Александр Чудаков
Сборник памяти
16 марта. 10-го, во вторник, был у Н. М. Виноградовой, принес «Мир Чехова». Была очень тронута моим посвящением В. В.[28]
17 марта. Зря я сержусь на наш отдел русской классической литературы ИМЛИ – на самом деле он мне очень нужен: затем, чтоб все время видеть, как не надо писать, что такое тривиальное мышление, что значит писание без определенной (какой бы то ни было вообще) методологии, – видеть это воочию, еженедельно.
1 апреля. Я – сам о себе: у него было стремление к предельной ясности в мысли и изложении; вера в то, что главное в художественном мире можно определить в 2-х–3-х фразах; только концепцию мира художника он считал заслуживающей вниманья.
6 апреля. В чем ложь фильма Соловьева «Чужая Белая и Рябой» – при похожести многого? В той жестокости, которая заливает, затопляет жизнь мальчика и которой он просто не мог бы вынести. И такой жестокости в той провинциальной полудеревенской жизни просто быть не могло: как и всякая природная жизнь, она разветвлена, растекается, там есть природа, купанье, лес, поле, огород, покос, лопухи, сад, вечера, звезды, рыбалка – да мало ли чего еще, даже две-три вещи из этого набора достаточно, чтобы фильм стал другим. Но этого нет. Жизнь Рябого напоминает замкнутую жизнь мальчика с Арбата, не выходящую за пределы колодцев московских дворов. Автор знал провинциальную жизнь, но то ли забыл ее, то ли наложился на те впечатления городской опыт так прочно, что они исказились до неузнаваемости. Открытая жизнь провинции сжата в комок жизни людей из подполья. На самом же деле эти дворы все время продувались степным ветром[29], однозначной жизни не было. И инвалиды были всякие – были и веселые пьяницы. Нарушение пропорций – самая опасная ложь.
7 апреля. Лира Долотова сказала, что самое главное в моей книжке «Чехов в Таганроге» – критика текста воспоминаний Мих. П. и М. П. Чеховых и трезвые слова про чеховскую семью.
– А то ее настолько заслюнявили, что даже уже Сергей Михайлович [племянник Чехова] какой-то герой, не говоря уж о Марии Павловне.
10 апреля. К записи от 6 апр. по поводу к/ф «Чужая Белая и Рябой»: это хорошо понимал Чехов, в своем «Ваньке» дав едва ли не больше светлых детских картин, чем эпизодов беспросветной жизни бедного подмастерья.
4 мая. 30 апреля были с Л., Маней и Янисом у Наташки и мамы – мамин день рождения. Юра рассказывал о ростовском деле – преступнике, убившем 38 женщин (с насилием). 1–2 занимались. 3-го с мамой и Наташкой ездили на могилу к отцу. Мама: – Ну, здравствуй, Павел Иванович Чудаков…
Звонила редактор из «Просвещения» – вышла «Биография Чехова» – моя третья книга за этот год.
30 мая. С 25 по 29 был в Вологде на конференции по поводу 200-летия Батюшкова. <…> На открытии памятника Батюшкову вологодский поэт Коротаев говорил про «вредителей», которые мешали поставить памятник в этом месте, в вологодском Кремле.
Все это – он, Викулов, Белов – меня сильно разозлило, и на заключительном заседании конференции я выступил, сказав, что вынужден внести диссонирующую ноту в общий хор похвал празднику.
– Я хотел бы сказать о тех скрытых и явных намеках, которые делали на этом празднике писатели, – о лженауке, о вредителях и т. п. По-моему, это недостойно – пользоваться юбилеем, чтобы высказывать такого сорта идеи. И вообще, мне кажется, слово «вредитель» не следовало бы возрождать… и еще две-три фразы на эту тему.
Следом за мною выступил Турбин и в начале сказал:
– Я присоединяюсь к тому, что сказал А. П. Слово «вредитель» – я давно его не слышал, и мне не хотелось бы, чтобы оно звучало со всеми перспективами, которые оно открывает.
После заседания ко мне подошла седая старушка:
– От себя и от имени части вологодской общественности хочу поблагодарить Вас за Ваши слова о «вредителях». Об этом нужно говорить, этого нельзя пропускать.
17 августа. <…> На чеховский конгресс в Англию поехать не удалось. Посмотрим, что выйдет с Германией.
