Александр Алексеевич Богданов
Соломонов суд

Стояла глубокая осень, – мы сбились с дороги и без толку кружились под дождем по голым раскинутым на десятки верст полям. Наконец, – после долгих блужданий вымокшие и продрогшие мы въехали сперва на чьи-то гумна, – а потом в незнакомое село… Кругом – хотя было еще не поздно – жители уже спали; только на площади тускло маячили в полумраке огоньки большого пятиоконного дома.

Я приказал вознице ехать на свет, – и через несколько минут мы очутились в уютном и просторном помещении сельского священника. Батюшка, отец Николай К…в, оказался радушным человеком. Он приветливо встретил нас, – точно мы были его старыми хорошими знакомыми, – матушка захлопотала около самовара и закусок, – и до поздней полночи втроем мы незаметно провели время в беседе о крестьянских нравах и поповском житье-бытье.

Вот какую историю рассказал мне сам отец Николай.

1

Ульяна Резвунова, красивая и бойкая вдова, – после смерти мужа заняла в деревне положение, которому позавидовала бы любая из крестьянских баб. Она унаследовала полное хозяйство с несколькими десятинами посева, – новой избой, лошадью и десятком овец. И так как у нее не было детей – то все в округе считали ее богатой и завидной невестой. Привлекало в Ульяне еще и то, что она обладала всеми теми качествами, которые так ценит деревня: физической силой, ловкостью и здоровьем.

Весной и летом Ульяна ходила в щеголеватых сарафанах, – зимой в нарядном заячьем шугайчике, сшитом ей еще покойным мужем. Она вела себя свободно, как незамужние девки, – заплетала волосы в две косы, не носила кокошников и долгие осенние вечера проводила на посиделках, где около нее увивались парни. От ухаживателей не было отбоя. В молодом и здоровом теле ее жизнь била ключом. Парни и даже мужики увивались около Ульяны, – подхватывали ее острые и бойкие словечки, – и шутили с ней, хлопая ладошками по ее сильной мужской спине и приговаривая:

– Широкая у тебя кость, Ульяна!..

Ульяна смеялась, показывала крепкие белые зубы и отвечала, польщенная в глубине души похвалой:

– А ты полегче!.. Не то намну бока-то!..

Деревенские шутки – простые, крепкие и необидные…

На слова Ульяны никто не сердился, – парни сгруживались к ней и добродушно гоготали:

– Лебедушка!..

А Ульяна также добродушно огрызалась:

– Дуролобы!..

И так пересмеивались и заигрывали они друг с дружкой в долгие осенние вечера.

Степенные и хозяйственные женщины в деревне были недовольны тем, – как ведет себя Ульяна, и распускали про нее разные сплетни. Ей ставился в вину каждый шаг: и то, что она легкомысленно проводит время, – и то, что она отбивает у других невест женихов. Доля правды была в последнем обвинении. Ульяне трудно было управляться одной с хозяйством, и она подумывала о выходе замуж.

На примете было трое женихов.

2

Первый жених – двадцатилетний парень – Андрей, бобыль, не имеющий ни кола, ни двора. Он нравился Ульяне за веселость своего характера. Андрей жил случайными заработками: летом бурлачил с косцами или работал на господской усадьбе, – осенью клал в избах печи выучившись где-то самоучкой этому ремеслу, – а зимой без дела шатался по селу.

Ульяна и любила и не любила Андрея… Любила за его молодость, смелость и красоту, – не любила же за бесшабашность, упрямство и беспечность: на него ни в чем нельзя было положиться. Поэтому и относилась она к Андрею неодинаково. То была необыкновенно ласкова и искала встреч с ним, – то, – наоборот, – сердилась на него и гнала его из избы, когда он приходил. Так вспышки любви чередовались в ее душе со вспышками злости и недовольства собой. И нередко между ней и избалованным красивым парнем происходили ссоры.

Когда бесцеремонный и дерзко-самоуверенный в себе Андрей раздражал чем-нибудь Ульяну, – она била его по рукам и кричала, досадуя больше всего на себя за свою уступчивость и слабохарактерность, привязывающие ее к Андрею. Андрей очевидно знал это; он не смущался упреков Ульяны, крутил молодновато черные усы, отходил в угол избы и смотрел спокойно и выжидающе насмешливыми чувственно-наглыми глазами. Ульяна чувствовала, как взгляд его покоряет и обессиливает ее. От этого она еще больше сердилась и кричала:

– Чего зенки таращишь?.. На мне никаких узоров нет!.. И – идол!..

Андрей продолжал невозмутимо усмехаться, – точно наперед угадывая, что ссора кончится его торжеством. Он подпирал руками бока, медленно двигал сухими и острыми скулами своего худого лица и отвечал небрежно, но с достоинством: