Александр Беляев
Цветок Тенгри. Хроники затомиса
– Но ведь мы-то с тобой здесь встретились, – с некоторым сомнением произнес Андрей, – и никто нам не помешал.
– Дело в том, – сказала Аня, что если бы все зависело только от воли темных, то этого бы никогда не произошло, но противостояние света и тьмы предполагает некое равновесие, некое условное соглашение, поэтому блокировка возможна лишь частичная. Светлые силы крайне заинтересованы в нашей встрече, и в данном событийном потоке это произошло вопреки усилиям темных. К сожалению, мы сейчас находимся в неком периферийном отражении, необходимо же, чтобы все осуществилось в магистральном потоке, где все лучи сходятся как в линзе (там ты некоторое время назад побывал), и встреча должна осуществиться в некоторый определенный временной промежуток, иначе, Провиденциальные планы в эту эпоху не свершатся. На этом моменте сходятся уникальные зодиакальные астрологические и кармические совпадения. В этот момент «Ч» все энергии света сходятся на нас в одной пространственной и временной точке, это должен быть особый метафизический момент, иначе, если встреча произойдет позже она уже не буде иметь столь глобального значения: будет обычная преемственность линии Меровингов, которая то оживляется, то затухает уже в течении двух тысяч лет, но Звента Свентана в эту эпоху не родится. Ты понимаешь, о чем я говорю? – Спросила Аня серьезно, – мне кажется, ты должен это понять, ведь с тобой произошло нечто… хотя, честно признаюсь, причина столь глобальных изменений мне не понятна.
– Как непонятна? – посмотрел на нее Андрей с удивлением, – а разве та вставка, с которой я сегодня проснулся и благодаря которой я стал видеть и знать то, что раньше не видел и не знал, это не твоя работа? Разве не для этого мы встретились на берегу моря Вечности? Разве не для этого ты отправляла меня в магистральный поток для встречи с взрослым Андреем Даниловым?
– Расскажи, что произошло после того, как тебя затянуло в двери замка Вечности, – сказала Аня.
– А разве ты сама не знаешь? – Посмотрел на нее Андрей с сомнением.
– А ты знаешь, что происходило со мной, после того как меня вслед за тобой затянуло в те же двери?
– Нет, но я думал… ты же сама сказала, что я должен был отправиться на встречу с двойником! Я туда и отправился. – И Андрей рассказал обо всем, что произошло в темном коридоре замка Вечности, а затем в больничной палате. – Я считал, что это все ты устроила, как устроила мою первую беседу с грушей, – сказал он после того, как закончил свой рассказ, ты же сама говорила, что я должен туда попасть.
– Я только пришла в твой сон и рассказала все, что должна была рассказать, – покачала головой Аня, – все остальное сделал ты сам, я же понятия не имела, в какой именно поток альтернативных событий, и в какой именно момент жизни своего двойника ты попадешь, но, кажется, сюжет разворачивался по желательному сценарию. Андрюша, то, что произошло с тобой утром, для меня такая же неожиданность, как и для тебя, наша встреча у моря Вечности не имеет к этому отношения. Я, по крайней мере, такой связи не вижу.
– Но ты же сама вчера несколько раз говорила, что намерена как-то изменить мое сознание и все переживала, что нам мало времени отвели.
– Я действительно намеревалась несколько приоткрыть твои духовные центры, но в таком масштабе… о таком я даже не могла предполагать, даже Варфуша работал со мной около двух лет, чтобы хотя бы частично разбудить мою душу, а ведь его возможности несоизмеримы с моими. Кстати, он всегда предостерегал меня от слишком быстрого пробуждения, это может иметь самые губительные последствия. То, что произошло с твоим духовным коконом… на это не способна ни я, ни Варфуша, это слишком грандиозно, о возможности подобной трансформы я даже не подозревала, и теперь не знаю, как к этому относиться. Все, на что я рассчитывала в эти две недели – это запустить процесс, и сколько в этом случае потребовалось для полного раскрытия – понятия не имею. Я предполагала, что запущенное духовное делание позволит направить события в нужное русло, и мы бы получили шанс видеться еще и еще. Только тогда можно было бы задуматься о той основной задаче, которая на нас возложена. А сейчас я даже не знаю, что думать, такое впечатление, что ты полностью разбужен. У меня даже возникла невозможная мысль, а не попробовать ли… – Аня замолчала и прикусила губу.
