Александр Бондаревский
Аквамен
Жорик недовольно покосился на яхту. Прибытие этих шумных и бесцеремонных гостей не сулило ничего хорошего.
Яхта остановилась на мелководье в нескольких сотнях метрах от них. С кормы что-то полетело в воду, увесистое и большое. Раз, другой. Раздавался шум восторженных голосов.
– Пережрали и ныряют что-ли? – проворчал Жорик, поднимая бинокль и всматриваясь в то, что упало с яхты.
Внезапно он побледнел и, бросив бинокль, бросился к леске, тянущейся за Егором
– Срочно из воды! – заорал он дергая шнур изо всех сил.
Патрик недоуменно поставил бутылку и поднял бинокль, направляя его туда, куда только что смотрел Жорик.
Холодок пробежал по его и без того мокрой спине. С яхты бросали в воду большого барана. Из его вспоротого брюха свисали гирлянды кишок. Он был привязан за заднюю ногу и десяток перепивших идиотов, макали его в море, наблюдая, как, рассвирипевшие от запаха и вкуса крови серые акулы бросаются на добычу.
Это представляло серьезную опасность для Егора. Серые акулы обычно миролюбивы до тех пор, пока не почувствуют запах крови. Достаточно одной капли, чтобы акулы в радиусе километра включили охотничий режим и ринулись на поиски источника запаха. Кроме того, это могло привлечь более крупных и опасных обитателей глубин, обычно не заплывающих на мелководье.
Егор тем временем кружил вместе с большой стаей тунцов, выслеживая крупного вожака. Он направил ружье на цель и спустил курок, как вдруг, внезапно, стая изменила направление и рассеялась. Гарпун ушел в никуда.
Краем глаза он увидел огромную серую тушу, поднимающуюся из глубины, и одновременно почувствовал рывки веревки с катера.
Жорик предупреждал его об опасности.
Обернувшись, он практически уткнулся в огромную белую акулу, всплывающую на поверхность. Разряженным ружьем изо всех сил ткнул ее в морду. Хищник сделал легкое движение и исчез из поля зрения.
Егор бросил ружье и достал большой нож. Вертя головой, он пытался определить линию атаки. Увидел слева возникающую тень, выставил вперед нож… в следующее мгновение и рука с ножом, и верхняя половина тела оказались в акульей пасти. Челюсти сомкнулись. Свет погас…
Когда бурлящая вода в месте нападения успокоилась, оставив только розоватое пятно, Жорик, вооруженный гарпуном, прыгнул в воду, но ни Егора, ни акулы уже не было видно нигде. Они растворились в бездне. За леску вытянули утонувший гарпун. Больше никаких следов. Безумной яхты и след простыл.
Видимо, капитан почуял неладное, заметив борьбу в воде неподалеку и поспешил замести следы. Яхта исчезла также стремительно, как и появилась.
Назад возвращались затемно, всю дорогу смотрели в пол. Мокрый Жорик глотал ром из горлышка и бубнил под нос: «найду и убью, суку!»
3.
Альберт Горски, в прекрасном расположении духа, устроился в мягком, удобном кресле с выдвигающейся секцией для ног на нижней палубе своей новой яхты «Баркан». Вино в бокале, с вулканического острова Фого, «Cha Das Caldeiras», на низком мраморном столике, искрилось мириадами звезд, отражая бездну ночного неба не потревоженную посторонними источниками света.
Отпуск подходил к концу и через два дня перелет бизнес классом обещал с комфортом вернуть Альберта в холодную и дождливую реальность, где нужно лавировать, думать, приспосабливаться, воспитывать детей, общаться с женой, пополнять и оплачивать счета. Глядя в бесконечную тропическую ночь, в тишине, нарушаемой лишь редкими всплесками воды, напоминающими о том, что где-то в глубинах продолжается неведомая ночная жизнь, он чувствовал себя практически на вершине пищевой цепочки.
Талантливый управленец, умело руководивший крупной больницей, предприимчивый бизнесмен, сумевший сколотить приличное состояние, он имел право на собственную яхту, дом на тропическом берегу – место, где можно на несколько дней отключиться от всего и всех, перевести дух.
Со школьных лет он настойчиво двигался к цели – пробиться в круг вершителей истории, тех, кто принимает решения, влияет на жизнь других людей, раздает и забирает деньги.
В студенческие годы он уже знал, что не будет простым, рядовым хирургом, прилежно учился, потому что диплом с отличием приближал его к заветной мечте.
Всегда прилично одет, аккуратно подстрижен, был внимателен и вежлив с преподавателями, активно участвовал в общественной жизни, профсоюзе. Если, кто-то из учителей задавал неправильные вопросы, не хотел ставить пятерки, Альберт умело подключал административный ресурс и дело, как правило, заканчивалось отличным результатом.
Первый реальный подъем в карьере начался с удачной женитьбы на дочке ректора. Тина была страшненькая, нескладная и флегматичная студентка с параллельного курса, росшая под неусыпным контролем деспотичной самодурки – матери. Популярностью среди однокурсников не пользовалась и когда отличник Альберт начал оказывать ей знаки внимания, долго не сопротивлялась.
После женитьбы, рождения сына и окончания университета Альберт, поработав год в управленческом аппарате ректора и заведя нужные связи в руководящих кругах, был назначен руководить отделением, а еще через год и всей университетской клиникой. Друзей у него не было, так как он не видел никой практической пользы от любой, не связанной с главной целью, деятельности, но однокурсникам, из лояльных, помогал, охотно расставляя своих людей в нужные места для большой игры.
Любил с шиком пригласить этих знакомцев на барбекю, демонстрируя большой дом, новую машину, счастливую семью и прочие атрибуты успеха.
Жена продолжала оставаться такой же холодной флегмой, но обожала Альберта, во всем с ним соглашалась, и была хорошей матерью.
Прошедший год был для него особенно удачный в карьерном и финансовом плане. Управляя государственной больницей, он руководствовался правилом: делай, что должен, но и себя не забывай.
Заключая контракты, не забывал обсудить с поставщиками процент в обмен на высокую цену контракта, не брезговал манипуляциями с цифрами в заявках на государственное финансирование.
Главный его оппонент – ведущий хирург Мори Штайц, в прошлом году трагически погиб – утонул во время купания. Мори, казалось, видел Альберта насквозь и постоянно разрушал намечающиеся схемы. Строил из себя принципиального. Аквамен! Вот и доплавался. Теперь Альберт мог делать что угодно. Вокруг были все свои люди.