11 сент. 9-го в «Праге» были с Л. на приеме, данном американскими издателями советским писателям. <…> из американцев много, в том числе Элендея Проффер с маленькой дочкой; Л. тут с ней и познакомилась.
Банкет был стоячий – не люблю.
В середине подошел В. В. Иванов, сказал, что в «Жизнеописании Булгакова» Л. его резануло «государь» в авторской речи.
Л.: – Но это же стилизация!
В. В.: – Но все же в авторской речи! Я вообще не против монархизма. Был такой зоопсихолог Вагнер, основатель зоопсихологии…
Л. делает жест в мою сторону – вот кто, де, знает про него. В. В. это не смущает:
– Он печатался до 30-х годов, когда печатание прекратилось. У него есть неопубликованные работы… Он считает, что на пути от животных к очеловечиванию утерялся вожак. <…> Еще одно место у Вас есть… Там где про евреев, что Булгаков в юности их избегал. Сейчас об этом нельзя… Я когда прочел, подумал: «Ну, пропаганда «Памяти» действует, если даже самые известные и активные деятели культуры поддаются».
Л. возражала (достаточно резко), объясняла. Я тоже сказал, что нужна свобода обсуждения всех проблем.
В. В.: – Я понимаю, что может не хотеться быть в том лагере, что все. Дело Бейлиса… Но сейчас…
Всегда это сейчас! А когда же можно? Л. говорила, что Иванову не понравится, а мне казалось – он шире.
15 сентября. Вчера на самолетике прилетел в Болдино на XVII Болдинские чтения; долго брели по жидкой грязи в Дом колхозника: четыре человека в комнате, три стула, нет розетки электрической, каких-либо тумбочек при кроватях, плечиков-вешалок, мусорной корзины, воды в единственном умывальнике. Розетка – одна на этаже, для телевизора; ходим туда включать кипятильник для чая и электробритву. Купив килограмм гвоздей, набил таковых в стенных шкафах. Умывался, поливая себе из стакана, у крыльца.
8 ноября. 29-го (кажется) был у нас Эйдельман. Подарил две своих новых книжки. Поговорили о текущем моменте. Подарил ему «Биографию Чехова» – и через несколько дней по телефону:
– Я тебя держал по научной части, а в тебе вон какие таланты открылись. Замечательно написано, какой стиль! <…>
30 декабря. Год внешних успехов – вышло 3 книги, был в Германии и Голландии (до этого за 10 лет директор ни разу не пустил никуда), достроил дачу. Кошмарно много времени ушло на общественную борьбу <…>.
Работал мало весь год. <…>
1988
2 февраля. 02 часа ночи. С Л. и Женей Тоддесом распили бутылку грузинского вина за мое 50-летие. Почему-то вспомнилось 2 февр. 1947 г. – календарь, дед. 40 лет тому.
3 февраля. Вчера на юбилей пришли старые друзья: Вят с Тамарой и Таней, Юрка Лейко, А. Крючков, Г. Жинов со Светланой; Наташка с Юрой, Инна[30], Маня с Янисом. С Генкой Жиновым знакомы – страшно сказать! – с 1947 года! Но все еще живы, здоровы…
12 апреля. Закончил воспоминания «Спрашиваю Шкловского». Сначала было очень тяжело – чуть не плакал. Потом ничего.
16 ноября. Вчера были с Л. в изд. «Книга». Т. Громова просит пролонгацию на мою книгу о Чехове. Когда мне ее писать?.. А написать все же надо.
26 декабря. Такая круговерть, что и записать некогда. <…> Набегают и новые доделки – ненужные – по уже сданным работам. Дима Урнов берет мой мемуар о Шкловском, но хочет, чтобы я изменил начало – что-то переставил сюда из конца! Лакшин хочет, чтоб я переделывал свою публикацию о пародиях Чехова; статья ему нравится, но сами пародии публиковать не хочет, они, де, порочат Чехова! Идиотизм не кончается.
1989
3 января. Вчера на дне рождения у Л. были: Саша Осповат, Л. Гудков и Б. Дубин, Е. Тоддес, Ю. А. Молок, Ю. Карабчиевский, который много рассказывал о геноциде армян в Сумгаите. <…> Говорили о Гайдаре и все сошлись на том, что «Судьба барабанщика» передает атмосферу 1937 года и вообще талантливая вещь. Потом – о Мемориале и все вокруг.