– Что именно? – поднял на нее глаза Андрей.
– Да так, я еще не уверена, эта мысль явно ниспослана. Она возникла внезапно и слишком неожиданна, поэтому ничего не могу сказать. Это касается другого полюса проблемы осуществления провиденциального плана раздемонизации.
– Хорошо, – пожал плечами Андрей, – скажешь, когда сможешь; мне пока твои вселенские замыслы не очень понятны. Возможно, я еще не привык к своему новому состоянию и не знаю, надолго ли это. А вдруг все закончится так же неожиданно, как пришло и я вновь стану обычным пятиклассником Андрюшей Даниловым. Пока что я не понимаю, какое отношение имею к этому самому провиденциальному плану, о котором ты говоришь все время. Я очень много удивительного узнал и увидел за сегодняшнее утро, но никакой информации по этому поводу из моей загадочной вставки не приходило. Пока меня больше интересует вопрос, что же такое эта вставка и кто ее вставил. Я думал, это ты сделала, но ты утверждаешь, что непричем здесь.
Аня продолжала сверлить Андрея своим межбровьем, затем сказала:
– Это какой-то информопакет, но раскрыть его я не имею возможности, поэтому не ясны масштабы его содержания и главное, изначально какого качества эта энергия, Логоса или князя мира сего.… Ну, а получил ты его от своего двойника, наверное, в тот момент, когда соединился с ним в зеркале, в палате. Правда, это только мое предположение.
– Или когда два дня назад двойник соединился со мной в саду, – продолжил ее предположения Андрей, – ведь с этого момента все и началось. Отражение в больничном зеркале и вставка – это итог. Кстати, что ты подразумеваешь под информопакетом? У меня возникло определение, но возможно ты имеешь в виду нечто другое.
– В условиях существования в физическом теле информопакет – крайне редкое явление, – сказала Аня, – а вот при общении душ и даже более плотных астральных сущностей, это довольно распространенный способ передачи информации и до некоторой степени – умений. Это некая система полевых частотных кодов, которая передается от души к душе как бы в свернутом виде. Потом душа, получившая этот свернутый пакет, может развернуть его и высвободить содержимое – чаще всего маленькими порциями, иначе, развернув сразу, душа может не справится со всем объемом информации и потерять ее.… Более детально это трудно передать словами, но можно почувствовать, находясь в определенном внетелесном состоянии.
– Ну да, нечто подобное я себе и представлял, – кивнул головой Андрей, – это действительно похоже на мою «вставку», правда, когда ее в меня вставили, я так и не отследил. Одно лишь удивляет: если это действительно работа двойника, который является как бы мной в будущем, то откуда у него такие возможности?
– Границ его возможностей я не знаю, – развела руками Аня, – мне тоже казалось, что тот Андрей не настолько продвинут, чтобы совершать такие сложные магические действа. Я в лице моей знающей половинки не имела возможности отследить многие этапы его пути, наши контакты были фрагментарны, но мне всегда казалось, что я более древняя монада и душа моя пробудилась гораздо раньше. Я всегда считала себя чем-то вроде его астральной наставницы, но сейчас даже не знаю, что и думать, возможно, я заблуждалась. Могу сказать только, что качественных информопакетов мне никогда не удавалось посылать, тот же пакет, который ты называешь «вставкой», не совсем такой, с какими я сталкивалась раньше. Это какая-то другая информоэнергия, возможно и содержание его иное, чем в тех пакетах, которые я посылала и получала ранее. Дело в том, что этот пакет преобразил тебя кардинально, с таким я еще не сталкивалась и считала подобное невозможным.
