Александр Брыксенков
Конус Морзе

БАС-БАЛАЛАЙКА

Сад им. Ф. Э. Дзержинского (ныне Лопухинский сад)

Люська была славной девушкой, то есть, везде, где проявлялась её деятельность, она чем-нибудь да славилась.

В цеху за ней закрепилась слава стахановки-многостаночницы. Она всегда перевыполняла план и получала благодарности, вымпелы, премии.

В кампаниях по подписке на Госзаем она отличалась тем, что всегда подписывалась на две зарплаты. Профсоюзники славили её за это на всех углах.

При игре в волейбол парни охотно брали её в команду. Она славилась удивительной прыгучестью и выполняла неотразимые «колы».

И кровь она сдавала активнее всех. Наверное в ней было много крови, причем бурной, горячей. Люська была задорной, жизнерадостной, любвеобильной. За ней прочно закрепилась слава давалки, причем давалки-любительницы, то есть бескорыстной, ничего не требующей, ни на что не претендующей партнерши.

И в заводском оркестре мандолинистов, где она сидела на первых мандолинах, она славилась удивительной подвижностью пальчиков, что позволяло ей без напряга исполнять виртуозные пьесы. Александр Федорович, руководитель оркестра, её очень ценил.

Вот и сейчас он сидел с ней, помогая разучивать сложную партию. Сидел он с ней неспроста. Он готовил оркестр к ответственному, публичному выступлению.

Раньше, по воскресеньям в Ленинграде было много музыки. С утра по улицам и проспектам начинали движение военные. Это курсанты многочисленных военных училищ учиняли строевую прогулку.

На гром военного оркестра со всех дворов слетались пацаны, ну и девушки, конечно, проявляли интерес. А про бывших военных, про ветеранов и говорить нечего: праздник души.

Курсанты с знаменем впереди колонны, под звуки оркестра и рокот ротных барабанов церемонно отбивали шаг, демонстрируя народу отличную строевую подготовку. А народ одобрительно аплодировал и приветственно махал руками.

Махал рукой и Лешка Барсуков, еще не зная, что для курсантов такая прогулка есть натуральное занудство. Это он узнает, когда сам станет курсантом, когда вместо увольнения и общения с любимой девушкой придется ему вместе с товарищами полировать мостовую.

Ближе к вечеру в садах и парках начинали звучать с эстрад духовые оркестры со своими вальсами и польками и оркестры народных инструментов. Эти музыкальные коллективы по очереди выделялись заводами и предприятиями.

В следующее воскресенье наступала очередь «Линотипу» обеспечивать музыкальное обслуживание сада им. Дзержинского. Бывший Лопухинский сад являлся настоящим украшением Петроградской стороны. Красивый особняк (дача Громова), в котором размещался ДПШа, изящные мостики через воды, гроты, памятник Дзержинскому из литого бетона (разрушен в 1992 году), ну и дубы в окружение которых располагалась эстрада, где и должны были выступать музыканты «Линотипа».

Развёртка М30

Если для заводского духового оркестра публичное выступление было обычным актом (большой опыт, солидный репертуар, полноценный квалифицированный состав), то для молодого ансамбля мандолин выступление на широкой публике являлось натуральным стрессом. Особенно волновался Лёшка. Из-за неосторожного обращения с развёрткой он сильно порезал указательный палец на правой руке. Рану перевязали в санчасти и теперь прижимать медиатор забинтованным пальцем стало очень неудобно. Лёшка вышел из положения. Он медиатор зафиксировал на бинте канцелярским клеем.

Александр Федорович весь извелся. Оркестром было разучено всего лишь шесть вещиц, оркестранты – сплошь новички, отсутствовала басовая поддержка. Ну какие это музыканты?

Профсоюзники успокаивали Александра Федоровича, мол, ничего страшного, садовая публика – благосклонная публика. Тем не менее руководитель мандолинистов принял некоторые превентивные меры. Он из ДК им. Первой пятилетки взял на прокат бас-балалайку с басистом, а для придания гладкости первым партиям выклянчал у духовиков одного флейтиста. Длительные репетиции оркестра проводились ежевечерне.

Александр Федорович волновался зря. Выступление оркестра прошло почти на бис. Отдыхающему люду мандолины с гитарами понравились, а то, что оркестр трижды исполнял одну и ту же программу, никто и не заметил.

Довольные хорошим результатом, мадолинисты после выступления освежились пивком у ларька и разошлись по своим домам. Александр Федорович попросил Лешку Барсукова (поскольку тому было по пути) занести бас- балалайку на завод и разместить её в гримерной.

Так как Люське было тоже по пути, то она вызвалась помочь Лешке. Она понесла свою мандолину и мандолину приятеля, а Лешка взгромоздил объемный инструмент себе на плечо.

За болтовней и шутками путь до завода показался коротким. Достигнув завода, парочка поднялась на второй этаж, открыла дверь гримерной, расположенной рядом с актовым залом и разместила в углу балалайку. Молодые люди оказались один на один друг с другом.

Когда женщина и мужчина остаются наедине у них инстинктивно возникают мысли о сближении. Возникли такие мысли и у Лешки с Люськой. Мысли-то возникли, да вот только сближаться было не на чем: кроме трех стульев и низкого столика с большим зеркалом на нем, в гримерке из мебели ничего больше не было. Сближаться же на грязном полу или стоя как-то не очень хотелось.

«Отвернись», – сказала Люська. Лешка послушно отвернулся. Девушка стащила с себя платье, освободилась от трико. После чего она нагнулась, оперлась руками на гримерный столик и изящно оттопырила попку: «Я готова».

Лешка обалдел. Он давно мечтал о такой позе, но предложить её какой-либо девушке стеснялся. Вдруг она оскорбиться: «Что я сучка, что ли?» А тут вдруг такая лафа!

Когда Лешка в процессе акта поднял голову и увидл в зеркале себя и Люську, жаркая волна страсти дополнительно прокатилась по его телу. Оказалось, что совершать акт и одновременно созерцать его – это очень острое и яркое наслаждение.

Историк в вечерней школе, где учился Лешка, очень любил рассказывать на уроках о любовных похождениях истрических героев. Особенно он заливался, описывая быт двора в эпоху Екатерины Великой.

По его словам Екатерина имела полностью озеркаленный интимный кабинет, куда она любила уединяться со своим очередным фаворитом. От таких исторических пикантностей девушки фыркали, а парни ударялись в скепсис: «К чему такие выверты?»

И из всех, присутствовавших в классе, только Лешка одобрительно оценивал изобретательность матушки-царицы. Ему-то были известны положительные свойства зеркала.

рЕВЕ ТА СТОГНЕ

Памятник Т. Г. Шевченку на одноимённой площади

Из кузницы привезли партию быстрорежущих токарных резцов. Народ их быстро расхватал. Больше всех захапал расточник Никола. Лешке не досталось ничего. Он в момент поступления резцов базарил в ОТК, доказывая соответствие выточенных им втулок чертежу.

Любка-контролер была красивой девушкой, фигуристой. Поэтому Лешке нравилось с ней пререкаться. К своему станку он спешил не очень

Быстрорежущий резец – это добрый инструмент, он каждому нужен. Обделенный Лёшка решил выклянчать пару другую быстрорезов у запасливого расточника.

Никола заканчивал обработку крупного корпуса передней бабки. Осталось сделать последний проход. Осталось снять последние пять соток с отверстия, предназначенного для установки в нём большого подшипника.

Нониус поперечной подачи

Никола выбрал на нониусе эти пять соток и запустил станок. Вот тут-то к нему и подошел Лешка:

– Никола, дай парочку быстрорезов. Говорят, ты их много отхватил.

– Отвали. Знаешь же мудрость: «Что хохлу попало, то пропало».

– Да на хрена тебе так много?

– Запас карман не тяготит.

Никола был родом из маленького украинского города Пологи. Поскольку в Пологах не было ни Эрмитажа, ни Оружейной палаты, а гордится чем-то хотелось, то Никола во всю гордился тем, что Жемчужина, жена Молотова, тоже была родом из Полог. А еще Никола гордился Тарасом Шевченко. Литографический портрет Кобзаря был приклеен к внутренней стороне дверцы, что закрывала его инструментальную тумбочку.

