Александр Березин-Таймырский
Будущее с тобой, или Новая жизнь Мэрилин Монро
Но Никита Сергеевич Хрущёв уже давно, ещё во время созерцания сверкающих перед его носом белых панталон Криговой, при её брыкании перед ним ногами, выплеснул из себя весь свой огонь страсти и обмяк, способный теперь лишь с пафосом идейно рассуждать о великих делах. И продолжая весело похохатывать, он удовлетворённо сказал:
– О, знай наших! Подумаешь, какие- то там голливудские дрыгалки ногами. Нашли чем удивить. У нас так любая секретарша дрыгать может и любой ответственный партийный работник тоже. А вы попробуйте-ка что-нибудь серьёзное отчебучить, капиталисты задрипанные? Нет, серьёзное капиталистам не по зубам, так вот! Серьёзные дела только коммунисты осилить могут. Ладно, хорошо, идите к себе, товарищ Кригова, если вы мне ещё понадобитесь, я вам позвоню. А мне надо сейчас важные дела закончить.
И Никита Хрущёв небрежно оттолкнул от себя Антонину Кригову и та, уныло взяв со стола поднос с пустым графином и тарелкой, всё ещё интенсивно трепеща всеми своими женскими органами от охватившего её любовного возбуждения, с навернувшимися на глаза слезами обиды побрела на кухню. А Никита Сергеевич Хрущёв снова радостно посмотрел на макет бомбардировщика Ту-4, нацелившего свой нос в сторону циферблата настенных часов над дверью в его приёмную. Часы показывали 16:24. И вдруг, то ли от перевозбуждения Никита Хрущёв впал в гипнотическое состояние, то ли ещё почему, но в его ушах стало всё громче раздаваться тиканье настенных часов, постепенно становясь просто оглушительным, и ему даже показалось, что стены в кабинете стали мощно вибрировать в такт тиканью часов. И Хрущёв с сияющей улыбкой на лице рухнул плашмя на ковёр, потеряв сознание.
Чем же был так до обморока обрадован Никита Сергеевич Хрущёв? Надо сказать, что Хрущёву давно не давали покоя ракеты средней дальности с ядерными боеголовками «Юпитер», которые США разместило в Турции ещё в 1961 году. Эти ракеты в короткий срок могли достигнуть любого города в центральной России, без малейшей возможности хоть как-то адекватно отреагировать ответным ударом по США. И Хрущёв ещё тогда, в шестьдесят первом году, поклялся поставить в столь же уязвимое положение сами Соединённые Штаты Америки. А 20 мая 1962 года, он уже официально поставил такую задачу перед своими министрами, с самим им уже заготовленными предложениями по решению этой задачи, путём размещения на Кубе советских ракет средней дальности с ядерными боеголовками, в ответ на американские в Турции. О чём заранее переговорил с глазу на глаз с Фиделем Кастро. А 4 августа того же 1962 года, в четыре часа утра на Кубу были доставлены первые советские ракеты средней дальности с ядерными боеголовками. То, что правительство США обращается к Советскому правительству с просьбой от первых лиц к первому лицу говорило о том, что в США не догадываются о сюрпризе, который для них приготовил Никита Сергеевич Хрущёв. И Хрущёв был очень доволен, что всё так ловко провернул.
Интересно, что во время Первой мировой войны Хрущёв пытался иммигрировать в США, сбежав от войны. И у дайся ему этот побег, история была бы конечно совсем другой. Но тогда он заболел тифом и поэтому не смог иммигрировать. А вслед за Первой мировой войной Россию окутала коммунистическая тирания. Первоначально коммунисты предполагали использовать Россию только как трамплин для завоевания всего мира. Но сил у коммунистического интернационала хватило только на удержание власти в России. И тогда они решили создать имитацию всего мира на территории России, переименовали Россию в Советский Союз и раскромсали всю Россию на несколько искусственных государств в виде союзных республик, что будет в последствии ещё долго как политическая проказа разъедать всю Россию, вызывая между людьми непонимания, и конфликты. А вот Никита Сергеевич Хрущёв при коммунистической власти стал очень даже успешно строить свою партийную карьеру проявляя неимоверное рвение в истреблении своих соотечественников. Добравшись таким образом до самых верхов партийной власти он принял непосредственное участие в ликвидации тирана Сталина и сам стал временным властелином России.
