bannerbannerbanner
Ит, слип, рэйв, репит…

Александр Бессонов
Ит, слип, рэйв, репит…

Полная версия

Посвящаю памяти Кита Флинта (солиста TheProdigy)


«Когда жить невыносимо, а надежды нет», – фраза звучала банально и даже пошло, но он не мог остановиться, прокручивал её в голове бесконечное количество раз.

Неряшливый мужчина за сорок в толстовке с надписью «Rave me» заказал виски, достал из кармана три блистера круглых белых таблеток и принялся глотать их по две, по три, иногда вместе с кусочками фольги. В баре зазвучала Smack my bitch up. Мужчина крикнул:

– Эй, диджей, навали басов!

Никто не оглянулся.

Он вышел в центр бара и медленно начал двигаться, всё увеличивая темп и амплитуду движений. Это был последний танец.

Три года назад.

Глава 1

Почкин работал модным диджеем на одной прогрессивной радиостанции. Его эфиры проходили с 4 часов ночи до 8 часов утра. Модному диджею было 43 года. Ещё чуть-чуть, и утренние эфиры – его. В трудовой книжке было написано: «Диск-жокей пятой степени». Никто не помнил, что означают эти слова, кроме кадровика Лилии. А если учесть, что она любила белое вино настолько, что выпивала даже на работе, получалось, что не помнит никто.

В 2.45 зазвонил будильник. Почкин сел на край кровати. Спать хотелось невероятно. А может… Нет, пора вставать, таксистом работать больше не вариант (был уже такой опыт). Почкин представил, что в комнату зашёл его кумир Фэт Бой Слим, поклонился и сказал:

– Почкин, я приготовил вам ванну, вот полотенчико. А дальше извольте сами, мне пора на Ибицу.

И, насвистывая Push the tempo, ушёл в стену.

Почкин взял полотенце и отправился в ванную. Его бил озноб. Надо бы выпить нурофена.

В студии радиостанции было прохладно, и Почкин совсем замёрз, однако надел наушники и с привычным энтузиазмом пропел в микрофон:

– Доброй ночи, с вами я, диджей Почкин! Для всех, кто не спит, сейчас выступит великий гуру Армин Ван Бюрен!

В голове у Почкина был туман: всё-таки надо было перед выходом принять лекарство. Он пошарил в ящиках стола. Так и есть, молодой диджей из другой смены оставил маленькие розовые таблетки, очень похожие на нурофен. Мысленно поблагодарив коллегу, Почкин проглотил пилюлю.

– В эфире самая прогрессивная радиостанция страны, с вами диджей Почкин. Мне всё ещё 43 года, у меня седые виски и пивной живот, я веду свадьбы, юбилеи и дискотеки в школах. Нам будет весело. Не спать!

Стало теплее, но мысли почему-то разбегались. Почкин явно говорил в микрофон не то, что полагалось. Что за таблетку оставил на прогрессивной радиостанции прогрессивный талантливый диджей?

– Не спим, твари! Я знаю, кто в этот час не спит: проститутки и авиадиспетчеры. Обе эти профессии очень важны, они помогают нам не свернуть на кривую дорожку. Мужья не уходят из семей, самолёты – с траектории полёта. Бодритесь! Вам ещё всю ночь работать, обслуживать китайцев. Они теперь богачи. Наделали кроссовок в подвалах и давай юани на рубли менять. Путаны, не давайте азиатам! Россия для русских!

Почкин уже не понимал, что говорит. Ему стало страшно. Он упал со стула и, врезаясь в мебель и дверные косяки, пополз в сторону туалета. Там вымыл лицо и зачем-то ноги, постирал носки и замочил в раковине рубашку. В студию Почкин вернулся голым по пояс.

– Привет всем в этот осенне-зимний вечер! Обама, прости за расизм, но Аляску хер вернём. Это наша твёрдая патриотическая позиция. Для всех, кто любит Родину, звучит песня Олега Газманова «Господа офицеры».

Почкин выпрямился по стойке «смирно» и начал подпевать. Неожиданно ему захотелось пересмотреть сериал «Друзья». Он нашёл в телефоне любимый третий сезон, выбрал серию наугад и закричал на всю студию: «Рейчел, ну почему ты такая тупая, Росс любит тебя. Останься с ним. Прошу. Умоляю!».

Почкин вставал на колени, крестился, раздевался до трусов и одевался снова, бегал по студии и шумно пил воду.

– Проснулись, суки? Это я, диджей Почкин. Лучшее, что со мной сегодня случится – это онанизм перед сном. Я же тусовый парень. Пока вы все учились, женились, устраивались на работы, я говорил: хер системе, да здравствует свобода, fuck off. Клубы, женщины, коктейли, музло. Когда на моей голове появилась первая залысина, девушки в клубах перестали мне давать, говоря, что я похож на папу. Сейчас мне даёт только уборщица из Узбекистана, и та из жалости. Зато я свободен. Но знаете что? В жопу такую свободу!

Начало светать. Постепенно Почкина отпускало. Он ещё раз умылся, оделся, спокойно закончил эфир и вышел из студии. На лестнице Почкин встретил Петра Александровича, своего одногруппника и директора радиостанции.

– Привет, Почкин. Ну ты и дал сегодня жару!

– Петя, ты слушал?

– Я тебя всегда слушаю. Отличный эфир! Умно, остроумно, харизматично, с душой.

– Петя, иди в жопу!

В этот же день Почкин снова устроился на работу в такси. Хоть кому-то, хоть на время поездки, но он будет нужен.

Глава 2

Приближалась зима. Почкину очень не хотелось работать таксистом зимой. А если не таксистом, то оставалось только диджеем. Большего в свои сорок три Почкин не умел ничего. Он набрал своего школьного товарища, директора местной радиостанции, и его тут же взяли вести еженедельные хит-парады. Так как в школе Почкин и будущий директор дружили так себе, то зарплата у Почкина была соответствующая – 13 тысяч рублей в месяц.

Почкина оклад явно не устраивал. Он решил мстить бывшему однокласснику, радиостанции, да и системе в целом. Начал с воровства растворимого кофе на кухне. Делал из чистого листа кулек и каждый день планомерно подрывал экономическое благосостояние радиостанции, да что там говорить, и всего медийного бизнеса России.

Через неделю радиостанция все еще работала. Почкину стало мало. А может так на Почкина подействовало чрезмерное употребление ворованного кофе. Он решился на переворот в радио-индустрии. В сети дал объявление, что за 300 рублей поможет молодым музыкантам попасть в хит-парад одной прогрессивной радиостанции. Во-первых, 300 рублей были далеко не лишними (извините меня за такие подробности, но это – солянка и цезарь в столовой), ну а, во-вторых, в далекой перспективе, сулило разрушение системы. Изнутри. Молох, требующий жертвы, подавился. Почкину, как интеллигентному человеку, под каждым своим действием требовалась философская база.

Когда Prodigy выпустили «No Tourists», во всех музыкальных чартах мира песни с этого альбома возглавили верхние строчки. Но у Почкина они были четвертыми. Выглядело это примерно так:

1 место – группа «Волосатый черенок», трек «Укушенный клещом»

2 место – группа «Сопли», трек «Капает с носика»

3 место – группа «Моя сука», трек «Сука моя»

4 место – группа Prodigy, трек «Need Some1»

5 место – Майкл Джексон, «Thriller» (Почкину просто нравилась песня и она всегда присутствовала у него в хит-параде).

Самое интересное, что никто на его радиостанции не замечал самодеятельности и не узнавал причины появления столь странных групп. Доверяли профессионализму Почкина. Более того, другие радиостанции, видя новые группы у конкурентов, на всякий случай, стали добавлять эти группы в свои чарты. Через пол-года группа «Волосатый черенок» получила Грэмми.

Он уволился в этот же день, и пошел устраиваться таксистом.