– Ладно, – сказал Андрей, как бы со стороны наблюдая за тем, как легко и естественно он воспринимает содержание беседы, которая бы еще позавчера показалась бы ему заумной абракадаброй, – разумеется, все это очень интересно, но чем мы сегодня заниматься будем?
– Теперь я даже не знаю, надо подумать, – сказала Аня напряженно. – Те две недели, которые тебе здесь остались, я собиралась обучать тебя науке живого мира, как это делал со мной Варфуша, а далее – в зависимости от тех результатов, которые бы у нас получились, но не уверена, что ты бы был за эти две недели готов разбудить своего двойника в ином измерении, тем более на данный момент я плохо себе представляю, как это можно сделать, но знаю наверняка, что сделать это можешь только ты сам. Я не говорю уже о другой, более важной задаче, ее я пока воздержусь сообщать. Внешне все это выглядело бы как обычные прогулки по окрестностям (разумеется, без наших мам), иногда, как совместные медитации, но так чтобы никто ничего не видел, мы не должны озадачивать наших родительниц, они абсолютно невежественны и ничего не поймут. Реальная же суть наших занятий… да что я тебе говорю, мы с тобой уже приступили к первым шагам, и нечто подобное происходило бы и в дальнейшем. Возможно, во время этих занятий ко мне пришло бы решение, как можно разбудить Андрея в магистральном потоке. Но теперь все это уже не имеет смысла, ты сам каким-то чудесным образом в одночасье превратился в адепта… поэтому мне не совсем понятно, что делать теперь, я к этому была не готова. Очевидно, для начала надо посоветоваться в Варфушей. Я думаю, после завтрака нам стоит сходить туда, где мы его видели вчера, он сам сказал, что теперь я не могу вызвать его, где и когда захочу, как это делала раньше, теперь надо идти на перекресток двух дорог, туда, где мы вчера были. А по пути, возможно, придут новые мысли, новые решения.
– Знаешь, – сказал Андрей, слушая ее не очень внимательно. Все утро он постоянно прислушивался к своим новым ощущениям, которые были настолько необычными, что просто переворачивали его сложившиеся представления о себе самом, – а ты йогой не занималась?
(Неожиданно он вдруг обнаружил, что не только знает это слово, его он слышал и раньше, – но и хорошо знает суть этого метафизического направления, названия разнообразных школ, а так же многие виды практик, которые эти школы применяли). Мало того, он даже знал специфику йоги, которую задолго до появления человеческой арийской цивилизации практиковали наши предшественники – атланты, секретами которой с человечеством поделился около 20 тысяч лет назад атлант, образ которого дошел до современников под именем Бонпо-Будда).
– Йогой? Смотря, что ты понимаешь под этим словом, – удивленно посмотрела на него Аня. – В индийских традициях – нет, но наука Живого мира, которой обучал меня Варфуша, тоже в каком-то смысле можно назвать йогой.
– Нет, – покачал головой Андрей, – я имею в виду хатха-йогу, то чем ты занималась с Варфушей – это нечто синтетическое, использующее методики и Раджа, и Кундалини, и Сахаджа, и Крийя, и Лайя йоги, – в общем, все то, что охватывается четырьмя верхними ступенями восьмеричной йоги Патанджали: Пратьяхара, Дхьяна, Самадхи, – Андрей сам удивлялся тому, что говорил.
Девочка покачала головой:
– Никакой физической йогой мы с Варфушей не занимались, Варфуша вообще не говорил ни о какой йоге.
