Александр Черевков
Моё детство
Если говорить современным языком, то, там, в пустыне были бетонные блоки. Из таких гигантских блоков в пустыне стояли две гигантские пирамиды. Одна пирамида была такой же серой, как бетонные блоки.
Другая пирамида чуть выше была покрыта металлом жёлтого цвета, который сверкал и переливался золотистым блеском в лучах жаркого солнца пустыни. В пустыне больше ничего не было, кроме гигантских кистей рук, кубиков из бетона и двух пирамид. Посмотрел по двум сторонам аппарата.
Обнаружил себя между двух ступней гигантских ног, которые одеты в какие-то странные сандалии из грубой кожи светло-коричневого цвета с гигантскими пряжками из жёлтого металла, точно такого цвета, как на одной из двух пирамид.
Мой аппарат вместе со мной выглядел просто мурашкой против гигантских ступней живых ног человека. Осторожно поднял свой взгляд к куполу аппарата и тут же замер от страха.
С высоты самой высокой горы вблизи нашего Старого хутора, на меня смотрела огромная мужская рожа, порытая густой темно-коричневой бородой и такого же цвета усами.
Дальше были огромный нос и огромные глаза чёрного цвета. Над глазами густые брови, а на голове огромная копна густых волос. Гигантская рожа улыбнулась мне и протянула к моему аппарату что-то острое зажатой между пальцев в своей гигантской кисти руки.
Как только острие дотронулось до купола аппарата, так сразу раздался хлопок похожий на хлопок проколотого воздушного шарика, но со звуком выстрела из гигантского орудия.
В тот же миг меня окружил отвратительный запах ступней ног гигантского мужчины. Запаниковал от страха. Начал кричать и метался в своём аппарате. Сразу проснулся.
– Сынок, что с тобой случилось?! – спросила меня моя мама, прибежавшая на крик к моей кровати. – Опять во сне летаешь? Ничего страшного. Дети все, когда растут, то летают во сне. Но от тебя что-то дурно пахнет? Словно кошка издохла у тебя в кровати или ты со страху наложил в штаны.
– Мама! Да, ты, что!? Давно вырос с того возраста, чтобы со страха наложить в штаны! – возмущённо, воскликнул, но на всякий случай потрогал свою задницу. – Порядок в моих штанах.
– Ну, и, слава Богу, что так обошлось! – радостно, сказала мама, укладывая меня обратно в постель. – Лучше пусть так пахнет от живого человека, чем от мёртвого. Дурной запах от человека, это не только признак смерти, а также признак жизни. Алкаши при жизни дурно пахнут и живут.
– Мама! Не алкаш! – возмутился сам. – Никогда не буду пить водку. Всегда буду трезво жить.
– Успокойся! Успокойся! – укладывая меня в постель, сказала мама. – У тебя вся жизнь впереди.
Насчёт запаха мамины слова оказались пророческими в моей жизни. Несколько лет спустя после моего первого сна, когда мы стали жить в Новом городке, меня сбил мотоцикл вовремя моей игры в волчок на проезжей части улицы.
В бессознательном состоянии меня положили в отдельную палату почти без признаков жизни. В палате возле моей кровати собрались врачи и мои родители.
– У нас нет никакой надежды, что ваш сын будет жить. – сказал доктор, обсуждая моё состояние.
Моё сознание и мой слух прекрасно воспринимали окружающую меня среду. Находясь в бессознательном состоянии, никак не мог проявить себя как живой человек.
С расстройства и от переживаний за свою жизнь. Выпустил из себя тот запах, который остался во мне на всю жизнь от гигантских ступней человека в пустыне. Моя палата сразу наполнилась отвратительным запахом.
– Вот вам и признаки смерти! – возмущённо, сказал доктор, сквозь заткнутый нос от моего запаха.
– Нет! Это признак жизни! – радостно, сказала моя мама. – Так мой сын проявляет свою жизнь.