К счастью в этом неспокойном мире всё плохое имеет конец и поскольку добро сильнее зла, а в шелухе всех наваливающихся на наш мир мерзостей всегда прорастает благостное зерно, и жизнь в конечном итоге отфильтровывает всё лучшее сохраняя для будущего, оставляя всё плохое в исчезающем навеки прошлом, и поэтому к счастью наш мир несмотря на постоянно вползающее в него зло тем не менее становиться всю лучше, и лучше.
И так, уже 9 августа 1962 года в 19:30 в аэропорту Лос-Анджелеса приземлился советский бомбардировщик Ту-4. Хрущёв лично приказал направить именно этот бомбардировщик, так как он был точной копией американского бомбардировщика Боинг Б-29. И это было своего рода издёвкой над американцами. Могли ли американцы захватить этот бомбардировщик? Да могли. Но электроника в нём была подчищена и они не узнали бы для себя в случае захвата самолёта ничего нового. А потеря для советской авиации одной лётной единицы, что это для Хрущёва по сравнению с тем ликованием, которое он испытывал посылая в США бомбардировщик Ту-4? Фу, да и только. Зато какой кукиш америкашкам под нос. Тем более, что в 1955 году, почти одновременно и в СССР, и в США, на вооружение поступили стратегические межконтинентальные бомбардировщики нового поколения. Гонка вооружений выходила на новый, ещё более совершенный виток. И мир становился ещё более хрупким.
И так, 9 августа 1962 года Мэрилин Монро крионировали, поместили в титановый гроб-термос. И бомбардировщик Ту-4 унёс в бомбовом отсеке крионированое тело Мэрилин Монро в Советскую Россию, которую она так любила, увлечённая русской литературой. И вот теперь летела, хоть и замороженная, в свою любимую сказочную страну, Россию. Пролетев над Великим Тихим океаном и Великой Сибирской тайгой, бомбардировщик Ту-4 приземлился на Норильском аэродроме, а дальше на вертолёте Ми-4 гроб-термос перевезли в горы «Бырранга», где в подземном бункере её тело хранилось в титановом гробу-термосе, чтобы через пятьдесят пять лет начать новую жизнь.
А над всем остальным Миром, в том тревожном 1962 году уже в начале сентября нависла смертельная угроза полного физического уничтожения в ядерной бойне двух сверхдержав. К счастью для всего человечества пыл политических амбиций тогда удалось погасить и Мир уцелел. Уцелеет ли в будущем?.. А вот в нашей истории эти события ещё сыграют свою главную роль.
Глава 2
Ночной клуб
И так, тогда, в середине двадцатого века, жить ли дальше человечеству, было под вопросом? Но тогда вопрос этот разрешился в пользу человечества. И сейчас, спустя пятьдесят пять лет после тех глобальных угроз ядерной войны, во всём мире, как и в Лос-Анджелесе, продолжалась жизнь, и люди продолжали выяснять между собой свои мелкие, хотя и непростые взаимоотношения. В субботу 13 мая 2017 года в Лос-Анджелесе день был пасмурный, с самого утра ветер с океана гнал на город густой туман накачивая атмосферу тягучей душнотой. Собственно весь май в тот год западное побережье США давил своими плотными объятьями туман, а жизнь под этими объятьями струилась брызгами пота, не смотря ни на что находя наслаждение абсолютно во всём. В 14:10 журналист Гилберт Форстер подъехал на своём Шевроле вишнёвого цвета к ночному клубу «Дыхание свободы», что находиться на бульваре «Сансет». Двухэтажное здание клуба виднелось из-за двухметрового бетонного забора, напоминая заброшенный особняк. Форстер был одет в форму работника клуба, он был шатен среднего роста, широкоплечий, спортивного вида мужчина. На пляже многие женщины крепко цепляли его точённый торс своим взглядом. Но сейчас рабочая куртка со множеством потайных карманов делала его фигуру кособокой, даже можно сказать нелепой. Выйдя из машины Гилберт Форстер снял с крыши автомобиля раздвижную лестницу и пошёл к забору с боковой стороны от главного входа в клуб. Он уже хорошо знал, какие части территории просматриваются камерами видеонаблюдения, а какие видеокамеры являются неработающими муляжами. Форстер приставил раздвижную лестницу к забору, перелез на территория клуба, перетащив лестницу к внутренней стороне забора, спрятал её там, и вошёл в клуб. В клубе персонал занимался подготовкой к предстоящему вечернему шоу. Мыли полы, проверяли оборудование, повара готовили изысканную еду. Форстер разместил в укромных местах клуба скрытые видеокамеры и выйдя из клуба тем же путём как пришёл, через забор, уехал домой.
В субботу клуб «Дыхание свободы» открывался в 20:00 и работал до двух часов ночи. Гилберт Форстер подъехал к клубу ровно в 22:00. Пройдя в клуб на второй этаж, Форстер взял себе коктейль и сел за столик, исподлобья наблюдая за посетителями. Коктейль растекаясь по венам, горячил кровь, а громкая латиноамериканская музыка вибрировала в ушах, придавая дополнительную бодрость организму. Народу в эту ночь в клубе было как ни странно мало. В двенадцать часов ночи улицы рядом с клубом оглушили сирены полицейских машин. Над клубом появились десантные вертолёты. Проходила полицейская операция по захвату в клубе наркоторговцев. В течении нескольких минут клуб заполнили полицейские. Прошли выборочные обыски посетителей. Полицейские собаки обнюхивали все углы клуба. Но никаких следов продажи запрещённых наркотиков обнаружено не было. И под действием тяжёлых наркотиков не было обнаружено ни одного посетителя клуба. Даже сброшенных на пол неиспользованных запрещённых наркотиков, как это обычно бывает во время таких рейдов полиции, тоже под ногами не валялось. Можно подумать, что в клубе «Дыхание свободы» царит идеальная нравственная атмосфера, хотя по прошлым посещением этого клуба Форстер знал, что этот клуб крупнейший в Лос-Анджелесе очаг массового распространения и употребления героина. Очевидно поэтому завсегдатаи между собой называли этот клуб «героинка». Журналист Гилберт Форстер занимался расследованием преступности в клубах Лос-Анджелеса и особенно торговлей героином с середины 2015 года. За это время у него был подготовлен большой материал. Но редактор отказывался публиковать этот материал, утверждая, что доказательств недостаточно, а некоторые факты запрещено было публиковать властями, так как это, как они утверждали, может помешать следствию. Поэтому на эту сегодняшнюю операцию полиции Форстер возлагал большие надежды. И вот эта операция бездарно провалилась, а значит опубликовать подготовленный материал опять не удастся. И столь тяжкий труд по сбору материала снова оказался напрасным.
В 13:30 следующего дня Гилберт Форстер сидел в баре, расположенном напротив клуба «Дыхание свободы» со своим другом, адвокатом Игнатиусом Стефенсоном. Стефенсон как всегда налегал на светлое пиво, а Форстер пил абрикосовый сок. Гилберт Форстер, как было уже сказано ранее, был среднего роста, широкоплечий, но сидя рядом со Стефенсоном он выглядел карликом. Игнатиус Стефенсон был просто огромного роста, к тому же очень полный. Поэтому рядом с ним многие казались карликами. Форстер был одет в белую ветровку, поверх белой футболки, белые брюки и белые кроссовки. А Стефенсон сверкал в свете ламп начисто выбритой лысой головой, одет был в синий деловой костюм, белую рубашку без галстука и чёрные ботинки.
– Целый год я за бандой этого негодяя Гранита следил, собрал большой материал и всё коту под хвост. – сокрушался Гилберт Форстер. – Неудача, за неудачей меня преследует по пятам. Но в этот раз, я уверен, кто-то предупредил наркодилеров о предстоящей операции. Возможно в полиции у них свой крот есть? Эх, что же это такое? К чёрту всё, в тартарары! – выговорил сквозь зубы Форстер, зло глядя в стакан с соком. Можно было подумать, что это сок виноват в его неудачах.