– Так вот, – продолжил свою мысль Андрей, – все это я сказал тебе не для красного словца, чтобы похвастаться своими новыми знаниями. Я понимаю, что получил их неведомо откуда, и возможно и не заслужил этого дара, ведь люди постигают какую-то науку годами, изучая литературу и ставя всякие эксперименты. Тем не менее, в какой-то степени мое преображение можно объяснить феноменом информопакета, который я непонятным образом получил: просто кто-то могущественный передал мне, таким образом, свои знания и все. В этом случае нет ничего удивительного в том, что мне кажется, будто я занимался йогой, хотя на самом деле никогда ей не занимался. Это-то хоть как-то гипотетически можно объяснить, но как объяснить это…
И тут Андрей с необъяснимой уверенностью завязался в такую асану самой высокой категории сложности, что ему бы позавидовала любая цирковая актриса, выполняющая номер «женщина-змея», и наверняка если бы начать освоение этого трюка с раннего детства, когда связки наиболее эластичны, все равно на освоение такой позы потребовалось бы несколько лет ежедневных многочасовых тренировок, которых, разумеется, не было. Через полминуты Андрей развязался, встал на ноги и, хоть и растеряно, но с некоторым торжеством посмотрел на девочку.
– Как такое могло произойти? – спросил он слегка прерывающимся от напряжения голосом.
Казалось, и Аня была крайне удивлена увиденным, хотя до сегодняшнего утра казалось, что удивлять – это исключительно ее прерогатива. Она в крайнем замешательстве покачала головой.
– О таких вещах я не слышала, – сказала она растеряно, – по-видимому, это действительно необычный информопакет. Дело в том, что я не знаю, как овладение наукой живого мира происходит у других людей, я никогда не занималась в группе, и ты первый с кем начала заниматься я сама, но элементарный здравый смысл указывает на то, что феномен, произошедший с тобой совершенно уникален. Очевидно, остается предположить, что в том информопакете, который ты получил, содержатся не только знания; содержание его трансформировало не только твои органы чувств и тонкие оболочки, но и твою физическую природу. Пока даже не предполагаю, до какой степени. В любом случае нам надо сходить на перекресток двух дорог в поле и посоветоваться с Варфушей.
На этом ребята расстались и разошлись по своим комнатам завтракать, договорившись встретиться через час.
«Вот это да, – думал Андрей, возвращаясь, домой, – вчера я только и думал о том, какая эта Аня удивительная девочка, теперь пусть же она сама думает о том, какой удивительный парень этот Андрюша Данилов».
На какой-то момент в его сознании заворочалась провокационная мыслишка, что может быть он не достоин того дара, который неведомым образом получил и Бог знает, как за это в дальнейшем придется расплачиваться, но тут же подавил ее в себе, чтобы не омрачать своего настроения, которое можно было охарактеризовать, как «клокочущее торжество».
ГЛАВА 2. Сидхи
Когда Андрей зашел в свой летний домик, мама уже проснулась и хлопотала на маленькой кухоньке.
– А, сынок, – сказала она приветливо, – что-то с тобой непонятное творится. Раньше тебя утром не растолкать было, а тут второй день просыпаешься ни свет ни заря. Зарядку что ли начал делать или утреннюю пробежку? Что-то не похоже на тебя, ты на этот счет раньше только прожекты строил, а как до дела – лень одолевала. Или с новой соседкой свидание? Так вроде – раннее утро, неподходящее время.
– Да никакое не свидание, – смутился Андрей, в мгновение ока перестав ощущать себя могущественным сверхчеловеком и вновь превращаясь в десятилетнего мальчишку, комплексующего от недвусмысленных намеков, – мы с ней случайно встретились… ну и разговорились, у нас теперь есть о чем поговорить, – добавил он таинственно, – она не такая, как все… «и я теперь не такой как все», – чуть не вырвалось у него помимо воли, однако, в последний момент он сдержался, поскольку даже не представлял, каким образом можно сообщить маме все то, что обрушилось на него сегодня утром. Трудно даже вообразить ее реакцию, да и как может отреагировать обычная здравомыслящая женщина, если вдруг узнает о том, что ее сын на самом деле не ее сын, а какой-нибудь инопланетянин – другой пример как-то не шел ему в голову.