Мама оказалась права. Несмотря на мою ужасную травму головы и позвоночника. Вопреки прогнозам врачей. Выжил. Победил смерть. Врачи пару лет, наблюдавшие моё выздоровление, удивлялись тому, что остался живым и невредимым после такой сложной травмы. Но время показало, что доктора в этот раз были не правы.
Моя мама оказалась права со своими выводами насчёт того, что мой дурной запах был не признаком предстоящей смерти, а признак моей жизни. Дурной запах от гигантских ступней в пустыне, сохранившийся в моём теле и в моём сознании, спасал меня от смерти много раз.
Однажды был такой случай, что после очередной командировки в Москве на презентации мы хорошо отметили в ресторане так, что едва добрались до самолёта. Перед самой регистрацией на самолёт у меня порвались туфли.
Там же в аэропорту приобрёл себе новые туфли и отправился на посадку в самолёт, который должен был взлететь через час.
Новые туфли оказались мне на размер малы и ужасно сильно жали обе мои ступни. К тому же в этот день в Москве была ужасная жара. Так сильно жарко, как в пустыне рядом с гигантскими ступнями вовремя моего удивительного сна.
Но тут дело не в пустыне, а в том, что рейс нашего самолёта откладывали по какой-то причине. Нас держали в накопителе перед посадкой на самолёт. Когда наконец-то прошли на посадку в самолёт, то уже ревел от боли в своих ступнях.
– Да скинь ты наконец-то свои проклятые туфли! – возмущённо, сказал мой попутчик в самолёте.
– Не могу! Боюсь за последствия! – со слезами на глазах и с юмором в голосе отказал попутчику.
Однако попутчик из жалости ко мне настаивал, чтобы разулся. Поддался уговору и боли своих ног. Но когда разулся, то мой попутчик сразу пожалел о том, что уговаривал меня разуться.
От подошв моих опухших ног. Так же как от моего большого употребления пищи на банкете. Перед посадкой на самолёт. Из меня вышел тот самый дух, сохранившийся во мне от гигантских ступней.
Стюардесса, проходящая мимо нас по самолёту, почувствовала отвратительный незнакомый ей ранее запах. Бдительная стюардесса тут же сообщила о запахе туда куда надо.
Самолёт сняли с подготовки на вылет. Пассажиров эвакуировали на специальный контроль. Тщательно обследовали самолёт, багаж и пассажиров. К нашему всеобщему удивлению, в багаже нашли какую-то контрабанду и террористов, которых тут же отделили от нас в наручниках.
Нас отправили в самолёт. Перед посадкой в самолёт помыл из бутылки газированной водой свои ноги, а также для удобства разодрал свои новые туфли так, что они уже больше не жали мне до самого моего дома…
Но это было десятки лет спустя после моего первого удивительного сна. Тогда меня мама уложила обратно в кровать. Мне приснилось продолжение моего удивительного сна.
Обнаружил себя обратно в своём аппарате, который чудом уцелел. Передо мной обратно поплыли картинки жизни людей. На слайдах прожитой жизни после строительства в пустыне пирамид гигантским человеком, увидел, как к пирамидам пришли обычного роста люди, которые были также как подобно муравьём перед этими пирамидами.
С копьями и с топорами обычные люди, словно дикари, набросились на позолоченную пирамиду и полностью ободрали эту пирамиду от золота до бетона.
На других слайдах совершенно другие обычные люди в лохмотьях, под руководством людей в дорогой одежде стали выдалбливать в этих пирамидах помещения, куда стали хоронить своих вождей, как позже узнал, фараонов.
Дальше рабы стали готовить из каменных глыб будущие гробницы и пирамиды своим фараонам. Вскоре вся пустыня покрылась памятниками и пирамидами.
Прошло много десятков лет после моего первого удивительного сна. Наяву мне не удалось побывать на том самом месте, где собирал первые пирамиды гигантский человек, словно ребёнок в детской песочнице.
Но с годами мне стало известно из достоверных исторических источников, что задолго до фараонов у первых двух пирамид были гости из будущей Европы.