Лёшка удивлялся дифирамбам, овевавшим личность Шевченко. Недавно в ШРМ девятиклассники проходили поэзию Шевченко. Лёшке стихи Тараса Григорьевича не понравились. По его мнению стихи эти были вовсе и не стихи, а так, простенькие вирши. Но с другой стороны не зря же крупные петербургские литераторы пришли проводить поэта в последний путь. И Ф. Достоквский, и Н. Некрасов, и М. Салтыков-Щедрин, и Н. Чернышевский. Видать что-то в этом Кобзаре было, видать чего-то в этом вопросе Лёшка не дотягивал.

Из-за резцов оба токаря разругались, рассобачились, помахались руками, но драться не стали. Завершая «дискуссию», Лешка заверил оппонента:

– На твою хохляцкую мудрость, гражданин хороший, отвечу русской мудростью:

«На хитрую жопу есть болт с червячной резьбой».

– На что намекаешь?!_

– Да, так. Вообще.

Вдруг лицо Николы исказилось и он завопил:

– А-а-а!!! Сука! Отливку запорол! Из-за тебя!

Токарно-расточной станок работает по такому же принципу, что и токарно-винторезный. Только у последнего вращается деталь, а резец совершает поступательное движение, у расточного же станка наоборот – вращается резец, а крупная деталь, закреплённая на столе, совершает поступательное движение.

Работа на расточном станке не сложная: знай растачивай отверстия, но ответственная, требующая внимания. Потому как – одно дело запороть какой -нибудь фланец (взял новую болванку да выточил фланец вновь), ио совсем другое дело запороть большую отливку или поковку. В этом случае с виновника сдерут приличный штраф.

Скорее всего, во время «дискуссии» кто-то из оппонентов задел рукоятку подачи и сбил резец, который, пока Лешка с Николой ссорились, снял с отверстия не какие-то там сотки, а целых два миллиметра. Кошмар!

Лёшка некоторое время слушал изрыгание мата из уст Николы, а потом одернул его:

– Хватит ахать да материться. Давай исправлять ошибку.

– Как!?

– Просто. У тебя в отверстии не вал будет вращаться?

– Нет. Будет подшипник стоять.

– Ну, тогда слушай. Сними с отверстия еше 10 миллиметров, а я выточу кольцо под чертежный размер. И всё! Запрессуем мы это колечко в отверстие и все будет в лучшем виде. Халтуры никто не заметит, а качество детали не ухудшится.

Вечерком, когда мастера ушли, токаря провернули эту операцию. После запрессовки кольца Никола, для надёжности, закернил его, разок прошелся резцом по торцу отливки и всё, и полный порядок.

Никола отомкнул тумбочку извлек из неё три резца и с улыбкой вручил Лешки:

– Держи. Долг платежом красен.

– Что-то мы сегодня всё пословицами калякаем.

– Можно и не пословицами. Можно и в растяжку поговорить.

– Это идея!

И отправились приятели в пивную.

Это очень здорово после рабочего дня, усталыми, голодными, устроится за столом в шумном зале, где половина посетителей – знакомые. Где вовсю идут споры и оцениваются шансы «Зенита» в предстоящей встрече со «Спартаком» (тогда ещё играли в футбол). Устроится и опрокинуть соточку, а затем начать расправляться с горячими, толстыми сардельками, запивая их жигулёвским. Что? расправились и не добрали? А, кто вам мешает сделать второй заказ?

Наверное, наши халтурщики так и поступили. Когда они вышли из пивной, то обнялись и двинулись в сторону Промки, базлая на весь Кпровский:

– Реве та стогне Днипр широкий…

Теперь такого представления быть не может, а все потому, что выбросили на свалку умный лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», заменив его какими-то агрессивными кричалками типа: «Москаляку на гиляку!»

В советские-то времена русские и украинцы были (или считались) братьями. Но потом украинского брата поразил коварный вирус и украинцы сказали: «Нет! Мы не братья. Мы от великих укров, а русские – это голодранцы-кацапы от угро-финнов».

