Александр Ермак
Ночь рыжей луны
5. «Труп на улице Роз»
Они быстро домчали до Старого города, повернули с Провинциальной на улицу Роз. Помощник уточнил:
– Дом двенадцать… Со двора.
Этот дом Серж помнил на память. Он ничем особо не выделялся на улице. Крепкий каменный дом в обычные три этажа. Во двор, правда, инспектор никогда прежде не заходил.
Свернули с улицы Роз в боковой тупичок. Оставив там машину, пешком вошли в просторный ухоженный двор, покрытый той же брусчаткой, что и сама главная улица Старого города. Сразу увидели: на потертых камнях, блестевших в огненном лунном свете, прямо рядом с домом лежит человек. Он как будто припал к земле ухом, вслушиваясь в звуки, исходящие из нее: так плотно была прижата левая сторона головы к брусчатке. Человек был мертв: он не дышал, а под головой натекла лужица густой черной крови.
Серж и помощник одновременно подняли головы: окно на последнем этаже было распахнуто. Лео тут же вынес вердикт:
– Самоубийство…
Серж еще ничего не успел сказать в ответ, как сзади раздался голос:
– Какое ж это самоубийство? Он гнался за ней…
Оглянувшись, они увидели наблюдавшего за ними мужчину небольшого роста, плотненького, со светлыми курчавыми бородой и усами. Длинные волосы и брови его также курчавились. На нем были широкие брюки, потертая кожаная куртка, под воротом которой виднелась клетчатая рубаха. Из одного кармана куртки торчал круглый кожаный футляр. Из другого – свернутая в рулон тетрадь и еще газета. Что-то выпирающее лежало в нагрудном внутреннем кармане. В руке мужчина держал складную подзорную трубу.
Серж не признал этого обитателя Старого города, как-то до сих пор не сталкивался с ним. Помощник же поморщился:
– Аристотель Костракидис – душевнобольной и фактически без определенного места жительства…
Серж тут же вспомнил его историю:
– Неужели тот самый?
Лео подтвердил:
– Тот самый.
Мужчина осмотрел полицейских глубокими, внимательными, хотя и несколько замутненными глазами. Потом указал свободной рукой на небольшой карниз, идущий под окнами третьего этажа и заворачивающий за угол дома:
– Вылез за ней и, – опустил руку вниз, – того…
Серж переспросил:
– За кем за «ней»?
Аристотель пожал плечами:
– За ней, за рыжей…
– А точнее?
– За ней, говорю, – буркнул мужчина и замолчал, глянув вверх, прищурившись на жгучую огненную Луну.
Потом он сложил трубу и сунул в футляр, который снова отправил во внешний карман. Из нагрудного внутреннего достал початую бутылку кальвадоса, посмотрел на труп, перекрестился, что-то сказал шепотом и сделал несколько глотков из посудины.
Лео подозрительно посмотрел на Аристотеля:
– Уж не ты ли его, батюшка?
Глаза мужчины гневно сверкнули отраженным лунным огнем:
– Раз я не в больнице, значит, здоров. А на кой черт мне его убивать? Говорю, – снова задрал голову, – гнался он за ней…
Лео посмотрел на инспектора и вновь поморщился:
– Больной человек. Что с него возьмешь?
Мужчина, однако, настаивал:
– Я здоровый!
Помощник снова глянул на него с подозрением:
– Что здесь делаешь?
Аристотель, казалось, удивился вопросу:
– За Луной наблюдаю. Двор подходящий: тихий и без искусственного освещения. Я тут не первый раз. А сегодня – видите? – какая особенная Луна. Не мог пропустить. Вы только посмотрите на нее…
Помощник инспектора только отмахнулся. Серж, также не обратив внимания на последние слова «астронома», продолжил осматривать труп. Хотя яркая рыжая луна била, как мощный прожектор, подсвечивал себе и карманным фонариком, который всегда имел при себе.
Перед ними лежал мужчина среднего роста. У него были крепкие руки с облезшей кожей на ладонях. Короткие ногти, изъеденные какой-то химией. На погибшем были просторные брюки из шелка и шелковая же рубаха – легкая и недешевая домашняя одежда.
– Удивительно!
– Что? – не понял Лео.
Инспектор присел, чуть повернул голову трупа и направил в его лицо луч фонарика:
– Видишь: один глаз зеленый, другой голубой.
Помощник кивнул:
– Да, случается.
Серж заметил еще:
– На правой щеке несколько царапин, – перенаправил свет фонарика: – И вот на руке тоже. Глубокие…
Царапины на теле самого Сержа тут же нестерпимо зачесались.
Помощник глянул вверх:
– Поцарапался о карниз, наверное, когда выпал из окна.
– Может, и так, – пожал плечами Серж и поднялся: – Надо установить личность. В этом доме должен быть консьерж.
– Я здесь, – вышагнул из-за его спины немного сутулый мужчина чуть выше среднего роста лет за пятьдесят. – Это я его тут под окном обнаружил и в отделение позвонил.
Консьерж вытер губы тыльной стороной ладони, но на его губе все еще оставалась приклеившаяся шелушинка семечки подсолнуха. Как и от Аристотеля, от этого человека пахло кальвадосом, который, впрочем, употреблялся денно и нощно по всему Сен-Бьену: кем-то умеренно, кем-то не очень.
Инспектор кивнул на труп:
– Знаете этого человека?
Консьерж еще раз безрезультатно попытался освободиться от шелушинки, потом выговорил:
– Конечно, как не знать, Давид Оболевич. Живет у нас уже почти год. Зарегистрирован. Все честь по чести.
Помощник тут же записал имя в блокнот. Серж продолжил задавать вопросы:
– Чем занимался? Что можете рассказать о нем?
Консьерж, наконец, сколупнул шелушинку с губы и пожал плечами:
– Что могу сказать…Спокойный. Нескандальный. Вообще незаметный. Работает на дому: по коже мастер. Приносит иногда мешки с сырьем. Тяжелые, большие… Я разрешил ему использовать ванную комнату под мастерскую. У нее своя вентиляция есть, и это последний этаж, так что по дому не пахнет, никому не мешает. Но грязь я ему запретил разводить. И он ничем не провинился, за квартиру платит, платил исправно…
Серж снова присел рядом с трупом, пристально вгляделся в него, потом поманил к себе ладонью Лео:
– Присмотрись-ка получше. Никого тебе не напоминает.
Помощник сначала кинул взгляд с высоты своего роста, затем тоже присел рядом с трупом:
– Подсвети-ка еще фонариком сбоку…, – качнул головой: – Да, похож. Определенно похож.
Инспектор перевел взгляд на помощника:
– Он еще в отделении?
Лео утвердительно кивнул:
– Конечно, ты же приказал его задержать.
– Пусть везут сюда немедленно.
Помощник тут же позвонил в полицию:
– Везите задержанного на улицу Роз, двенадцать!… Что значит: устал и спит? Мы еще на ногах. Пулей сюда! – убрав телефон в карман, отрапортовал инспектору: – Сейчас доставят.
Серж удовлетворенно кивнул и решил:
– Пока его везут, осмотрим квартиру, – спросил консьержа: – Ключ от этой квартиры есть?
– Э-э…
– Консьержу полагается иметь ключи от всех квартир.
– Конечно, полагается, – консьерж что-то себе быстро соображал и сообразил, наконец: – Но он сменил замок. Совсем недавно. И просто не успел дать мне дубликат…
– Ладно. Идемте с нами: возможно, придется ломать дверь.
У консьержа расширились глаза:
– А чинить потом за чей счет?
– За счет того, кто не имеет дубликатов ключей!
– А здесь кто останется? – помощник посмотрел на труп.
– Здесь… – начал было размышлять Серж, но увидел входящего во двор патрульного: – Здесь пока подежурит Шукрат.
Тот, обнаружив на месте преступления все свое непосредственное начальство, начал было оправдываться:
– Извините за опоздание, но только сообщили из отделения. А то я бы… Я же на другом конце…
Инспектор оборвал его:
– Все в порядке. Оставайся пока у трупа…
– Есть!
– Да, вот еще, – обернулся Серж к Аристотелю Костракидису, но спросил консьержа. – Знаете этого гражданина?
– Опять он здесь, – недовольно откликнулся представитель хозяина дома, – ранее выставлял его несколько раз со двора. Притащится и всю ночь в небо пялится.
– Но ничего плохого ведь не делает. За что же выставляете?
– После него по углам двора мочой воняет…
– Это не я, – запротестовал Аристотель, – мало ли кто у вас тут еще бывает и углы метит.
– Я знаю, кто бывает, – твердо сказал консьерж. – Только вот сегодня не заметил, как ты опять у нас объявился.
– Бог с ним, – прервал инспектор борца за чистоту двора и дома. – К разговору с этим субъектом мы еще вернемся. Идемте!
Серж, Лео и консьерж поднялись по широкой, когда-то шикарной, но и теперь весьма впечатляющей лестнице из горного камня с толстыми перилами, хранившими остатки золотой краски. На каждом этаже было по две квартиры. Сержу показалось, что через дверные глазки за ними наблюдают из всех жилищ, хотя во всех них было тихо.
– Эта! – указал консьерж на правую дверь последнего этажа.
– Ломать? – спросил помощник.
Серж в нетерпении легонько нажал на дверь, она распахнулась:
– Похоже, открыта.
Инспектор с помощником переглянулись и молча достали револьверы. Первым, держа оружие наготове, вошел Серж. За ним – Лео. Следом весьма трусивший, но очень любопытствующий консьерж.
Из маленькой – буквально в два шага – прихожей они попали в большую освещенную и совершенно пустую комнату. Стены были ободраны. Казалось, здесь намечается ремонт. В глаза всем сразу бросились кровавые пятна на полу. Одни из них были крупными, другие – очень мелкими.
– Следы! – заметил инспектор, вглядевшись.
Да, это были кровавые отпечатки ног человека и… лап мелкого животного.
Помощник мгновенно определил:
– Кошка!
Он проследил, куда ведут следы – на подоконник, за окно – и заключил:
– Все ясно. Погнался за кошкой и сорвался. Верно, оказывается, бомж наш говорил: «Вылез за ней и того…» А я ему, было, не поверил.
Серж почти согласился, разглядывая следы:
– Очень, может быть, и кошка.
Консьерж, однако, пытался возразить:
– Не было у него кошки. Я запрещаю держать в доме животных. Чтобы не гадили и не орали по ночам, жильцов не будили и не мучили всяких с аллергиями и чиханиями …
– Бешеный кот! – сообразил Серж и тут же позвонил в одноименный бар: – Инспектор Горевски беспокоит. По поводу кота: он так и не нашелся?
Хозяин бара ответил:
– Кот уже на месте. В клетке. Не поверите – сам пришел! Видимо, набегался, проголодался. Отвык, должно быть, от уличной пищи, которую, оказывается, добывать приходится. Тут-то он на всем готовом: только пасть открывай да жри и лакай. Я вот его…
Инспектор прервал котовода:
– Давно явился?
Хозяин бара задумался:
– Да, уж… с час, наверное, назад…
Серж тут же обратился к консьержу:
– Когда обнаружили труп?
Тот посмотрел на наручные часы:
– Так и часу не прошло. Человек, должно быть, теплый еще…
Инспектор спросил вновь:
– А как долго, думаете, он пролежал до того, как вы его заметили?).
Консьерж пожал плечами:
– Может, минуту, может, две. Потому как я во дворе весь вечер сидел, и когда этот с трубой прошмыгнул непонятно… У нас парадное с улицы заперто уже неделю, замок там сломался, все починить не могут за столько-то дней. Вот я у двери со двора и сидел, семечки щелкал, о жизни размышлял, – почесал губу о губу. – Потом отлучился совсем ненадолго… ну, по нужде, – дыхнул он кальвадосом, – выхожу обратно, а голубчик с третьего этажа лежит и это, кровь из его головы медленно так ширится, густая. Я, конечно, сразу к телефону. Сначала хотел в «скорую» позвонить, но, видно было, мертвый он уже: не дышит… Да еще бы – с такой-то высоты головой о брусчатку…
– А пока вас не было во дворе, никто в подъезд не входил, никто из него не выходил?
– Нет, – убежденно закачал головой консьерж, – я бы непременно заметил. У меня ж комнатка на первом этаже. Дверь открыта, и я из кухни – от шкафчика, у которого я за стаканом… ну, по нужде, – все вижу: никто мимо не сновал.