Дикие гости ободрали золото с пирамиды, и, ушли обратно к себе в будущую Европу. Может быть, именно по этой причине позже среди европейских народов зародилась страсть к благородному блеску золота?
Из современных источников от учёных археологов мне стало известно, что в некоторых каменных блоках на египетских пирамидах были обнаружены признаки присутствия человека во время заготовки гигантских блоков.
Отсюда сразу появляется сомнение, что все блоки выдалбливали из камней и подгоняли друг к другу с точностью до миллиметра, куда даже лезвие нельзя просунуть.
Вполне возможно, что блоки выливали из специального бетона прямо на местах будущих пирамид? Со временем бетон мог принять вид камня, что давно доказано при исследовании других древних построек.
Ну, а, может быть, мой удивительный сон, когда-то был явным событием? Вполне возможно, что были гигантские люди, которые словно в детской песочнице могли собрать гигантские пирамиды, предназначенные к неизвестному ритуалу гигантов или в научных целях?
Ведь неспроста у многих народов существуют сказки и легенды о больших людях-великанах, перед которыми обычные люди выглядели словно муравьи.
Как выглядел в своём аппарате перед гигантскими ступнями человека строящего пирамиды. Любые сказки и легенды не возникают из ничего. Все когда-то имело место тому, что было записано в сказках и в легендах или приснилось.
Сейчас нет никакого труда, обнаружить на страницах Интернета сводки и фотографии находки антропологов, что в разных странах обнаружены скелеты гигантских людей, которые жили на планете, подобно гигантским звероящерам, задолго до появления на планете Земля обычных людей. Вопрос только в том.
Куда делись те люди-гиганты и откуда появились мы, обычные люди? Ну, а насчёт аппарата «Нейроплазматрона», на котором мне довелось летать в удивительном сне?!
Так это всего лишь дело за временем. Давно многие видели нечто подобное, летящее высоко в небе, удивительным аппаратом с названием НЛО.
Придёт время, когда кто-то докажет о существовании такого аппарата или сам построит подобный аппарат, который будет летать быстрее звука и быстрее скорости света, а заряжаться такой аппарат будет лучевой энергией, отражённой от окружающих нас предметов природы, а также от Солнца и других планет солнечной системы.
4. Мой первый шаг.
У каждого человека имеется память о первом шаге. Одним об этом рассказывают родители. Другие помнят свой первый шаг, связанный с чем-то ярким, что так же, как первый шаг остаётся в памяти на всю жизнь.
Не хочу выставлять себя исключением среди остальных людей. Моё развитие, как ребёнка, в первый год моего рождения не отличалось ни от кого другого из моих ровесников. Так же как все дети были шумным и беспокойным. Постоянно требовал к себе внимание.
Однако отчётливо помню свой первый шаг, хотя в то время моё сознание не сформировалось. Мне часто снится тот удивительный сон моего детства.
Мама поддерживает меня под руки на деревянном полу в большой комнате. Отец держит на уровне моих глаз огромный торт, украшенный яркими ягодами.
По самой середине торта большая свечка. Вокруг отца мои бабушки, которые пальцами рук приглашают меня подойти к торту, приготовленному к моему первому юбилею.
– Сынок! Этот торт тебе. – шепчет мама мне на ухо. – Иди, задуй свечку. Покушай вкусненький торт.
Чувствую, как дрожат мои колени от неуверенности в ногах к моему первому шагу. Мама придерживает меня руками и слегка подталкивает вперёд к красивому торту.
Неуверенно делаю свой первый шаг. Все присутствующие в комнате гости визжат от восторга и своим одобрением поддерживают меня к моему первому шагу. Не совсем уверенно, но твёрдо, топаю к торту.
Подойдя к торту, пытаюсь сократить свой шаг. Но скорость моего шага не сокращается. Со всего бега врезаюсь в огромный тор руками и лицом. Весь обмазанный сладким кремом начинаю истерически кричать.
В этот момент большая комната наполняется одобрительным криком и возгласами в мой адрес. Родители одобряют мой первый шаг своими похвалами и облизывают с меня сладкий крем торта, как мороженое с палочки. Кто-то приносит мокрое полотенце, обтирают меня.