19 января. И опять Виноградов! Не отпускает покойник. Виктор Владимыч, я потратил на Вас столько лет жизни, а сейчас я хочу заниматься своей наукой, не Вашей! Или Вы считаете, что я еще не отплатил своему учителю?
Дописываю предисловие к 1-й книге VI тома, которого бóльшую часть написал в Малеевке, еще 5 лет назад. Одновременно думаю над заявкой по поводу 2-й книги этого тома, которую тоже буду делать я – больше некому! – и скоро: уже в следующем году, Боже мой! <…>
А что делать с книгой о ВВ? Опять же – если не я, то кто ее напише т? Так – никто, разве что позже, иные поколения, но это уже будет другая книга, они не напишут о том, что надо написать в связи с ВВ и его феноменом как великого ученого в тоталитарном государстве.
6 апреля. Говорил по телефону с Юркой Лейко – делал ему втык. Хотя что волноваться после разговора с другом детства, тем более, что он со всем согласился и все признал, – но вот поди ж ты. Неловкое чувство, что на кого-то надавил – не покидает. И победа его не уничтожает, а скорее наоборот. И так всегда, буквально так: «мне неудобно, неприятно, муторно, что я заставил вас подчиниться своей воле. Так лучше, так нужно, я прав, я и сейчас не отказываюсь от своих действий, но мне все равно тяжело». Что же делать, что делать?..
7 апреля. Да, в обществе жить с таким настроем невозможно <…>. Вечер. А вот и Толстой подоспел на эту тему: «Вечная травля, труд, борьба, лишения – это необходимые условия, из которых не должен сметь думать выйти хоть на секунду ни один человек…. Мне смешно вспомнить, как я думывал <…>, что можно себе устроить счастливый и честный мирок, в котором спокойно, без ошибок, без раскаяния, без путаницы жить себе потихоньку и делать не торопясь, аккуратно, все только хорошее. Смешно! Нельзя…Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться…, бороться… Дурная сторона нашей души и желает спокойствия» (письмо к А. А. Толстой 17–21 окт. 1857 г.).
Но только при этом спокойствии у меня получается что-то путное, а в суете и борьбе – поверхностное и среднее.
? апреля. <…> Из письма служащего ж/д станции Астапово П. Алексеева – когда Лев Толстой проходил через зал ожидания, «все как-то сразу встали…, а в проходе все бывшие там обнажили головы… Принесли его небольшой багаж. Многие прикасались руками к вещам этого человека». Как понятно! Как понятно!
15 апреля. Завтра лечу в Зап. Берлин – читать лекции <…>. Никуда не хочу лететь, хочу заниматься Толстым (предисловие к книге А. Л. Толстой закончил и последние дни так хорошо работал!) и вообще сидеть в Беляево. И в Америку не хочу в мае.
29 ноября. [Известие о смерти Натана Эйдельмана]. Узнали часов в 12, сейчас 2, до этого не мог взять перо – руки дрожали, Л. давала лекарства. Что-то много смертей. Но ни от одной – кроме Шкловского – не было так тяжело.
31 декабря. <…> Какой был год плохой. Умерли Каверин, Храбровицкий, Роскина, Натан (Твердохлебов, Гуральник, Над. Онуфриевна, Полина Овчарова). Сахаров.
1990 Из записных книжек
16.8.90.
Босоногое детство. Главное – именно в этой босоногости в прямом смысле. Путь домой, когда не торопишься (когда из дому – на озера, играть в футбол – бежишь) – целая гамма <приятнейших> острейших ощущений: после каменистой или жестко-кочковатой дороги – вдруг – ближе к обочине – удлиненный островок черной горячей пыли. Сойдешь с дороги – мягкая короткая прохладная травка. Дома – тоже прохладные, но по-другому – свежевымытые и выскобленные ножом желтые деревянные полы с теплыми – снова – оконцами на них от солнечных лучей.
* * *
16.9. 90
Зачем я делаю эти записи? Вот и другие делают – «Мгновенья», «Затеси», «Камешки на ладони», а потом вся страна смеется над этими мгновеньями.