Инспектор надавил пальцем на висок:
– Как-то все не очень сходится. Однако, если немного со временем ошибается и хозяин бара, и консьерж…
Любитель семечек и кальвадоса обиделся:
– Я никогда не ошибаюсь. Я считать умею: меня вокруг пальца не поставишь…
Серж продолжал размышлять вслух:
– Хозяин бара сказал «с час назад»… Для него пятнадцать-двадцать минут вперед или назад ничего не значат. Если так, то все сходится: кот был здесь. Набезобразничав, вернулся домой, в бар…
Помощник подхватил мысль:
– Залег на дно, гад, как настоящий преступник. Но следы-то оставил, по ним его и идентифицируем…, – обернулся. – Понятно, почему дверь открыта. Этот, – заглянул в блокнот, – Давид Оболевич, он, видимо, услышал мяуканье пробравшегося в подъезд кота и решил поинтересоваться…
Консьерж опять обиделся:
– Никогда у меня не было в подъезде котов.
Серж рассудил:
– Вы наверняка заметили бы шмыгнувшего в подъезд человека, а вот кота – далеко необязательно.
Консьерж опять дыхнул кальвадосом, на этот раз задумчиво:
– Пока справлял… нужду, кота, да, мог бы и не заметить. Он же – животное, по полу стелется…
Помощник вновь взял слово:
– Жилец, значит, услышал странные звуки, открыл дверь – вот она до сих пор открыта, – кот и шмыгнул в дом, – снова посмотрел в блокнот. – Давиду Оболевичу это не понравилось, и он решил выдворить животное обратно, гонялся за ним по всей комнате. Но взять Бешеного кота, – глянул на перевязанную руку инспектора, – дело непростое. Он поцарапал, а может, даже и покусал, – уже не глядя в блокнот назвал имя жильца, – Давида Оболевича, Ну а потом сиганул на окно. Обиженный и пораненный человек рванул за котом и, конечно, в горячке не рассчитал: сорвался с такого узкого карниза, – тут Лео облегченно вздохнул. – Так что все ясно: несчастный случай. Извините, инспектор, что побеспокоил ради такого простого дела. Мог бы и сам приехать, все оформить. Несчастный случай со смертельным исходом – чего тут особо расследовать…
Инспектор пропустил извинения и рассуждения помощника мимо ушей. Он еще раз глянул на кровь, размазанную по полу:
– Как-то ее многовато для тех царапин, что есть на теле разбившегося, – указал рукой на пятна. – И вот это – явно свежее, а это, кажется, не очень, – он перевел взгляд на Лео. – Надо обязательно проверить личность погибшего. Примета у него ведь очень хорошая: один глаз зеленый, другой – голубой.
– Конечно, – тут же отозвался помощник. – Сверим имя, прогоним и по общей, и по криминальной базе, – огляделся по сторонам. – Хорошо бы найти документы, удостоверяющие личность. Я обыскал труп – при себе у Оболевича ничего не было.
Серж еще раз оглядел пустую комнату, потом прислушался:
– Слышите? – шагнул к стене и, осторожно открыв еще одну дверь, вошел в соседнее помещение.
Это была вторая комната квартиры, гораздо меньше, но ухоженная и явно жилая. Голубые бархатные шторы на окнах. Ореховый одежный шкаф в углу. Диван с ворсистым ковром-накидкой. Кресло, рядом – сползший или сброшенный мохнатый плед. Торшер с приглушенным светом. Журнальный столик красного дерева, на котором стоял небольшой приемник, а еще лежала стопка журналов с выкройками. Тут же были и карандаши, портновский метр, мелки, циркуль, коробка с сигарами, пепельница из малахита, зажигалка желтого металла. Под столиком стояло несколько нетронутых и початых бутылок: кальвадос, водка, ром, коньяк, виски, рядом валялись, видимо, скинутые с ноги домашние тапочки… Из приемника лилась негромкая приятная музыка, которую и услышал инспектор, находясь в другой комнате.
На краю пепельницы лежала истлевшая половинка сигары. Пепел с нее не осыпался, застыл серой шероховатой трубочкой. Рядом с пепельницей стоял бокал с недопитым напитком. Жилец, совсем недавно куривший и выпивавший, явно не торопился на тот свет. Что-то отвлекло его и от музыки, и от бокала, и от сигареты. Он не дослушал, не допил, не докурил…
Тут Сержа пронзила мысль, и он задался вопросом:
– Но как же должен был на лестнице вопить кот, чтобы его можно было услышать из этой дальней комнаты, да еще несмотря на музыку? Почему его не слышали в других квартирах? Или слышали, но не отреагировали? – Посмотрел на консьержа вместе с Лео, зашедшим следом: – Вы должны были слышать.