Глава 3

Вместе с холодами к сибирскому мегаполису упрямо приближался Новый год. Не то чтобы ночная работа нагоняла на Почкина тоску. Напротив, успокаивала нервы. Но праздник – другое дело. Нельзя встречать его в машине, даже если счётчик накручивает по двойному тарифу.

Он набрал номер школьного приятеля и по совместительству директора радиостанции.

– Ну здравствуй, Петя, – стараясь говорить степенно, произнёс Почкин. – Думал обо мне?

В трубке послышалось глухое чавканье.

– Привет, Почкин. Как раз сейчас ем курицу гриль и о тебе думаю. Внимание, перехожу к бёдрам. А как там твои бёдра? – директор засмеялся, радуясь, до чего тонко он перевёл разговор из гастрономической плоскости в какую-то другую плоскость. Надо бы записать каламбур, пригодится.

Почкину разом стало жалко и свои бёдра, и куриные.

– Петя, моя душа требует праздника. Можно я приду к вам на новогодний корпоратив?

– Ты, Почкин, не темни. Бабу захотел, что ли?

– Захотел.

– Это можно. Только веди себя прилично. Придут собственник с супругой. Чтобы даже не появлялся в зоне их видимости, заметишь – и дуй в бар, в сортир, куда угодно, только подальше. Понял?

– Спасибо, Петя! Обещаю обходить Геннадия Харитоновича за километр. Мне прошлого раза хватило. Он, помню, купола на груди мне показал и объяснил про каждый чётко. А я ему про своих львов и надписи на латыни ничего не смог сказать. Знатный был конфуз. Зато теперь я в курсе, как люди, подобные Геннадию Харитоновичу, называют таких, как я.

– И как?

– Петушарами. Смешно, Петя?

– Очень. До субботы, Почкин. Голову вымой.

Всю неделю Почкин усердно готовился к корпоративному Новому году, то есть слушал в машине Merry Christmas collection. План был простой, но действенный. Во-первых, бухнуть. Во-вторых, дождаться, когда врубят его любимого Fatboy Slim’а, и удивить всех танцем. Ноги-то помнят. Потом какая-нибудь фея с бухгалтерии в блестящих колготочках обратит на него свой взор – и вуаля. Дальше дело техники. Правда, непонятно, как он будет выкручиваться, если с вожделением посмотрят сразу несколько фей. Проблема выбора всегда тревожила Почкина.

Настал тот самый день. Почкин тщательно, два раза вспенил любимый крапивный шампунь на остатках шевелюры и зачесал её слева направо. Надел чистую майку с почти отстиранным пятном от кетчупа и надписью «Rave me». Корпоратив, кстати, гуляли в кафе «Jazz me». Двойное «me» – это определённо знак. Недолго ему осталось мучиться в одиночестве.

 

Сначала всё шло по плану. Почкин вдарил водки, сунул диджею пятьсот рублей и вальяжно вышел на танцпол под Rockafeller Skank. Сто человек, как один, уставились непонимающе: среди гостей в костюмах прыгал и дрыгался полноватый мужчина в фиолетовой майке. Казалось, что у него конвульсии.

В голове Почкина тем временем проносились самые сладостные моменты юности. Гулять, как в последний раз! По идее, на танцпол уже должны были подтянуться другие люди, но почему-то рядом никого не оказалось. Почкин допрыгал до последних аккордов. Наступила тишина.

«Петушара!» – сказал кто-то громко и отчётливо, на весь зал. Голос был знакомый.

Почкин покраснел до самых остатков волос, но через минуту забыл о неловком моменте. Начались танцы – очень странные. Мужчины тёрлись о женщин, женщины – о мужчин, напоминая Почкину старое кино про оргию у Нерона.

– Петь, – он не выдержал и подошёл к директору. – Это чё за порно?

– Деревня. Бальбоа это, танец любви и страсти.

