Александр Беляев
Чертово болото
Первые ласточки
Однажды в начале июля бродил Панасик у края леса возле болота. На пригорке сухо шумят сосны, дубки лопочут своими плотными листьями, осины трепещут, словно топор дровосека увидали. Сзади лес, а впереди болото. Меж острых, уду бритва, жестких болотных трав кое-где вода поблескивает. Местами островки черной, как уголь, земли виднеются – это торф. Там, где июльское солнце подсушило, черный цвет Переходит в бурый.
Прилег Панасик на травку, засмотрелся. Летит цапля через болото. Словно белый платок с черными угольками ветром подхвачен и треплется… Ястреб «стойку» делает. Увида-ли зоркие глаза хищника пичугу малую. Не уйти ей от острых когтей, не укрыться. Трепещет ястреб серыми крыльями, вот-вот камнем вниз кинется… Крикнет пичуга в последний раз…
– Эй, хлопчик! – слышит Панасик и оглядывается.
На дороге, возле леса, стоит экипаж, парой буланых запряженный. В экипаже сидят двое городских с портфелями. Один – толстый, в очках. Другой – худой, на целых две головы выше. А возле экипажа верховой, в серой кепке, черной рубашке, полосатых брюках, внизу сколотых, чтобы вверх не лезли, и желтых башмаках. Не то городской, не то конторщик из соседнего лесничества. Тихо подъехали, не слышно – почва песчаная, мягкая.
Поднялся Панасик, не спеша подошел к экипажу. На Панасике рубашка синяя, латаная, до белизны вылинявшая, короткие штанишки, ноги босы, голова не покрыта. Обыкновенный деревенский мальчик.
– Болото знаешь? По болоту проводить можешь? – спрашивает верховой и прутиком на городских указывает.
– А то нет? – обиженно отвечает Панасик. А у самого от радости сердце екнуло: начинается! Городские приехали, болотом интересуются!
И он важно повел горожан по болоту. Толстый, в очках, ступает с опаской, а худой, высокий, шагает, как цапля.
– Торфа тут до черта, – небрежно роняет Панасик.
– Что-о? – удивляется высокий. – Так ты знаешь, зачем мы приехали?
– Догадаться нетрудно, – отвечает Панасик. – Ружей с вами нет, а чем еще торфяное болото интересовать может.
– А ты откуда о торфе знаешь?
– Я в школе учусь. – Помолчав, Панасик продолжал: – Болот у нас в СССР десять процентов территории. Запасы торфа больше двухсот миллиардов тонн. Семьдесят восемь процентов мировых запасов. Если разработать, для всех фабрик и заводов на тыщу лет хватит, а то и больше, потому торф растет. И для снабжения районных электростанций хватит торфа. На местное топливо, значит, их перевести.
Недаром Панасик перечитал в школьной библиотечке все книжки о торфе и расспрашивал учителя до тех пор, пока тот не признался, что больше ничего и сам о торфе сказать не может.
Тонкий поворачивается к толстому, который отстал, улыбается.
– Каково? – И тише, чтобы Панасик не услыхал, говорит: – А ведь на вид совсем дитя природы!
Панасик забрасывает тонкого вопросами и узнает, что если торф окажется хорошего качества, а слой достаточной мощности, то здесь будет приступлено к торфоразработкам.
– И машины будут?
– И машины, – отвечает тонкий.
– А торф тут первый сорт, спелый, черный, плотный, – расхваливает Кулик свое болото. Панасик наклоняется, запускает руку во влажную почву, вынимает пригоршню торфа и сжимает в кулаке. Торф легко проскальзывает меж пальцев вместе с водою. Кулик разжимает почерневшие пальцы и показывает пустую ладонь.
– Ничего не осталось! Первейший сорт! Есть места, где торф не весь выходит сквозь пальцы, но остаток темный, вязкий, как тесто. Тоже хороший сорт. А светлых, жестких остатков тут и совсем нет. И ведь это сверху! Внизу же торф всегда лучше, зрелее.
– Вы только послушайте! Не проводник, а эксперт! Хоть сейчас докладную записку пиши! – обращается худой к толстому и затем к Панасику: – Торф действительно хорош. Но какова глубина пласта?
Этого Панасик не знает. Он смущен, немного расстроен и раздосадован на себя. Надо было и глубину поисследовать!
– Ну, это мы узнаем бурением, – отвечает за него худой.
Панасик готов было водить городских гостей по болоту целый день, но толстого мучила одышка.
– Довольно… Ясно! – сказал он. – Идем!