* * *
Когда-нибудь все поймут, что надо оставить всё и спасать главное: воздух, воду, землю. Но будет или уже поздно, или сопряжено с таким напряжением для нынешней цивилизации, которого она не вынесет.
* * *
Размеры преступления советской власти перед филологией как-то забываются, но всякий раз поражают в каждом конкретном случае. Некрасоведение уныло и бледно, и едва ли не лучшая статья после Эйхенбаума и Тынянова – Шимкевича 1929 г. – их ученика, тоже формалиста. А, видимо, был рядовой ученик. Но сколько поставил чисто литературных проблем. И сколько бы было этого, если б не прикрыли издания вроде «Поэтики». Все наше л/ведение (история литературы) было бы иным.
Из дневника
31 декабря. Впечатление исчерпанности; закончился какой-то период нашей истории. Демократия, как можно было предполагать, но не хотелось верить, оказалась слаба, гребем все правее и правее[31]; уж не сам ли Горбачев во главе этого поправения?..
Мой год прошел в разъездах – 5 месяцев только в Америке! В 91-м не поеду никуда, хоть и зовут.
Хотя и сдал свою книгу, год был средней плодотворности.
1991
12 апреля. С помпой празднуют день космонавтики – 30 лет полета Гагарина – Терешкова и другие выступают с ностальгическими речами о 60-х годах.
Все время думаю о своей прозе. Колебания: рассказы – роман? Видимо, все же роман: не хватит сил на рассказы, самую трудную форму в литературе – на композиционную завершенность этой формы. Роман – гораздо более простой жанр. Романов много, «Дама с собачкой» одна.
1992
4 октября. Современные российские интеллигенты успокаивают друг друга:
– Все писали что-то, лицемеря, поддакивая власти, то, что сейчас не хотели бы перепечатать.
Не все! Я могу перепечатать сейчас – и когда угодно потом – каждую свою строку, и мне не стыдно ни за одну!
3 ноября. Пришла сверка моей многострадальной книги «Слово – вещь – мир»[32]. Л. завтра отбывает в Лозанну, <…> много обговаривали ее доклад о фантастике.
1993
4 января. <…> 31 – го были с Л. у мамы с Наташкой. <…> 2-го на дне рождения у Л. были: Алеша Берелович, Лазик Флейшман, Марк Харитонов, Костя Поливанов, Женя Тоддес, Юра Манн. <…> Марк поднял тост «за культурную ячейку – дом Саши и Мариэтты, которая все годы…» и проч. Было удивительно мило, хотя несколько тихо.
1994
13 августа, Истра. С 18 июля – ни дня умственных занятий, тяжелые дачные работы, одиночество, спокойствие. <…> На даче проделал такое количество работ, что, глядя теперь, удивляюсь: это я? один?
28 сентября. Вчера слушал речь Ельцина в ООН. Есть пара фраз из текста Л. Она: «Если осталась пара фраз – уже много!»[33]
21 октября. Вчера приехал в Badenweiler на II международный чеховский конгресс. <…>
…Забытое ощущенье ухоженного немецкого городка!..
* * *
Со своего балкона в отеле «Sommer» Чехов видел термы в ложно-римском стиле.
<…> Сначала ходил к пруду с лебедями, потом мог только смотреть – кусочек пруда был виден с его балкона. Теперь все заросло, и пруда уже не видно, как не видно моря в Ялте, на которое смотрел с балкона Чехов.
В курпарке было то, что он любил: прекрасная природа, но облагороженная двухвековыми стараниями человека.
3 ноября, Истра. Утром пилил с ребятами березу, свалили на провод[34], оборвали, сижу при керосиновой лампе.
Похоронили Асю Берзер. В крематории Донского монастыря были Люша Чуковская, А. Вознесенский, Клара Домбровская[35] (встретили ее, когда подходили с Л. к воротам), Н. Солженицына и др. (всего человек 40). Говорили Рыбаков, Войнович, Л., еще кто-то. <…>.
1995
17 января. Звонил Вят: умерла Клава Свешникова, моя первая любовь (7 января).
19 января. Клава, которую я помню 13-летней девочкой, кому я писал первые записки, кого первую поцеловал, самая жизнерадостная, самая здоровая из нас всех, – умерла! – представить это невозможно.