– Первый торт, как первый блин, тоже бывает комом. – говорит мама, переодевая меня к столу.
Дальше помню, что во время дня рождения к нам в большую комнату дедушка Гурей принёс огромный манеж плетёный из вишнёвой лозы. Манеж круглый с мягкой подстилкой под моими ногами.
Меня ставят в манеж. Цепляюсь за верхний край манежа и начинаю передвигаться по кругу. Родители и гости рады моей самостоятельности в круглом манеже.
Теперь меня не нужно постоянно держать на руках. С этого момента вполне самостоятельный человек, в смысле моего передвижения по кругу манежа.
Мама может заниматься своими делами, а бабушка Нюся будет присматривать за мной, чтобы не ухитрился перебраться через барьер манежа на деревянный пол.
Так осваивал своё хождение и свой первый бег по кругу манежа. Пока манеж был мне в самую пору. Но также как все дети стал быстро расти. Вскоре плетёный манеж был мне не по росту мал.
Стал выбираться из плетёного манежа, набивая себе шишки на лбу об деревянный пол. К весне мне соорудили огромный манеж из досок. Поставили этот манеж у нас во дворе под огромное дерево тутовника.
В хорошую погоду в этот манеж принесли меня, детей семьи евреев-беженцев, а также детей наших соседей, которые построили себе дом возле нас через дорогу.
– Вот теперь у нас будет собственный детский садик. – радостно, сказала моя мама. – Будем по очереди присматривать за детьми. Кормить детей будем с общего стола. Не в ущерб другим.
На пол огромного манежа постелили толстые стёганые одеяла. Целый день в хорошую погоду мы находились в своём манеже. Забирали детей по домам на ночь или в плохую погоду.
Каждая мама в свободное время приходила к манежу с детьми и начинала нас кормить всех подряд. Мы словно голодные щенки царапали друг друга, чтобы первыми добраться до вкусной пищи.
Когда на дереве поспели крупные ягоды тутовника, то с этого момента нас невозможно было отличить друг от друга. Дети были сытые и перепачканные в чёрный цвет спелых ягод тутовника.
Манеж попытались было убрать от дерева тутовника под навес. Мы все разом, не сговариваясь, закатили истерику, когда утром в манеже не обнаружили сладких ягод тутовника.
Нас вернули обратно под дерево и оставили на произвол природы. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы молчало. Не помню точно, сколько было мне годиков, когда ко мне стали приходить в гости дети наших родственников.
После того, как рядом с новым посёлком на нашей стороне построили новый автомобильный мост. Со старого моста сняли вооружённую охрану. Разрешили свободное движение транспорту и людям.
Старый мост фактически превратился в передвижение местного населения. Каждое ранее утро было слышно, как мычат коровы, блеют овцы и козы, ржут лошади.
Горожане выводили на заливные луга за речкой Белка домашний скот. Сейчас конечно даже смешно подумать, что в городе может находиться домашняя скотина.
В сороковых, пятидесятых и даже в шестидесятых годах прошлого века, было обычным иметь в городе свой домашний скот и птицу. Следом за домашней скотиной, к на свежий воздух по выходным дням, приходили родственники из Гудермеса.
Летом часто приезжали к нам родственники из городов и станиц Чечни, а также из Дагестана и Северной Осетии. Мелкая речка Белка, леса, наполненные ароматом ландышей, лесные полянки, усеянные земляникой. Чем ни райский уголок для отдыха взрослых и детей.
– Твоя тётя Рая! Твоя тётя Рая! – трещала по выходным дням у моего уха девчушка ростом с меня. – Мы с тобой сейчас пойдём пасти гусей на речку. Там много детишек. Мы будем играть.
Позже от мамы узнал, что этой тёти Рае тогда было всего три годика. Она действительно по линии моей мамы доводилась мне тётей. Жила эта тётя Рая в Грозном и только всего один раз приезжала к нам с родителями отдыхать на лето в наш дом.