– Ладно тебе, Гил, жизнь штука суровая, удачей редко кого балует. – сказал неунывающий Стефенсон. – Но с твоим упорством, Гил, я уверен, удаче от тебя не ускользнуть. А пока расслабься, нельзя долго зацикливаться на неудачах.
– Для кого неудача, а этому наркобарону Граниту снова подфартило.
– Сейчас ему подфартило, завтра тебе подфартит, будет и на твоей улице праздник, Гил, и тебе повезёт, будь уверен!
– Но ведь обидно, Игги, как же обидно.
– Тебе сейчас надо куда-нибудь съездить, Гил, отвлечься, получить новые впечатления и ты забудешь про все свои нынешние неудачи. Кстати, у меня тоже есть пара свободных недель, могу составить тебе компанию.
– Да куда съездить, Игги? Мне сейчас даже ничего стоящего в голову по этому поводу не приходит.
– А давай махнём на пару недель во Флориду, в Голливуд?
– Тоже мне идейка, в Голливуд на пару недель. Ведь Голливуд, если ты, Игги, ещё не в курсе, находиться в пятнадцати минутах езды от этого бара.
– Да я же не про наш Голливуд говорю, Гил, что в Лос-Анджелесе, а про тот, что во Флориде, в округе Бровард, рядом с Майами.
– Во Флориде говоришь? А что, эта идея мне нравиться, давно хотел там побывать.
– А я уже три раз там отдыхал, замечательное место, народу мало в отличие от Майами, а сервис на все сто. Райский курортный городок, Гил, таких больше нет, ей Богу.
– Тогда едем, Игги.
– А когда?
– Да хоть сегодня, если у тебя конечно нет срочных дел на сегодня.
– Нет, я совершенно свободен.
– Тогда вперёд, Игги, к берегам Флориды!
Глава 3
Беженцы с Кубы
15 мая в 16:40 самолёт приземлился в аэропорту Форд Лодердейл. Друзья взяли на прокат Шевроле белого цвета и сначала заехали в снятый ими на две недели мотель, оставив там свои вещи, и поехали по дороге вдоль пляжной полосы, высматривая бар у пляжа, где можно остановиться и перекусить. На Стефенсоне была рубаха в ярких цветах, такие же яркие шорты и красные кроссовки, от чего он казался ещё более огромным. А на Форстере была зелёная рубашка с коротким рукавом, зелёные шорты и белые кроссовки. Припарковав автомобиль у одного из счётчиков рядом с баром «Парус удачи», они зашли в этот бар. Игнатиус Стефенсон как всегда взял себе светлое пиво, а Гилберт Форстер абрикосовый сок. Выбрав столик недалеко от экрана телевизора, они сели расслабляясь и осматривая бар. Напитки растекались прохладой по жилам и выходили потом, так что одежда быстро пропиталась влагой, словно после липкого дождя, и холодный воздух из кондиционеров пробирал тела сквозь влажную одежду до костей. В баре ещё несколько посетителей коротали время, попивая прохладительные напитки. В окна бара был виден пляж, по которому лениво прохаживались отдыхающие, а над пляжем парили крикливые чайки. На экране телевизора, виляя толстыми бёдрами джазовая певица выжимала из своего нутра хрипучие и надрывные звуки.
– Жизнь бьёт ключом! – сказал с придыхание Стефенсон, восторженно глядя в окно на лениво прогуливающихся по пляжу людей. Потом обернулся с серьёзным видом к Форстеру, сказав. – А что, Гил, с публикацией по банде Гранита совсем всё безнадёжно? Может хоть какие-то материалы по этому делу можно будет опубликовать?
– Пока в публикации категорически отказано. Да и шериф Райли давит на редакцию, чтобы раньше времени не подымали шум вокруг банды Гранита. Так что перспективы по этому делу туманные и проясниться ли в будущем ситуация неизвестно.
– А ты что же, Гил, поленился собрать побольше убедительных фактов?
– Да фактов я им предоставил более чем достаточно, а они всё твердят, мало доказательств. Но ты только подумай, Игги, ведь эта банда Гранита весь Лос-Анджелес тяжёлыми наркотиками завалила. А по поставкам героина в Лос-Анджелесе они аж почти процентов пятьдесят имеют. Поэтому если сейчас эту банду накрыть медным тазом, это ж какой сокрушительный удар будет нанесён по всей незаконной наркоторговли в нашем регионе.