– Ну, конечно же, не такая, – лукаво улыбнулась ему мама, – каждый человек однажды встречает другого человека, который ему кажется не таким как все. Один – раньше, другой – позже, ну а в детстве это особенно ярко переживается, пока сравнивать не с чем. Я помню, примерно в твоем возрасте тоже в пионерлагере в одного мальчика влюбилась, так совсем голову потеряла, ни о чем другом думать не могла, считала, что это на всю жизнь, ну и…
– Да что ты, мама! – прервал ее Андрей, испугавшись откровений, которые слушать от мамы ему всегда было дискомфортно. – «Какую же она, порой, несусветную глупость несет, – подумал он с раздражением, – и главное все настолько банально, можно заранее предсказать, что она ляпнет. А впрочем, чего от нее ждать, она же обычный человек».
При этих мыслях Андрей как-то непроизвольно сдвинул тот самый внутренний тумблер, который он столь чудесным образом обнаружил сегодня утром, и в тот же момент совершенно отчетливо увидел, о чем думает мама. Это было что-то вроде зависших в воздухе образов, которые динамично сменяли друг друга, плавая в непрерывно сменяющихся и переливающихся потоках-протуберанцах маминой розово-оранжевой ауры. Да собственно, они и лепились из этих струек и динамичных переливов. Андрей сразу невольно увидел истории маминого так и не состоявшегося пионерлагерного романа. Сценка эта сопровождалась всякими милыми подробностями, каких любой человек немало сможет вспомнить из своего детства, которые, тем не менее, для каждого несут с собой атмосферу трогательного наивного утраченного, хотя наверняка имей они возможность быть подсмотренными со стороны, то не произвели бы никакого впечатления на постороннего наблюдателя. Поэтому Андрей с удивлением наблюдал за не очень отчетливой, но все-таки довольно вразумительной сценой о том, как мама в спортивном зале в числе болельщиков смотрит баскетбольный матч двух лагерных команд и взгляд ее в основном прикован к высокому, стройному голубоглазому блондину, лет пятнадцати, напоминающему юного Олега Видова, явно из старшей группы, который кладет в баскетбольную корзинку мяч за мячом. И тут Андрей испытал неприятное чувство, словно подсмотрел что-то нехорошее и переставил свое восприятие в прежнее русло, не допускающее чтение чужих мыслей и мыслеобразов.
Все вышеописанное длилось буквально несколько секунд (хоть и описание получилось затянувшимся), Андрей испугался, что мама вдруг начнет по ассоциации вспоминать свои иже более поздние, зрелые увлечения и сравнивать одно с другим, сожалея, что случилось так а не эдак, это было видно по ее затуманившемуся взору и некоторому столбняку, который находил на нее в подобные минуты, поэтому наш герой постарался вывести маму из нахлынувшей на нее лирической волны и громко закончил зависшую в воздухе фразу:
– При чем здесь любовь! У нас просто оказалось много общих интересов, она очень много фантастики читала – и Сругацких, и Лема, и Бредбери – и разбирается в этом, как редкий мальчишка разбирается! Ну и у нас на эту тему как бы такая игра с продолжением возникла: сначала она кусочек выдумает, затем я – и так все дальше и дальше, очень интересно получается. А то я здесь месяц проторчал, и даже не с кем было на интересные темы поговорить, а мне уже надоело самому играть.
«Господи, – мелькнуло в голове Андрея, – что я как маленький мальчик разговариваю, это же не я, это „он“ разговаривает! А собственно, чего это я так возмущаюсь, я и должен говорить с ней, как раньше, ни к чему нам подозрения, а то еще потащит к врачу. Пусть себе думает, что я то же дите, что и раньше. Хотя, с другой стороны, что значит „он“ или „я“? Я – по-прежнему я, только содержание поменялось».
– Так что, – закончил Андрей, – мы с ней всякие истории выдумываем, нам интересно и вовсе не до глупостей.