Она целыми днями игралась со мной во дворе или со стадом наших гусей на мелководье речки Белка. Это был лучший год её жизни. Больше никогда не видел свою тётю Раю.
Мама долго ничего не говорила мне о неожиданном исчезновении моей единственной тёти Раи. Когда мне стало столько лет, сколько было тёте Рае, когда видел её в последний раз.
Тогда мама мне рассказала, что после отъезда от нас к себе домой в Грозный, на следующий год тётя Рая умерла от воспаления лёгких в свои четыре года.
Целый день ревел по утрате, своей единственной тёти Рае. Мама стала беспокоиться за меня. Боялась, что у меня случится нервный срыв или какая-то другая беда по случаю моего расстройства.
У мамы часто на протяжении всей жизни с детьми, сбывались предчувствия беды, которая может постигнуть её детей. Так было и в тот раз. Непонятно по какой причине, но сильно заболел.
К вечеру у меня поднялась температура. Меня стало лихорадить. Надо было меня показать детскому врачу. Но в эти дни детского врача в поликлинике Гудермеса, почему-то, не было.
– Надо вести ребёнка срочно в Грозный! – заволновалась бабушка Нюся. – Там хорошие врачи. Рядом с больницей в старой крепости живёт моя двоюродная сестра Евдокия. Она присмотрит за Шуриком. Заодно побываете в гостях у Ивлевых. После смерти дочки они больше не приезжали.
Рано утром отец отвёз меня и маму на станцию Гудермес. В небольшом зале вокзала тепло и уютно. Народу совсем мало. Мама прошла со мной в самый дальний угол в зале ожидания.
Уложила меня на скамейку рядом с тёплой батареей. Отец остался со мной, а мама пошла к дежурному вокзала. Почти все родственники из нашего Старого хутора работали на станции и на вокзале Гудермес.
Были железнодорожниками по ремонту железной дороги, а также по ремонту поездов. Мама быстро вернулась в зал ожидания. На руках у неё был билет в тёплый вагон.
Ехать от станции Гудермес до станции Грозный не больше часа. Но мама беспокоилась за моё здоровье. На улице поздняя осень. В плацкартных и общих вагонах, холодно и сквозняки, от которых можно заболеть даже взрослому человеку. Больному ребёнку достаточно того, что он и без того болен.
– Мария! Ты можешь погостить у родных. – сказал отец маме перед нашей посадкой в поезд. – Присмотрю за твоей мамой и за нашим хозяйством. Если будет трудно, то приглашу родичей.
– Серёжа! Ты только не напивайся. – заволновалась мама. – Иначе обратно осколки полезут.
– Всё будет хорошо! Не беспокойся! – сказал отец, закрывая за нами дверь в вагоне поезда.
Поезд тронулся с места и под колёсами застучали стыки рельс железной дороги. Из-за болезни, у меня не было ни каких сил передвигаться по вагону в сторону мягкого купе. Мама с трудом подняла меня на руки и понесла в купе.
Хорошо, что в мягком купе была всего одна женщина с грудным ребёнком. Нам можно было свободно располагаться на своей нижней полке у тёплой батареи.
Как только мама положила меня на тёплый матрас нижней полки и укрыла меня тёплым одеялом, то сразу разомлел и вскоре уснул впервые за сутки моей болезни.
Сквозь сон слышал, как мама разговаривает с нашей попутчицей. Как опытная женщина с трёхлетним ребёнком, мама давала женщине какие-то советы насчёт здоровья грудного ребёнка.
Мне было не интересно слушать женские разговоры. Поэтому принял удобную позу на нижней полке и сразу крепко уснул.
– Надо ребёнка переодеть, чтобы он потный не простыл на улице. – услышал сквозь сон голос мамы и чей-то знакомый женский голос. – Мы вас отвезём сразу в больницу. После к нам в гости.
Открыл глаза и удивился тому, что мы были не в мягком купе поезда, а в зале ожидания на вокзале станции Грозный. В это лето, мы с отцом по каким-то делам на один день ездили в Грозный.