Представитель домовладельца замотал головой:
– Ничего такого я не слышал. Никто на лестнице не вопил.
Серж продолжал шарить взглядом по комнате. Свет торшера, отраженный от розовых обоев, покрывавших часть стен, становился еще более мягким. В комнате было тепло и уютно. Сержу, да, очевидно, и его спутникам, захотелось присесть на диван, закинуть ногу на ногу, налить себе что-нибудь из бутылок под столиком, сделать глоток, закурить сигару и под приятную музыку уложить усталый взгляд на эти розовые обои.
Инспектор никогда ранее не видел такой ласкающей взгляд бумажной ли, синтетической ли структуры. Он не удержался и потрогал обои: мягкие, даже нежные и так уютно отдающие теплом в руку. Вспомнил о невесте, вздохнул о желанной свадьбе и неизбежном последующем обустройстве семейного очага. Он представил такие красивые обои в их спальной комнате и улыбнулся в уме сам себе: «Вот удивится Мария, когда я подскажу ей, чем надо оклеить стены». Тут же поинтересовался у консьержа:
– Где покупали такие?
Тот, проведя рукой по стене, открестился:
– Богатая вещь, но это жильца собственная придумка. Я, следуя воле хозяина адреса и будучи отчасти домоправителем, хоть и не запрещал делать ремонт, но и не разрешал.
Помощник, тоже пощупавший обои, вытащил из кармана лупу. Долго всматривался, потом удивленно констатировал:
– Это кожа… Натуральная кожа… Очень тонкой искусной выделки…
Консьерж шмыгнул носом:
– Я ж говорю: богатая вещь, – посмотрел под стол на бутылки. – Выходит, неплохо зарабатывал своим делом и не особо голосил про доходы. Скромный был. Я ж говорю: неприметный…
Инспектор попросил у помощника лупу. Долго рассматривал и, наконец, поняв, отшатнулся, глянул на помощника:
– Ты прав: это кожа… Натуральная кожа… Похоже, это – человеческая кожа.
– Не может быть! – отдернул руку консьерж, хотевший было еще раз погладить обои.
Помощник почесал затылок и снова потрогал розовое покрытие стен:
– В нашем деле все может быть: и самоубийство… и бешеный кот… и человеческая кожа на стене…
Серж, ожидая новых неприятных сюрпризов, распахнул одежный шкаф. Однако не обнаружил в нем ничего особенного: рабочая одежда, костюм, рубашки, нательное и постельное белье. Все ношеное, недорогое. Нашлись в шкафу и документы Давида Оболевича.
Консьерж продолжал глядеть на стены. Замер на месте, чтобы не подходить к ним, держаться посередине комнаты:
– Откуда же… откуда эта кожа?
– И так много? – спросил следом Серж помощника и самого себя, снова осматривая стены, покрытые розовым.
Ответа на этот вопрос в комнате, похоже, не было. Инспектор спросил консьержа:
– В этой квартире есть еще другие помещения?
Тот напряг память:
– Эта комната… Та, большая… Прихожую мы прошли, кухни здесь не предусмотрено… Еще есть большая ванная комната, в которой, как и говорил, я ему разрешил работать, там отдельная вентиляция есть.
Все трое отправились в не осмотренное еще помещение. Дверь в него была плотно закрыта. Когда Серж распахнул ее, то тут же сделал шаг назад: в нос ударил тяжелый запах. Воняло какой-то едкой химией напополам с протухшими продуктами. У стены просторного, размером чуть ли не с первую большую комнату помещения стояли бидоны и бутыли с какими-то жидкостями. Рядом с ними лежали небольшие пластиковые мешки с неизвестными порошками. В дальнем конце ванной на веревках висел растянутый обрывок «обоев». В одном из углов валялись ножи, скребки, еще какие-то непонятные инструменты. На крючке – комбинезон, грязный халат. Под ними – резиновые калоши. Рядом на полочке лежали вымазанные в крови перчатки.
