500 лет, то приходится признать, что за тысячелетия истории в одном и том же месте земного пространства сменились многие народы. Например, современное население Италии и люди, жившие на ее территории во времена Римской империи, существенно отличаются между собой по типу поведения. Это разные народы.
Исходный импульс организующей энергии неравномерно распределяется между участниками закрытой народной системы. Тех, кому досталось больше такой энергии, характеризует особое поведение, продиктованное страстью. Они становятся пассионариями, проявления их жизненных сил выходят за пределы общественной нормы. Они готовы к тому, что для обычных, средних людей немыслимо. Именно пассионарии создают империи, открывают новые земли, с риском для себя проводят исследования, совершают революции. Для достижения высоких целей им приходится жертвовать временем, имуществом, собственной жизнью, а зачастую и жизнью окружающих. Организующая энергия, которой наделены такие люди, передается в их роду от поколения к поколению. Но она также возникает (индуцируется) у других людей в процессе их общения с пассионариями. Талантливый ученый делает учеников приверженцами своих идей, а яркий трибун организует и ведет за собой тех, кто прежде был дезорганизован и пассивен.
Импульс организующей энергии используется народом для решения тех задач, которые ставятся перед ним историей. Расходуя такую энергию, народ проявляет себя, как общность людей, обладающих устойчивым стереотипом поведения. Этот стереотип задают, прежде всего, естественные особенности среды жизни народа. Россияне, например, тяготеют к освоению долин равнинных рек, монотонный ландшафт которых сказывается на тяге живущих там людей к затяжным, неспешным делам, задает ритм их жизни.
Известно, что люди, принадлежащие к одному народу, узнают друг друга на расстоянии. Они используют какие-то особые сигналы, позволяющие определить, кто перед ними – свой или чужой. Вероятно, что при этом они ориентируются на общую для данного народа частоту колебаний, излучаемых биополем его участников. Но тогда совместимость различных народов определяется близостью частотных диапазонов излучений их биополей.
Современный российский народ начал складываться в первой половине XIII века, после завершения жизненного цикла древнерусского народа, к которому принадлежали легендарный Рюрик и реальные князья Владимир и Ярослав. То, что осталось от древнерусского народа и его соседей после монгольского нашествия, вошло в состав новой русской народной общности. Со временем она притянула к себе другие народы, срослась с ними и стала многоликой народной общностью. Так возник российский суперэтнос.
В первой фазе своего жизненного цикла – фазе подъема – россияне решали задачи самоутверждения. Она объединила тех, кто жил на землях Древней Руси и соседних землях, обладал совместимыми типами поведения и не попал в поле формирования иных народов. Энергия фазы подъема направлялась на собирание людей и земель вокруг Московского княжества. Содержанием ее стало сращивание москвичей, новгородцев, мордвы и других народов в синтетическую народную общность. Обязательным условием успеха этого процесса была этническая совместимость. У народов, вошедших в российский суперэтнос, постепенно сложилось единое мироощущение.
В следующей фазе жизненного цикла российского народа – фазе расцвета, на пике организующей энергии – Москва, утвердившись как центр власти, притянула к себе множество пассионариев с окраин. Вместе с тем, усложнился состав российского суперэтноса, обозначились его особые части. К началу XVII века он стал одним из крупнейших в тогдашнем мире и обладал возможностями комбинирования созидательных сил народов, вошедших в него. Фаза расцвета дала множество ярких деятелей в военном деле, управлении государством, народном хозяйстве. Среди них и пришельцы из иных народов, сумевшие освоить стереотип поведения россиян. Для этой фазы характерен энергетический «перегрев», выражающийся в том, что народ разделяется на группы и каждая из них борется за свои позиции. Надо дать выход избытку энергии, что в истории российского народа обеспечивалось освоением новых земель и защитой границ.