Пусть будет так. Но есть вопрос: «Если украинцы такие благородные. то почему они подпали под влияние галицких, у которых и вера, и песни. и одежда, и говор совершенно отличны о украинских стандартов?»

Это очень хорошо, что украинцы отошли от русских, что мы теперь не братья. Действительно, иметь таких родственников как-то и неудобно.

Даже Польша, совершенно беспринципная в вопросах русофобии, и та стала дистанцироваться от Украины.

Что же касается Шевченко, то в разные периоды отношение к нему было разное.

В сталинские-то времена Тараса Григорьевича чтили. Превозносили. Повсеместно его именем назывались улицы, площади, колхозы, театры, ВУЗы, железнодорожные станции и даже города. Устанавливались памятники. Его стихи переводились на все языки народов СССР. Общий тираж «Кобзаря» перевалил за 8 миллионов.

После сталинского барабанного боя уже в наше время нудно загнусили либеральные дуделки: « Шевченко был пьяница и непорядочный человек, его стихи, подправленные опытными литераторами, не выше среднего уровня».

Тем не менее, украинские националисты подняли образ Тараса как хоругвь, как символ борьбы с кацапами, москалями, ватниками.

Хотя Тарас вовсе не был русофобом. Он писал: «Нехай житом-пшеницею, як золотом покрита, не розмежованою останеться навіки од моря і до моря слов’янська земля».

Наверное укры воспринимают эти слова как наказ Шевченки, чтобы от моря и до моря была сплошная Украина.

СКРОМНОСТЬ НЕ УКРАШАЕТ

Какой это сладостный миг – отпуск. Его ждешь целый год. А он действительно миг. Всего лишь две недели. Но зато какие яркие!

Лешка Барсуков открыл глаза и расцвел: на завод идти не надо. Отпуск!

Он вылез из под одеяла, оделся, сполоснулся и поскакал на Малый к пивному ларьку: кончились папиросы. Он принял маленькую пива, купил пачку «Красной звезды» и вернулся домой. Мама, уходя не работу, оставила ему на завтрак оладьи со сметаной и вареньем. Умяв оладьи, он стал думать, как правильно провести первый день отпуска.

Можно было поехать в Приморский парк Победы и на обширном песчаном пляже понежиться на солнце. Можно было у Тучкова, на лодочной станции взять лодку напрокат и по Ждановке спустится в Малую Невку, а по ней – в залив, где воздух, простор и чайки. Можно было отправится в Петергоф и насладиться там видом фантастических фонтанов. Можно было все, но одному пользоваться этим всем не очень-то и хотелось, а все друзья и подруги были на работе.

Для начала решил Лешка сделать вылазку на Невский. Потолкаться, прогуляться, зайти в лавку художников и купить кой-какие краски, заглянуть в нотный магазин и порыться в скрипичных альбомах в поисках легких вещиц, доступных для исполнения их на мандолине, посетить фирменный магазин «Открытки», чтобы узнать не появились ли свежие открытки с видами Ленинграда (он их коллекционировал). Ну, а после завалиться в кафе «Восточное» и под коньяк и мороженное, которое там вкусненное, отметить начало отпуска.

Это сейчас с Петроградской до станции «Невский проспект» доезжаешь на метро за семь минут. А прежде на такое путешествие уходило полчаса, а то и больше. Но это Лешку не тяготило. Он сел на «тройку» и стал с удовольствием глазеть на дома на Кировском, на памятник «Стерегущему», на минареты мечети. Трамвай въехал на мост и открылись дворцы над Невой, стрелка Васильевского острова. Красотища! Мысленно Лешка поблагодарил Петра за то, что тот основал город в таком экстравагантном месте.

После памятника Суворову он сошел с трамвая, решив дальше идти пешком через Марсово поле. До войны поле называлось площадью Жертв революции. В центре его были захоронены люди, погибшие во время февральских событий и позже. Захоронение было оформлено сурово и монументально в виде квадрата, окруженного мощными стенами из гранитных блоков. На гранитных торцах в четырех проходах были выбиты надписи, сочиненные Луначарским. В центре некрополя и вдоль стен услаждали глаз красивые цветочные крумбы (сейчас все это выглядит более, чем скромно). Лешка прошел через поле, перешел мостик через Мойку и по Садовой, мимо Инженерного замка выкатился на Невский.