Почкин смекнул, что из бальбоа можно извлечь немного пользы. Он выпил ещё рюмаху и двинулся к танцполу. Уже не выбирая, подкатывал к каждой женщине и активно двигал тазом. Как правило, несостоявшиеся партнерши быстро уходили. Но вдруг он услышал шёпот: «И это всё?». Почкин принялся тереться чаще и быстрее. Наконец-то! Дед Мороз подарит ему секс, и, возможно, ещё в уходящем году.

Кто-то крепко взял Почкина за ухо и вывел из круга танцующих. Страсть, подумал он. Надо немного потерпеть. Может, такое сейчас тоже модно – за уши. Однако довольно быстро он увидел перед собой два неприятных лица: одно принадлежало Геннадию Харитоновичу, другое – начальнику службы безопасности, Виктору Михайловичу.

– Слышь, петушара, ты какого полез к моей жене?

– Это бульбао, – забормотал Почкин. – Танец страсти.

– Щас тебе будет танец страсти.

Выйти на работу Почкин смог только через неделю.

До Нового года оставалась пара дней. Почкин сидел в машине, ждал очередной заказ. Нестерпимо хотелось праздника.

Телефон булькнул, извещая об эсэмэске.

«Здравствуйте! Ваш телефон дал Пётр. Я супруга Геннадия Харитоновича. Мне нужны услуги персонального водителя и массажиста. Два раза в неделю».

Почкин аккуратно потрогал больную челюсть и настрочил ответ.

«Согласен только на три раза в неделю».

Новая эсэмэска пришла быстро.

«Вы себе льстите. Ок, принято. Завтра в 11.00».

Почкин погладил на руке надпись на латыни: «Что нас не убивает, делает сильнее» – и сказал куда-то вправо и вверх:

– Спасибо, дедушка Мороз!


Глава 4

– Слушай, Почкин, – спросила жена Геннадия Харитоновича прямо во время очередного сеанса массажа. – А у тебя есть мечта?

Почкин так уставал на новой работе, что мгновенно остановился и напустил на себя задумчивый вид. Казалось, ещё минута, и он выдаст доказательство теоремы Ферма или хотя бы порцию афоризмов.

– Хочу в кедровую бочку. Очень мёрзну в машине по ночам.

– Может, в Тай?

Почкин подумал немного.

– Нет, всё-таки в бочку. Чем дольше мёрзну, тем больше о ней мечтаю.

– Ты слышал про лагерь молчания, двадцать дней на Гоа? – Похоже, сегодня жену Геннадия Харитоновича вдохновляли разговоры, а не массаж.

– Нет.

– Мне кажется, тебе стоит туда поехать, просветлишься.

– Я плохо справляюсь с массажем? – забеспокоился Почкин и на всякий случай втянул живот.

– Ты сбился с дороги. Пора найти новые смыслы. Энергия перестала циркулировать, и манипура совсем заблокирована, ты что, сам не чувствуешь? – она пребольно ткнула длинным фиолетовым ногтем Почкину в пупок. – Поэтому и страсти нет: третья чакра не вывозит.

– Я готов, – мужественно сказал Почкин. Всё-таки молчать двадцать дней легче, чем трижды в неделю радовать ненасытную жену Геннадия Харитоновича.

– От тебя требуются собранность и осознанность. Ну и деньги, конечно. И не надо смотреть так жалобно!

Сердце, особенно женское, не камень: перед уходом она дала ему 4350 рублей.

Гоа, конечно, похуже кедровой бочки, но тоже сойдёт.

Закон синхронии сработал по полной программе. Стоило Почкину всеми чакрами, в том числе капризной манипурой, захотеть в лагерь молчания, как вселенная тут же подарила ему такую возможность. Путь, правда, выбрала не очень красивый, в виде бухого вечернего клиента. Чудак уснул на заднем сиденье, уронив на колени кошелёк. А может, Почкин сам потихоньку залез в его карман, когда тащил пьяного клиента до квартиры. Было ли ему стыдно? Немного. Хватать чужие кошельки – это нехорошо и портит карму. Но, во-первых, попробуйте сами принести бесчувственное тело на шестой этаж. Тяжёлая работа стоит денег, в том числе таких. Во-вторых, после Гоа, обновившись и разбогатев, содержимое кошелька можно будет вернуть чудаку с процентами. Как именно – уже задача другого Почкина, просветлённого.