Поэтому хорошо запомнил зал ожидания вокзала станции Грозный. Здесь отец впервые купил мне, сливочное мороженное пломбир на палочке. Очень хорошее на вкус мороженое.
– Вот и внучок проснулся! – радостно, воскликнула бабушка Дуся, которая по возрасту была моложе моей мамы, именно у неё в семье была моя тётя Рая, которая умерла в возрасте четыре года.
Несмотря на то, что в зале ожидания было тепло, мне всё равно было зябко от того, что меня раздели наголо и махровым полотенцем обтирали моё потное тело.
Настолько сильно пропотел во время сна в тёплом купе мягкого вагона, что стал совершенно здоров. Вся моя болезнь вышла из меня вместе с потом. Мне не хотелось кутаться обратно в тёплую одежду.
Так как почти круглый год бегал по двору в одних трусах и никогда не болел. Однако мама настояла на том, чтобы тепло оделся. Потому что мама считала меня больным. Мне не стоило сейчас быть легко одетым.
– Мама! Ну, совершенно здоров. – капризничал, когда мама напяливала мне на голову шапку.
– Это доктор определит состояние твоего здоровья. – серьёзным голосом, сказала мама. – Сейчас одевайся тепло и быстро в машину. Ивлевы сейчас тебя отвезут в госпиталь на проверку к врачу.
Из рассказов отца о войне с фашистами хорошо знал, что такое госпиталь на фронте. Именно из госпиталя выходят здоровыми раненные и искалеченные войной солдаты.
Не был солдатом, но прекрасно понимал, что меня должен хорошо осмотреть в госпитале врач, чтобы вышел из госпиталя вполне здоровый человеком. Так же как мой отец здоровым выходил из госпиталя.
Наши родственники Ивлевы жили у стены старой крепости Грозной. За стеной крепости находился военный госпиталь. В этом госпитале в нескольких поколениях работали наши многочисленные родственники. Поэтому в госпитале приняли меня родственники, как у себя в гостях. Несмотря на мой бледный вид после болезни, меня родственники тискали в своих объятьях.
– Вы так и вполне здорового замнёте до смерти. – забеспокоилась мама, освобождая меня от объятий родственников. – Сейчас надо Шурку показать доктору. Как будет здоров, так мы сразу придём к вам в гости. Вот тогда можете его тискать сколько угодно. Хватит! Идём на приём к доктору.
Мама вытащила меня от объятий родственников и в сопровождении санитарки, мы пошли в приёмное отделение оформляться в больничную палату и на приём к доктору.
К моему удивлению, в приёмной палате вместо больных солдат находились дети, примерно моего возраста. Наверно, тогда была эпидемия какого-то детского заболевания?
Иначе, почему, так много детей на приём к доктору в военном госпитале для солдат? Может быть, мы все были дети инвалидов войны?
– Так молодой человек! Откройте рот. – серьёзным голосом, сказал мне доктор, когда мы по очереди зашли к доктору в кабинет. – Покажи язык. Покашляй! Сильно дыши! Не дыши! Сядь на стул.
Раздетого до трусов в прохладном кабинете доктор осматривал меня со всех сторон. Заглядывал мне в уши, в рот, в глаза. Прослушивал моё дыхание какими-то трубочками и с чашечкой.
Усадил меня на стул. Приказал мне положить ногу на ногу и резиновым молоточком стукал мне по коленам. Отчего мои ноги дрыгались и мне стало до того смешно, что стал ржать во весь голос.
– Вы зачем привезли его к нам? – с удивлением, доктор спросил маму. – Ребёнок вполне здоровый!
– У него двое суток была высокая температура. – стала оправдываться мама, насчёт моего здоровья. – Ребёнок не мог спать. У него была лихорадка. Мы вообще со дня рождения не были у детского врача. Вы должны хорошо обследовать моего сына. Может быть, у него что-то хроническое?
– Ладно! Уговорили! – согласился доктор с требованием мамы. – Оставим его на обследование.