– Да ладно тебе, Гил, Гранита прикроют другие всплывут. Пойми, Гил, раз есть спрос на тяжёлую наркоту, будут и предложения. Преступность не победить, Гил, пока у преступников есть клиенты.
– Всё можно победить, Игги, если хорошо постараться.
– Ну с преступностью борются давно, а ситуация становиться только хуже. И по моему, если уж на чистоту говорить, в процветании незаконной наркоторговли борцы с наркотиками заинтересованы не меньше, чем сами наркоторговцы. Поэтому преступность процветает и дальше будет процветать.
– Это что же, по твоему и я заинтересован в процветании незаконной наркоторговли?
– Ну ты исключение, Гил, идеалист. А как известно, исключения только подтверждают правила. Хотя подсознательно возможно и ты тоже заинтересован в этом, только не осознаёшь этого.
– Вот спасибо тебе, Игги. Уже и меня записал в пособников преступного мира.
– Не преувеличивай, Гил, я же только предположил. А вообще я сейчас действительно наговорил всякий вздор, забудь. Ладно, Гил, в такую чудную погоду грех думать о работе. Давай лучше снимем сегодня хорошеньких девчонок, да кутнём по полной?
– Пей пока своё пиво, Игги, а с девочками как получиться.
В это время в бар вошли две девицы, на вид лет двадцати, двадцати пяти. Одна высокая худощавая блондинка в голубом бикини. Вторая довольно полная брюнетка среднего роста, в оранжевом бикини. Они грациозно покачивая бёдрами, не спеша направились к стойке бара.
У Стефенсона загорелись страстью глаза при виде девиц, сердце забилось в груди сильней и чаще, и он задыхаясь от волнения прошептал, не отрывая от девиц взгляда, и глотая выступившую на губах обильную слюну. – Смотри, Гил, какие красотки?! Давай снимем их на этот вечерок? Я думаю они не будут против с нами развлечься.
– Ну давай познакомимся. – сказал равнодушно Гилберт Форстер.
Стефенсон словно сидел на сжатой пружине и не смотря на свой огромный рост, и вес, подскочил с места как ракета, и оказался у барной стойки раньше, чем к ней подошли девицы.
– Мэм, может присоединитесь к нам с другом?
– Можно присоединиться. – сказала высокая блондинка. – Что, Доминга, обратилась она к подруге, – присоединимся к джентльменам?
– Давай присоединимся. – ответила полная брюнетка.
– Что будете пить, мэм? – спросил Стефенсон.
– Нам светлое пиво пожалуйста. – сказала высокая блондинка.
– О, наши вкусы совпадают, мэм, бармен, два светлых пива девушкам.
Девицы взяли поданное им барменом пиво, Стефенсон расплатился и все втроём подошли к столику, где сидел Гилберт Форстер.
– Знакомьтесь, мэм, мой лучший друг и успешный журналист, Гилберт Форстер. – напыщенно произнёс Стефенсон, показывая на Форстера. – А я, очень успешный адвокат, Игнатиус Стефенсон, для вас, мэм, можно просто Игги.
– А меня зовут Грессия. Я профессиональная танцовщица.
– сказала высокая блондинка.
– Я Доминга, пока в свободном поиске,.. в смысле профессии. – сказала полная брюнетка.
Все пожали друг-другу руки в знак знакомства и сели за стол.
Доминга отпила своё пиво и спросила, смакуя разлившуюся по телу прохладу. – А вы, сеньоры, наверное приезжие?
– Мы из Лос-Анджелеса. – сказал Игнатиус Стефенсон. – Решили с другом развеяться в новой обстановке и посетить этот милый курортный городок, тёску нашего Лос-Анджелесского Голливуда. А вы, мэм, тоже приезжие?
– Нет, мы местные.