Следующая фаза жизненного цикла народа – надлом. В ней происходит болезненный ступенчатый спад организующей энергии, когда снижение ее уровня сменяется ее краткосрочным возрастанием. При таких колебаниях народная общность может развалиться на части, в ней возникают глубокие разрывы и конфликты. В российском суперэтносе надлом пришелся на XIX – XX века. В начале его завершилась пространственная экспансия россиян, их жизненное пространство достигло максимума. В середине и конце фазы надлома россияне пережили раскол своего этнического поля, что вызвало к жизни череду болезненных процессов:
– крушение Российской империи и распад ее на несколько государств;
– гражданскую войну, окончившуюся потерей значительной части национальной элиты, представители которой погибли или эмигрировали;
– форсированные социальные преобразования с потерей значимой части населения, размер которой до сих пор точно не установлен;
– участие в двух мировых войнах с потерей около четверти населения;
– распад Советского Союза на совокупность независимых государств.
Вместе с тем, значительная часть энергии в фазе надлома расходовалась на достижения, которые относятся к «золотому фонду» истории народа. Была созданы образцы высокой культуры, получившие мировое признание. Прошло хозяйственное освоение труднодоступных ресурсов природы Сибири, Дальнего Востока, Арктики. Россиянам удалось сформировать уникальную и весьма эффективную систему образования, соответствовавшую их укладу жизни, а также впервые в мире прорваться в космическое пространство.
Фаза надлома завершилась в конце XX века. Рубежным здесь стал распад Советского Союза, изменивший состав народной общности. Многие до сих пор воспринимают его как трагедию. В значительной мере он был обусловлен искусственным соединением в огромном пространстве народов, чьи стереотипы поведения не были совместимыми. Их взаимное отталкивание ощущалось всегда, для его компенсации применялись силы идеологического воздействия и административного принуждения. Исчерпание этих сил привело к разъединению народов, не стремившихся к тому, чтобы стать придуманной кем-то «новой общностью – советским народом».
За фазой надлома следует фаза инерции, в которой народ избавляется от резких колебаний уровня энергии и сосредоточивается на задачах своего культурного развития. Это «золотая осень» в его жизненном цикле, когда на смену всплескам организующей энергии приходят дела гармоничных людей. В этой фазе народ успокаивается, риски его вовлечения в конфликты снижаются. Этническая система понемногу «остывает». Оставшийся у нее потенциал организующей энергии расходуется на технологические новшества, развитие образования, совершенствование управления, развитие культуры. При спаде энергии люди стремятся избегать лишних рисков и направляют свои силы на достижение успеха в обычных делах, не претендуя на подвиги. Фаза инерции усиливает эту тенденцию, направляя энергию людей на осуществление технологических прорывов, создание новых художественных форм и др. Территориальные конфликты с соседями плохо совместимы с ней. Остается надеяться, что впереди у россиян – время «золотой осени», спокойной, плодотворной и вовсе не располагающей к борьбе за земли, ресурсы и т.п.
А как утроена система общества, в которой живут и действуют россияне? О том, что она резко отличается от систем общества Центральной и Западной Европы, свидетельствует ее история, в которой место Вольтера и Монтескье заняли люди, «ходившие в народ», крепостное рабство было отменено только за полвека до начала первой мировой войны, а неграмотность преодолена лишь в первой трети ХХ века.
Географическая позиция России в «медвежьем углу» Европы и на бескрайних просторах Азии, конечно, влияет на своеобразие системы общества и особенность исторического пути страны. Но дело не только и не столько в географии. Система общества Древней Руси в X – XII веках воспринималась соседями как вполне европейская. Об этом свидетельствуют многочисленные браки между представителями правящих домов. Но спустя три столетия система общества Московского государства воспринималась европейцами как полностью чуждая им. С чем связан такой разрыв? Прежде всего, с тем, что системы общества Московского государства и стран, лежавших к западу от него, его опирались на разные отношения, которые задавали способ существования и путь страны.
Для Московского государства уже со времени монгольского нашествия опорным отношением стала власть-собственность, и это определило своеобразие его движения на века, вплоть до нашего времени. Власть, которая притянула к себе собственность и полностью господствует над ней – вот сжатая характеристика того, как устроена российская система общества. Системы общества стран Запада устроены иначе – в них власть и собственность сбалансированы и разделили между собой ключевые общественные задачи и средства их решения. Те, у кого собственность, обеспечивают создание благ, извлекают доходы, развивают общественное хозяйство, те, у кого власть – собирают налоги, обеспечивают порядок и насыщение общих потребностей.