13 февраля. <…> 3-го на Истре – мой день рожденья. Были: Осповат, Вероника Долина с мужем, Гаев, Оля Майорова. <…> Осповат в тосте сказал:
– В начале 70-х гг., когда я размышлял над проблемой: если выпил с утра, пить ли еще и в обед, мне попалась «Поэтика Чехова», и я увидел, что бывает другое литературоведение, можно писать вот так! И я пошел в науку.
30 марта. <…> Сегодня был у Светы, дочери бедной покойной Клавы. Жаловалась на одиночество – сидит с двумя детьми, хотела поближе познакомиться именно со мною.
– Вы были ближе всех к маме, она про Вас много говорила, и тетя Маша (сестра Клавы) тоже советовала с Вами познакомиться.
8 декабря, Истра. Фильм о Вавилове. Как мы по крохам лет 20 назад добывали информацию о нем, впитывали и сострадали великому ученому. Теперь – пожалуйста, всё о нем, и уже играет мерзавца Лысенко как мерзавца хороший актер. Но впитывает ли кто из нынешних 35-летних это так, как мы тогда?.. Знание без труда и знание, добытое буквально кровью и пóтом?..
Кадры голода на Украине – собирают и воруют колоски, ребенок ест червяка… Что бы мы тогда отдали за такие кадры на всесоюзном экране?..
10 декабря, Истра. Вывели 10 венцов бани, к следующему моему приезду обещались довести до верха и положить лаги – из пятидесятки (коей 1,5 куба), а не бруса – так договорились. Во сне: приснились стихи:
Вы пойдете, вы пойдете
К Леониду Ильичу,
Вы найдете, вы найдете
То, что я найти хочу.
И под утро:
А дома ждет тебя
Негр в автобусе.
Кому прочесть – не поверят.
15 декабря. Истра, куда вчера приехали с Янисом, по дороге купив рубероид, утеплитель, фанеру. Сегодня начинают ставить стропила – «выше стропила, плотники!» <…>.
18 декабря. Первая неожиданность выборов: ЛДПР набрала еще больше голосов, чем в первый раз! Значит столько дураков в стране.
Л. дала прочитать очень хорошую статью Стреляного в «Русской мысли», где он задолго до выборов предсказал этот феномен, объясняя его подсознательно-патриархальным чувством русского народа. В связи с этой статьей Л. мне:
– Ты бы мог писать статьи не хуже этой. Литературный талант, стиль у тебя не меньше, чем у Стреляного, да и знание русского мужика не хуже. Вон как ты рассказываешь о своих беседах со строителями и мужиками из Алехнова.
24 декабря, Истра. Как забываются полезные патриархальные привычки: все утро топил печь, но забыл поставить на нее чайник, который пришлось кипятить потом особо. Забыл также, что надо сделать завалинку из снега, – немудрено, что от пола веяло холодом!
Мело, мело по всей земле во все пределы… Тишина, одиночество, покой.
<…> …Снег шел до вечера; разгребал; надо бы подшить валенки – займусь в следующий раз.
Вычитываю свою статью о Виноградове «Арест, тюрьма, ссылка, наука». Печально. В каких условиях работали люди. А мы все жалуемся.
1996
[Первая половина года прошла в разъездах – США, Ялта, Пушкинские горы, Петербург. Летом А. П. обосновался на даче. Было решено принять приглашение преподавать с осени два-три семестра в Южной Корее. Отсутствие хороших библиотек и сравнительно небольшие деньги надеялись компенсировать тем, что именно там, вдали от столичного обилия дел и обязанностей, он напишет наконец роман…]
2 июля, Истра. Приехав, парился впервые в собственной бане. Ух!
4 июля. <…> Сегодня – радио – перевес у Ельцина 13 %. Хоть и надеялись, но все же были волненья. <…> Л. вернулась из Горно-Алтайска.
6 июля. Сегодня приехал на рафике на дачу – завез пушкинистику, чеховскую энциклопедию и проч. – удастся ли поработать?.. <…>
11 июля. Как обычно, на даче – только физический труд. Соорудил стену из гигантских валунов. Сделал аллею. Правда, два раза был на водохранилище. Уже три дня жара 30–35°С. С мамой разговариваем о прошлом – рассказывала о своем деде, моем прадеде Длусском-Склодовском, который проиграл имение, отчего прабабка вынуждена была давать семейные обеды, где и познакомились мои дед и баба.