Стефенсон нежно взял руку Доминги и тепло её руки, ещё не выветрившееся усилиями кондиционеров проникло в его руку и потекло по его раздутым жилам внутрь его тела, от прикосновения к её мягкой коже всё сильней разгорался пожар в его крови, сердце учащённо застучало, и бушующий вихрь в его мощной груди забился страстными воздушными порывами, пытаясь разорвать на части его мощную грудную клетку, а под его массивным животом напряглось огромное, и горячее, словно пылающее в огне, полено, стремительным тараном рвущийся вперёд, оттянув до предела ширинку, требуя немедленного наступления на Доминговы бастионы. Но преодолевая это возбуждение неимоверным усилием воли, Игнатиус Стефенсон, стараясь выглядеть спокойным, произнёс влажными губами, пожирая Домингу своим жадным взглядом:
– А вы перед этим говорили, леди Доминга, что находитесь в свободном поиске, в смысле работы. А в смысле спутника по жизни у вас как?
– Это что, мистер Стефенсон, предложение о замужестве?
– А вы быстры в своём свободном поиске, леди Доминга, аж оторопь берёт.
– Да, она девушка стремительная, как торнадо, берегитесь, сеньор. – сказала смеясь Грессия.
– А вы так боязливы, мистер Стефенсон, что собственных слов пугаетесь? – парировала, глядя доминантно на Стефенсона Доминга.
– Не то чтобы я испугался. – сказал замявшись Стефенсон. – Я просто спешить не привык, особенно в таком важном деле как женитьба, это не в моих правилах. Но если думать о будущей перспективе, когда мы хорошо узнаем друг-друга, то почему бы и нет.
– Что же, в смысле будущей возможной перспективы я тоже подумаю об этом. – сказала Доминга, хитро подмигнув Грессии.
Девицы хоть и старались делать вид, что их не очень волнуют мужские ухаживания, но горячая кровь интимного желания тоже за пульсировала в их жилах, хоть кондиционеры усиленно и холодили их снаружи, леденя кожу вместе с влажными, прилипшими к телу бикини. И как у Доминги, так и у Грессии, затвердели соски, а ноги сами собой широко раздвинулись, и между ними сильно набухли раскрасневшиеся от возбуждения наголо бритые бутоны.
Один Гилберт Форстер был равнодушен, думая лишь о своих журналистских расследованиях.
В это время по телевизору стали показывать репортаж о высадке беженцев с Кубы близ Майами. Женский голос диктора за кадром говорил: «Сегодня в восемь часов утра в очередной раз на берег Флориды, близ Майами на надувных плотах приплыли беженцы с Кубы, всего сорок шесть человек. Девятеро из них дети. Добровольцы оказывают им необходимую помощь».
– Вот пожалуйста, все к нам лезут. – прогнусавил недовольно морщась Стефенсон. – У себя бы там строили демократию паразиты, а не лезли туда, куда их не звали.
– Зря ты так, Игги, – сказал Форстер, – не везде людям под силу изменить политическую ситуацию.
– А Штаты им что резиновые? – сердито фыркнул Стефенсон.
– Может кто-то и попользуется благами нашей демократии, – сказала скривив насмешливо губы Грессия, – ну уж точно не эти приплывшие сегодня с Кубы лохи.
– Хватит болтать лишнее Грессия. – испуганно пискнула Доминга. – Не доведёт тебя твой длинный язык до добра.
– А почему они по вашему лохи, мэм? – сказал Стефенсон, не то, чтобы ему была интересна эта тема, просто он не хотел выпасть из общения с девицами.
– Да, мэм, – включился в разговор Гилберт Форстер, – нам то вы можете сказать, что же вы такое напридумывали в своих хорошеньких головках, разве может что-нибудь помешать этим беженцам с Кубы насладиться плодами нашей демократии?
– Вы слыхали про банду Гранита? – прошептала Доминга, прижимаясь к столу, словно она от кого-то прячется.
– Банда Гранита? – сказал Форстер с равнодушной интонацией в голосе. – Я что-то слышал об этом, но довольно смутно.
– Как вы не слыхали про банду Гранита? – продолжала шептать Доминга, прижимаясь к столу. – Это же одна из самых крутых преступных группировок в Лос-Анджелесе, а вы сказали, что приехали от туда. И здесь, на восточном побережье Флориды они большой вес имеют.
– А причём тут эти беженцы с Кубы, мэм?