Полностью выполнив намеченную программу, Лешка вновь погрузился в «тройку», которая и потащила его домой. Уже подъезжая к своей остановке, он увидел, как какой-то парень вытаскивает из кармана мужчины кошелек. Лешка немедленно схватил парня за руку и немедленно же получил удар чем-то тяжёлым по голове от его подручного. Оба карманника на ходу спрыгнули с трамвая.

Очнулся бедолага на больничной койке в Эрисманке. Удар оказался не очень сильным и Лешка стал быстро поправляться. Хотя здоровье его улучшилось, его не выписывали целую неделю.

Здесь, в больнице он узнал, что у него куча небезразличных к нему людей. Его навещали как свои фрезеровщики, токаря, шлифовщики, так и ребята с других участков. Группками по двое, по трое приходили девчонки, даже с соседних цехов.

Но особенно его удивило появление в палате Севки Рябцева, хмурого, неприветливого парня. Они не только не корешились, но Севка даже слегка бычился на Лешку. А может быть это только казалось Лешке.

Рябцева только что освободили из следственного изолятора. Загребли Севку по делу банды мошенников. Однако следствие определило, что к художествам мошенников он не имеет никакого касательства. Вообще-то он занимался чем-то туманным, но фактов против него не было. Его выпустили.

Его выпустили, но впечатления поученные им в предвариловке были так сильны, что он никак не мог разгладить складки у губ и распрямить брови. Осведомившись о здоровье, Севка оглянулся, сунул Лешке «маленькую» и начал:

– Через своих пацанов я вызнал кто щипачит на линии «тройки». Их там семеро. Теперь вычислить твоих обидчиков не вопрос. Опиши мне их.

– Стоит ли, Сева?

– А как же. Зло должно быть наказано. Тем более, что стоящие щипачи до юшки дело не доводят.

– Ну их к черту. С говном связываться.

– Ишь ты какой добренький. Ему чуть башку не проломили, а он: «не стоит». Ну, смотри, как знаешь. Было бы предложено.

Не случайно у Рябцева возникли благотворительные чувства к Лешке. У него была сестренка, трогательное, заботливое существо. Она в каждый день получки появлялась перед проходной, брала Севку за руку и внушала: «Сева, идем домой. Там мама пирог испекла и хочет чтобы ты поел его пока он тепленький. Давай пошли, пошли». Внушала, внушала и вызволяла брата из компании уже навострившей лыжи в ближнюю пивную.

Девушка работала воспитателем в детском саду. Севка любил сестренку, оберегал её и привечал. У него была проблема, как уберечь девушку от контактов с нехорошими парнями, как свести её с приличным мальчиком. Среди своих знакомых он такого не замечал, да и во дворе одна шпана. И вот он заприметил Лешку и решил познакомить его со своей сестрой.

После выписки Лешки из больницы Севка стал проявлять к нему внимание и вскоре они подружились. Он даже разрешал Лёшке использовать кое-какие инструменты из своей тумбочки, в частности, такую нужную штуку, как вращающийся центр.

Вращающийся центр

В свой день рождения Сева пригласил Лешку в гости. Встреча Барсукова с Лёлей (так звали девушку) состоялась.

В юности романы вспыхивают мгновенно. Через некоторое время они уже все свободное время проводили вместе. Девушка млела в Лешкиных руках, но тот приступать к активным действиям не спешил.

Жениться он на Лёле не собирался, а свободная любовь с неизбежным расставанием – это риск получить от Севки в лучшем случае добрых тумаков.

И все-таки неизбежное случилось, Когда они были дома одни и девушка повисла у него на шее, он крепко её обнял, поцеловал и стал торопливо освобождать от одежд.