В самолёте он начал читать «Шантарам». Первые пару часов Почкин чувствовал себя эмоционально подготовленным к путешествию в Индию: было страшно и интересно одновременно. Казалось, что кровь в венах закипает пузырьками шампанского. Но чем дальше он читал, тем меньше ему хотелось приземляться. Он подумал, что можно, пожалуй, уже и домой. В пункте назначения хрупким стюардессам пришлось выталкивать Почкина из самолёта.

Лагерь представлял собой копию палаточного городка из советского детства Почкина. Не хватало только бардов и водки. Роль бардов выполняли люди в оранжевых одеждах, одинаково лысые и худые, так что девочку от мальчика отличить было невозможно. Отобрав у Почкина телефон, паспорт и, что самое неприятное, тот самый кошелёк с остатками денег, его затолкали в палатку с каким-то немцем.

Прошла неделя. Почкину очень хотелось просветлиться, однако медитациям сильно мешали мысли о еде. Оказалось, помимо молчания, в этом лагере практиковали ещё и отказ от всех плотских радостей: прием пищи полагался только раз в день. Почкин был против. На вторые сутки он понял, что вареный рис – самое вкусное на земле блюдо, на третьи попытался выкрасть в столовой хоть что-нибудь. Там были только рис и кокосы. Загрустил Почкин. Стал вспоминать детство, бабушку, которая закармливала его пирожками со щавелем, с мясом, с капустой, с картошкой, с ливером, с луком и яйцом… Стало жалко себя и даже соседа-немца, который день за днём бормотал мантры.

Но самым трудным испытанием для Почкина, как ни странно, оказалось молчание. За годы работы в такси и на радио он привык болтать часами и теперь рассчитывал наконец-то отдохнуть. Но здесь, на Гоа, ему внезапно захотелось общения. К сожалению, за попытку с кем-то заговорить люди в оранжевом моментально наказывали, лишая болтунов риса. В Почкине проснулся революционер. По вечерам, когда лагерь засыпал, он разговаривал со своей коленкой. В коленке не было ничего интересного, разве что несколько белобрысых волосков напоминали о причёске Кита Флинта из Prodigy. Ночи напролёт Почкин вёл со своей нижней конечностью задушевные беседы.

– Кит, а тебе нравится Песков?

– Тот, который с усами, или трансвестит?

– С усами!

– Он мощный. Хочу себе такие же усы и жену на коньках.

– Так сделай. Ты же из Prodigy!

– Я уже старый, Почкин, жену не потяну. У меня одышка на концертах после каждой песни. Слушай, почему сам не заведёшь?

– Кит, я панк и противостою системе. I’m firestarter!

– Долбоёб ты, Почкин, а firestarter – это я, седеющий и лысеющий. Сдохнуть надо было в двадцать семь лет. Всё скачу козлом по сцене. Раньше хоть понятно было, зачем – для тёлок молодых. А сейчас? Приходят такие мудаки сорокалетние, как ты, фоткаются и рассказывают, как в первый раз в жизни вздрочнули под Smack My Bitch Up. Поставьте, плиз, автограф на ту самую руку.

Почкин посмотрел на руку, которую уже собирался протянуть для рукопожатия, зачем-то вытер её о штанину и сказал:

– Старик, я всё понимаю.

– Ни фига. Ты сидишь где-то в Индии и разговариваешь со своей коленкой, слушая немецкий храп. Пора взрослеть, герр Почкин!

Через пару дней в вотсап жене Геннадия Харитоновича от абонента «Оля макияж» пришло следующее сообщение: «Кинь мне на Сбер 18 900 рублей. Нужно купить обратный билет. Я просветлённый и очень страстный. Прокачал манипуру и язык на кокосовой койре».


Рейтинг@Mail.ru