– Так они сегодня прямиком попали в руки Марселло Скинвалкса. – сказала усмехаясь Грессия. – Скинвалкс в банде Гранита отвечает за заготовку человеческих органов для продажи. Так что эти лохи с Кубы пойдут на запчасти. На сколько я знаю, Скинвалкс сейчас снимает цех на скотобойне «Глория», что принадлежит сеньору донну Карло, прозванному Мачетэ. И там этих кубинцев разделают на ливер как скот.
– Вы нам прямо какие-то фантастические страсти-мордасти рассказываете, милая Грессия. – сказал усмехаясь Стефенсон.
– Ох, джентльмены! – воскликнула Грессия. – Вы такие наивные, словно с другой планеты к нам прилетели. Да в нашей грешной жизни ещё и не такое бывает.
– Но насколько я наслышан, мэм, – сказал Форстер, – Гранит специализируется на торговле героином, ну и другими наркотиками приторговывает немного. А чтобы он ещё человеческими органами торговал, это мало вероятно.
– Да он жадный как Скрудж Макдак, – возразила Грессия, – он за всё подряд хватается, на чём можно большие деньги по быстрому срубить. Вот значит нащупал ещё один источник для наживы.
– А вы уверенны, мэм, что скотобойни Мачетэ находятся где-то здесь, неподалёку? – спросил с равнодушным видом Форстер. – Я что-то слышал про этого дона Мачетэ, только я почему-то думал, что его скотобойни расположены на западном побережье Флориды.
– Что вы, сэр?! – сказала сверкая возбуждённо глазами Грессия. – Ближайшая от сюда скотобойня дона Мачетэ «Глория» находиться совсем рядом с Голливудом по направлению к Тамараку.
– О, извините господа, но мне надо срочно вас покинуть! – воскликнул взглянув на свои часы Гилберт Форстер. Словно он вдруг вспомнил о чём-то очень важном, о чём он забыл, а теперь вдруг неожиданно вспомнил.
– Да брось, Гил, – удивлённо сказал Стефенсон, – какие сейчас у тебя могут быть дела? Мы же на отдыхе? Расслабься, Гил, дела подождут.
– Нет, извини, Игги, извините, сеньориты, но мне надо срочно вас покинуть. И да, Игги, машину я забираю.
– А мы на чём поедем, Гил?
– Вызовите такси, а мне машина нужна прямо сейчас, уж извините.
Гилберт Форстер поспешно вышел из бара, остальные проводили его удивлёнными взглядами. А Форстер сел в автомобиль и помчался на большой скорости сначала вдоль пляжа, а потом свернув на дорогу с дикой растительностью, поехал в направлении Тамарака. Он долго ехал по совершенно безлюдной местности, но когда уже начало темнеть, навстречу ему на лошадях выехали четверо ковбоев, гнавшие стадо чёрных коров и быков, голов триста. Форстер поравнялся с одним из ковбоев, он высунул голову из окна автомобиля, обратившись к ковбою с вопросом:
– Здравствуйте, сэр, разрешите спросить, как проехать к скотобойне «Глория»?
– И вам здравствовать, сеньор. – ответил ковбой и показал рукой в право от себя. – Вам надо ехать туда, сеньор, прямо по этой дороге не сворачивая.
– Спасибо, сеньор. – сказал Форстер и поехал в указанном ему направлении.
Вскоре Гилберт Форстер подъехал к забору, высотой в три метра. Оставив автомобиль на этом месте Форстер, выйдя из машины, на всякий случай навигатор и свой Айфон закопал рядом у забора и прошёл вдоль забора к широким воротам. У ворот были выступы и цепляясь за них он перелез во внутренний двор. И тут его сбил с ног огромный ротвейлер. Форстер сжался всем телом лёжа на спине, стараясь не двигаться, чтобы не вызывать дальнейшей агрессии собаки. Пёс учащённо дышал у самого лица Форстера, горячий язык собаки касался его носа, рта и обильная слюна затекала в нос, отчего хотелось чихнуть, стекала по щеке, затекая в правое ухо, а тяжёлое дыхание пса обволакивало всё лицо словно густой удушливый смог, вызывая тошноту. Форстер так же слышал, что ещё три собаки учащённо дыша стоят рядом, готовые разорвать его на куски, как только он попытается встать. Тут Гилберт Форстер услышал топот человеческих ног. Кто-то оттащил от него собаку и тут же его сильно пнули ногой в правый бок. Форстер съёжился от боли, но сохранил сознание и слегка приподняв голову, огляделся по сторонам. Он увидел справа от себя толстого коротышку, на вид лет пятидесяти. Очевидно именно коротышка только что пнул Форстера ногой в бок. В это время к Форстеру с противоположной стороны подошёл смуглый высокий тощий юноша, по виду лет двадцати отроду и свирепо оскалив зубы пнул Форстера в левый бок.