Как любовница, Лёля была не яркой, зажатой персоной. Всего-то она стеснялась, любая нетрадиционность ею категорически отвергалась, Она даже свою плоть старалась замаскировать, скрыть сокровенное от Лешкиных глаз

Связь их продолжалась недолго. Месяца через два они тихо, без обид и обличений, разошлись. Кстати, Севка с пониманием отнесся к этому факту, однако дружба между ним и Лешкой как-то испарилась.

Вспоминая это эпизод своей юности, Барсуков испытывал чувство сожаления. Через год после того как юные любовники расстались, Лёля вышла замуж за своего молодого начальника. Гармоничнее и счастливее пары Барсуков не встречал.

А сожалел Лешка не зря. Долго привередничая и перебирая. он в конце концов женился на совершенно стандартной гражданке. И чем она взяла его, он и сам понять не мог.

Так часто бывает. Когда парень долго оценивает, выбирает, то в конце концов, как правило, зависает на какой-нибудь буратине женского рода. Лёшкина жена была отнюдь не буратина, но и не «звезда моих очей». Они вскоре расстались.

ПРОФЕССОР РЕЗ

Пушкинский дом

Барсукову несказанно повезло. Русскому языку и литературе его обучала изумительная учительница, поклонница Лермонтова – Зинаида Яковлевна Рез. Таких русачек в теперешней России днем с огнём не сыщешь.

Однажды она огласила необычное домашнее задание: «Внимательно прочитайте стихотворение Лермонтова „Прощай немытая Россия“ и отметьте. что в этом произведении вам показалось странным».

Нами, чижиками, ничего необычного в стихотворении обнаружено не было: стих как стих, революционной направленности, клеймящий царскую Россию.

– Неужели вы не заметили, что рифма «Россия- голубые», даже не слабая рифа. а вообще – не рифма, – стала внушать нам Зинаида. – Такой небрежности Михаил Юрьевич не допускал ни в одном своём стихотворении.

И ещё. Сказать «немытая Россия» мог только иностранец. Лермонтов-то прекрасно знал. что в каждую субботу вся Россия мылась в парных банях, охаживая себя берёзовыми вениками. Чего в жисть не было в Европах.

Странно и то, что это стихотворение было обнародовано через сорок лет после смерти поэта, а автограф его не найден до сих пор.

– Ну и что? – выдохнул класс.

Зинаида Яковлевна Рез

– Следовательно, можно уверенно утверждать. что не Лермонтов автор этого стих

– Ну и что? Стих-то правильный.

– Правильный. да не очень. Антирусский он.

Нам было безразлично: правильный стих или неправильны. На носу были экзамены. И волновало нас одно: как бы поуспешнее завершить учебный год.

Товарищ Сталин не был фаталистом. В паническом октябре сорок первого, когда крупные советские бюрократы в панике покинули Москву, а вместе с ними – и все те, кто мог удрать, он, оставшись в Кремле, действовал не на авось.

Да, фронт прорван, да, резервов нет, да, враг рядом. Однако, вести свой полк в последний бой, как иногда утверждают коммунисты, он не собирался. И рисковать собой тоже намерения не имел.

Рядом с ним, в здании ГУМа, Берия расположил пять тысяч прекрасно подготовленных бойцов. В крайнем случае они должны были прикрыть посадку вождя и членов Политбюро в легкомоторные самолеты.

Такой посадки не случилось, но группу прикрытия не распустили, а влили в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения НКВД (ОМСБОН). Занималась бригада крупными диверсиями, глубокой разведкой, созданием партизанских отрядов. Набирались в бригаду классные спортсмены (не ниже мастера спорта).

К чему такое длинное вступление? А, к тому, чтобы создать чувство удивления от того, что в это серьезное воинское соединение была призвана студентка Педагогического института Зинаида Рез (отнюдь не спортсменка). Чем она занималась в обществе суровых мужчин? Вопрос!

Она прослужила в Бригаде всю войну, а после демобилизации поступила доучиваться в Ленинградский педагогический институт. Выпустившись из института, Зинаида Яковлевна Рез стала преподавать в старших классах русский язык и литературу.

Зинаида была умной и способной девушкой, поэтому нет ничего удивительного в том, что она вскоре приступила к написанию кандидатской диссертации на тему о том, как нужно преподавать Лермонтова в школе. Чтобы больше было времени для работы над темой, она попросила перевести её из дневной школы в вечернюю.

Учителя вечерней школы, в которой учился Лешка, понимали, что у их учеников очень мало свободного времени. Поэтому домашние задания были весомыми, но небольшими. А, тут вдруг русачка огорошила. Она задала написать домашнее сочинение на тему: «Моя любимая книга». Многие недовольно заворчали, а Лешка Барсуков обрадовался. Ему нравилось писать сочинения.

В данный момент его любимой книгой был «Спартак» Джованьоли. Лешка азартно взялся за работу и за короткое время исписал пол тетради. Он ожидал похвалы от учительницы, однако на примере его сочинения Зинаида Яковлевна показала аудитории обоих десятых классов, как не надо писать сочинения на вольную тему и предложила всем переписать работу с учетом сделанных замечаний, поскольку они были общими для всех.

Школяры-работяги вовсю уважали Зинаиду Яковлевну, эту совершенно милую женщину с умными, добрыми глазами, с мягкой, скромной улыбкой. Им казалось, что она очень мудрая и все знает. Она, наверное, и языками владела, так как совершенно свободно переводила немецкие и французские тексты.

Благодаря мастерству Зинаиды Яковлевны народ зауважал литературу и даже грубые пацаны стали почитывать Есенина. Она организовала что-то вроде поэтического кружка. Человек десять-двенадцать стали регулярно оставаться после уроков на тридцать минут для обсуждения собственных стихотворных опусов.

Особенно привлекали учеников литературные конкурсы и викторины, где призом для победителя был торт, купленный Зинаидой Яковлевной.

Русачка уговаривала своих учеников посетить Пушкинский дом, другие музеи. Почти силой затаскивала их на классические спектакли. Приносила на уроки пластинки с записями великих актеров. Она имела чисто ленинградское произношение и учила этому своих учеников.

Уже в зрелом возрасте понял Барсуков, что его учительница основное внимание уделяла не натаскиванию подростков, а развитию личности ученика. И это ей удавалось. Если даже такое хамло, как Коля Уткин принес однажды для оценки стишок, им сочиненный, то это что-то значило.

Лешка с трудом уговорил мастера разрешить ему закончить смену на час раньше. Выскочив из проходной, он заторопился домой. Там он быстро принял душ, оделся в выходной костюм и поспешил в школу. Сегодня у Зинаиды, их любимой учительницы был юбилей. Сегодня Зинаиде Яковлевне Рез стукнуло тридцать лет и ученики обоих десятых классов решили коллективно поздравить её с этим событием.

Была куплена хрустальная вазочка, букет цветов, две бутылки шампанского. А, еще, по настоянию Лешки, приобрели в комиссионке картинку в рамке. На картинке полыхала золотая осень, как намек на солидный, с точки зрения пацанов, возраст любимой учительницы. На обратной стороне картинки расписались все ученики под стихотворным пожеланием юбиляру многих лет жизни.

Пожелания сбылись. Зинаида Яковлена Рез прожила еще 58 плодотворных лет. Она защитила кандидатскую диссертацию, затем – докторскую. Стала профессором. Много лет заведовала кафедрой педагогики в Пединституте им. Герцена. Написала много книг и статей о методике преподавания литературы в средней школе.

Даже в наши хреновые времена, когда литература котируется в школе очень низко, словесники буквально охотятся за её книгой «Лермонтов в школе», которая, несмотря на стотысячный тираж, стала библиографической редкостью.

Барсукова до сих пор волнует вопрос: «Что делала Зинаида Рез в ОМСБОН, которым управлял Судоплатов?». Однако, этот вопрос ей уже не задашь. В подлые девяностые она уехала в Израиль, который, скорей всего, не был её исторической родиной. Туда она потянулась за мужем. Тот-то был типичным Изей.

А, даже если бы и не уехала, то отвечать на подобный вопрос она не стала бы. Ведомство Берии – это ведомство Берии, там языки не положено было распускать.