Собственность, находящаяся под полным контролем власти, слаба и пассивна, тянется к власти и стремится быть поближе к ней. В таких условиях любой человек может владеть, распоряжаться и использовать то, что ему доверила власть, лишь до тех пор, пока он пользуется ее власти или встроен в нее. Сама возможность обладать чем-либо здесь производна от позиции и авторитета, которыми человек располагает во власти. Потеряв их, он лишается всего, чем обладал.
Отношение власти-собственности возникло давно и на протяжении истории демонстрирует поразительную устойчивость к преобразованиям, сохраняя свои основные черты. В своей элементарной форме власть-собственность появилась там, где поливное земледелие составляло основу хозяйства, а запасы воды контролировались государством. Но эта форма не характерна для России. В ней власть-собственность возникла как принадлежность «военного общества». Именно так можно определить общество, в котором жесткость жизни людей в условиях постоянных набегов обеспечила полное господство военной функции власти над остальными ее функциями. Власть в России изначально воспринималась и до сих пор воспринимается народом как защитница жизни. Люди исходили из реалий:
– без сильной власти они наверняка погибнут в столкновениях с внешними врагами;
– с сильной властью, они, возможно, останутся живы, ну, а достаток – дело наживное, поэтому не стоит жалеть силы и деньги, требующиеся власти.
Во все времена в системе общества, созданной московскими князьями, военное дело было на первой позиции. Конечно, господствующая функция власти претерпела существенные изменения в ходе российской истории. В период с XIII до XV веков она сводилась к обороне от внешних врагов. Начиная с конца XV века, к ее задачам добавились присоединение новых территорий и контроль над их ресурсами. Благодаря этому, Россия уже к середине XVII века овладела огромными территориями, став крупнейшей страной мира. Вместе с тем, бытие военным обществом означало для нее регулярное обременение высокими расходами. Это обусловило характер российского хозяйства. Полученные в нем доходы первым делом обеспечивали потребности власти, начиная с ее главенствующей функции, и только потом направлялись на хозяйственные и иные цели. Телега политики здесь испокон веков стояла впереди лошади хозяйства, и это многое объясняет в российской истории.
Благополучие человека в системе «военного общества», опирающейся на власть-собственность, определяется тем, на какой уровень вертикали государственной власти ему удалось взобраться или наладить с ним прочные связи. Богатство здесь обеспечивалось и обеспечивается не столько трудом и частной инициативой, сколько принадлежностью к власти и умением служить ей. Грубая сила и лесть в России испокон веков стояли и до сих пор пытаются стоять выше интеллекта и культуры.
В российской системе общества собственность выполняет служебную функцию по отношению к власти, обеспечивая ее доходами, а также принимая на себя все последствия «провалов власти». Она – лишь средство достижения целей власти, поэтому ее активность снижена, а иногда и полностью сведена к нулю. Все инициативы, исходящие от собственников, должны быть одобрены представителями власти. В противном случае они оцениваются как покушения на авторитет. Поэтому успехи россиян в обновлении своей материальной жизни были и остаются весьма скромными. Пока власть соизволит одобрить новшество, конкуренты успевают уйти далеко вперед.
Описываемую ситуацию прекрасно дополняет формула Пьера – Жозефа Прудона: «Собственность есть кража». Там, где система общества опирается на власть-собственность, человек, чтобы утвердиться в качестве сколько-нибудь самостоятельного участника материальной жизни, вынужден идти на обман представителей власти, присваивая ценности без их одобрения и создавая нелегальное «свое». Регулярное и масштабное воровство есть необходимое «второе я» власти-собственности в российской системе общества.