Читаю дневники Троцкого. Не отпускает от себя история этой злодейской партии – интерес к ней во мне все еще не угас, – странно.
22 июля. Все лето – дача. <…> Работал целыми днями от зари до зари. Пока еще могу.
6 ноября 1996 г. Вчера приехал в СПб. <…>.
8 ноября, СПб., г-ца «Москва». Был у Д. С. Лихачева в Комарово <…>.
9 ноября. Вчера приехал из СПб. <…>
10 ноября. После написания за 10 дней мемуара о ВВ в 2,5 а.л. (правда, были заготовки), когда работал как раньше – по 10–12 часов в сутки (могу еще, оказалось) принимаю решение: с ноября (с Кореи) начинаю серию КНИГ – и только книг, не статей! – и к 2004 г. напишу их:
1) роман (в Корее; ну, это как пойдет); 2)Лекции о Пушкине (или ЕО – курс для печати); <…> 9) Книгу о ВВ.
15 ноября, Сеул. <…>Квартиру дали из двух комнат с огромным холлом. Сегодня у меня первая лекция. <…>.
21 ноября. Читаю лекции, водят к высоким университетским чинам <…>.
Начал писать роман – непривычное занятие.
24 ноября. Вчера читал корейцам о многосубъектности слова в «Евгении Онегине», стилистической реформе Пушкина и проч. – крайне трудно изложить это знающим русский язык.
Роман движется плохо – куски сами по себе как будто ничего, но композиция их!..
30 ноября. <…> Вчера была моя вторая лекция по медленному чтению «Евгения Онегина» – мечта с самого начала моего преподаванья. За две лекции дал толкование примерно 1/3 строф. Корейцы клянутся, что понимают. Надо такой же курс по «Онегину» читать своим, в Москве. Пишу прозу.
2 декабря. Описываю депортацию чеченцев и ингушей – по впечатлениям детства. Все это надо было описать и напечатать 15 лет назад. А теперь все всё знают и об этом пишут – кто поверит, что я все знал и так же думал об этом и 20, и 25 лет назад – в сущности, всегда, с самого детства. Не опоздано ли?..[36]
8 декабря. М. б. осуществить чеховский замысел – писать роман в виде отдельных самостоятельных рассказов? Что-то все сваливается в эту сторону.
Из писем
[Начало декабря 1996 г.]
Пишу роман!
А. Чехов …Обещали какую-то культурную программу – корейскую свадьбу и проч. Но пока отстали, чем я доволен – сижу, пишу, как явствует из эпиграфа, роман (=хронику=мемуары=серию записей), боюсь, что его постигнет участь чеховского романа (он его писал в виде отдельных главок-рассказов, а потом вообще бросил). «Не справляюсь с композицией». Т. е. отдельные куски вроде и ничего, но как все это соединить?.. Трудно сочинять высокохудожественную прозу. Все непривычно, начиная со стола, на котором лежит только стопка чистой бумаги, а все остальное я за ненадобностью убрал, но стал чувствовать какой-то неуют и потихоньку опять все натащил. Нашу с тобой любимую серую бумагу вынужден был оставить в аэропорту вместе с книгами, а тут продается такая роскошная, что, чувствую, моя проза ее недостойна.
Библиотека университета бедна – не то слово: просто никакая, даже у проф. Кима (главного) в кабинете – лучше. Но т. к. я теперь прозаик, то этот недостаток не чувствую. Ежели переменить профессию, то можно не токмо что в Сеуле, а на необитаемом острове писать.
<…> Я почему-то взял мало рубашек под галстук – всего 3. Без перерыва их стираю. А купить тут на мой размер – нечего и думать. Когда назвал № ботинок в магазине – весело смеются. Говорят, что какие-то на нормальных нелилипутских людей размеры есть в магазинах на американской базе. Туда еще не добрался.