Доктор выписал какие-то документы на размещения меня на обследование в больничной палате. Прямо из кабинета врача мы с мамой направились в кабинет дежурной санитарки. Там с меня сняли последние трусы.
Санитарка напялила на меня белую рубашку с белыми штанами. Мама в последний раз чмокнула меня в щеку и передала под сохранность медицинской сестре.
Конечно, никакой сестрой она мне не была. Просто в больнице есть такая должность, которая называется «медицинская сестра». Такой сестрой, может быть, женщина любого возраста? Говорят, что бывают и «медицинские братья», но таких медицинских служащих тогда в госпитале не видел.
Наверно, они отдыхали от больных или работали в других больничных палатах военного госпиталя? Медсестра привела меня в детскую палату к больным, где сильно пахло лекарствами.
В палате было прохладно и простыни на кровати были прохладными. Можно подумать, что меня сюда привели не выздоравливать, а наоборот заболеть. Ноя был вполне здоровый и не боялся, что обратно заболею.
Ведь доктор с уверенностью сказал маме, что вполне здоровый ребёнок. Кроме меня в палате было пятеро детей моего возраста. Один ребёнок спал.
Двое из-под простыни наблюдали за мной, как разведчики за шпионом, который пришёл незваным на их территорию. Двое других больных ревели так, что хоть уши затыкай от такого шума.
Они не слышали, как реву. Если на меня сейчас найдёт, то они пожалеют о том, что находятся здесь рядом со мной.
– Если захочешь какать или писать, то горшок под кроватью. – сказала мне, медицинская сестра.
Кивнул головой в знак понимания и забрался под холодную простынь, чтобы согреться там и не заболеть. Болеть мне совсем не хотелось. Ведь рядом от госпиталя через стену старой крепости Грозной живут мои родственники.
Мне так сильно хотелось побывать в гостях у родственников. Знал прекрасно, что в гостях всегда кормят разными сладостями и всякой вкуснятиной.
Не успел помечтать, как следует хорошо, в больничную палату пришла медсестра с тележкой, на которой были пачки и ампулы с лекарством, а также железная коробка со шприцами и иголками для уколов.
Мне такое пришлось видеть впервые. Поэтому просто наблюдал за передвижением медсестры с тележкой. Больные дети хором стали реветь.
Видимо они знали, что приход медицинской сестры с лекарством и уколами, это больно и опасно для жизни. Даже спящий больной ребёнок проснулся и стал вопить во всю глотку.
На всякий случай, тоже стал плакать заодно с больными детьми. Подумал, что так надо вести себя в палате, чтобы не было мне больно.
– Ты чего разревелся? – с удивлением, спросила меня медицинская сестра. – Тебе ничего не прописали. Уколов тебе не назначили и лекарства на тебя не выписали. Жди медицинского осмотра.
Тут же перестал реветь и со страхом стал ждать медицинского осмотра, который мог назначить мне уколы и лекарство. Пока внимательно наблюдал, как медсестра заставляет детей пить лекарство, а после в голые задницы больных детей вкалывает им уколы.
Отчего дети орут в два раза сильнее, чем до того времени, как медицинская сестра давала им не вкусные лекарства. Прошло около часу после того, как медсестра поила больных детей отвратительными лекарствами и ставила им уколы в задницу. Затем к нам кухарка привезла на тележке завтрак. Наверно, решили нас подкрепить перед медицинским осмотром? Мама уже научила меня считать до десяти.
Поэтому сразу сообразил, что в отличии лекарства и уколов, завтрак на меня записали. Видимо беспокоились, что могу умереть с голоду до медицинского осмотра. За что им позже отвечать.
После домашней пищи больничный завтрак мне не понравился. Какой-то пресный и совсем не вкусный завтрак. Даже молочный суп и напиток непонятно из чего были сделаны. Нет ни вкуса соли и нет вкуса сладости.
Если раненых солдат так кормят, то сомневаюсь, что они из госпиталя выписываются вполне здоровыми людьми. Может быть, в пищу что-то добавляют, чтобы больные выздоравливали?