– Ну, не до глупостей, так не до глупостей, – спустилась на землю мама, – это я так, чтобы тебя подзадорить, все же ты первый раз сам с девочкой познакомился, я и подумала, что ты… ладно, не буду, не буду! Я очень рада, что у тебя хоть под конец отдыха появился товарищ, тем более с такой же богатой фантазией, как у тебя, и если тебе, в конце концов, не важно, девочка это или мальчик, то тем лучше. Ладно, это лирика, а проза заключается в том, что мы нормально позавтракать сегодня не сможем, разве что могли бы бутербродами, но для бутербродов я как-то ничего вчера не купила. Ну, можно еще вареные яйца с помощью кипятильника сообразить, а обедать придется в столовую пойти. Дело в том, что в нашем газовом баллоне газ закончился! Я хотела у хозяйки электроплитку попросить, но та сказала, что лишнюю электроплитку новым жильцам отдала, а у самой газовал плита совершенно занята, да и не удобно, мы же не платили за плиту в хозяйском доме. Сказала, что ближе к вечеру ее родственник на самосвале должен подъехать, баллон забрать, ну а зарядить его только завтра после работы сможет. Так что домашняя кухня временно отменяется.
Мысль о том, что сейчас придется давиться яйцами вкрутую или всмятку, которые он терпеть не мог, не показалась Андрею очень удачной, тем более идти в местную столовую! Наш герой, выросший на бабушкиной рафинированной кухне, даже и мамину, весьма похожую, воспринимал с трудом, а уж есть общепитовские котлеты с мерзкого вида подливой и серыми слипшимися макаронами! От одной мысли об этом у Андрея подкатился к горлу ком тошноты. Избалованный бабушкой, он был чрезвычайно привередлив в вопросах питания, многие продукты не ел вообще, а малейшие вкусовые отклонения в потребляемом рационе воспринимал почти как трагедию, тем более, напомним, что в те далекие годы столовское меню, особенно в провинциальных городках разительно отличалось от домашней кухни. Конечно, произойди все это еще вчера, он бы чуть-чуть поворчал, покапризничал, но, безусловно, смирился с существующим положением вещей. Еще вчера, но не сегодня! В сознании Андрея неожиданно родилось совершенно фантастическое решение проблемы – и это были не какие-то там маниловские фантазии, а совершенно четкое знание, что он способен разрешить возникшую проблему самым фантастическим способом.
– Может, – для вида начал канючить Андрей, – ты что-нибудь не так крутила в плите, может там газа еще есть немного!
– Да какое там, – махнула рукой мама, – я вчера-то еле-еле картошку успела поджарить, а сегодня огонь даже вспыхивать не желает.
Чтобы Андрей удостоверился, мама включила конфорку на полную – привычного шипения при этом не прозвучало – и поднесла (чтобы уже окончательно развеять последние иллюзии) зажженную спичку к конфорке, что, естественно, не возымело никакого действия.
– Вот видишь, – сказала мама, выбрасывая сгоревшую до пальцев спичку в пепельницу, – даже не пыхает, вчера хоть пыхало, правда, погасло почти сразу.
Затем, чтобы окончательно снять с себя последние подозрения, покачала баллон, стоявший рядом с газовой плитой:
– Видишь, не булькает, выгорел полностью.
«Так, – судорожно думал Андрей, Желание проделать удивительный эксперимент крепло в нем с каждой минутой, – как бы сделать так, чтобы она меня не заподозрила… а, собственно, чего я боюсь, во первых ей это даже в голову не придет, а во вторых, если даже заподозрит, все равно ничем не докажет, а я, естественно, не признаюсь. Конечно, когда-нибудь придется во всем признаться, но к этому ее надо долго готовить, иначе, боюсь, у нее крыша поедет: шутка ли узнать, что сын у нее то ли волшебник, то ли инопланетянин!»
– А ты вентиль на болоне туда-сюда покрути, может, там еще немного газа осталось, – заныл Андрей: «Неужели получится!», – думал он, сам, поражаясь той уверенности, с которой он впервые в жизни затеял эксперимент, противоречащий всем, известным ему до сегодняшнего дня, законам физики.