12.12.96 в Сеуле
<…> заранее поздравляю тебя – вдруг не дойдет, если позже, – этой высокохудожественной открыткой. С днем рожденья тоже – они в этих случаях посылают именно ветки – чтобы жизнь шумела, полная цветов и листьев, как писал известно кто. Я теперь тоже – пусть считается – писатель, создаю маловысокохудожественные тексты, а может средневысокохудожественные – неясно, только К <…>[37] скажет, прочитав. Пишу – ты будешь смеяться – за исключением двух дней недели каждый день! И – ты опять будешь смеяться – какие-то даже юмористические куски, временами кажется, что даже ничего, сам смеюсь, во всяком случае. Есть и серьез. «Рождался писатель универсального художественного и стилистического диапазона» (Ч-в А. П. А. П. Чехов. Биография писателя. М., 1987.). Все непривычно. Не надо библиотек. Пустой стол – только стопка бумаги, да черновичок слева (а то и его нет). Какая-то странная свобода в голове – не связанность каким-то материалом, оглядкой, ссылками, цитатами… Про что ни начну – что-то помню, знаю: хучь про кочегаров, хучь про лошадей… Может быть Каверин и был прав, когда советовал мне писать – «вы же много знаете». Во всяком случае, это – единственная область, где может быть востребовано все – от биологии до спорта, если вообще кому-нибудь нужно, чтобы это было востребовано. Твой телефонный совет – писать приятное, что идет, что пишется – с благодарностью принял. Ведь мы привыкли в своей науке: не только что хочется, но и что надо. М. б. в искусстве не так?.. Странно, но помогает мой небольшой мемуарный опыт, даже не знаю в чем – в каких-то приступах к темам, что ли. Вот расписался про это – привыкай, мы, писатели, любим поговорить о своих творческих задумках – проблемах – трудностях. Посылаю экран писания – как документ.
Лекции идут успешно. Почти 6 часов посвятил медленному чтению – комментированию Е<вгения> О<негина> – вопреки советам разных экспертов, что корейцы, де, ничего не поймут. Прекрасно поняли и говорят, что это им полезней всего остального – такой тотальный лингво-стилистический и культурологический комментарий. Прошел с ними ½ I главы, рассказал им, что Щерба вступление к «М<едному> всаднику» анализировал целый семестр, – ахали, восхищались и тоже захотели.
В Сеульском университете (это не мой, другой), где я читал одну лекцию, один аспирант сказал, что не думал, что ему выпадет такое счастье – разговаривать с великим ученым. А профессор в ун-те Ён-се сказал, что они весь семестр изучали в семинаре сначала «Поэтику Чехова», а потом «Мир Чехова». Как рассказывал Шкловский, когда студент в Праге заплакал, увидев его… А еще один аспирант сказал, что был уверен, что я давно помер, т. к. «Поэтика Чехова» вышла еще до его рождения. <…>
Покой снизошел на мою душу на этом краю света – последнее время я был нервен, прости меня за это, но теперь как-то спокойно.
Экран писания романа (г. Сеул)
Нояб.
14(15) – 4 стр. высокохудожественного текста
18 – 1 стр. не – «– «–
19 – 2 стр. художественного текста
20 – 1 стр. просто -«-
21–26 – 3 стр. среднехудожественного текста
27/XI – 2 стр. так себе текста
28/XI – 2 стр. высокохудожественного текста + 1 стр. антихудожественного текста + 3 стр. малохудожественного.
29/XI – 2 маловысокохудожественные стр-цы
30/XI – 1 стр. так себе текста
Дек.
1 /XII – 3 стр. неясного качества
2/XII – До обеда – 3 стр.: хорошо, но не ой-ёй-ей.
После – ½ стр. высоколирич. текста
1 стр. – ничего себе.
3/XII – 1 стр. (про кочегара) – высокохудожественная.
4/XII – 1 стр. народного диалога, м. б. и смешного, но неясно, нужного ли. + 3 стр.
5/XII – 2,5 стр. – непонятно.
8/XII – 1,5 стр. + 1 стр. событийного повествования после разговора по тел. с Л.
9/XII – 1,5 стр. про ООН – средневысокохудожественных.
10 /XII – 2 стр. о Ваське – высокохуд. юмористич. текст.
11/XII – те же 2 стр. о Ваське, полностью переработанные – еще более высокохуд. и еще более более юмористич. текст + 3 стр. дальнейшего юм. текста.
12 /XII – с утра непонятно насколько худ.2 стр.
Из дневника
14 декабря. 7-го в ун-те «Ён-сё» – конференция «Литература и лингвистика», читал там доклад «О принципах анализа художественного произведения» – о своей теории уровней, но больше всего о предметном мире. <…> Вечером – концерт камерного хора <…> – Christmas Hymn, Monteverdi, песни Шумана, Schonberg – Friede auf Erden – все на языке оригиналов, прекрасно. <…>
Из писем
17.12. 96.