В условиях господства власти над собственностью известный «пучок присвоения» расщепляется особым образом, в соответствии с субординацией по вертикали. Вот как это происходило на протяжении многих веков истории страны применительно к земле – главному активу российского хозяйства:
– пользование землей осуществлялось крестьянскими общинами, которые распределяли ее между своими участниками;
– владение землей обеспечивали ставленники правителя, которым это предоставлялось за верную службу;
– распоряжение землей осуществлялось только самим правителем, решения которого было достаточно для передачи земли. Если какой-то ставленник не справлялся со своими обязанностями в отношении правителя, земля передавалась другому вместе с уроком, как надо служить.
Одно из важнейших следствий опоры системы общества на отношение власти-собственности – постоянная перегрузка вертикали власти. Ей приходится брать на себя задачи, которые в западных системах общества решают собственники: распределение ресурсов и доходов; обеспечение частных потребностей; страхование; разработка проектов развития производства и обеспечение их средствами и др. Россияне всегда обращались и до сих пор обращаются к власти по всем вопросам своей жизни.
Россия вот уже многие десятилетия не подвергается нападениям извне, но она существует за счет добычи и продажи своих природных ресурсов, которые надо защищать от происков внешних врагов – как реальных, так и мифических. К тому же, историческая память о власти-защитнице прочно закреплена в традициях, способах мышления, культуре, формах поведения россиян. Это сдерживает многие перемены в системе общества. При подготовке властных решений сказываются сильная зависимость от прежнего опыта, а также инерция мышления и поведения страны-добытчицы природных ресурсов. Отсюда – хроническое запаздывание даже «косметических» изменений, которые не затрагивают основ системы общества. В свою очередь, такое запаздывание создает условия для накопления низового потенциала протеста против сохранения изживших себя порядков.
Дважды на протяжении последнего столетия российская система общества, качнувшись в направлении изменений по западному образцу, затем возвращалась на свое опорное отношение. В 1917 г. для такого возвращения потребовалось всего несколько месяцев, потому что в ситуации катастрофы, вызванной мировой войной, требовались незамедлительные решения. На рубеже XX – XXI веков, в ситуации мирного встраивания России в глобальное сообщество, оно растянулось на несколько лет. В обоих случаях система общества воссоздала свою опору, преодолев силы, которые были направлены на ее замену. Это означало, что отношения вещной зависимости складывались и развивались в этой системе как надстройка над мощным и крайне медленно изменявшимся базисом отношений личной зависимости. Характерно, что попытки использования западных рекомендаций для успешного продвижения России по капиталистическому пути развития регулярно завершались полным конфузом. Да и назвать результаты такого движения системой буржуазных отношений можно лишь с большой натяжкой.
Каждый раз возвращение системы общества на прежнее опорное отношение означало, что неустойчивый баланс неустановившейся власти и независимой от нее собственности со временем уступал место власти, которая сама по себе есть собственность. Почему так происходило? У системы общества всегда есть выбор, представленный коридором возможностей. Если изменение ожидалось, но так и не произошло, для него не было достаточных предпосылок и условий.
Приведем необходимые пояснения и аргументы в пользу такого вывода. Разумеется, речь идет о России. Прежде всего, российская система общества никогда не принадлежала к первому эшелону мирового развития. Это обстоятельство создавало напряжение между реальным состоянием дел и амбициями, вынуждая мобилизовать все силы для того, чтобы догнать лидеров.
При переходе к эпохе вещной зависимости капитал в России не столько органично вырастал «снизу», сколько насаждался государством «сверху». Власть предоставляла крупные государственные заказы, обеспечивала монопольные условия, создавала казенные заводы и сама обрастала капиталом. При этом приходилось раз за разом заимствовать у тех, кто опережал, знания, формы организации, технологии, нормы, то есть, копировать чужой опыт. Такой способ развития называется догоняющим. Однако догнать лидеров никак не получалось, и на то были причины. Главная из них в том, что страна, которая копирует, постоянно находится позади и вынуждена тратить много сил и времени на встраивание заимствованных элементов в свою систему. А эта система стремится отторгнуть их и вернуться в прежнее состояние.