– Ну ты лежебока вставай живей! – выкрикнул гнусаво бородатый коротышка и ещё раз со всей силы ударил Форстера в правый бок. – Давай вставай живей, хватит своим грязным задом землю мять!
– Ты что глухой, что зенки пялишь, делай что велят? – крикнул высоким голосом с надрывом юноша, так же сопроводив свой крик ударом Форстеру в левый бок своей ногой. – А ну живо вставай гавнюк, пока силой не подняли. А поднимем силой, так больше уже сам не встанешь, а ну вставай живей!
Гилберт Форстер приподнялся, стараясь сохранить сбитое ударами дыхание и вгляделся в окружавшую его темноту. Четверо людей с трудом удерживали ротвейлеров рвущихся накинуться на Форстера, чтобы вцепиться в него своими огромными белыми клыками. Чуть поодаль стояли ещё четверо людей с автоматическим оружием в руках. Рядом с права стоял толстый бородатый коротышка, с лева длинный и тощий молокосос, а за спиной толстяка высокий атлетического вида тридцатилетний на вид брюнет, как и на остальных на нём были синие джинсы и синяя джинсовая куртка поверх чёрной футболки. По тому, как подобострастно остальные смотрели на него, он был здесь главный.
– Сеньор Марселло, – обратился толстяк к тридцатилетнему атлету, – что будем делать с этим двуногим?
– Разберёмся, Себастьян, разберёмся. – сказал атлет. – Ну, что ты за птица такая? – обратился он к Форстеру, свирепо глядя из-под густых чёрных бровей. – Откуда и зачем к нам на насест залетел?
– Я заблудился, я вообще не здешний, зовут меня Шарль Перо, я рекламный агент, приехал сегодня днём из Нью-Йорка в ваши очаровательные места, давно хотел здесь побывать, вот наконец осуществил свою давнюю мечту, в баре познакомился с очень милой сеньоритой, был у неё в гостях, потом поехал от неё в свой мотель и заблудился.
– Заблудился говоришь говорливый? – сказал небрежно сплюнув в сторону Форстера атлет. – А зачем через забор к нам полез пернатый?
– Но что же делать, уже вечер, стемнело, а местность незнакомая и как оказалось в машине, которую я взял на прокат, нет навигатора, и никого вокруг чтобы спросить дорогу? А у вас свет горит, кричал, кричал, ни кто не отозвался, но слышу люди есть, чем-то заняты, вот и не услышали меня, думаю попрошусь-ка на ночлег до утра или спрошу дорогу к мотелям, вот и полез. – сказал Форстер, изобразив на своём лице глупое выражение.
– Так значит, под дурачка молотишь пернатый и нас за дурачков держишь? – сказал опять небрежно сплюнув в сторону Форстера атлет. – Ладно, Себастьян, отвезите пока эту заблудшую пташку в наше логово. Возьмёшь к себе в помощники Мануэля, – и атлет показал на длинного юношу, – А я сейчас закончу с сортировкой ливера и сразу подъеду к вам. Тогда мы разберёмся, что это за птица такая.
– Хорошо, сеньор, – прохрипел в ответ толстяк, – Давай, иди вперёд пернатый, – толкнул он в спину Форстера, – А ты, Ману, – обратился он к длинному юноше, – открывай багажник.
Впереди пошёл длинный, за ним Гилберт Форстер, которого постоянно толкал в спину толстяк. Они подошли к стоящему недалеко от ворот старенькому зелёному Форду, местами с вмятинами на капоте, местами исцарапанному. Длинный открыл багажник, а толстяк толкнул Форстера на капот машины.
