Александр Балашов
Рябиновые бусы

1

Ещё с вечера со стороны Курска шальной весенний ветер пригнал стаю туч, тяжёлых, забеременевших долгожданным дождём. Облака хороводили за неглубоким деревенским прудом, в котором мочили свои зелёные косы старые плакучие ивы. Но ожидание и на этот раз оставалось пустым – дождя не было. Пузатые тучи худели, разлетались по сторонам и собирались вновь в другом месте, но на истосковавшуюся по влаге землю так и не отдали ни капли.

– Тьфу ты! – смачно сплюнул на сухую землю Захар Чудинов, думая, что опять – в который раз за неделю! – тучки не разродятся дождём. Тогда, как и в прошлом году, весь урожай в Антоновке сгорит. И даже дорогущая голландская поливальная машина, которую купил для своего хозяйства единственный в деревне крупный землевладелец Григорий Малых, вряд ли поможет. Засуха, она и для образцового крестьянского хозяйства – засуха.

– Ну, давайте рожайте, что ли! – задрав голову, крикнул Захар пузатым лиловым тучам. – Кто а Антоновке нагрешил? Чего того… динамите?

Он крутился на пятачке холма, глядя на низкое тёмное небо над деревней, разговаривая с упёртыми облаками, пока не слетела старая кепка. Захар неловко повернулся, чтобы поднять из пыли свалившуюся с головы кепчонку, да только охнуть и успел от прострелившей спину боли – рука замерла на полдороге. «Чёрт с ней, с кепкой!» – решил Чудинов и бочком, как подстреленный зверь, направился к дому.

– Дарья! – позвал он жену. – Опять спину прихватило…

Захар кое-как доковылял до крыльца, боясь кашлянуть, чтобы не злить свою боль.

– Где твой керосин-то? – спросил он вышедшую на крыльцо жену.

– Какой керосин? – не поняла Дарья.

– Да бутылка та с нефтью, с растиркой твоею, – не разгибаясь, пояснил Захар.

– В чулане, – ответила жена. – Да ты в дом войди, я ж не буду натирать спину на улице…

– Давай прямо тут, – взмолился Чудинов, – сыра осина не горить без керосина… Ступил неловко, когда на дождь молился, вот и вступило!

– Зарекался кто-то больную спину беречь! – вздохнула Дарья. – Всё бы тебе на небо заглядывать! В феврале только в больничке отлежал…

Дарья кинулась было в хату – искать в чулане бутылку с растиркою, но обернулась к мужу.

– Может, вскарабкаешься на крылечко-то, – сказала она, жалостливо глядя на согнутую в три погибели фигуру мужа.

– «Вскарабкаешься»!.. – передразнил жену Захар. – У тебя вот спина, слава Богу, не свербить… Чужая боль не болит, конечно…

– У меня ноги болят, – обиженно поджала губы Дарья. – И голова, когда ты вот так ноешь.

– Ноги не спина, – буркнул Чудинов. – У всех ноги…

Но мужик он или какой кисель диетический? Захар стал крошечными шажочками, как-то обречённо, будто всходил на эшафот, подниматься по пляшущим от старости ступеням крыльца. «Завтра же починю крыльцо, – дал себе он зарок. – Только бы отпустило…»

– Отпустит – крышу почини, – будто прочитала мысли мужа Дарья. – Дождь вон заходит, опять, что ли, корыто подставлять?

Она вздохнула и, подставив плечо мужу, на которое он опёрся правой рукой, затащила Захара в дом.

– Кости к дожу болят, – сказала Дарья, усаживая Захара на диван.

– Не будя в разные глупости верить, – грубо оборвал жену Захар. – По телеку трындели: весна ранняя, жаркая, сухая.

И только он это сказал, как врезал дождь. Даже не дождь – ливень. И такой напористый, холодный, долгий, будто всю нестерпимо долго копился в чужих благословенных краях, где апрель ещё был апрелем, а новогодняя ночь без весенней капели… И вот теперь, слава Богу, дошёл наконец и до их Антоновки.

– Говорила к дожу – значит к дожу, – сказала Дарья голосом школьной учительницы, массируя спину мужа.

– Ладно, буду знать теперь, – не зная, что ответить, вздохнул Захар. – Спина болит – быть ненастью. Дед мой говорил: «Сей в ненастье, убирай в вёдро». А кто нынче в Антоновке сеет? Ни одной сеялки в поле! Даже Гришка, помещик наш новорусский, и тот на первом участке, что за Маруськиным логом, только ячмень посеял… А хлеба?

– Это к чему ты, Захар? – спросила Дарья, щедро потчуя спину муженька самодельным лекарством.

– Полегче, полегче, попросил Захар. – Сотрёшь кожу до кости…А к тому что самое время сеять, а не сеет! Вона Гришка земли хватанул колхозной – аж до горизонту! Купил не пропил, конечно. Но и ответственность должна быть. Аль даром Малых, когда парторгом в «Светлом пути» был, нам все мозги этой самой ответственностью закомпостировал?

Дарья, плохо спавшая ночью, зевнула.

– Тебе-то что? Пусть у Малых и болит голова об севе…

– Он фермер, – кивнул, поднимаясь с дивана, ответил Захар. – Я смотрящий.

Дарья удивилась:

– Это что за должность такая.

– Не слыхала? – засмеялся Чудинов. – Назначили вот…

Дарья, сомневаясь, покачала головой:

– И кто?

– Дед Пихто!

Жена в сердцах махнула рукой: каким чудаком был в молодости этот Захар Чудинов, таким и остался. Видно, точно говорят: в юности прореха – в старости дыра. И потащила в спальню корыто – с потолка уже не капало – ручьём лилось.