Серж прошел мимо унитаза и умывальника, отдернул занавеску, за которой, как он полагал, должна была находиться ванна. Он не ошибся. Перед ним была большая чугунная эмалированная ванна. В ней лежало человеческое тело без кожи. Уже не первой свежести. Именно от этой массы темно-красной плоти шел основной тошнотворный запах. На теле, в области живота, выделялись разрывы ткани – тяжелые ранения, которые могли стать причиной смерти.
Инспектор отступил назад, достал из кармана носовой платок, закрыл им рот и нос, потом снова подошел к ванне. Пошарив взглядом, нашел рядом палку. С ее помощью приподнял поочередно покрытые слизью, начавшие разлагаться руки. И у правой, и у левой отсутствовали кисти. Серж снова отступил:
– Это, должно быть, она… Возможно, именно ее кисть нашли в Грае.
Лео, морщась от запаха и так же едва сдерживая тошноту, подошел к ванне:
– Теперь, выходит, нашли и само тело…
Обалдевший и отчего-то щурившийся консьерж так и стоял на пороге помещения, не решаясь войти.
Серж и помощник вскрыли мешки, лежащие рядом с ванной. В одном оказались волосы.
– Натуральные.
– Человеческие.
В другом – женская одежда. За ванной на тумбочке горкой лежали украшения: цепочки, кольца, серьги, брошки…
Инспектор покачал головой:
– Судя по количеству волос и украшений, это не с одной девушки.
Помощник возразил:
– Но ведь никто ж не пропадал и не был убит!
Серж возразил на возражение:
– Если помнишь, этот труп тоже нигде пропавшим или убитым не числился, – посмотрел на растянутый обрывок «обоев». – Но кто же все эти остальные? Сколько всего их было?
Какая-то мысль мелькнула в голове инспектора. Он что-то хотел вспомнить, но не мог понять, что именно…
Помощник еще раз глянул в ванну, потом на мешки и на украшения:
– Если волосы, вещи и кожа находятся здесь, в ванной, и на стенах в той комнате, то где сами остальные тела?
Инспектор пожал плечами:
– Возможно, остальные тела мы уже никогда не найдем. Грай умеет хранить чужие тайны. Даже преступные… – спросил консьержа: – На какой срок арендована квартира?
Тот отступил в маленькую прихожую и ответил оттуда:
– Сказал, что надолго…бессрочно. А теперь вот срок, получается, вышел…
Инспектор еще раз посмотрел на тело в ванне, обвел взглядом всю комнату и тоже вышел в прихожую. На ходу сказал последовавшему за ним помощнику.
– Вовремя разбился, негодяй. Чтобы закончить «ремонт» во всей квартире, он бы еще немало душ загубил…
Консьерж, уступая дорогу полицейским, споткнулся о какую-то сумку. Она опрокинулась, и к ногам инспектора выпали пистолет, небольшое мачете, нож. Помощник, осторожно засунув весь этот арсенал обратно в сумку, заметил:
– Похоже, сдаваться он не собирался. Если бы дошло до задержания, то мог бы и подстрелить или порезать кого из нас. А нам бы пришлось стрелять в него.
Консьерж побледнел. Серж поморщился, вспомнив учителя. Кивнул Лео:
– Вызывай…
– Кельвина, – подсказал помощник.
– Да, – снова кивнул Серж, – нашего криминалиста. Пусть прежде, чем передавать тело в морг, изучит на месте останки пропавших девушек: этой, из ванны, и других – волосы, «обои»… Да, не забудь проверить имя преступника, сними с него отпечатки пальцев…
– Конечно, инспектор, – ответил Лео, а когда вышли из квартиры и спускались по лестнице, добавил, – Как замечательно все получилось: одним махом раскрыли дело с найденной кистью и преступника нашли. Так что дело можно закрывать.
– Да, уж… – безрадостно согласился инспектор, думая о своем: – А вот с трупа в ванне отпечатки не снимешь. Придется по каким-то другим признакам определять: кто же это погиб такой страшной смертью от рук… маньяка. И кто же все остальные пострадавшие?
Выйдя на улицу, троица остановилась. Все снова задрали головы:
– Карниз совсем узенький: только для кошки, человек сорвется…
– Вот он и сорвался.
– Как глупо. Неужели не понимал, когда погнался за кошкой?
– Да не было там никакой кошки! – раздался знакомый голос.