Ситуация усугублялась тем, что государство, направлявшее догоняющее развитие и отвечавшее за его результаты, было сосредоточено на военной функции. В таких условиях все иные дела и преобразования отодвигались на второй план. Жизнь по принципу «нам бы только день простоять, да ночь продержаться» не позволяла робким попыткам перемен в системе общества стать органичными и упрочиться.
В начале XVIII века, провалив первый этап войны со Швецией, Петр I резко и болезненно для страны инициировал резкие перемены в ее жизни. Он заимствовал и силой внедрял в России формы организации общественной жизни, применяемые европейскими странами. Однако многие из таких перемен были поверхностными, поэтому их результаты не приживались. Спустя два десятилетия заимствования замедлились, поскольку в них уже не было острой необходимости – война завершилась победой России. Так появился образец, на основе которого постепенно сложился цикл догоняющего развития, включавший в себя фазу резкого ускорения и фазу резкого замедления копирующих изменений. Он многократно повторялся в истории России, что обеспечило неустойчивость и низкую эффективность ее догоняющего развития. Сначала резкий рывок с места «в карьер», затем столь же резкое торможение и остановка процесса. Вполне соответствовали такому циклу и либеральные реформы 60-х – 70-х гг. XIX века, начатые Александром II, и либеральные рыночные преобразования конца ХХ века. Этому способствовало то, что российская система общества осталась фактически закрепощенной и после формальной отмены крепостного права.
Словосочетание «страна рабов» очень точно характеризует ситуацию в России на протяжении большей части ее истории. Даже господствующий слой общества до конца XVIII века оставался под жестким государевым контролем и угрозой унижений, будучи обязан служить там, где определил государь. Освобождение крестьян в России растянулось на многие десятилетия. Личную свободу им декларировали в 1861 г., но подкрепляющие ее права собственности на землю им пришлось выкупать на протяжении многих десятилетий, причем под контролем государства и в рамках общины.
Только после 1905 г. крестьяне получили возможность выхода из общины и свободной продажи выделенной земли. Показательно, что до революции этой возможностью воспользовались лишь четверть крестьянских хозяйств. А после февральской революции процесс пошел вспять – в условиях фактического безвластия и высокой неопределенности в хозяйстве община в ряде губерний была восстановлена самими крестьянами. Это свидетельствовало об огромной инерции системы общества страны, мечтавшей о том, чтобы догнать мировых лидеров.
Оценить эффективность догоняющего развития можно по соотношению совокупного продукта на душу населения в России и странах-лидерах мировой экономики. По этому показателю отставание России от США, Франции, Великобритании, Германии в период от окончания войны 1853-1855 гг. и до начала первой мировой войны лишь усилилось, несмотря на все потуги догнать их. Это сказалось на ослаблении функциональных возможностей российского государства и, прежде всего, его главной функции.
В Северной войне (1700-1721 гг.) российская армия не сразу, но смогла взять верх над шведской армией, считавшейся в то время одной из лучших в Европе. Спустя столетие наполеоновские войны (1805-1815 гг.) показали, что российская армия по-прежнему сильна, хотя в их начальный период она столкнулась с огромными потерями и чувствительными поражениями. Спустя сорок лет поражение в Крымской войне обозначило существенное отставание российской армии от армий стран Западной Европы. В начале ХХ века Россия потерпела унизительное фиаско в войне с Японией, чья армия и экономический потенциал изначально оценивались значительно ниже. Наконец, первая мировая война продемонстрировала неготовность российской промышленности к обеспечению армии современным оружием и боеприпасами, а также слабость самой армии, формируемой из малограмотных крестьян.