– Да крутила я уже сто раз, – начала раздражаться мама, – думаешь, я вообще ничего не соображаю!
– А ты еще раз покрути и спичку поднеси к конфорке.
– Ну, ладно, ладно, чтобы уже всем было тихо, – уступила мама глупому упорству избалованного ребенка, – на, смотри!
Мама несколько раз закрутила и открутила вентиль на баллоне, затем поднесла горящую спичку к конфорке и повернула рукоятку на плите и… в этот момент конфорка озарилась веселым голубым пламенем, вполне сильным и ровным, не предполагающим даже мысли, что баллон абсолютно пуст уже со вчерашнего дня. Мама пораженно уставилась на горящую конфорку, пока сгоревшая до конца спичка не обожгла ей палец.
– Чудеса, – только и пробормотала она, – наверное, действительно немного газа в баллоне осталось, а вентиль был плохо разработан. Но ты не обольщайся, огонь, конечно, скоро потухнет, так что приготовить завтрак все равно не успеем. То, что огонь загорелся, говорит о том, что в баллоне немного испарившегося газа осталось, а он моментально выгорит, сжиженного же, ты сам слышал, – она для верности еще раз подвигала пустой баллон, – совсем не осталось. – (Действительно, бульканья не было слышно).
– И все же – сказал Андрей каким-то напряженным незнакомым голосом, – раз уж горит, то ставь чайник и сковородку, а вдруг не потухнет, гляди, какое ровное пламя.
– Да, действительно, ровное, – по-прежнему не веря своим глазам произнесла мама. – Но если мы сейчас вторую конфорку включим, то он точно через несколько секунд погаснет.
– А ты попробуй!
Мама, пожав плечами, поднесла спичку ко второй конфорке, и с ней произошло то же, что и с первой. Некоторое время мама молчала, ожидая, когда обе конфорки погаснут, но они, вопреки здравому смыслу, продолжали гореть все тем же задорным голубым огоньком.
– Что-то странное, – сказала мама, продолжая с удивлением разглядывать два пламени, я вначале не обратила внимания, а когда вторую конфорку разжигала, до меня дошло, что не так что-то. Пламя-то беззвучно горит, а потом, когда я второй раз рукоятку повернула, то не сразу спичку поднесла: не шумел газ, когда из форсунки выходил! Что же там горит, если звука нет?!
– Наверное, – все так же напряженно сказал Андрей, сверля глазами конфорки, – там давление в баллоне совсем маленькое, поэтому и звук такой тихий, что мы его не слышим. Но ведь горит же!
– Но тогда пламя должно быть совсем маленьким! – все не желала смириться с очевидным мама, – а горит так, словно баллон только с заправки привезли. Чудеса, да и только!
– По-моему, – сказал Андрей, – надо пользоваться предоставленной возможностью, а не рассуждать, правильно ли огонь горит.
– Да, верно, – вышла из задумчивого ступора мама, – надо воспользоваться, а вдруг и правда…
Мама привычно захлопотала у плиты, загремела сковородками и кастрюлями, захлопала дверцей холодильника. Собственно и нужно-то было поджарить картошку с луком, обязательно на сливочном масле – это любимое блюдо входило в неизменный рацион ее консервативного сына, да разогреть несколько кусков курицы: с недавнего времени мальчик отказался от всяких там манных и овсяных каш, которые, как он считал, уже не соответствуют его возрасту и статусу, а завтраки бутербродами с колбасой, ветчиной или сыром не устраивали маму, которая считала, что завтрак должен быть горячим, а бутерброды – прямой путь к гастритам и язвам.
Вопреки ее ожиданиям огонь горел ровно столько, чтобы она успела приготовить все необходимое, при этом погас прежде, чем мама успела отключить конфорку, что она, собственно, и ожидала, но тоже как-то странно, не так, как ему положено, не постепенно сойдя на нет, а сразу, толчком. Как только огонь погас, расслабился и Андрей, который во время готовки держался как-то непривычно напряженно, не уходил из кухни и не вертелся на стуле. Естественно, мама не связала необычное поведение сына и чудесное оживление конфорок, но мысленно отметила, что сын ведет себя как-то не так, однако ничего по этому поводу не сказала. Андрей же, когда все закончилось, мысленно отметил, что в дальнейшем научиться расслабляться и вести себя естественно во время подобных экспериментов в присутствии свидетелей.