Раз доктор выписал такую пищу, то надо её кушать. Даже если не нравиться. Когда завтрак закончился, кухарка убрала за нами грязную посуду, в нашей больничной палате наступила тишина.
Видимо больные дети затаились в ожидании медицинского осмотра. Тоже молчал в ожидании неизвестно чего. Мало ли что могло произойти после такого невкусного завтрака.
Например, мне, вдруг захотелось на горшок. Садиться на горшок, почему-то, не решался. Неудобно сидеть на горшке перед больными детьми, и медицинская сестра может меня заругать.
Однако у медсестры было совсем другое на уме. В нашу палату пришла санитарка с запасными горшками. Не спрашивая у нас согласия, она всех шестерых больных разом усадила на горшки рядом с кроватями.
Результат её труда не заставил себя долго ждать. В больничной палате появился такой отвратительный запах, что пришлось проветривать помещение, чтобы мы не умерли от собственного отвратительного запаха.
Медсестра и санитарка открыли форточки, а также двери. Держали помещение открытым до тех мор, пока санитарка убрала из палаты наши горшки.
Не успели мы прийти в себя от собственной вони, как к нам в палату явился долгожданный медицинский осмотр в количестве двух врачей и нескольких медицинских сестёр. Нас стали осматривать по очереди.
Начали с больного мальчишки, который утром спал и не ожидал, что с него начнут медицинский осмотр. Теперь он хныкал при виде врачей и медсестёр. Хотя в это время никто не собирался поить его отвратительными лекарствами и делать ему больные уколы.
– Так, больной, на что вы жалуетесь? – подозрительно разглядывая меня, поинтересовался врач.
– У меня ничего не болит. – с удивлением кривя губы, ответил, доктору, который спросил у меня.
– Тогда зачем вы к нам приехали? Если у вас ничего не болит. – вытаращив глаза, спросил доктор.
– Мы с мамой приехали сюда в гости. – откровенно, признался. – У нас здесь родственники живут.
– На случай профилактики сделай гостю больной укол. – сказал доктор медицинской сестре. – Если к утреннему осмотру здоровье гостя не станет хуже, то можешь его подготовить к выписке домой.
После того, как закончился медицинский осмотр, доктора и медсестры ушли из нашей палаты. Подумал, что доктор пошутил со мной насчёт укола. Довольный своим предположением насчёт укола от всей души показал свой язык партнёрам по больничной палате.
Больные дети, наученные своим положением в больничной палате, никак не отреагировали на мой задорный язык. Видимо дети точно знали, что доктора насчёт уколов не шутят. Раз обещали, то укол сделают.
Прошло несколько минут ожидания, прежде чем в палату к нам пришла медсестра с большой иглой и со шприцом наполненным лекарством.
При виде шприца с иглой сразу стал хныкать, а дети довольные результатом хихикали у себя в кроватях под простынями. Медсестра положила меня на живот словно жертву.
Протёрла мою задницу ваткой с нашатырным спиртом и кольнула. Укол оказался ни настолько больным, как мне казалось раньше. Даже не вскрикнул от боли.
К тому же знал давно, от своих родственников, что казаки не плачут. Поэтому терпел, так как мечтал стать атаманом. После укола медсестра надела обратно мне больничные штаны. Перевернула обратно на спину.
Прикрыла меня до подбородка белой простыней и ушла из нашей палаты. Больные дети, притихшие на время процедуры, которую проделывала со мной медсестра, после её ухода из нашей палаты, дети разом показали мне свои языки.
Со злостью показал им свой кулак. Хотел было встать с постели, чтобы надавать им тумаков за показанные языки. Но тут, же передумал. Мне стало жалко детей.
Так как в отличие от меня детей кололи каждый день. В то время как со дня своего рождения запомнил всего лишь один укол, который сделали сейчас. Видимо медицинские процедуры, невкусный завтрак, медицинский осмотр и укол подействовали на меня. Точнее на мой организм. Меня стало клонить ко сну. Посмотрел на больных детей. Они тоже укладывались спать.