<…> Работается хорошо. Стало ясно: всю жизнь я жил в клетушках, которые меня сдавливали. Тут брожу по трехкомнатной полупустой квартире и думаю. <…> Может, я, как Гоголь, буду писать роман в прекрасном далеке?.. Неясно, правда, что из этого выйдет, только К<…> скажет, стоит ли. Не говори никому больше про мою прозу <…>. Не стоит.
<…> Иногда кажется, что вроде и ничего… Не хуже, чем у NN и XY[38]… Правда, выяснилось, что я ненужно хорошо знаю русскую литературу – все время есть опасность свалить то в «Отрочество», то в «Жизнь Арсеньева». Неуж Тынянову это не мешало?
Из дневника
23 декабря. <…> 20-го, в пятницу, заболел, t – 39,3. Все испугались. Сказал им, что у меня быстро пройдет, – не поверили. 21-го уже была утром 37,3, а вечером – нормальная и 21-го же в 13 часов уже читал заключительную лекцию по исторической поэтике <…>.
…Целыми днями пишу. Чукча теперь не читатель, чукча – писатель. Все идет в дело! Все, что знаю. Странное чувство. Все, что выливалось только в застольные и кухонные разговоры, рассказы Юре Попову (когда еще!), Жене [Тоддесу] и др. – все, оказывается, можно перелить в чеканную маловысокохудожественную прозу. М. б. прав был Каверин – и мне давно надо было писать? «Вы много знаете и вам всё интересно – и разное, а это главное», – примерно так он говорил однажды после какого-то нашего длинного разговора. Действительно, интересно мне всё – пока. Надолго ль? Странно думать, что чувство это может угаснуть.
Если писать ежедневно, возникает инерция творчества, так хорошо знакомая мне по науке – и так же знакомо ее иссякание при перерыве хотя бы в два-три дня.
…Это будет последний роман-идиллия – ностальгия по доиндустриальной эпохе, но не патриархальной, как у Ф. Искандера, а русско-интеллигентски-патриархальной, осколок дворянского XIX века.
31 дек.
<…> Читаю Фазиля. Он совершенно уверен, что все это – как шелушат кукурузные початки, как доят буйволиц и едят баранину с аджикой – всем интересно. Буду и я так считать про патриархальную жизнь города Чебачинска.
1997
[Вернувшись в Москву, А. П. вновь писал уже урывками. Дни были отданы академической работе, преподаванию.]
1 марта. Получил главы своего романа с машинки. Видимо, слишком долго изучал Чехова – все слишком кратко – «вроде сгущенного бульона», как выражался классик. В главе – 8, 6, 4 страницы. Ну куда годится?..
19 марта. <…> С прозой застопорилось – нового пишу мало, штопаю (добавляю) старое. Л. отдал перепечатанные главы. Очень хвалит.
21 марта, дача. Приехал сегодня днем. Три дня валил снег – по колено. Расчистил, жду завтра Л. с Женечкой.
Набросал план теоретического введения к лекциям по исторической поэтике русской литературы, которое может быть развернуто в отдельную книжку по теоретической поэтике.
23 марта, дача. Вчера приехали Л. с Женечкой. Мы с Л. сразу пошли на лыжах, прокладывая лыжню по полуметровому снегу (оказывается, по снегу в этом месяце какой-то рекорд), а Женечка играла в снегу.
Вечером все втроем смотрели комету, так и в бинокль. Зрелище незабываемое, поймешь наблюдавших комету Галлея в 1812 г. <…>.
29 марта. Насколько проза – даже такая скромная, как моя, – насколько она сложней литературоведения, сколько в ней странного, подсознательного, необъяснимого.
9 апреля. Не писал прозу недели две. <…> Сегодня, с громадными усилиями почти все разбросав, пописал кое-что. М. б. и напишу что-нибудь стоющее – если Бог даст жизни.
6 мая. <…> Праздничные свободные дни провел бездарно – перебирал бумажки (по прозе), нового ничего не написал. Какой-то ступор. Или так всегда бывает у прозаиков? Привык к науке – сядешь за стол – и как из тюбика идут мысли и страницы.