Тем не менее, завтрак проходил как обычно и единственное, что позволил себе Андрей, которому не терпелось выяснить размер своих новых сил и возможностей, это маленький эксперимент по телекинезу. Естественно, Андрей проделал его в тот момент, когда мама была к нему спиной, отвернувшись за чайником: он заставил чайную ложку подняться со стола в воздух и опуститься прямо в чашку. Но и тут ему показалось, что мама слишком быстро повернулась, как раз в тот момент, когда ложка звякнула одно, поэтому он как следует не успел посмаковать свое новое могущество, которым он воспользовался так же естественно, как естественно начинает ходить сразу после рождения никогда не ходивший жеребенок.
Завтрак прошел в молчании, мама, как показалось Андрею, слишком часто бросала на него тревожные взгляды, тем не менее, проблемы чудесным образом воскресшей конфорки она больше не касалась, было видно, что этот необъяснимый феномен продолжал вызывать в ней чувство внутреннего дискомфорта.
«Если бы ты видела то, что в действительности происходило, то, что твой глаз видеть не способен, – победоносно думал Андрей, отхлебывая горячий чай только что вскипяченный силой его психической энергии, – ты бы еще больше удивилась, увидев, что стихию огня, рассеянную в пространстве в виде атмосферного электричества, можно ментально сконцентрировать в определенном месте, заставить в реальный огонь превратиться и держать столько времени, сколько нужно. Но, увы, до срока знать тебе это не следует, так что продолжай удивляться, подозревать и строить догадки. Да что там, ты и слова-то такого „пирокинез“ не знаешь. Интересно, а Аня так может?»
Андрей отметил, насколько изменилось его отношение к собственной матери, еще недавно бывшей для него большим авторитетом, выносившей, родившей и воспитавшей его. Теперь он видел в ней чуть ли не милого, наивного ребенка, не догадывающегося об элементарных вещах. Элементарных для него, взрослого.
– Спасибо, мамочка, – снова надел на себя детский слюнявчик Андрей, – мы с Аней договорились сегодня встретиться после завтрака, мне ей нужно кое-какие места показать, она ведь еще не знает здесь ничего, так что до обеда меня не будет.
– Ну, иди, иди, я понимаю, теперь тебе не до Нафтуси… да и в компании ее тебе куда интересней, чем в моей, я ведь по Лему и Стругацким не эксперт: фантазия у меня совсем уж не та, что в детстве, – в голосе мамы угадывались ревнивые нотки, – только часам к трем домой приходи, не опаздывай! Думаю, конфорку теперь уж точно разжечь не удастся, ты же сам видел, как газ закончился, так что так и так в столовую идти придется.
– Ладно, ладно, не опоздаю, – свернул Андрей тему. Повторный эксперимент с пирокинезом был бы уже явным перегибом палки, – мы не далеко.
Андрей вышел в сад. Аня еще не появилась, и ему захотелось испробовать что-нибудь еще; вообще-то изучение обрушившегося на него дара, границ и возможностей которого он пока не знал, начались несколько сумбурно. Вот в поле, куда они собирались пойти с Аней, и где, как правило, совершенно безлюдно, можно будет развернуться и поизучать себя по полной программе, а заодно проверить и Анины возможности, и посоревноваться. Андрею теперь казалось, что он значительно обскакал Аню по степени и разнообразию открывшихся в нем сидх – паранормальных возможностей. Но в этом, конечно, еще следовало убедиться, о метафизических способностях Ани ему пока было немного известно, скорее всего, она не раскрыла ему своих главных козырей. В любом случае эксперимент лучше проводить вместе, а то, мало ли что…