Интересно проследить, какой видела себя и какие цели выдвигала российская система общества, пытавшаяся догнать мировых лидеров. В период становления Московского царства под влиянием византийского культурного наследия сформировалось представление об исторической миссии России, выраженное формулой: Москва есть третий Рим, а четвертому Риму не бывать. Это представление пытались воплотить в жизнь и Московское царство, и Российская империя. С ним связаны затяжная территориальная экспансия, мечты о захвате Константинополя, стремление русских царей быть охранителями порядка в Европе. Страна, отстававшая в своем материальном развитии, видела себя великой державой, спасающей человечество. Это обстоятельство предопределило острые коллизии российского сознания:
– выраженная любовь к свободе и готовность заплатить за нее самую высокую цену, вплоть до того, чтобы отдать за нее жизнь, в сочетании с огромной терпимостью к порабощению и ужасающим условиям материальной жизни, характерным для большинства россиян;
– стихийность поведения и непредсказуемость реакции на события в сочетании с жесткостью общественного порядка;
– идеализм и вера в чудо в сочетании с приземленным прагматизмом поведения людей в обычной жизни;
– тяга к масштабным проектам, поневоле выходящим далеко за пределы страны, в сочетании со стремлением не покидать привычного места.
Для российской системы общества совершенно не характерны кропотливое накопление капитала и постепенное совершенствование жизни. Зато в ней легко возникают и запускаются проекты быстрого обогащения, скорейшего решения всех сложных проблем, чудесного спасения, как своей страны, так и всего остального мира. Несбыточные мечты о будущем здесь удивительным образом сосуществуют с патриархальностью реальной жизни.
Для рядовых участников этой системы характерно противоречивое отношение к власти. С одной стороны, они постоянно возлагают огромные надежды на первое лицо в государстве, якобы способное решить все их проблемы. С другой стороны, они постоянно страдают от громоздкой и мало продуктивной вертикали власти, обременяющей их жизнь чрезмерными издержками и откладывающей решение их проблем в «долгий ящик». Со стороны могло показаться, а многим и на деле казалось, что страну, столь плохо управляемую, легко захватить, чтобы распорядиться ее огромной территорией и богатейшими ресурсами. Но за этой видимостью скрывалась совершенно иная суть страны. Она обескураживала тех, кто нападал.
Изначальная реакция России на столкновение с внешними врагами – сжатие некоторой скрытой внутренней пружины, временное отступление вглубь собственного дома. Страна уходит в себя в поисках внутренних ресурсов, необходимых для достойного ответа врагу. Несколько раз в своей истории она проявляла такую реакцию. Уступая захватчику немалую часть своего пространства, она скрытно накапливала внутренние ресурсы для отпора. Затем следовал мощный ответный удар, которого не ожидали ни захватчик, ни сторонние наблюдатели.
В 1917 году, в условиях мировой войны, уступив противникам огромные территории, подорвав свое хозяйство и оказавшись перед лицом катастрофы, Россия затем совершила то, чего не ожидал уже весь мир. Сначала она избавилась от царской власти, а затем попыталась шагнуть далеко вперед, в новую эпоху. Страна рабов, где материальных предпосылок этой эпохи было гораздо меньше, чем в передовых странах мира, первой прорвалась за пределы эпохи вещной зависимости и приступила к созданию принципиально новой системы общества. Что же обусловило этот шаг?
Что обусловило прорыв
Спустя несколько лет после окончания первой мировой войны, когда Россия уже строила новую систему общества, один из ее «доброжелателей» высказал суждение, ставшее впоследствии широко известным: дескать, жаль, что страна немного «не дотерпела» до общей победы в войне, а то все с ней случилось бы иначе. Но история не знает сослагательного наклонения, выбирая тот путь, который был более подготовлен и оставляя без внимания иные.
Факты того времени свидетельствуют о том, что в кризисных условиях мировой войны Российская империя оказалась самым слабым звеном в цепи мирового капитала, в котором эту цепь можно было разорвать. Уже через год после вступления в войну ей были потеряны огромные территории, затяжное военное противостояние привело ее к перенапряжению сил и разрыву жизненно необходимых связей. На третьем году войны она оказалась в тисках неразрешимых проблем. С одной стороны, мобилизация в условиях огромных потерь на фронтах опустошала крестьянские хозяйства, шаг за шагом снижая их производственные возможности, что обусловило нарастающий дефицит продовольствия. С другой стороны, милитаризация промышленности подрывала товарный обмен между городом и деревней, потому дефицит продовольствия наиболее остро ощущался в городе, а деревня столь же остро нуждалась в сельскохозяйственной технике, удобрениях и транспорте.