Рядом с домом по-прежнему стоял Аристотель Костракидис. Кальвадосом от него разило гораздо сильнее прежнего.
Инспектор на всякий случай поинтересовался:
– А кто же это был, если не кошка?
Аристотель поднял вверх палец:
– Она.
– Кто она?
– Она, – Аристотель задумался и, вытащив из-за пазухи бутылку, отпил еще, – или они?
– Бред сумасшедшего алкоголика, – махнул на него рукой помощник.
Аристотель ничего на это не ответил, а только допил остававшийся уже на донышке кальвадос.
Серж не знал: стоит ли продолжать разговор с этим, если не с сумасшедшим, так точно весьма подвыпившим гражданином. Ничего не надумав, вынужден был отвернуться от Аристотеля: во двор ввели лжесвидетеля драки у ресторана. Помощник попросил его опознать лежащий на брусчатке труп:
– Узнаешь?
Задержанный даже не стал наклоняться и особо разглядывать, подтвердил с ходу:
– Это он!
– Точно?
Лжесвидетель развел руками:
– Как не он? Я же с ним пил, беседовал, вроде даже дрался … Конечно, он. Кто ж его так приложил-то до смерти? Жалко человека. Помог мне, как никак…
Серж спросил:
– Какие у него глаза были?
Задержанный, не вглядываясь в лицо трупа, вспомнил по памяти:
– О, у него особые глаза. Один – зеленый, другой – голубой. Должно быть, болел человек…
Инспектор махнул рукой полицейскому, прибывшему вместе с задержанным:
– Отвезите обратно.
Лжесвидетель обрадованно попросил:
– Отвезите-отвезите обратно, не бросайте на улице, а то поезда сегодня больше уже нету. За гостиницу опять платить надо, а жена с меня за каждую монетку ведь потребует. Уж лучше у вас пообитаю… – и еще поинтересовался, – А завтра тоже в клетке держать будете?
Помощник ответил вопросом:
– А что тебе не нравится?
– Ну-у…
– А врать по телевидению нравилось?
– Ну-у…
Серж пообещал:
– Завтра тебя еще раз допросят, все запротоколируют и к поезду, возможно, отпустят. Но что б потом с места проживания никуда не отлучался, пока не разрешим.
– Это я согласен, господин начальник. Да меня жена теперь, наверное, долго не отпустит. Пока не поверит в те чудеса, что я ей расскажу по приезду…
Лео поморщился:
– Никто твоего согласия и не спрашивает.
Задержанный учтиво повторил помощнику:
– Это я согласен, господин начальник.
Полицейский повел задержанного к машине, стоящей, как и автомобиль Сержа, в тупичке у дома. За ними двинулись несколько зевак, несмотря на поздний час быстро собравшихся на слух то ли об убийстве, то ли о самоубийстве.
Инспектор поручил помощнику опросить жильцов дома:
– Может, кто-то что-то еще видел… Но это завтра, сегодня уже поздно. Могут и дверь не открыть…
– Кхе-кхе…
Это кашлял кто-то из зевак, которые, очевидно, удовлетворив любопытство, уже выходили со двора. Решив, что их тоже надо на всякий случай опросить, бросил вслед:
– Стойте!
Но зеваки уже свернули за дом, не слыша его. Серж кинулся за ними. Когда выскочил со двора, в тупичке никого не увидел. Он выбежал на улицу Роз: на ней тоже никого не было. Зеваки, от которых инспектор отставал на каких-то пару десятков шагов, словно растворились в воздухе. Нигде не хлопнули ни входные двери, ни окна. Не было звуков ни удалявшейся машины, ни мотоцикла или даже велосипеда. Серж, сердясь на себя за то, что сразу не опросил зевак, вернулся в тупичок. Во двор заходить не стал. Сел в машину и поехал домой.
Улица Роз была пустынна. Только свернув на Провинциальную, инспектор увидел фигуру человека. Приближаясь к нему, сбавил газ, пригляделся: вдруг это кто-то из тех, кого он пытался догнать возле дома номер двенадцать по улице Роз. Но эта фигура была женской, а среди зевак, Серж точно помнил, представителей слабого пола не было. Так что инспектор разочарованно проехал мимо. Добавил, было, газу, но тут же резко ударил по тормозам: он узнал обладательницу фигуры.
